***
Хёкджэ пришлось ждать до последнего курса, пока Донхэ, наконец, появился в их учебной программе. Это было длинное и сложное путешествие, начиная с того момента, как он в него вступил. Так как вся семья старалась держаться от него подальше, он мог полагаться только на свои силы, все это время держа в тайне секрет, который мог разрушить его мечты. Он часто обращался с вопросами к своему кумиру. Правда, только в своем воображении. Это придавало ему сил. Может быть, он прошел через то же, что и Хёкджэ. Возможно, они смогут найти общий язык и скрасить одиночество друг друга. Хёкджэ постоянно слушал работы Донхэ, чтобы поднять себе настроение и напомнить, зачем он выбрал этот тернистый путь. Несмотря на протест семьи и отсутствие поддержки, он решительно настроен дойти до конца. Он не может представить иного исхода. Хёкджэ посмотрел на свои смятые листы: некоторые из них были скомканы из-за неаккуратного ношения их в сумке, а на некоторые даже смотреть больно. Карандаш был зажат между средним и указательным пальцем, иногда прокручиваясь между ними. Наушники были уже на ушах и подключены к электронным клавишам, расположившимися на коленях. Он уставился куда-то в пустоту, задумавшись, иногда поглядывая на бумаги перед собой. Очки постоянно сползали на нос, потому что были немного велики. Наконец, после нескольких ритмичных постукиваний, он сыграл несколько нот, экспериментируя с разными мелодиями. Затем, добавляя несколько дополнительных функций, он решил, что этого достаточно и сохранил фрагмент. Хёкджэ погрузился в свои мысли после завершения домашнего задания, пытаясь отогнать боль, которую он чувствовал из-за отказа Донхэ. Это не конец света, но все же первое впечатление о профессоре уже испортилось. Хёкджэ думал о нем как о спокойном, собранном человеке, как о гении, слова которого заставляют задуматься. Но потом они встретились, а вместе с этим появилась и досада, но он не мог долго печалиться. Ему просто любопытно, что заставило Донхэ потерять его сияние. Хёкджэ всегда думал, что у него летает нимб над головой, но оказалось это не так. Он идеализировал Донхэ еще с юности. Хёкджэ вздохнул и собирал свои вещи. У него еще было пару минут, чтобы полистать что-то в телефоне, но, не найдя ничего полезного, он просто лег на кровать и прикрыл глаза, балансируя между сном и реальностью и думая, стоит ли пытаться вызвать у Донхэ интерес или же забыть про все это и идти своим собственным путем.***
Донхэ снял очки, аккуратно положив на стол, и поднялся, чтобы размять тело. В отражении линз он видел рояль, гордо стоящий рядом с его гостиной и ждущий следующей композиции. Его пальцы подрагивали, проходя по твердой, холодной поверхности. Картинка Хёкджэ, играющего на фортепиано одну из его любимых композиций Шопена, всплыла в памяти. Он прокрутил в голове воспоминания, как сам исполнял ее в молодости. Ему хотелось вернуться в те времена, но в то же время он уже отпустил это. Долго убеждал себя, что все в порядке; нужно жить хотя бы для того, чтобы увидеть следующий день. Он старался. С самого детства Донхэ рос гением. Несмотря на то, что родители отказались от него, как только узнали, что их сын гей, Донхэ хватило сил поставить себя на ноги и сделать себе имя. Ему предложили обучение в довольно престижном университете, где теперь он является профессором, а также где встретил своего лучшего друга Чхве Шивона, кто позже будет публиковать его композиции и статьи. Он наслаждался своей жизнью, по крайней мере, потому что он делал все для себя. Донхэ приступил к следующей композиции, выученной совсем давно, позволяя музыке унести все его мысли. Этой ночью он решил извиниться перед Хёкджэ. Наверно, это меньшее, что он мог сделать. Он никогда не пытался никого ранить намеренно, но из-за его характера такое происходит очень часто. Он не хотел, чтобы Хёкджэ однажды стал таким же. Он хотел, что бы тот сохранил надежду и рвение. Как учитель, он должен сопровождать своих студентов на пути раскрытия их потенциала.***
