Полковнику никто не пишет (кроме мальчика из вебкама)

Артём приходит в студию поздно: вся «европейская» смена уже собирается, остаются только «американцы». Он облизывает губы немного взволнованно, не хочет, чтобы заметили, но Рус, конечно, замечает, цепляет его за плечо, треплет легонько и притягивает к себе. — Что, Тёмыч, труды праведные дневные перестали закрывать твои потребности? Или пришёл отжимать у коллег клиентов побогаче? Ткачёв отмахивается: да какое там «отжимать»? У него с английским примерно так же хуёво, как с тактом, а эти сраные америкосы уж больно нежные и ласковые. Ругнёшься разок — второй раз едва ли закажут, а Тёма ругаться любит, матерится смачно, сочно, особенно на грани оргазма, особенно когда кончать нельзя, когда клиент волком смотрит, буравит взглядом и просит, чтобы он потерпел ещё. — Да нет, просто приват один, — Артём обезоруживающе широко улыбается. — Хорошие бабки платит, но может только поздно вечером. Приходится подстраиваться под свою целевую аудиторию. — Мужики за 60 твоя целевая аудитория, — Гугл подкатывается к ним верхом на стуле на колёсиках, Артём жмёт его ладонь и ласково посылает: — Да пошёл ты. Во-первых, такое только один раз было, а во-вторых, мужик всё равно ахуенно горячий был. Ткачёв старается отделаться от парней побыстрее, мол, полчаса до привата, надо включить машину, проверить камеру, микрофон, свет. Времени на самом деле куда больше, просто посвящать коллег в интимные подробности сегодняшнего заказа ему почему-то не хочется, хотя обычно Ткачёв в таких разговорах участвует весьма активно. Секс должен приносить удовольствие и веселить — вот как он считает. Или… вернее, считал раньше. Пока в его жизни ни появился Полковник. Полковник — самый странный выбор никнейма для общения с вебкам-моделью в его жизни. Но обсуждение псевдонима как-то сразу пошло по пизде. Артём тогда ещё подумал, что отношения с этим клиентом у него точно не сложатся. Как же он ошибался. У Полковника были весьма специфические вкусы: как-то раз он заставил Артёма целый час танцевать для себя, не прося раздеться. Тёма, обычно старавшийся клиентам не перечить, очень активно намекал, что может снять хотя бы футболку, но Полковник не проявил к этому предложению никакого интереса, сказал, что ему «и так красиво». Это почему-то кольнуло Тёму очень болезненно: что значит И ТАК? Он вообще видит, как тут перед ним стараются: и плечо то и дело проскальзывает в вороте растянутой футболки, и ошейник (настоящий, из зоомагазина) он нет-нет, но задевает пальцами, и на талии футболку приподнимает, чтобы показать высокий, твёрдый выступ подвздошных костей. Как оказалось позднее, Полковника всё это занимало мало. Он однажды признался Артёму, что тем вечером было трудно сосредоточиться на работе — последствие производственной травмы. А так он периферическим зрением (возмущению Артёма на этом моменте не было предела: столько сил впустую!!!) цеплялся за его движения, слушал приятную музыку и смог погрузиться в работу. Ничего не попишешь: так теперь функционирует его мозг, делая труд в тишине невозможным. «Может тогда попугайчика себе на работе заведете?» — едко поинтересовался в чате Ткачёв. Но Полковник юмора не понял, написал, что работает в серьёзной организации и ему тут не до попугайчиков. После минутного молчания вкинул ещё кое-что: Артём отвечает ему как человек, и это тоже приятно. Мельтешения ему, сука, захотелось для периферического зрения. И человеческих, ёбаный в рот, ответов. Получив щедрый перевод от Полковника, Артём едва сдержался, чтобы не вернуть всю сумму обратно с припиской: «это вам на Яндекс.