КОНЕЦ ИГРЫ

      До Нового года остается четыре дня. Но праздничная атмосфера в нашем Дистрикте – это скорее роскошь. С незапамятных времен до нас дошла традиция наряжать на праздник новогоднюю елку. Только вот купить ее могут позволить себе далеко не все: от силы -десятая часть населения. Когда папа был жив, он радовал нас с Прим елками из леса. Позже, когда мне пришлось взять на себя заботу о семье, то, чтобы порадовать сестренку, я приносила из леса хвойные ветки, а Прим украшала их игрушками, купленными еще при жизни отца, и теми, что она смастерила своими руками.         В прошлом году, когда в семье появились деньги, мама с Прим, как и положено зажиточным жителям, Дистрикта купили елочку в городе. Мне тогда было вовсе не до Новогоднего веселья: я переживала из-за публичного избиения Гейла и предстоящей ненавистной свадьбы.         В этом году, мне почему-то как никогда хочется праздника. Настоящего, насколько это возможно. Может потому, что я прошла две арены, на которых было так много жестокости и фальши. Может потому, что недавно состоялась моя свадьба – самый невероятный фарс. Может потому, что в Дистрикте совсем не чувствуется праздничной атмосферы: мало кто украшает дома венками, дети не лепят снеговиков, не играют в снежки, на улице никто не показывается без надобности. А возможно потому, что я устала бояться за близких, переживать за Пита и Прим, живущих в заложниках у Капитолия, за Гейла, решившего посвятить себя смертельно опасной борьбе с системой, за своих учеников из-за предстоящих 76-х Голодных игр. Мне просто хочется хоть немного отвлечься от всего пережитого.         После того, как я дала согласие на содействие делу сопротивления, в Капитолий уже были отправлены две посылки. Теперь Гейл приходит в академию почти каждый день. И чтобы не вызывать подозрений у миротворцев, охраняющих академию, мы зачислили в мою академию его младшего братика – 13-летнего Рорри, который, конечно, никогда не будет выбран «добровольцем». И хотя этот «ответственный родитель» нисколько не волнует мою охрану, у моих близких его визиты вызывают серьезное недовольство. Моя мама пару раз значительным голосом напомнила мне, что я замужняя девушка и в моем положении чрезвычайно неприлично уделять столько внимания другому мужчине. Но если мамины слова я еще могу пропускать мимо ушей, то Хеймитч умеет заставить прочувствовать смысл каждой сказанной им фразы. Как-то после занятий, когда Гейл «пришел забрать Рорри из академии», Хеймитч застал нас беседующими на крыльце. Тогда он отвел меня в сторону и сказал:         - Китнисс, ты замужем. И поскольку авторитета Пита тебе, судя по всему, не достаточно, чтобы не флиртовать со своим кузеном, я скажу больше. Ты замужем за Капитолием. А он не прощает измен.         Я понимаю, о чем говорит мой бывший ментор. Фотографии одного моего поцелуя с Хотторном было бы достаточно, чтобы раз и навсегда показать всему Панему, что плевать я хотела и на Капитолий и на свою свадьбу, на оплату которой надрывали спины жители Дистриктов. После этих слов Хеймитча мне стало совестно, только вот минимизировать общение с Гейлом не получилось. Теперь, после встречи с Главой сопротивления Альмой Койн, мне стало чрезвычайно важно быть в курсе всех настроений в Дистрикте. А уж быть наблюдательной я умею, помогли годы охоты в лесу, где важно улавливать любой шорох и обращать внимание на каждый след. Теперь я пристально наблюдаю, с кем Гейл разговаривает на улице, с кем просто здоровается, а кому шепчет что-то на ухо или передает записку. По тому количеству людей, с которыми так или иначе контактирует Хотторн, я понимаю как много моих земляков участвует в заговоре. Конечно, это в основном шахтеры – самая бедная часть населения. Гейл рассказывает мне лишь малую часть того, что знает. Видимо он исходит из того, что чем меньше я знаю, тем лучше. Может он и прав, хотя мне определенно хочется знать больше. Сам Гейл предпочитает обсуждать светлое будущее больше, чем опасное и тревожное настоящее. И еще он никогда не упоминает Пита, будто его вообще не существует. Я знаю, что ему неприятна сама мысль о том, что я замужем, и тоже стараюсь не тревожить чувства Гейла.         