Межштатная автомагистраль номер 10

***

Дэйв открыл глаза и посмотрел на большие настенные часы. Они показывали без пятнадцати девять. Яркое калифорнийское солнце пыталось пробиться в комнату через плотно задёрнутые шторы. Молодой человек лежал одетый на матраце в углу небольшой комнатушки. Он так и не смог заснуть этой ночью. Стены комнаты были оклеены бежевыми обоями, напротив окна — письменный стол заваленный виниловыми болванками, накрытыми сверху афишей предстоящего концерта группы Exodus. В противоположном углу комнаты, облокотившись о стеку Marshall, стояли две электрогитары: неаккуратно перекрашенная из красного в белый, повидавшая виды «Стрела» и новенькая B. C. Rich. На двуспальной кровати, раскинув руки и ноги так, что устроиться рядом не представлялось возможным, спал хозяин этой комнаты, — сильно загорелый, высокий юноша с длинными, вьющимися, белокурыми волосами, разметавшимися по подушке, — Джеймс Хэтфилд. В этот раз Дэйву пришлось заночевать у него. Дело в том, что Рон, уже бывший басист Металлики, — так называется их группа, неожиданно для всех решил покинуть её, объяснив это тем, что не сходится с коллективом ни музыкальными предпочтениями, ни подходом к репетициям и творчеству в целом. Потому его уютный гараж, куда Ларс неделю по частям перевозил ударную установку (как оказалось — зря), перестал выполнять функцию бесплатной репбазы и импровизированной гостиницы для Дэйва Мастейна, когда он не успевал на автобус до Лос-Анджелеса, откуда приезжал играть. На время парни обосновались у Хэтфилда, поскольку только его родные не возражали против ежедневных «концертов». И в этот раз ребята прозанимались допоздна, отрабатывая новую песню, потому Джеймс предложил Дэвиду остаться на ночь. К тому же, с утра парни договорились о прослушивании с новым басистом, потому вся команда должна была быть в сборе до его приезда. Парень сообщил по телефону, что прибывает аж из Сан-Франциско, и было бы очень некрасиво опаздывать и заставлять его ждать, портя первое впечатление об их группе из двух человек. Барабанщика Ларса об «увольнении» известили ещё вчера в письме. На самом деле, вопрос его выгона стоял ребром давненько. Дело было даже не столько в его, мягко говоря, стабильно паршивой игре, сколько в его несносном характере и череде совсем не товарищеских поступков. Дэвид Ульриха просто не переносил на каком-то необъяснимом, инстинктивно-животном уровне, но, стиснув зубы, продолжал ходить на репетиции: все-таки тот был хорошим другом Джеймса (что, по мнению Дэйва, вообще не поддавалось никакой логике), а ещё он пиарил их демозаписи, которые, надо признать, не без участия Ларса, обрели в узких кругах некоторую популярность. Но всё-таки любому терпению приходит конец. Точкой невозврата стал первый для ребят концерт в клубе «Радио Сити». Сказать, что он прошел плохо — ничего не сказать. Более того, само наречие «плохо» — скорее комплимент, относительно того невнятного, постыдного действа, творившегося тогда на сцене клуба. Отвратительно, ужасно, бездарно, но не плохо. Джеймс тогда еще не приобрел свою «Электру» и робко мялся на сцене за микрофонной стойкой, не зная, куда девать собственные руки. Дэйв, несмотря на то, что уже являлся очень техничным гитаристом, в один медиатор все партии сыграть не смог чисто физически, потому мелодия казалась невразумительной, плоской и куцей. Но больше всех отличился Ларс. Да, он никогда не хватал звёзд с неба в игре на барабанах, и все с этим смирились. Но в тот вечер, то ли из-за волнения, то ли из-за трёх литровых бутылок пива, предварительно залитых в глотку за один присест, играл он феерически