В классе Хёкджэ сел прямо напротив Донхэ. Профессору нужно было всего лишь взглянуть перед собой, чтобы увидеть его, носившего большие очки, съезжающие на крохотный нос, когда он опускал голову. Хотя вокруг полно людей, Хёкджэ выделялся, как драгоценный блестящий камень среди обычного стекла. То как он играл до сих пор остается на поверхности памяти Донхэ, хоть и прошла уже неделя. Его извинение давно просрочилось, и оставлять студента после занятия было бы странно. Он старался подловить его на чем-то, но все безрезультатно — Хёкджэ прилежный студент. Он всегда внимательно слушал, отвечал на вопросы, участвовал в групповых проектах и везде преуспевал. Если бы Хёкджэ был отстающим студентом, то, может, он бы не чувствовал себя так паршиво после отказа в наставничестве. Немного неприятно, но он понимал, что поступил несправедливо. Чем больше дней проходило, тем больше Донхэ метался между вариантами подойти извиниться и закрыть на это глаза, продолжая притворяться, что все нормально. Но когда Хёкджэ улыбался ему, произнося «Доброе утро, профессор», Донхэ чувствовал осуждение. Он пытался игнорировать это чувство — новое для него. Он ощущал холод и оцепенение долгое время, потому что не мог распознать это странное жжение внутри. Оно было схоже со стыдом. Иногда в университет приходили люди, чтобы взять у Донхэ интервью или сделать несколько заметок, чтобы в дальнейшем где-то их использовать. У него часто было переполненное расписание в его молодые годы, поэтому на себя совсем не оставалось времени. Личное пространство было тем, чем Донхэ правда дорожил, потому что большую часть своей жизни он прожил, скрываясь. Он привык держать все в себе, поэтому оказавшись перед СМИ, он внезапно почувствовал, что кто-то пытается ворваться в его жизнь. Донхэ всего лишь хотел писать и исполнять музыку, но, как выразился Шивон, его лицо тоже хорошо продавалось, поэтому приходилось использовать и этот ход тоже. Людям это нравилось, конечно же. Они знали Ли Донхэ, знали его рутину, знали, что он делает до завтрака, чем он обедает. Это было смешно для него, ведь никакие другие композиторы или пианисты не получали столько внимания. Люди чаще замечали только актеров и айдолов. Однако, Шивон был харизматичным промоутером, имевшим много связей, поэтому Донхэ смог выбиться в свет по большей части благодаря ему. Естественно, быть популярным значит получать и критику тоже. Она была повсюду. Люди всегда находили, что высказать, и чаще всего это были нелестные слова. Они хотели сломать его, но у них ничего не вышло. Хотя сейчас это оставляло неприятный осадок. Донхэ не мог защитить себя. Перед камерами он был, как свежий кусок мяса перед голодными гиенами.***
Донхэ пристально разглядывал студентов, расположив руки на рабочем столе. — Сегодня мы будем учиться говорить с помощью музыки, — начал Донхэ. — Вы уже умеете играть музыку, но она также является и языком. Если вы планируете заниматься этим профессионально, вы должны знать, как рассказывать что-то музыкой. Есть ли вопросы, пока мы не начали обсуждение? Несколько человек подняли руки. Любопытно, что рука Хёкджэ поднялась в последнюю очередь. Донхэ спросил его. — Музыка — это также безмолвный язык, — утверждал Хёкджэ, опуская подбородок на тыльную сторону ладони. — Разве не важно научиться передавать чувства эмоционально, а не технически? Донхэ смотрел на Хёкджэ пару секунд немного растерянно. Он открыл рот, чтобы ответить; студент тоже не прерывал зрительный контакт. — Что ж, да, — прохрипел Донхэ, прочищая горло. — Конечно, но для того, чтобы вы написали статью, которая должна быть опубликована в вашем портфолио ближайшее время, — выделяет он, смотря на студентов и слыша их смешки. — Вы должны знать термины и их применение тоже. Брови Хёкджэ приподнялись, и затем он опустил взгляд на свои бледные руки, не замечая, что Донхэ снова смотрел на него. — Хорошо, теперь мы начнем, — громко произнес профессор. Донхэ приступил к занятию, листая слайды, монотонным голосом бубнил что-то про арпеджио, хроматические гаммы, диссонанс и даже вибрато, зацикливаясь на их важности, но его глаза то и дело путешествовали по Хёкджэ, потому что тот не переставал ёрзать. Его пальцы постукивали по столу, иногда карандаш отбивал случайный ритм, бумага громко шелестела — это все сводило с ума. Донхэ пытался не обращать внимания, но эти назойливые звуки сильно бесили его. Он подумывал о том, что следовало самому рассаживать студентов, чтобы отсадить Хёкджэ подальше. После длинной лекции Донхэ заметил, как студенты зевали и делали ленивые пометки в