***
Донхек пару секунд смотрит на ладонь и быстрым шагом, насколько позволяют его возможности, отправляется в ванную комнату. Он запирает дверь, смывает с себя, наверное, новую маску, а с руки причину прошлых переживаний и облокачивается на раковину, смиряя взглядом свое же отражение в треснутом зеркале. Больше поведение организма его не волнует, подобное так прижилось и стало обыденностью, что способно вызвать у парня только усталый вздох. Рой мыслей кружит под каждым ухом, на коже ощущаются совсем недавние объятия, которые согревали его ночью, в сердце режет пустота, оставшаяся после слов о Хэсу. Хэчан сжимает кулаки. Он больше не боится, смотрит прямо в глаз, клянется, что если с девочкой что-то случится, то его руки не дрогнут, и он без угрызений совести заберет еще одну жизнь. Осознание, что кладезь ответов кружилась постоянно возле него, но обратить на это внимание просто не хватало времени, бьет сильно. Не хватало времени из-за того, что Хек был слишком зациклен на себе, не хотел мириться с самим собой, отрицал часть себя и глупо тратил время, трепля нервы другим и убивая свое же «я». Он вспомнил знакомство с девочкой, яркую улыбку и протянутую нежную руку. Она спасла его еще в первую встречу. Жаль, сейчас он не знает, что сделать для нее. Как спасти ни в чем не виноватого ребенка, который не помнит даже свое светлое прошлое. А может это и к лучшему. Насколько сильна боль понимания, что больше ты к ней и не вернешься, что у тебя, на самом деле, нет ради чего бороться? Явно сильнее, чем пережитое отвращение к самому себе. Подруга всегда поддерживала его, стала младшей сестрой, заботливо напоминала, что любой Донхек важен и нужен, что он одно целое, а не две расколотые части, успокаивала сны и рассказывала о своих слабостях. Она давала знать, что Хек не один такой, что его есть кому поддержать и оказаться рядом. И он за это ей благодарен. Ему пришлось потерять ее, чтобы осмыслить ее слова. Теперь он принимает. Хэчан больше не отрицает себя и свое имя. И все это благодаря ей. Мокрые руки зарываются в мягкие темнеющие со временем волосы. Струйка воды катится со лба и впитывается в свежую повязку. Почему-то именно это отпечатывается в голове Хэчана. Он хмурит брови и чувствует свет пробивающийся через плотную ткань, будто он щекочет и играет с ресницами. Пальцы, подрагивая, развязывают узелок бинта и он падает на ладони. Рот раскрывается в больном вдохе, осевшем на губах. Юноша поднимает веки, смотря в зеркало двумя глазами, одинаковыми, зелеными и до сжатия грудной клетки красивыми. Он снова видит как раньше. Его взгляд такой же как был, но цвет прошлого стерт навсегда. Донхек быстро возвращает лоскут на место, скрывая часть лица, глубоко тревожно дышит и пытается прийти в себя. Скоро он покидает комнату. Ему хочется закрыться в своих четырех стенах и запихать в горло ложку еды. В такие моменты он часто разговаривал с Хэсу. И сейчас хочется. Она никогда не требовала вывернутую душу взамен на заботу. Но девочки нет. Ли будет бороться за нее, но как разобраться с Эйт пока даже он не понимает. Ради чего она все это делает? Что ею движет? И что происходит с ним? На эти вопросы найти ответы — еще одна тяжелая работа. На улице холодает, выход в город неизбежен, неизбежен так же, как головная боль от сгустка мыслей о Хэсу, о том, что он снова видит, черт возьми, двумя глазами, о том, что вторая радужка зеленая, ведь коричневая и правда умерла своей настоящей смертью. Об этом нужно будет рассказать Марку, но выходить за пределы своей комнаты и искать его у Донхека сейчас не хватает сил. Холод кутает Хэчана в одеяло и ловит одинокую слезу. Что бы в этом мире ни происходило, ты никогда не будешь готов к столь сильной утрате. Она все равно ударит сильнее, чем любой зверь. За слезой следует вторая, они падают в тарелку с едой, ложку которой юноша уже спокойно глотает, почти не ощущая тошноты. Боль в грудной клетке такая