станцию с «Алисой», не благодарите». Полковник стал появляться в его графике исправно, аккурат в конце смены, когда Артём был, мягко говоря, уже не в лучшей форме. Но Полковника его внешний вид и общая леность движений, кажется, не смущали. Как-то раз они просто целый час обсуждали исход футбольного матча, состоявшегося накануне. Когда Артём спохватился, до конца «сеанса связи», как называл это Полковник, оставалось всего-навсего минут десять, но тот не расстроился, сказал, что отлично провел время и что об оплате Тёме тоже переживать не стоит. И не обманул. Рус бы сказал расслабиться: лёгкие деньги. Сидит себе по ту сторону экрана одинокий мужик с ПТСР, может, дрочит, а может и правда — заходит тупо пообщаться, зато платит хорошо и исправно, хоть в ипотеку вписывайся. «В хуепотеку», — мысленно ответил Руслану Артём. Деньги, конечно, лёгкие, а вот брать их так почему-то очень стыдно. Полковник то ли не понимает, в какой сервис обратился, то ли настолько одуряюще искренне этот факт игнорирует, что Артёму кажется: он разводит ребёнка на последние карманные деньги. О-мер-зи-тель-но. И все же… Сегодня у них вроде как первая «настоящая» вебкам встреча. Вышло это, кстати, случайно (нет). На самом деле, Артём в их последний «сеанс связи» осмелел настолько, что решил у Полковника поинтересоваться вопросами ориентации. Тот замолчал на несколько минут, потом коротко отреагировал: «Мне нравятся женщины». От такой подлости Ткачёв немного ахуел, написал и стёр «так и валил бы к своим женщинам», а потом, перебесившись секунд с 30, всё же решил уточнить: «А почему тогда меня выбрали, а не девочку?» В этот раз Полковник ответил быстрее: «Сначала зацепился за анкету, а потом открыл фото в профиле». Профиль свой, кстати, Артём на тот момент не видел уже несколько лет, но по такому случаю сразу зашёл на сайт и сверился с собственными обрывочными воспоминаниями. Ну, конечно, анкету себе он делал под такого бэд боя из падиков: в интересах про пиво с пацанами в гараже, футбол и плойку, а вот фотки… Ошейник он, кстати, тогда купил не себе, планировал завести собаку, да как-то не сложилось. У Полковника собака, кстати, была, и это одна из причин, по которой Артём сегодня припёрся на работу во внеурочное время. Чтобы он смог собаку выгулять, а потом «я буду весь твой Артём». В общем, подогретый алкоголем после корпоратива и неожиданной откровенностью Полковника про фото, Артём ему предложил просто и без обиняков: «Хочешь покажу, зачем сюда на самом деле люди приходят?» И потом быстро отправил вслед. «Только, чур, не периферическому зрению, а центральному». Полковник подозрительно быстро ответил, что хочет, но день и время выгадать трудно: график у него ненормированный, в случае внештатной ситуации на производстве и вовсе могут дёрнуть в любой момент. Ткачёв себе тут же представил физика-ядерщика, на каком-нибудь реакторе. Повторения Чернобыля не хотелось, и он предложил клиенту самостоятельно выбрать день и время, можно даже вне его расписания, мол, подстроюсь, не переживай. И Полковник выбрал. В студии тихо и пусто: кому-то из ребят нравится работать вдвоём, кому-то для стримов, бывает, нужен оператор. Но Артёму нравится справляться самому: специально для этого он так долго возился со штативами, искал рельсы на потолок, сам прикручивал дублирующую конструкцию на пол. Теперь хочешь с дивана работай, в формате «без лица», а хочешь в полный рост зажигай. И никакая посторонняя помощь не нужна. Освещение Ткачёв делает более тусклым, сегодня у них с Полковником «сеанс необычной связи». Во-первых, потому что Полковник пообещал подключиться из дома, во-вторых, потому что пообещал не отвлекаться на работу, а в-третьих, потому что погружение у него будет на все 360 градусов, чтобы мог разглядеть Артёма с любой стороны, на какую только положит глаз. Положит ведь? На секунду Ткачёв тушуется: а