***
Донхэ по-прежнему слышит это. Аплодисменты оглушают его, противный звук от складывания сидений, когда люди встают. Он видит слёзы, застывшие в их глазах, восхищенные пристальные взгляды, направленные на него. Изобилие восторженных возгласов было настолько велико, что Донхэ на мгновение забыл, кто он такой. Ему это нравилось, конечно. Он хотел, чтобы его музыка проникала в самое сердце, и это то, чего ему удалось достичь. Стоя на сцене, он смотрит на море людей внизу. Когда Донхэ скрывается за кулисами, эйфория исчезает так же быстро, как и появилась, затягивая его в темноту, где он абсолютно одинок. Как он может иметь все и ничего одновременно? Его жизнь — музыка. Он проживал ради этого каждый новый день, но было слишком поздно, когда он заметил, что чувство удовлетворения покидает его. Когда это началось — неизвестно. Он был счастлив в начале своего пути. Он действительно горел своим делом. Ему нравилось засиживаться до поздна, записывая ноту за нотой, чтобы затем претворить их в жизнь на клавишах. Он был великолепен. Он до сих пор великолепен, как он считает, но больше не придает этому особое значение. Он просто позволяет людям возвышать его, потому что в итоге они все равно забудут про него и то, как восхищались им. Он слышит только аплодисменты, заглушающие музыку, и с тех пор он не может слышать эти ноты. Донхэ больше не мог видеть их парящими над своей головой. Его полностью выжали, и он сам позволил этому случиться. Он даже не может бороться с собой. Он не сопротивляется, когда люди требуют большего, хотя у него и не осталось чего-то, что он может преподнести публике. Его заставляли поддерживать свое «лицо», которое было так расхоже с его истинным «я». Сейчас он задумывается, а была ли его музыка по-настоящему его? Он покидает церемонию награждения еще более истощенным, чем обычно. И, честно говоря, он с нетерпением ждет вечеринку, на которую его пригласил Кюхён. Он давно их не посещал, потому что прошлого Донхэ уже нет. Некая тревожность берет верх над ним, ведь ему уже тридцать четыре года — не знаешь, чего ожидать от таких мероприятий. Он молчит, пока Кюхён ведет его через столики, попутно приветствуя знакомых. Наконец, они добрались до бара, и Донхэ заказал парочку коктейлей. Затем он сел на один из стульев, игнорируя бесконечное щебетание вокруг него. Куда бы он не посмотрел, везде видел людей в изысканной одежде. Это место было больше похоже на гала-концерт, нежели на стандартный клуб. Он ожидал увидеть больше танцующих людей здесь. Кюхён заказал очередной напиток, развязывая очередной разговор. Донхэ уже хочет уйти, но в итоге его намерение заканчивается несколькими пустыми стаканами, выстраивающимися около него. Слова в голове с трудом собирались в адекватные мысли, они просто плыли по течению, не создавая никаких преград. Донхэ держит новый коктейль, появившийся магическим образом, когда видит молодого, долговязого парня в повседневной одежде, его лицо горит, а волосы прибывают в тотальном беспорядке. Он выглядит взволнованно, бегает из стороны в сторону и, наконец, находит взглядом Донхэ. Кюхёна нигде не видно в то время, как молодой человек стремительно направляется к Донхэ. Его глаза блестят, а музыканту хочется сбежать отсюда побыстрее. Во взгляде парня читается надежда и необъяснимая радость. Если Донхэ произнесет хоть слово, он покажет свое истинное «я», чем может очень разочаровать паренька. Но зачем ему беспокоиться об этом? Донхэ предполагает, что это просто очередной фанат. — Привет, я Ли Хёкджэ, — представляется тот, протягивая руку. Донхэ лишь