тупая, что больше не чувствуется, уступая право на растерзание тоске. А если он не сможет выбраться отсюда? Получается он уже давно потерял многих. Образ мамы всплывает в голове все реже, и родной дом в воспоминаниях становится менее четким. Мысли о них быстрее рассеиваются. А если выберется? Что тогда? Он потеряет людей, которые становятся ему семьей сейчас. Вдруг он не встретится с ними в своей настоящей жизни, ведь с некоторыми и вовсе этот мир — последняя связь. А может он даже не вспомнит… Даже не подумает снова о том, кто поселился глубоко в груди, к кому там проросли чувства, с кем рядом хочется быть чаще, чем с другими. В кого Донхек влюбился, не успев одуматься. Все это давит. Словно прямо сейчас на голову наседает ворох проблем и прижимает к земле. Донхек льет слезы и так в тихой истерике засыпает. Ему снится детство, беззаботная рутина, Эйт, которая больше не зовет его, и дуло пистолета у лба, свое детское застывшее тело и пожелания смерти. Он просыпается, когда за окном уже темно и жизнь за дверью стихла. На щеках успела высохнуть влага, а над душой осталась издеваться тревога. Парень проводит по лицу рукой, стараясь стереть тяжесть снов, и задевает повязку. Произошло бы это раньше, его реакция была бы непредсказуема, но сейчас внутри все равно остается пустота. О глазах точно нужно будет рассказать, но сейчас ноги ведут только в одну комнату, где, он почему-то уверен, находится тот, о ком чаще, чем о других думается. Донхек входит в комнату без стука, крадется. Там потушен свет и темнота еле дает различить силуэт в кровати. Парень даже не посмотрел на время, не удивительно, что все вокруг легли спать. Многие, кто несет ответственность за порядок в доме и безопасность остальных, например Марк, не могут позволить себе такой роскоши, которая дается Хэчану. Прокручивая это в голове, он так и застыл на пороге, после собираясь развернуться и исчезнуть, чтобы не мешать чужому покою, но пришлось остановиться: — Ты что-то хотел, — останавливает прозвучавший хриплый голос. Старший, как обычно, не спрашивает, а констатирует факт. Да, Хек чего-то хотел. Но вот чего именно, к сожалению, он не успел осознать. — Я разбудил, да? — вина неожиданно кольнула внутри. Он не должен был врываться сюда посреди ночи. — Нет, — врет. Марк привык просыпаться от любого шороха, к таким «привычкам» располагает место, а вот лжет он крайне редко даже в мелочах, но сейчас это было необходимостью, как кислород. Он не хотел спугнуть Донхека, не хотел, чтобы парень так быстро ускользнул. Хэчан не знает, что ответить, но глядя на парня, что спустил ноги с матраса и начал протирать глаза от заносчивой сонливости, становится смелее. Юноша приближается к Марку, обхватывает, вызывая удивлен вздох, и валит обратно, укладываясь рядом и прижимаясь к теплой спине, старается забрать себе немного тепла, ухватить хотя бы пару тлеющих искр от пламени, греющего, а не сжигающего организм изнутри. — Не вставай, дома все спокойно. Я просто не хочу быть один, — сдавлено произносит, снова вспоминая самые больные потери. Марк понимает, причем все, что младший закладывает в эти слова, разворачивается и укрывает Ли одеялом чуть ли не до самой макушки. — Можешь быть тут, когда захочешь, — старается даже сейчас помочь, вытащить из вязкого болота страха и одиночества, хотя у самого сердце истекает и ноет. Марк любит Хэсу не меньше остальных, поэтому не видеть ее, мелькающую постоянно в любых уголках дома, крайне сложно. По одеялом, в кровати Марка гораздо спокойней. Хэчан тает, когда чужая рука проходится по его волосам и останавливается в районе затылка. Но Донхек всегда любил портить такие моменты и никогда не умел держать язык за зубами: — Марк, я поеду в город, — говорит в лицо напротив, не разрушая тяжелую навесь тишины, после долгого выжидания. Марк измученно вздыхает и смотрит в ответ. — Нет. — Это был не вопрос. — Ты не поедешь. —Это был не вопрос, — повторяет