Сегодня я отпустила своих подопечных домой пораньше, чем была крайне недовольна Энобария, которая считает, что давать им поблажек категорически нельзя. Но своим предложением сходить за елками я тут же заставила ее сменить гнев на милость. Она, хоть в прошлом и жестокий трибут-профи, в настоящем - девушка, которой пришлось убежать на край света и которой тоже хочется праздника. Хеймитч к Новому году уже давно подготовился, заказав из Капитолия несколько ящиков виски, коньяка и водки, поэтому на наше предложение присоседиться к нам, он отвечает отказом. Он сообщает, что Хейзел уже принесла ему еловую веточку, а если ему захочется поглазеть на елку он придет к нам.         По заснеженному городу мы с Энобарией бредем на площадь, где перед Новым годом можно купить аккуратную елочку, заботливо выращенную в Седьмом Дистрикте, откуда их привезли неделю назад. Седьмой славится своими лесами и умением обрабатывать древесину. Отдельные участки леса – выделены под выращивание новогодних елей, которые каждый год пользуются огромным спросом в Капитолии и богатых дистриктах. В наш доставляют самые скромные елочки, но даже их могут купить далеко не все. Самые высокие и пушистые елки стоят отдельно – такие рассчитаны на просторные дома и высокие потолки и по карману мэру, хозяевам лавок, и начальникам шахт, а еще Победителям Голодных игр.  Я, недолго думая, выбираю самую высокую и пушистую, чтобы порадовать Прим, которой предстоит нарядить ее по приезду через два дня. Пока мой выбор упаковывают, я подхожу к маленьким елочкам, мимо которых то в одну, то в другую сторону ходит моя спутница, пытаясь сделать выбор. Ей ни к чему громадина, все равно наряжать нечем. Среди невысоких лесных красавиц много весьма симпатичных экземпляров, и у одного из них останавливаюсь я.         - Хочешь купить ее тоже? Ну к себе в дом? – спрашивает Энобария, я киваю. – Я вижу, как ты кучаешь по Питу.         Скучаю… Слабо сказано. Мне так не хватает его поддержки, в которой он мне не отказывал, даже когда наши отношения были хуже некуда. В Капитолии у нас осталась общая тайна – книга законодательства Панема, и очень важный неразрешенный вопрос: что же с ней делать. Получив ее, мы договорились, что все решения, которые могут повлиять на наши отношения с Капитолием, мы будем принимать вместе. И почему я только сейчас об этом вспомнила? Я так и не сообщила Питу, что помогаю Гейлу переправлять грузы в Капитолий. Правда, тогда в Подземном бункере у меня не было возможности включить коммуникатор и написать ему, да такое коммуникатору и не доверишь… Хотя, что уж тут говорить, это отговорка. Правда в том, что я знала, что он не одобрит этого. А сейчас я не говорю, потому что боюсь его реакции… теперь уже на то, что не сказала ему сразу. И каждый день с момента моего согласия, данного Койн, усугубляет реакцию Пита, когда он обо всем узнает. Где-то в глубине души я надеюсь, что ему ничего не станет известно. Ведь, скорее всего, мы увидимся только в марте, на съезде менторов. И тогда необходимость в моей помощи повстанцам уже отпадет…         - Ее тоже вам упаковать, Миссис Мелларк? – прерывает мои размышления продавец.       - Да.       - Тогда дам вам на прокат сани, привезете завтра.         Уже около восьми, и мы Энобарией подходим к Деревне Победителей, таща за собой сани с тремя елками. Тут нам пора расстаться, и моя спутница забирает свое деревце, не забыв предложить мне помощь в транспортировке в дом громадной елки для Прим. Принять ее помощь меня останавливает вибрация в моем кармане, которая знаменует о том, что пришло новое сообщение от Пита. Я отказываюсь от помощи, и она уходит к себе вместе со своей покупкой. Я хватаю маленькую елку и несусь в наш с Питом дом. Здесь, уже наедине с собой я читаю сообщение от своего супруга:         «Китнисс, сегодня обязательно посмотри 9-часовые новости».         