ужасно. Палочки на каждой песне летели у него из дрожащих рук, ненастроенный рабочий стабильно отставал от баса и гитары на добрые полтакта, а во время исполнения кавера на Blitzkrieg, плохо закрепленная крэш-тарелка, словно летающий диск для собак, громко лязгнув, выскочила из-под палочки и больно ударила Джеймса по спине, каким-то чудом не поранив юношу. Но это были только «цветочки»! «Ягодки» ждали впереди, после концерта. В гримерку все ввалились уставшими и злыми, кроме Ларса, что ещё больше разозлило группу. Судя по всему, ударник во время выступления успел принять «на грудь» ещё, о чём свидетельствовала полупустая бутылка в его руке. Ульрих повалился на диван и принялся разглаживать свои мокрые волосы. Джеймс уселся рядом. У Дэйва болела голова так сильно, что в висках пульсировало. У парня даже не осталось сил, чтобы злиться. Дэвиду хотелось убежать, потому он молча пошёл умываться в уборную. Облившись ледяной водой из-под крана, он уперся руками о раковину, и, около минуты, не моргая, смотрел в треснувшее зеркало, глядя будто бы сквозь отражение. Стало немного легче, но боль не прошла до конца. И вот прохладную тишину разбил шум, доносившийся из гримёрки. Послышались крики ребят, становившиеся все громче. Дэйв тут же вылетел из туалета и устремился в гримёрку. Он замер от развернувшейся перед ним картины. Ларс стоял напротив Джеймса с поднятыми кулаками, разбитая бутылка лежала на полу. Хэтфилд был на две головы выше соперника и крупнее его, но Ларса это обстоятельство не остановило. — Попробуй подойти! — шипел он на Джейми, сквозь зубы. Тот же не поднимал кулаки, но было заметно, как он напряжён. Ещё мгновение они стояли неподвижно, как вдруг Ларс подпрыгнул, словно на пружинах, и ударил Хэтфилда кулаком в ухо. Дэйв плохо помнил, что произошло дальше, в голове всплывали лишь отрывки. Вот он хватает Ларса за горло, а вот Джеймс оттаскивает его от распластавшегося на полу коротышки, басист Рон что-то говорит о своём уходе из группы, вот Хэт склонился над Ульрихом, лежащим на скамейке автобусной остановки, а из его носа не переставая хлещет кровь. Вспоминая злополучный вечер, Дэйв не услышал, как в постели заворочались. Джеймс проснулся, и ссутулившись уселся на краю кровати. — Доброе утро! — хриплым ото сна голосом поприветствовал он. — Доброе! — буркнул невыспавшийся Дэйв. Он был очень рад тому, что его друг проснулся, ведь всю ночь его терзали назойливые мысли о провальном выступлении и потасовке с Ульрихом. А что если Джеймс так и не простит ему этот поступок: всё-таки они с Ларсом друзья? Хэтфилд оделся и молча вышел из комнаты, Дэйв поспешил за ним. Парни спустились по лестнице и зашли на кухню. Джеймс достал из холодильника пакет молока, а из шкафчика — пачку кукурузных хлопьев. Через минуту перед Мастейном стояла миска с завтраком. Он поблагодарил друга с несвойственной ему виновато-извиняющейся интонацией. Дэйв старался стучать погромче ложкой, чтобы хоть как-то нарушить гнетущую тишину. Наконец, когда хлопья у обоих закончились, Джеймс собрал тарелки, чтобы отнести в раковину.  — Джеймс… — начал было Дэвид, но ответа не последовало, ведь он произнёс это так тихо, что парень его не услышал. Тот мыл посуду. Шумная струя воды из-под крана будто смыла заодно с остатками молока с тарелок, все слова, что Дэйв собирался сказать сейчас. Ему показалось, что Хэтфилд полоскал эти несчастные две чашки целую вечность. Как только вода перестала бежать, он попытался сформулировать что-то внятное в голове, но мысли предательски разбегались, будто тараканы по углам кухни от внезапно включенного света. И тут раздался стук в дверь, спасший его.