еще раз. Наверняка еще нет того, кто сможет преодолеть его упрямство. — Мы будем там несколько дней. Это поход на верную смерть: ехать несколько дней, обыскивать заброшенные здания, которые являются эпицентром скопления нечисти, и просто молиться, чтобы приехали все, кто уезжал. Ты уверен, что справишься? — Уверен. — Первый из двух раз мы попали в город случайно. Там не было полной разрухи, если сравнивать с другими местами, но кто сможет утверждать сейчас, что больше, чем за, наверное, пять месяцев его не сравняли с землей… помню, что там было тихо… и мертво, — томно рассказывал парень, а Хек не перебивал, сонливость тоже перестала доставать и уселась послушать. — Нас было семь человек, мы ушли далеко от дома, надеясь найти помощь и, возможно, других людей. Тогда мы еще не могли поверить, что спасать нас некому, никакая экстренная служба не достанет нас из этой дыры. Джемин тогда вообще впервые столкнулся с тварями лицом к лицу, его сильнее всех потрепало, если не считать тех троих, кто не вернулся. Нам удалось угнать машину. Мы запихивали в нее все, за что могли ухватиться, за что цеплялся глаз, и бежали, — в глазах Ли звезды плавают в море горя и отчаяния, оно топит небесные огоньки так же, как страх тогда топил надежду на светлое будущее. — Наша группа за два выхода не смогла приблизиться к центру города. Ты даже не представляешь на что подписываешься… — Ты думаешь, сможешь мне предложить расклад событий поприятнее? — младший повторяет за другим и поднимает взгляд в потолок, выискивая там хоть один солнечный лучик, но его нет, потому что на улице ночь. В его жизни сейчас темно. — Думаешь, мне будет легче сидеть на месте, когда о вас будет не известно ровным счетом ничего. Нет. Марк, перестань уже постоянно меня спасать, — Хэчан снова глядит на него. — Не заметил, что мы делаем это взаимно? — он изучает мягкие черты, замечая как потемнели когда-то русые волосы. — Ты не оставляешь выбора мне, я — тебе. Жаль, время неподходящее. — А его разве выбирают? — усмехается Донхек, бабочки тонкими крылышками щекочут живот. — Нет. — Тогда нам ничего не остается, кроме как принять, так ведь? Что я уже давно сделал, — голос осип, сливаясь в одну мелодию со крипом старых стволов. Донхековы руки начинают потеть, несмотря на то, что кончики пальцев, кажется, замерзли. Сердце пропускает тяжелые удары, что больше напоминают разряд Доена, который тот пару раз пускал по Хэчану. Кожу обжигает чужой взгляд. — А ты? — Донхек… — тяжелеет дыхание, но глаза отвести уже невозможно. Марк сам желал попасть в эту ловушку. — Марк, а ты… принимаешь? — срывается с губ. — Ты… — любишь? Страшно произносить, будто от сказанного по небу побежит трещина, яркой грозой раскалывая его на две части. Значение слова не вписывается в место, в котором они все застряли. Но именно оно сплетает двух людей. Он снова замолкает. Ресницы трепещут, а сердце замирает, устает безжалостно биться об ребра. Выдохи стали горячее, они начинают обжигать легкие, как когда-то это делал едкий дым дешевых сигарет. Марк не отрывает глаз от лица Хэчана. К нему хочется прикоснуться, провести пальцами по местам, где бежала кровь новых ран, от которых не осталось следов, где он недавно оставил поцелуи, зарыться в мягкие пряди волос, вспоминая как Хек делал также в ванной, сжимая их на затылке. Он сглатывает, стараясь проглотить те воспоминания. — Да, — шепот короткого ответа невесомым перышком оседает на кожу Донхека. Тогда Хэчан приподнимается и, стремительно сокращая расстояние и нависая над Марком, врезается в его губы. Они неприятно ударяются зубами, на что старший недовольно шипит и приподнимается к изголовью кровати, но потом лишь углубляет поцелуй. Лес притаился за окном, луна спряталась за ватными облаками, скрывая под ночным покрывалом яркие, разжигающиеся, как огонь в камине, который впервые их сплел, чувства. Под измятым краем футболки крепкая рука скользит по