Пока есть время до начала передачи, я решаю занести к маме огромный и колючий сюрприз для сестры и, к своему удивлению, обнаруживаю в доме с мамой в меру нетрезвого Хеймитча, который сообщает, что звонила Эффи и настоятельно рекомендовала всем посмотреть 9-ти часовые новости. Напоминать жителю Панема о необходимости смотреть эти выпуски новостей  - бесполезное занятие. Это и так известно всем - от члена Парламента до шахтера. Просмотр 9-ти часовых новостей – обязанность всех граждан. Те, у кого нет телевизора, слушают радио, которое есть даже в самой захудалой лачуге. А раз каждый день их смотрят все, то, что же такого особенного именно в этих новостях, раз об их просмотре необходимо напоминать? Видимо, дело серьезное…         Мы усаживаемся перед телевизором. Начинаются позывные 9-тичасового информационного выпуска. На экране появляется ведущий, одетый строго, насколько это возможно по Капитолийским меркам. Ведущие информационных выпусков отличаются от шоумена Цезаря, хоть и работают на одном телевидении и, вполне возможно, снимают свои программы в соседних студиях. Им не позволяют ярких аляпистых нарядов и таких вольностей как, синие волосы или цветные татуировки. Как правило, на них относительно строгие костюмы спокойных тонов. Однако капитолийский шик все равно выдают фантазийные галстуки, фигурно выбритые триммером бороды, черная подводка с тенями на глазах и румяна.         «Сегодня в 16-00 по капитолийскому времени Верховным судом Панема был вынесен приговор девяти обвиняемым по делу о взрывах Домов Правосудия в 3, 6, 9 и 11-м Дистриктах», - начинает ведущий.               На экране появляются кадры горящих полуразрушенных зданий в окрестностях, которые я помню еще по туру Победителей. Зрелище жуткое, в 11-м в результате взрывов от строения остался только фундамент. Это произошло, когда на весь Панем мы с Питом произносили брачные клятвы…         «…Напомним, страшная трагедия случилась 8 ноября ровно в полдень. Без сомнения, это был организованный и заранее спланированный террористический акт, исполнители которого были задержаны в тот же день. Следствие выяснило, что злоумышленниками во всех случаях был использован тратил, взрывные устройство были радиоуправляемыми и могли быть активированы не более, чем в 300 метрах от зданий с помощью пультов. В результате взрывов погибли 127 человек, из которых 20 - дети, пришедшие в Дом Правосудия дистрикта № 9 на экскурсию. 205 получили ранения различной степени тяжести..»         127 человек – эта цифра обнародована впервые. 127, 20 из которых уж точно не были злобными и жестокими миротворцами. Несомненно, диверсия была приурочена к «событию национального масштаба», чтобы показать свое открытое неповиновение Капитолию. Но неужели, мятежники, взрывая здания, не знали о том, что внутри дети? Или нажать на кнопку ровно в полдень было важнее, чем спасти невинные детские жизни. Мое сердце начинает стучать сильнее. И этим людям я согласилась оказывать помощь. Но насколько они лучше Капитолийцев, отправляющих каждый год 23 детей на смерть?         Мои размышления прерывает ведущий:       «А сейчас репортаж, сделанный в здании Верховного суда Панема нашим новым специальным корреспондентом Питом Мелларком».         На экране появляется здание Дворца Правосудия, в котором проходила регистрация моего брака. Затем, на экране появляется Пит, в строгом костюме и рубашке с каким-то по-капитолийски затейливым воротником. Провинциальное происхождение выдает в нем только отсутствие цветных теней на глазах. Он стоит в одном из роскошных коридоров суда, сжимая в руке микрофон, и с серьезным видом и бесстрастным голосом переходит к сути:         «Только что под председательством Одиллии Розенфорт состоялось судебное разбирательство по обвинению девятерых граждан Панема (Пит зачитывает их имена) в подготовке и проведении взрывов Домов Правосудия в 3,6,9 и 11 Дистриктах. После тщательного исследования всех доказательств и материалов обвиняемые признаны виновными и приговорены к смертной казни».         