уставился на него, чувствуя, как окаменело его тело. — Я большой ваш фанат, мистер Ли, и я так рад быть вашим студентом в этом семестре, — щебечет он, поднимая плечи и сводя их вместе от неловкости. — А, так ты студент, — заключает Донхэ. Его разум приятно оцепенел. — Да, я в предвкушении! Донхэ изучает его маленькое лицо и ярко выточенные черты под голубым светом бара. У него большие, круглые глаза и пухлые губы, слишком розовые на фоне его бледной кожи. — Я понимаю, что это опрометчиво с моей стороны, но… я написал пару композиций и хотел бы узнать ваше мнение о них, — пробормотал Хёкджэ. — У вас есть время для наставничества? Донхэ встряхнул головой, изгоняя лишние мысли. Он отвел взгляд, когда понял, что пялится слишком долго. Несколько лет назад, он бы был польщен таким вниманием к его персоне, но сейчас единственное, что он ощущает — это страх. — Мистер Ли? Я бы правда хотел, чтобы вы были моим наставником, — уверенно произнес Хёкджэ. — Нет, — выплевывает Донхэ. — Извините? — Я сказал «нет», — повторил он. — Если ты студент, то должен понимать, что есть еще куча таких же как ты, и у меня нет времени учить тебя индивидуально. — О, — Хёкджэ невозмутим. — Но вы могли хотя бы посмо… — Нет. Хёкджэ вздыхает, нетерпеливо настаивая снова: — Пожалуйста? Донхэ снова посмотрел на Хёкджэ, но это было ошибкой. Он не может отвести взгляд. В его глазах отражалось рвение и упорство, брови потянулись вверх, а свет, падающий на лицо, придавал живописности его эмоциям. Раньше и Донхэ был таким. Если он согласится, то погубит этого юнца. Донхэ поднял бокал, поднося к лицу, но Хёкджэ перехватил его руку, забирая напиток. — Мистер Ли. Донхэ осознавал, что парень от него не отстанет, пока не получит положительный ответ, поэтому он сделал то, что сделал бы любой другой человек на его месте — соврал. — Если ты сейчас исчезнешь, я научу тебя паре-тройке вещей, — сказал Донхэ, но как-то только с его уст слетели слова, они безвозвратно покинули и его мысли тоже. У него не было ни единого намерения исполнять обещание. Хёкджэ улыбнулся, а сердце Донхэ невольно сжалось. Он быстро отдернул себя и поставил стакан на стол. Когда он убедился, что остался один — заказал еще один коктейль.***
Донхэ проснулся от телефонного звонка, причем очень требовательного, звонящего на протяжении десяти минут. Первое, что он услышал, под аккомпанемент тянущей боли в висках, был радостный голос Чхве Шивона. Донхэ оставалось лишь болезненно простонать. Его первая мысль была о том, что Шивон по ошибке выбрал работу в издательстве, ведь его голос легко спутать с каким-нибудь бизнесменом или политиком. Донхэ перевернулся на кровати, лениво держа телефон около уха. Прямо сейчас он ужасно себя чувствует, но, погодите, когда было по-другому? — Привет, Донхэ? Мой гениальный композитор и прекрасный друг Ли Донхэ? — задорно поприветствовал его Шивон, на что тот лишь бросил: — Блять. — Эй! — Нет. — Как у тебя дела? — Шивон вздохнул. — Так же. Шивон хихикает до ужаса радостно. Донхэ глянул на время. Чтобы там Шивон ни пил для бодрости, он хочет то же самое прямо сейчас. — Так когда ты начнешь снова писать музыку? — спрашивает Шивон сдержанным, но требовательным тоном. — Никогда, — ответил Донхэ, уставший слышать один и тот же вопрос каждый день. — Да ладно тебе, — смеется Шивон. — Ты так говоришь, но все равно потом напишешь еще одну шедевральную композицию. Донхэ хочет удариться головой об стену, частично из-за головной боли, но по большей части из-за Шивона с его широкой улыбкой и глазами полными надежды, которые, он уверен, сейчас