шелковой коже поясницы, пробежав пальцами по позвонкам, собирая мурашки, и опускается обратно, сжимая талию. Хек переместился на бедра парня. Марк захватывал мягкие губы, слизывал все переживания и пролитые слезы, зацеловывал места прошлых шрамов, оставлял следы на изнывающей душе, пока у Донхека через раз прерывалось дыхание, застревая где-то в горле, вырываясь порой тихими стонами. Ли потерял всего себя в одном человеке. Последствием этого стало головокружение, спертое дыхание и чувство скрученных внутренностей, когда его холодные пальцы оказались под краем чужих штанов, голова Марка запрокинулась и его брови свелись к переносице. Веки опустились, а на вспотевшей шее дернулся кадык. С открытых губ сорвался громкий выдох, отдающийся сладким послевкусием и наслаждением. Луна в эту ночь так и не вернулась, закрыла людей от лап лесных гигантов. Наступающий за окном мороз скребся о стены, заглушая звуки, исходящие из комнаты, чтобы те не дошли до лишних ушей.***
Джухен ступает по деревянному полу, в этот раз его периодичный треск бьет по ушам. Шаги давались слишком тяжело, настолько, что Юта предлагал помочь дойти те метры до комнаты, которые заставляли дрожать ее как невесомый листок, сорвавшийся с ветки. Но брюнетка прохрипела, что с ней все хорошо, хоть и при каждом движении внутри разбивалась на мельчайшие кусочки. Горло саднило от воспоминания рыжих кудрей в ладонях, которые Джухен часто бережно собирала в хвост, пальцами формируя выточенные завитки. В голову даже не приходила мысль, что это когда-то потеряет смысл. Что она когда-то потеряет еще одного ребенка. Девушка долго стояла у двери, не решаясь нажать на ручку. Вязь страха не переставала сковывать тело, ноги не поддавались переступить порог после щелчка, ощущавшегося как выстрел из оружия Марка. Переступая через себя, Бэ заходит в комнату, прикрывая рот тонкими пальцами. Два ребенка лежат на соседних кроватях так же, как их нашли прошлой ночью. Не усомниться в том, что Хэсу жива удается только потому, что девочка делает короткий вдох. Взамен подгибаются колени, силы покидают Джухен, когда она с любовью оглаживает бледную щеку, и девушка оседает у изголовья. Кидает сожалеющий взгляд на кровать, где так же неподвижно лежит Эйт. Ее голова зарывается в сгибы локтей, угольные пряди рассыпаются по краю постели, и тело редко вздрагивает от всхлипов. Уже поздней ночью Бэ уводит оттуда Джемин и долго укладывает спать. Боль наконец отпускает, растворяется в голове и ядовитой жидкостью убегает по венам.***
Вокруг до жути нелюдимо. Дико. Ветки крохотными иглами впиваются в светлую кожу, оставляют следы и именуют душу потерянной под свист свободного ветра, который крутится около верхушек массивных стволов, раскачивая их сильнее с каждым разом. На теле остывает чувство прошлой мягкости постели, а в памяти зияет дыра, она не возвращается через минуту и через пять. Чувство, что так быть не должно, грызет места мелких царапин, остающихся от грубого дерева. Рыжие пряди, раскиданные по земле, запутываются сильнее, собирая листву. Паника подстреленным зверем ползет к ногам, хватаясь за ступни, и тянет глубже в неизвестную гущу. Девочка старается стереть с лица пыль, но еще сильнее пачкается, и, прикладывая большую часть сил, встает на ноги. Она оглядывается, но не может вспомнить того, кого хочет найти. Когда босые ноги ступают по чужой земле, зубы впиваются в губу, заставляя кожу чуть разойтись в местах укуса и пропустить каплю крови. Животное чувство спасаться не пойми от чего и двигаться вперед толкало ее маленькими детскими руками хвататься за кору, но ребенка ничто не могло спасти от ран. Голос не вырывался из горла. Девочка хотела звать родителей или друзей, но не была уверена есть ли они у нее вообще. Воспоминания убили вместе с попыткой найти дом, который за всю свою жизнь она, кажется, ни разу не оглядела, чтобы запомнить. Или у нее его не было? Она ничего не