вдруг проклюнувшийся полковничий интерес к гомосексуализму будет убит его, Артёма, неловкими движениями? Но тут же себя одёргивает: ну хоть посмотрит, что это такое. А то заебал уже своими разговорами, а особенно тем, как хорошо разбирается в пиве, футболе и машинах – то есть разом всём том, что так дорого и нравится Артёму. Может и лучше будет, если его работа вызовет у Полковника отвращение, их разговоры вместо приватов это ненормально, и Артём прекрасно отдаёт себе в этом отчёт, вот только прекратить не может, как бы ни старался. И плевать, что в правилах прописано чёрным по белому: никаких отвлечённых разговоров с клиентами. У них, если вдуматься, половина работы — эти самые отвлечённые темы, не иначе. Полковник-то на него смотрит периферическим зрением, а вот Артём ему внемлет самым что ни на есть прямым. И всё больше в него… проваливается? Злится, рывком снимает рюкзак со спины, стягивает футболку через голову и надевает майку, не ту самую, из анкеты, конечно, а настоящую, в которой провалялся позавчера весь вечер под своей «ласточкой». Полковник попросил, чтобы всё было по-настоящему, так что стирать ее Артём не стал. Теперь придётся после «сеанса связи» идти в душ. Джинсы меняет на спортивки, на центр комнаты, к релле выносит стул. Стул – кажется, единственное, что ему сегодня действительно пригодится. Хотя нет, еще телефон, чтобы видеть, что Полковник пишет в чате. Если, конечно, он не выйдет сразу, как только Артём начнёт. Некоторое время он проводит у шкафа со стеклянными дверцами. Вообще идея размещать инвентарь подобным образом ему не нравится: вот так приходит к тебе кто-то, и все интересы на виду, а Тёма бы убрал всю эту похабщину под замок, чтобы быть спокойным, что без его ведома никто никогда не узнает ни идеальный цвет, ни подходящий размер. Как относится Полковник к арсеналу секс-шопа пока остаётся для Артёма загадкой, но так будет уже совсем недолго. Ткачёв начинает нервничать, и это очень плохой прогностический признак, но делать нечего. Отменять «сеанс связи» он не станет, точно не сегодня. Полковник пунктуален на 100%, подключается и пишет ему короткое: «Привет, как и обещал, дома и готов быть самым внимательным твоим зрителем». Артём сначала включает камеры, а потом набивает на телефоне ответное: «Ну наконец-то, а то я думал, так и буду работать вхолостую. Короткий инструктаж перед началом: отвлекаться на работу — нельзя, крутить картинку мышкой можно, причем в любую сторону, попробуй — работает?» Отвечает снова почти сразу же: «Принято. Работает». Ну чисто Полковник, Артём едва сдерживается чтобы не покачать головой: камера блюрит его лицо, но движение головы всё равно считается достаточно красноречиво. «Окей, — отправляет он, — обычно клиенты пишут, что хотят заранее, либо пишут в чате уже в процессе, но, поскольку, как мы выяснили, твои запросы весьма специфичны, я решил, что начну сам, а ты… можешь остановить меня или что-то запросить по ходу». Вместо ответа холодное и скупое «Ок». Артёму это почти обидно, но он сдерживается: Полковник вообще, кажется, не хотел интима, он сам себя предложил, даже не предложил, в наглую потребовал, чтобы было по-настоящему, с развратом и пристальным вниманием. Ну что ж, наслаждайся теперь, сука, как хочешь. Артёму кажется: он перед камерой впервые, никогда ещё не торговал, ну, не ебалом, конечно, телом. Лицо-то его не видно, за это он спокоен абсолютно: программу им поставили дорогую, качественную. И в постсексуальнореволюционную эру нет-нет, а встречаются пидрилы, которым хочется пояснить за slut-шейминг. Артёму слишком дороги спокойные пробежки по утрам, пиво в гараже с пацанами со двора и разговоры о барахлящем карбюраторе, чтобы позволить какому-нибудь дрочиле из интернета