сверкают на его лице. — Мне нравится преподавать сейчас, — наконец, выдал Донхэ, решая оставить этот вопрос открытым. «Сейчас» для Шивона значит «скоро все изменится». — Я тебя понял, — вздыхает тот. — Хорошего дня. Донхэ пролежал в кровати еще несколько часов, ожидая, когда уйдет головная боль. Как только сковывающие ощущения прошли, и он смог нормально соображать, Донхэ взял свою тетрадь для музыкальных заметок и вышел из комнаты. Он неспеша, шаг за шагом, шел к роялю в гостиной, выполненной в минималистичном стиле, где стояла редкая мебель и пустой диван. Когда он, наконец, заставил себя сесть на сидение перед роялем, его взгляд устремился в пустоту. Его руки задержались над клавишами, на которых он когда-то создавал шедевры. Ничего не приходило на ум. Он больше не мог слушать музыку, ее заглушала толпа в голове. Он больше не чувствовал, как она движется внутри него, не мог увидеть, как воплотить ее в жизнь. Из-за нарастающего разочарования Донхэ ударил кулаками по клавишам и откинулся назад. Конечно, он мог слепо действовать по инструкции, по нотам, но это никогда не будет таким, как раньше.***
Генри — его ассистент, как учителя — прибыл рано вместе с ним, захватив два стаканчика горячего кофе. Он протянул один Донхэ, и тот любезно принял его. Оба направились к своей аудитории. Генри старался не отставать, попутно рассказывая о его опыте игры в струнном оркестре в Италии прошлым летом. Донхэ слушал его вполуха, кивая профессорам и студентам, проходящим мимо. Когда они зашли в класс, Донхэ не торопясь начал раскладывать папки на столе и настраивать ноутбук. Он оглядел пустую аудиторию, глаза бегали по голым рядам. Свет, проникающий сквозь высокие окна, создавал впечатление, что это место было похоронено во времени. — Учебный план, — Генри проскользил рядом, оставляя кипу бумаг перед Донхэ. — Спасибо, — кивнул тот. Он проверил время на своих часах с дорогими кожаными ремешками, заключенными вокруг запястья. — У нас еще есть парочка минут, — Генри кивнул на пианино. Донхэ выпустил тихий смешок, когда Генри полез в шкафчик за тетрадью с нотами. — Это Шопен, — заявляет Генри. — Твой любимый. — Только не облажайся, — Донхэ закатывает глаза. — О чем ты? Я идеально исполняю! Донхэ прошел по сцене, приземляясь на сидение около фортепиано. Он открыл ноты, которые принес Генри, и расположил руки над клавишами. Сзади встал сам Генри со скрипкой на плече, приподнимая гриф выше. Послышалась первая нота из-под пальцев Донхэ — глубокая, звенящая G-диез, затем двигаясь к введению, такт за тактом, следуя каждому крещендо и струе высоких нот, звучащих словно порыв ветра. Генри подыгрывал на слух. Этот талант способствовал быстрому росту его популярности в университете. Через некоторое время стали заваливаться студенты, один за другим, наблюдая за прекрасным дуэтом на сцене. Их рты открылись от удивления, а глаза сверкали от восхищения. Донхэ был полностью сфокусирован на музыке, льющейся из-под его пальцев. Он в совершенстве мог исполнить каждый из этих фрагментов. Он учил их бесконечными ночами, он никогда не забудет все эти техники. Конечно, незнающие люди не заметят разницы. Они всегда слушают только то, что хорошо звучит. Среди студентов был и Хёкджэ в длинных свободных штанах, рубашке, закатанной до локтей, и расстегнутом жилете к довершении всему. Волосы торчали в разные стороны, а очки время от времени сползали на кончик носа, поэтому постоянно нужно было их поправлять. Его сумка была перекинута через плечо, где надежно покоились смятые бумаги. Хёкджэ нашел место на среднем