помнит… даже имя. Свое имя. Оно же есть у каждого человека? Тогда кто она такая и как ее зовут? Она уходила в чащу лесных поворотов и терялась еще сильнее. Имя с трудом пришло в голову. Хэсу. Кто-то назвал ее так. Красиво, но больно. Ноги уже не откликались на порезы, которые быстро затягивались, но это не попадало во внимание девочки. Там царила паника и полная растерянность. В густо затянутых ветвях послышался шелест. Сердце затрепетало от окрыляющей радости. Она была очень наивна, настолько, что полезла в пасть смерти. — Здравствуйте, я потерялась немного, не могли бы вы помочь? — никто не ответил, девочка боязливо сократила расстояние. — Я ничего не могу вспомнить и хочу узнать где нахожусь… Простите? — неподалеку послышалось странное рычание. Дыхание сперло, Хэсу начала всматриваться в крохотные щелки, которые редко сверкали от тесно растущих стволов. Ноги затряслись, помогая волне тревоги пройтись по всему организму и забраться в каждую клеточку. Нечто большое показалось на глаза. Монстр, приближаясь, вслушивался в посторонние шорохи. Его морда была слишком уродлива, черная кожа обтягивала все части тела и закрывала глаза, огромные конечности кончались массивными когтями, а в пасти блистали десятки клыков, с которых стекала вязкая слюна. Ужас сковал на лодыжках груз, а растерянность клеймила девочку легкой наживкой. За эти секунды ни разу не опустившиеся веки спускали реки слез. Хэсу пискнула от рвущейся наружу боли растерзанного детского разума. Когда тварь бросилась на нее, она свалилась в грязь не разбирая ни звуков, ни действий. Хэсу, хватаясь руками за рыхлую землю, что собралась под ногтями, рвано отползая назад, встала, еле удерживая себя на ногах, и побежала прочь, петляя между древесных бездушных статуй, которые были разодраны когтями преследующей ее твари. Из детских уст вырывались рыдания. В голове они превращались в настоящий шторм. За спиной послышался разъяренный вопль, рыжая макушка развернулась и увидела, как существо, запутавшись в стволах, разрывало их на щепки. Возникшие в ушах звуки, несмотря на то, что вокруг царила тишина, сбивали его с настоящей цели, изводили и оставляли позади. Хэсу рванула с места, жизнь дала ей время скрыться и спастись. Она знала, что его сбило, просто знала. Знала, что звенело в его перепонках, но как ей удалось это сделать не могла понять. Мысли об обмане просто возникли в ее голове. Заблудший ребенок петлял в лесу. Она слабела под страхом монстров и неизвестности. Брошенная, как рыба на берег, распятая жутким чудовищем душа теряла свой детский свет слишком быстро. Спустя несколько дней скитаний, Хэсу нашла место, где брошенные давным-давно стояли несколько домиков. Сложно сказать, что там было, и как давно туда не ступала нога человека. Заплаканные глаза осматривали старые стены. Только здесь тревога в груди стихала и на висках и корне языка переставало чувствоваться существование в этом отвратительном сне чудовищ. Детский запуганный разум не понимал ни откуда взялась удача, что помогла ускользнуть от лап смерти, ни этого странного чувства, которому подчинялся организм. Верилось, что сейчас здесь их поблизости нет. Колени Хэсу собрали больше синяков когда обессиленно столкнулись с землей. Холодные запястья обхватили их, и девочка, зажавшись в один из пыльных углов, заснула. Она бродила по этим местам в-одиночку. Есть не хотелось, да и нечего было. В остальные дни организм без еды справлялся нормально, слабел, но слишком медленно. Тогда Хэсу поняла, что в ней мало что осталось от человека. Ей удавалось чувствовать монстров издалека, чем девочка хорошо пользовалась, по возможности избегая их. Если сталкивалась, исчезала из видимости, иллюзиями забирая зрение, нюх и слух зверей, научиться этому было несложно. Со временем начало выходить само по себе. Кое-как приспособившись к законам здешней природы и жизни, девочка не испытывала больше ярких эмоций, когда находила