разрушить это случайно сделанным и выложенным скриншотом. Как там говорят следователи? Нет тела — нет дела? Вот в вебкаме точно так же, только про лицо. Артём не торопится, немного крутится, показывая себя со всех сторон, пристально смотрит в камеру: для Полковника он мог бы, пожалуй, отключить блюр, остаться в маске, но хуй его знает, может, дед не физик-ядерщик, а скажем, сисадмин, роется в своих кодах и не может на них сосредоточиться без «мельтешения». Ещё, блин, вычислит по IP, ну его нахрен. Ткачёв знает, что хорош собой, но на экран мобильного все равно смотрит — удобно, что крепится к подставке, — но Полковник пока ничего не пишет: всё-таки отвлёкся на работу или честно смотрит, как и обещал. Он двигается медленно, выводит таз вперёд, крутит бёдрами, по сути повторяет практически то же самое, что уже пару раз делал для этого конкретного клиента, только теперь Артёму почему-то кажется, что это его взгляд припекает кожу прямо через глазок камеры. Да что за..? Тёма цепляет нижний край майки кончиками пальцев, плавно тянет её вверх, бережно и медленно, постепенно задирая повыше, показывает блядскую дорожку волос на нижней части живота, углубление пупка, выпуклый контур пресса: Артём не качок, просто подсушился немного, и тело сразу стало выглядеть рельефнее, лакомее, как говорит Рус. А Рус в этом толк знает, не смотри, что лысый и глаза глубоко посажены, да и вообще не красавец, будем честны. Вот только уболтает да зафлиртует любого, а уж когда начинает двигаться, говорят, может стрясти какую угодно сумму. — Твои бы таланты да на сбор пожертвований для больных детей, — регулярно сокрушался Гугл, а Рус только загадочно улыбался в ответ. Это Артём знает, что тот и правда ежемесячно переводит немаленькую сумму в различные благотворительные организации, но сам об этом никому не рассказывает. Рус сам скажет, если захочет и кому захочет. Так вот Артём от него слышал, он, мол, превратился в лакомый кусочек, в кусочек секса. Вот только, сколько бы Ткачёв на себя в зеркало не смотрел, но секса так и не нашёл, а вот сейчас старается найти: широко раздвигает колени, садясь пониже, проводя ладонями по внутренним сторонам своих бёдер, легонько царапая пальцами ткань штанов, прогибается в пояснице, снова двигает бедрами, от шеи своей, вниз, через грудь проводит ладонями, чуть сдвигает лямку майки на груди, цепляется за нее, оттягивает, чтобы из-под ткани показался отвердевший мигом сосок. Тёма бы соврал, если бы сказал, что вебкам ему не нравится: нравится, даже очень, иначе не было бы его тут давным-давно. Просто не всегда получается погрузиться в происходящее глубоко, а сейчас вот перекрывает сладко-сладко. Потому что ждал отключения с первых движений? Потому что верит в то, что Полковник сейчас не работает, а действительно на него смотрит и, быть может, даже немного любуется им? Артём двигается медленно и очень плавно, ему так хочется, чтобы Полковник не отключился, что кажется: если не торопиться со стриптизом, он в конечном счете останется, не отключится подольше. Телефон тихонько вибрирует, и Артём скашивает на него глаза: «Это я уже видел. Что ещё покажешь?» Артём вспыхивает, загорается так ярко, что, кажется, даже пиксели на экране сейчас должны отливать нежно-алым, но этого, конечно, не происходит. Он сжимает губы в тонкую полоску, на сообщение не отвечает: ещё не время. Двигается чуть активнее, выгибается перед камерой более решительно, задирает футболку, проходясь ладонями по груди, сжимая и слегка оттягивая свои соски. Он не знает, что вообще нравится Полковнику, даже боится предполагать, почему-то думается, что исключительно женщины с серьезным размером бюста, а вовсе не подкачанные мальчишки вроде него. Артём стягивает майку через