ряду, хотя можно было бы и поближе, если бы первые ряды не были уже забиты студентами. Донхэ завершил отрывок грациозным движением рук, и аудитория тут же взорвалась аплодисментами. Генри поклонился, а за ним и Донхэ. Профессор поприветствовал новых студентов и снова слегка поклонился. Когда он выпрямился, то тут же взглядом упал на знакомые темные глаза, прямо здесь, на среднем ряду. Он помнит украденный коктейль в клубе и то лицо, излучающее восхищение. Он помнит его имя. — Я ознакомлю вас с учебным планом, — начал Донхэ, не прерывая зрительный контакт с Хёкджэ. — Он будет охватывать все, что мы пройдем в оставшемся году, хотя могут произойти некоторые изменения. Вы все должны будете сочинить отрывок к концу года и выступить с ним сольно. Наконец, Донхэ отвел глаза в сторону, но понял, что не может заострить внимание на чем-то конкретном. — В любом случае, все требования есть в учебном плане. Никакого плагиата. Если я замечу, а я замечу, я буду лично разговаривать с вами. Донхэ продолжил рассказывать их план на этот семестр и, так как это первый день, постарался познакомиться со студентами. Он помог им разобраться с портфолио, которое они должны собирать весь год. Затем Генри раздал некоторые бумаги, которые нужно заполнить. Когда дискуссия по поводу учебного плана была закончена, Донхэ предложил студентам представить их таланты на сцене, чтобы оценить их уровень. Некоторые были еще начинающими, а кто-то уже достиг огромных успехов. Когда Хёкджэ поднялся на сцену, выражение лица Донхэ по-прежнему оставалось равнодушным. Он сосредоточенно наблюдал за ним; как его бледные руки накрывали клавиши. Он играл Шопена «Вальс ля Минор», каждая нота — чистая благодать, словно прогулка по полю, где ветер нежно треплет волосы. Донхэ буквально кружится, пока его разум отправляется в самое умиротворенное место на Земле, но все закончилось до того, как он успел полностью погрузиться в музыку. Когда Хёкджэ спустился со сцены, Донхэ боролся с неистовым желанием заставить его играть снова. Но он лишь покачал головой. В конце занятия пока молодые люди громко разговаривали, собирая вещи, Хёкджэ оставался немного позади в надежде поймать Донхэ. Он хотел получить ответ, конкретный,а не под действием алкоголя. Профессор разговаривал с Генри в тот момент, когда рядом возник Хёкджэ. Его бледные пальцы впились в лямку сумки на груди. Генри быстро ретировался, бормоча что-то про скрипку. Донхэ вопросительно поднял бровь. — Профессор, вы помните меня? — спросил Хёкджэ. Донхэ безразлично посмотрел на него. — Вы сказали, что будете моим наставником, — добавил студент, его голос звучал так одиноко в пустом помещении. Лицо Донхэ исказилось в недовольной гримасе. — Ты серьезно? Хёкджэ непонимающе моргает. — Ты настолько эгоистичен? У меня целая группа студентов. Если ты хочешь чему-то научиться, то найми частного учителя, — огрызается Донхэ. Хёкджэ был застигнут врасплох. Донхэ почувствовал укол совести, когда увидел обиженного парня. Он был эгоистом когда-то, и вот к чему это привело. — Нет никого, кто бы мог сравниться с вами, — Хёкджэ проигнорировал часть его слов. — Я сказал «нет», — Донхэ разваливается на части. Хёкджэ кивнул и пошел прочь. Челюсть плотно сжата, а в глазах собираются слезы, и Донхэ заметил это. Он буквально ощущает юношеский эгоизм к музыке, желание совершенствоваться и в итоге получить наичистейший результат. Донхэ тоже когда-то был таким. Он чувствовал себя ужасно из-за того, что обидел парня, и почти собрался извиниться, но все же промолчал. Размеренные шаги эхом отдавались в коридоре.