новую заброшенную местность с кучкой построек, иногда слишком дряхлых даже для того, чтобы просто ступить за их порог. Так она обходила заросшие ступеньки одного из более надежно выглядящих домов, внутри которого исчезала память о жильцах, потолок медленно разрушался, углы съедала плесень, из крана, на удивление, бежала вода, стекая мелкими каплями по разбитой раковине. Гостиную разглядывать было интересно, запылившееся одинокое фото, правда, ни о чем не говорило. Было непривычно и жутко видеть счастливые лица, которых возможно не было в живых. Хэсу не удержалась и смахнула один из осевших серых слоев, чтобы рассмотреть получше. — Ни с места, — раздается за спиной женский голос, и Хэсу замирает. Мысли сразу валятся в кучу, она так давно не слышала человека. — Развернись. Девочка медлит, но с трудом перебирая ноги, все же встречается лицом к лицу с брюнеткой, в чьих глазах сверкает огонек. На мягкие, но при этом строгие черты легко ложится тень. Хэсу смело не отрывает от них взгляд. — Ребенок… — не верит своим глазам незнакомка, ее зрачки гаснут, а по лицу расплывается удивление. Она сглатывает. — Давай так, у меня нет цели навредить тебе. Скажешь мне что-нибудь о себе? Хэсу отступает назад, напряженно сводит брови и не идет на контакт. — Хорошо, я начну, — брюнетка делает шаг назад, в надежде дать девочке больше пространства и снизить давление. — Айрин, — говорит она свое имя, смягчая тон, — близкие зовут меня Джухен. Я со своими друзьями можем помочь тебе, если ты в этом нуждаешься. Почему ты одна? Как тебя зовут? — Наверное Хэсу, — боязно открывается рыжеволосая, большими глазами стреляя прямо в душу девушки. — Наверное? — Я ничего не могу вспомнить. Я очнулась в лесу, а то, что было до этого… я не помню. — Мы можем помочь тебе, если ты пойдешь с нами, Хэсу. Мне знакома твоя ситуация, я так же очнулась здесь, хотя до этого жила самую обычную жизнь и сейчас пытаюсь с этим разобраться, — Джухен сократила расстояние и присела перед младшей, заметив, что та расслабилась и пошла на контакт. — Хэсу, выбор за тобой. Решай быстрее, мне уже нужно уходить. Девочка смутилась, но сердце в ее груди слишком быстро забилось, тревожась, как крохотная птичка в замкнутом пространстве. Она живо повернулась к окну, всматриваясь в самую гущу. Движения ее стали более резкими, дыхание участилось. — Я согласна, — выпалила она, — и давай сделаем это как можно быстрее. Они приближаются. — Погоди, ты их чувствуешь? — рука схватила чужую маленькую и холодную, силясь хоть немного успокоить. Хэсу кивнула в ответ, скидывая несколько тяжелых грязных кудрей с плеч. — Бежим, — Джухен крепче обхватила детские пальцы и рванула вместе с девочкой из дома. Отдаляясь от тех стен, девушка прижала к губам пальцы, и по лесу раздался звонкий свист. Ужас преследовал рыжую макушку, почти цепляясь за ткань хлопкового, измазанного грязью платья. С другой стороны разрушенных построек мелькнула пума. Изящно маневрируя среди препятствий, крупная кошка за считанные минуты оказалась около Айрин. Хэсу подхватили и посадили на спину животного. — Не бойся и держись крепче, хорошо? — она нежно провела рукой по мягким волосам и наклонилась к пуме. — Неси ее как можно дальше отсюда, я найду их, и мы пойдем за вами. Животное без раздумий ринулось вперед. Хэсу от неожиданности обхватила его еще крепче и приклонилась к мягкой шерсти. В тот день девочка обрела новую семью.***