тетрадях. Ему удалось немного отбросить мысли о Хёкджэ, осматривая других учеников. — В вашем учебном плане, вы найдете информацию о критериях оценки за эту работу, — сказал Донхэ. — Если у вас есть вопросы, пожалуйста, поднимите руку или подойдите ко мне после занятий. Кроме того, эта работа одна из самых важных для вас в этом семестре. Предлагаю как следует постараться, потому что ваши экзамены не за горами. Донхэ слышал тиканье часов и глухое гудение проектора сзади. — Я бы также порекомендовал вам ознакомиться с требованиями по вашему семестровому проекту, который включает в себя небольшую композицию, тест и один фрагмент из списка песен, с которыми мы с вами скоро ознакомимся, — Донхэ посмотрел на свои наручные часы. — Занятие окончено. Стулья тут же начали царапать пол, а люди громко болтать. Донхэ занял себя раскладыванием вещей на рабочем столе. Он не был самым организованным человеком, но и оставлять беспорядок не хотел. Студенты быстренько покинули аудиторию, и, по какой-то причине, он думал, что Хёкджэ снова подойдет к нему, но этого не произошло. Он лишь видел его затылок, приближающийся к выходу. Хёкджэ не планировал выпытывать из Донхэ положительный ответ. Он знал, что это бесполезно, ведь тот уже отказал однажды. Он понимает, что еще есть малейшая вероятность, однако, не было никакого прогресса, а тем временем семестр близился к середине, и Хёкджэ нужно было сделать миллион заданий. У него не было времени ставить Донхэ на первый план его мыслей. Он не должен быть единственной причиной достижения целей, поэтому Хёкджэ старается нагнать учебный план и сдать все работы вовремя, иногда позволяя себе немного прокрастинации, смотря рандомные видео на ютубе. Он зашел в социальные сети, так как давненько не проверял сообщения от друзей. Сейчас же он дал себе минутку, чтобы вдохнуть глоток свежего воздуха. Хёкджэ читал рекомендации Донхэ к семестровому проекту, когда на его телефон пришло уведомление. Он отложил бумаги и тут же схватил гаджет, видя одно сообщение от Рёука. Заеду за тобой в 17? Хёкджэ закусил губу. Его глаза оглядывают кипу бумаг, с которыми надо разобраться. Он достаточно скуп на ночные развлечения, но сегодня ему определенно нужно отвлечься. Конечно Хёкджэ пожалел, что пошел с Рёуком прошлой ночью. Он едва мог вспомнить, что там происходило. Вернувшись поздно ночью и утром отсидев все лекции в универе, на паре Донхэ он чувствовал, что вот-вот отрубится и проспит целую неделю. И уж точно не помогало и то, что Донхэ был сегодня супер нудный, рассказывая про композиции Моцарта, что немного действовало на нервы. У него была цель, чтобы все возненавидели его? Он был совершенно иным, в отличие от того Донхэ, которого он знал молодым. Что изменилось? Хёкджэ пытался размышлять логически, но итог был такой: почему это должно его волновать? Он просто студент. Он не играл никакой роли в жизни Донхэ. Ему банально хотелось научиться чему-то, чтобы потраченное время и деньги не пропали зря. Он закрыл глаза, когда голос Донхэ ушел на задний план, а сон медленно затянул его к себе в логово. Когда он проснулся, студенты уже покинули аудиторию, а Донхэ прожигал его взглядом. Хёкджэ показалось, что тот волнуется, поэтому он нарочно очень медленно проходил мимо него, ожидая, что профессор спросит, что же случилось, но тот промолчал.***
Донхэ внимательно осмотрел студентов строгим взглядом. Он бережно снял пиджак, элегантными движениями рук складывая его и вешая на спинку стула. — Пак Бёнхун, поздравляю, ты получил самую высокую оценку, — торжественно произнес Донхэ, наблюдая за реакцией студента. — Те, у кого сейчас возникают сложности, обращайтесь к Бёнхуну, он вам поможет. Если этого недостаточно, тогда можете подойти ко мне или Генри. Донхэ поручил студенту раздать другие проверенные работы. Он пытался не смотреть на Хёкджэ, когда ему вручили тестовые листы, но его эмоции нельзя было игнорировать. Донхэ видел, что тот всегда старался и получал хорошие оценки, но когда он проверял его последнюю работу, то был полностью шокирован. Он подождал до конца пары, что подозвать Хёкджэ к себе, но тот был занят телефонным звонком, который почти довел его до слез. Он едва мог говорить. Донхэ в память въелись его мокрые глаза и искусанные губы. — Нет, мам, извини, — проговорил Хёкджэ дрожащим голосом. Донхэ слышал его, и сердце разрывалось. Он хотел утешить парня, но они находятся не в подходящем месте. Однако, это не останавливало его от желания защищать ту жизнерадостность, что он излучал… или, может, Донхэ просто хотел этого в своей жизни тоже. — Пока, — сказал Хёкджэ, его голос эхом раздавался в пустой аудитории. Донхэ чувствовал себя разорванным и жалким, но если Хёкджэ будет нужна помощь, как студенту, он должен сам приходить к нему в рабочее время.***