Показывают, как Одиллия только теперь в черной мантии, стоя за судебной кафедрой, зачитывает резолютивную часть приговора и как приговоренные в стеклянных камерах, установленных в зале суда, заслушивают свою участь. Они не удивлены. В Панеме смертная казнь назначается даже за нелегальную охоту. Репортаж заканчивается кадрами того, как закованных в кандалы преступников выводят из зала целый отряд миротворцев.         Следующий сюжет – обращение Президента Панема к нации, который на фоне герба Панема трагичным, но уверенным голосом произносит:         «8 ноября было поставлено под удар спокойствие и безопасность всех жителей нашего государства. Предатели вероломно отобрали 127 жизней. С особой скорбью мы вспоминаем детей, погибших в тот злополучный час. Потому что дети – это высшая ценность, наша гордость и наше будущее. Сегодня свершилось правосудие над исполнителями этих террористических актов. Однако, я обещаю, что мы сделаем все, чтобы абсолютно все участники этих преступлений: все организаторы и пособники были найдены и наказаны».         Ведущий сообщает, что это не последний репортаж на сегодня, и предоставляет прямой эфир студии Голодных игр. Да уж, после таких национальных событий, новости от Фликермана явно не к добру.         Камеры предоставляют взору зрителей хорошо знакомую студию, где за столом ведущих располагаются Цезарь Фликерман, на этот раз одетый во все черное (видимо под стать Сноу) но не менее вычурное по крою, нежели обычно, и Пит, все в том же образе корреспондента новостей. Судя по предыдущему сюжету, сегодня он снимался целый день. Он явно устал: под глазами круги, которые не удалось скрыть даже профессиональной косметикой, и взгляд потухший, несмотря на то, что он пытается улыбаться своей идеальной улыбкой.         - Добрый вечер, Панем, - начинает Цезарь, - от лица нашей уходящей в новогодний отпуск теле-команды Голодных игр, я поздравляю всех с Новым Годом, - и все 32 белоснежных зуба Фликермана приветствуют зрителей. У него явно не траурное настроение, - Пит, а что ты хочешь пожелать нашим зрителям?         - Я, как человек семейный, хочу пожелать всем любви, счастья, благополучия и, конечно, провести праздник в окружении самых близких людей.         - Ты забыл пожелать удачи! – напоминает Цезарь (куда же без него, фирменного слогана самого жестокого реалити-шоу?!). - Пит, а ты уже подготовил подарок для Китнисс? Если не секрет что это?         - Цезарь, как выяснилось, ты совсем не умеешь хранить секреты, - Пит по сценарию произносит заготовленную «веселую» фразу с намеком на то, что все сказанное на шоу перед Голодными играми (что в принципе и не предполагалось секретом) тут же узнавала вся страна.         Фликерман экранно катится со смеху, но затем быстро «приходит в себя». Фирменный стиль общения между Питом и Цезарем, наполненного юмором (тонким и не очень), который сложился еще во время 74 и 75-х Голодных игр, когда Пит был трибутом, Фликерман привнес в свои нынешние передачи, когда мой теперешний супруг стал его соведущим. Не скажу, что это была удачная идея, но решать не мне и не Питу.         Когда шутки остаются позади, Цезарь уже более серьезным тоном продолжает:         - Поскольку в Новый год принято дарить подарки, самое время сообщить вам умопомрачительную новость. И поскольку мой коллега уже попробовал себя в качестве корреспондента и у него отлично полчилось, мы предоставим ему возможность познакомить вас с серьезной новостью.         