В лесу солнце нагревает верхушки лиственных и игольчатых шапок, с трудом прогревая почву и стирая с нее морозный налет. Уличная тишь пугает и успокаивает одновременно. Может, она предвещает бурю, а может и приятный дрем, что не успеет сползти до самого полудня. Юта думает, что исход событий граничит с первым вариантом. — Прости. Не хотел, чтобы ты узнал об этом так, — парень подпирает стену рядом с Кимом. — Я научился здесь принимать все повороты судьбы, поэтому тебе не стоит об этом беспокоиться. Эйт отличалась с самого начала, это наша ошибка, что мы даже не задумывались над этим, — голос Доена не дрогнул, его фигура продолжала пробирать спокойствием и холодным рассудком, но глаза сдавали его с поличным. Горечь отразилась в каждом. Как же много они упустили, это совсем не в его стиле. — Говоришь «наша», но все перетягиваешь на себя, — Юта поворачивается к точеному профилю, — Доен, ты не можешь знать все наперед и тогда не мог, перестань мучить себя. Никто не ожидал предательство от ребенка на вид лет пяти. Лучше покопошись в своей крутой умной черепушке и помоги придумать, как достать Хэсу из всего этого дерьма. Мы должны вытащить ее любой ценой. — И мы вытащим. — Мы не можем просто убить Эйт, да? — Да. Для начала нужно понять какие у нее мотивы, что ей нужно от Хека и что она, блядь, такое. Она бы не стала полностью оставлять себя без оружия в любом случае, так что как от нее избавиться придется еще поискать. В коридоре появляется Джемин. Его хмурый вид несет плохие новости. Руки в карманах, быстрые резкие движения и сжатые губы лишь подтверждают догадки. Он скоро приближается и брюнет выравнивается, вслушиваясь в слова парня. — Будем забирать все, что попадется на глаза. В приоритете одежда и медикаменты. Машина сможет доехать до города, но там от запасов тоже мало что осталось. У нас все на исходе. Если кратко, мы в полной заднице. У Накамото вырывается сдавленный смешок и груз всех происшествий опускается на грудь тяжелым вздохом. — Как Джухен? — Ее не было сегодня с нами, но могу сказать, что там новости будут не лучше. Вчера поздно вечером я уводил ее из комнаты Хэсу и Эйт, так что Джено заставил ее отдохнуть. Она плохо держится. — Думаю, я останусь в доме на время вашего отъезда. Нужно за ней присмотреть. Кто поедет в город? — Доену жаль, и эта жалость съедает его изнутри. Все рушится прямо на ладонях, а ради чего не знает никто. Эйт, маленькая девочка, хотя это оказалось ложью, водила всех вокруг пальца. — В этот раз только все свои. Марк сказал, что Донхек тоже с нами, так что людей достаточно. Накамото присвистывает и выравнивается, подбивая локтем удивленного Кима: — А я тебе говорил! Да я восхищаюсь этим парнем! — Марк ему разрешил? Его же недавно чуть ли не с земли соскабливали. — Тем не менее… сегодня я на нем видел только шрамы. — И он еще после такого ехать собрался, он вообще ходить может? — Юта смотрит в глаза Доену, шепотом напоминая недавно сказанные слова, — Поехавшая крыша и отсутствие тормозов. Я попал в самое яблочко. — Насколько я знаю, он не питался, — Джемин предугадывает вопрос брюнета, — ночью дом никто не покидал. Видимо в нем все еще остались силы. — Не сомневался, я его фанат. Этот малый постоянно удивляет. У него упрямства может даже Марк позаимствовать, — слетевшие на глаза красные пряди быстро убирают. — Он нам пригодится, — снова снижает голос до шепота, — Мне интересно посмотреть, чему он научился, выживая в лесу, когда пропал.***
По рукам бежит дрожь, из неоткуда взявшийся мороз кусает пальцы. Потемневшие пряди раздувает ветерок. Парень одиноко стоит на крыльце. Под новой повязкой скрыта зеленая радужка. Донхек молчит, чтобы снова не вселять смуту. Стало известно, что Доен останется смотреть за домом, так как Джухен это сделать сейчас не в состоянии. Теперь он просто не может остаться, он попадет в город при любых обстоятельствах. Ли знает, что с его помощью возможно спасти всех и сделать гораздо больше. Ему повезло, что Джухен сегодня нет и он тихо заменил все сам. В груди печет от фантомного ощущения касаний на теле и лице, искусанных губ, столь обжигающего дыхания, что, если бы этот лес горел, думается, огня было бы меньше. Слова Марка гудят в ушах, перебивая завывания далекого города, в который им придется отправиться. Донхек хочет отхватить еще времени, с каждым разом человека становится все меньше, его не хватает. Так же не хватает в легких воздуха, которым он