— Чтобы уменьшить нагрузку на вас в конце семестра, — начал Донхэ. — Старайтесь выполнять все дедлайны. Не забывайте про них, иначе в последний момент это может плохо обернуться для вас. Донхэ сказал студентам, чтобы те отправлялись в залы с инструментами для практики. Он видел, как Хёкджэ улыбчиво разговаривал со сверстниками, хотя его мешки под глазами не могут остаться не замечены. На его лице проступили усталые морщины. Донхэ было ужасно интересно, все ли у него в порядке, поэтому он, наконец, подозвал его. Глаза Хёкджэ загорелись, а Донхэ почувствовал нечто странное внутри. Почему он продолжает так смотреть на него? — Да, профессор? — пробормотал Хёкджэ, поправляя очки, как он обычно это делает. Донхэ скрестил руки и прислонился боком к столу. — У тебя все хорошо? — ненавязчиво спросил Донхэ, но этого было недостаточно. Он еще раз взглядом изучил Хёкджэ, подмечая его огромный свитер и клетчатую рубашку под ним, а также широкие черные штаны. Хёкджэ ободряюще улыбнулся. Он определенно выглядел уставшим, но его молодость компенсировала это. — Конечно, профессор. Я просто на последнем курсе. Очень занят, сами понимаете, — он издал тихий, глухой смешок. Донхэ приподнял бровь. — Только поэтому? Хёкджэ, твоя успеваемость падает. Ты многообещающий студент, я не могу просто смотреть на это. — Я правда очень занят, — Хёкджэ тяжело вздохнул. Донхэ несколько секунд пристально смотрит в глаза напротив, чувствуя скованность в теле. — Все в порядке, — Хёкджэ прочистил горло и снова улыбнулся. — Да, — Донхэ оглянулся. Они одни. Хёкджэ двинулся по направлению к двери, но резко остановился. — Если вы не против, профессор Ли, могу я воспользоваться залом с фортепиано для практики? У меня в общежитии есть только электронные клавиши. — К-конечно, пользуйся, — Донхэ выпрямился, снова скрещивая руки. — Спасибо, профессор, — Хёкджэ мягко улыбнулся. Донхэ кивнул немного неловко. Когда студент скрылся из его поля зрения, он сделал глубокий вдох, понимая, что почти не дышал все это время.***
Однажды вечером Донхэ услышал его игру в зале. Занятия были окончены, кроме тех, которые проводились поздно вечером. Коридоры пустые и холодные, но Донхэ заметил свет в одной из комнат и пошел прямиком туда. Держа портфель в одной руке, он шел на звук приятной мелодии. Он облокотился плечом на дверной косяк, внимательно вслушиваясь. Этот фрагмент был ему знаком. Он был сочинен на основе ночного кошмара, когда оказавшись закопанным в гробу, ничего сделать уже невозможно — неизбежная судьба. Донхэ слышал отчаяние в музыке; как темп сначала ускорялся, затем резко замедлялся. Хёкджэ переходил в крещендо, отражая внутреннее смятение, как будто шла гонка, но Донхэ не хотел в ней участвовать. Тем не менее, он чувствовал будто его толкают вперед, и он не в силах сопротивляться. Он начал паниковать, потому что впереди была лишь его собственная смерть — вот так Хёкджэ передал этот отрывок, — и, возможно, он прав. Хёкджэ изо всех сил барабанил по клавишам на пике композиции, Донхэ чувствовал себя слабым и опустошенным. Кажется, будто он разыграл его неизбежную судьбу — падение от ослепительных огней и камер. Он обнаружил, что умирает. Не физически, а внутри. Он не хотел этого. На мгновение он сильно разозлился на Хёкджэ и на себя. Он хотел ворваться туда и помешать ему играть, но он понимал, что был уже достаточно жесток с ним. Он боялся, что тьма убьет его, завладеет разумом и уничтожит все хорошее, что его окружает. Хёкджэ невероятен. Когда песня перешла в мягкие, ненавязчивые ноты, Донхэ выдохнул. Затем он ретировался, думая, что ни за что не поддастся убивающим мыслям. Этот отрывок указывал на подчинение смерти. Донхэ, хоть и постепенно тонул, но все еще продолжал тянуть руку наверх в надежде, что кто-то вытянет его из этой пучины.