Камера «берет» Пита крупным планом, и он в манере, в которой рассказывал о суде, сообщает:       - Сегодня Парламентом Панема была принята поправка в Закон о Голодных играх. Правило, согласно которому победить должен только один, отменяется. Одержать победу теперь могут двое, если они являются трибутами от одного Дистрикта.         -  Потрясающе! – кричит Фликерман, - напомню, что по правилам победителем в Голодных играх мог стать только один трибут. А правила могли меняться только для Квартальных битв. Единственным исключением стали 74-е Голодные игры, когда 2-е влюбленных друг в друга трибутов из 12-го дистрикта были готовы отдать жизнь за своего возлюбленного во имя этой великой традиции. Тогда, видя любовь и готовность к самоотречению, распорядители объявили победителями обоих. Пит, ты помнишь эту историю?         Пит улыбается, но внешние уголки его глаз слегка прищурены. Я знаю Пита – это не искренняя улыбка. Да и с чего тут улыбаться. Нашу историю переврали так, как угодно распорядителям. Мы были готовы отдать жизнь уж явно не во имя великой традиции, а вопреки.         - По-моему, это отличная новость! Закон вступил в силу, и уже на 76-х Голодных играх это правило будет действовать! – Фликерман продолжает сиять зубами.         Передача заканчивается. Мы довольно долго молчим, переваривая услышанное. Теперь я понимаю, почему именно Пита отправили корреспондентом в Верховный суд, а потом именно он же зачитывал новое правило. Это назидание от Капитолий: «Посмотрите, что бывает с хорошими мальчиками, которые играют по правилам Капитолия, такими как Пит, и с теми, кто этими правилами пренебрегает, такими как осужденные».         Молчание прерывает Хеймитч, сидящий рядом:       - Ну что, ребятки, признаюсь, кое-чего вы с Питом добились своими победами, - произносит Хеймитч и хлопает меня по плечу.         Вечером, лежа в своей постели, я долго не могу уснуть. Полночь, а сна ни в одном глазу. Я думаю о детях, которые стали жертвами взрывов и ребятах, которые умерли на арене, сражаясь со мной. Как удобно спекулировать на детских смертях. Мятежникам – на гибели трибутов на Голодных играх, Сноу – на кончине детей от терактов, устроенных повстанцами. А в действительности, дети из Дистриктов никому не нужны, особенно когда они умирают от голода и замерзают. Никто не поможет им выжить, если они сами этого не сделают.         Не могу не думать о новом правиле Голодных игр. Я не уверена, зачем Парламент принял такой закон. Скорее всего, чтобы дать людям немного надежды и как-то утихомирить Дистрикты. Но я рада этому нововведению. Ведь это значит, что у обоих моих трибутов появился шанс выжить. А значит, раз я могу помочь им в этом, возможно я на правильном пути.         Но главная причина, по которой я не могу уснуть в том, что меня гложет мысль - правильно ли я поступила, что дала согласие Койн, помогать ей? Без сомнения, она стоит за этой трагической диверсией. Но виновна ли она в смерти тех 20 детей, или же она не знала о них, отдавая приказ о взрыве. Как бы я сейчас хотела, чтобы Пит был рядом, и помог мне справиться с тьмой, которая опускается на меня все больше. Как же мне не хватает его тепла, заботы, уверенности, нежности. Но смогла бы я рассказать ему всю правду о своих сомнениях? О том, что я сделала, не посоветовавшись с ним? Не поставив его в известность? Не знаю. Но я очень скучаю по нему. Я беру с тумбочки коммуникатор и набираю:          «Спишь?»         Посылать или нет? И вопрос дурацкий. Я стираю написанное и кладу вещицу на тумбочку. К черту! Я снова хватаю его в руки и пишу:         «Отличная новость о новом правиле», - набираю я, затем решительно выдыхаю и нажимаю кнопку отправки этого нейтрального сообщения. Отправка сообщения, которое никак не связано с экстренными новостями, для меня почему-то волнительна.         Коммуникатор практически мгновенно начинает вибрировать, заставляя мое сердце бешено стучать:         «Я тоже так думаю»         «Приезжай на Новый год», - печатаю я и долго смотрю на экран, пытаясь решить нажимать ли кнопку отправки…