пытается надышаться, вспоминая и зная, что вспоминают его. — Собираешься мешать им и там? — голос Тхэена резко раздается за спиной, врезаясь прямо в мысли. В глазах Хека моментально темнеет, внутри зарождается гнев, сжимая челюсти и кулаки. — Ты не услышал меня в прошлый раз? Вроде я пытался максимально доходчиво объяснить. — И что? Опять будешь угрожать мне? Думаешь, сможешь напугать меня смертью? — серая макушка приближается и опирается на перила. — Твое лицо говорило совсем другое в тот раз, когда я… — Что ты? — вспыхивает на глазах парень, — Много полезного сделал? Например, чуть не убил Марка и Джено, ослабив их перед нападением, а потом сбежал, как блядский трус. Как тебе вообще хватило совести вернуться сюда? Тебе не кажется, что для того, кто каждый день приносит проблем больше, чем горы монстров, ты слишком много на себя перетягиваешь? — глаза заливаются ядом, что завистью разъедает кожу, шепот становится громче. Колкости сыплются одна за другой, ножами пытаясь попасть Донхеку в само сердце, но не находят его. Оно лежит в руках другого человека. Веки прикрываются из-за сжирающей скуки, Ли полностью расслаблен. Сейчас слова Тхэена для него не больше, чем треск под подошвой. Юноша подходит ближе, улыбается краем губ: — Тебя действительно интересует именно это, Тхэен? — парень теряется от действий Донхека. Ли наклоняется к чужому уху, обжигая его, — Или все-таки тебя интересует чье одеяло я на себя перетягиваю? — он отстраняется, довольно ухмыляясь, прожигает в нем дыру. Хэчана лишь забавляет растерянное лицо парня, из чьей головы сразу вылетели все слова. Он чувствует, что происходит сейчас внутри Тхэена, потому что выстрелил в самое нужное место. Ли оставляет его наедине с самим собой, удаляясь внутрь дома. В каждом уголке души разбегается тепло. Его слова разбили человека и он, как и говорил, даже не тронул его. В стенах здания сегодня пусто и тихо, все скрылись в дальних уголках дома. Его встречает Джено. Он кидает верхнюю одежду, Донхек ловко ее ловит: — Должна подойти. Неплохо выглядишь, — парень обращает внимание на зажившие ранения и улыбается. — Спасибо, — Хэчан натягивает куртку, которая и правда почти приходится по размеру, и чувствует легкий трепет. Скоро они отправятся в пасть смерти. Единственное, что с ними будет – надежда вернуться в том же составе. — Почему мы решили ехать не утром? — Часть дороги, которую мы успеем проехать ночью, довольно чистая, она идет до домов, где мы сможем более и менее спокойно переночевать, когда-то там была зона отдыха. А на следующий день уже придется держать ухо в остро. Так что так будет легче. — Хорошо. — Нервничаешь? — рука Джено оказывается на плече, слегка сжимает его, пытаясь немного поддержать. Донхек смотрит на Джено и глубже вдыхает воздух: — Нет. В ответ его дружески похлопывают по плечу, когда ладони залезают в карманы, чтобы согреться, а взгляд улавливает спускающихся людей. Среди них и Джухен, в этот раз ее лицо очень тусклое и уставшее, что девушке не удается скрыть. Доен придерживал укутанную брюнетку, пока та спускалась, слабо улыбаясь уже заждавшимся парням. Остальные шли за ними. Джемин, играясь ключами, подошел к Джено, получив легкий поцелуй в висок. Хек потянулся к Джухен, на вид совсем хрупкой, согревая ее в своих объятиях, как это часто делала Хэсу, и сам успокаиваясь, когда женские ладони легли ниже лопаток. Отстранившись, он лучше натянул на ее изящные ключицы плед. — Ты сможешь защитить всех и себя, — шепнула она ему, смотря прямо в глаза, будто на Хеке и вовсе не было повязки. Он сглатывает и уверенно кивает ей, снова обнимая. Доен с девушкой проводили их до машины. Рядом появилась пума, которая, подходя к транспорту, остановилась около Кима, наблюдая, как все усаживаются на места. Кошка глянула на парня и ринулась вперед после того, как Доен провел пальцами по блестящей шерсти и Джухен махнула рукой, провожая уезжающую следом машину.