голову, откидывает в сторону, демонстрирует Полковнику своё тело, когда приходит новое сообщение: «Всё ещё слишком много одежды» Вот как: Артём изгибает бровь, бедрами двигает, притирается к своей же ладони через ткань спортивок. Она немного шуршит и приятно холодит кожу, ему нравится, нравится думать, что Полковнику происходящее как минимум не противно, раз не просит остановиться. Раньше Артёма мало волновали мысли человека по ту сторону экрана, то есть, конечно, происходящее его возбуждает, заводит каждый раз, как в первый, но с Полковником отчего-то очень хочется заглянуть в его голову, узнать, что он думает конкретно о том, как Артём приспускает спортивки ниже резинки трусов, о том, как выворачивается, выгибается, крутит бедрами, как широко разводит колени, «трахая» спинку стоящего перед собой стула. Это всё ребячество, вдруг думается ему. Зачем он вообще это делает? Но Полковник, словно чувствует его сомнение, вкидывая ещё одно: «Может покажешь мне что-нибудь действительно взрослое?» Следом прилетает смайлик: «:-Р» Артём чувствует, как сводит все мышцы лица разом, иначе и не объяснить, почему он вдруг начинает улыбаться, еще немного двигается, прежде чем потянуться за заранее выбранной игрушкой, легонько перетащить стул ближе, под самую камеру, переложить под нее телефон, чтобы следить уголками глаз за экраном и не пропустить ни одного сообщения. Резиновая игрушка в его ладони ощущается слишком правильно — та сторона его жизни, о которой Артём никогда не сможет рассказать пацанам во дворе. Ему нравится заглатывать большие резиновые члены по самые яйца, нравится чувствовать, как они распирают, растягивают его глотку, нравится смотреть, как по ним сочится его слюна. Ткачёв проводит языком от яичек до самой головки, позволяя Полковнику оценить длину. Ответ на его короткую ласку лаконичен: «Удиви меня». Все он знает, шельмец, прекрасно знает, что делают девочки и мальчики на подобных сайтах, только почему-то до этого момента ни разу этим не воспользовался. Возможно, пришло время отомстить? Губы у Артёма мягкие, влажно блестят слюной, когда он ласково выцеловывает резиновую головку. Её вкус ему, кстати, не нравится, но если аккуратно смазать игрушку вишнёвой смазкой, то процесс идёт куда лучше, к тому же эффект увлажнённости хорошо выглядит чисто визуально. Кончиком языка подразнить то местечко, где у настоящего члена должна была бы быть уздечка, лизнуть через головку, легонько обхватить её губами и мягко пососать, прихватывая губами как шарик пломбира верхом на вафельном рожке. Лизать Артему нравится, нравится, когда плоть горячо пульсирует под твердым кончиком его языка, когда упругий стояк взбухает венками, поднимается твёрже и выше, когда головка темнеет от притока крови, когда подрагивает перед оргазмом, нравится, когда кончают на лицо. Только по-настоящему так уже давно не было. Зато у него ахуенный рельефный муляж мужского полового органа со вкусом вишневой смазки. Заебись, блять. «Хорошие мальчики берут глубже» Артём не выдерживает, продолжая легонько трепать губами головку игрушки, второй рукой снимает блокировку и коротко отвечает «А вы-то откуда знаете?» Выходит, возможно, грубовато, но что, блин, Полковник о себе возомнил вообще? Что пару раз посмотрел, как Тёма о подушку дрочится, и знает всё на свете? Или какой-то гомосексуальный опыт у него имеется? Но сам отметает эту мысль: человек с ником «Полковник» не может позволить себе ничего гомосексуальнее слишком ровной посадки на стуле, как будто не на стуле, а… Он не тушуется, поднимает игрушку выше, поочередно вбирает в рот резиновые яички, легонько их прихватывает, посасывает. Только после этого принимается за настоящую работу, крепит игрушку на подставке, послушно убирает руки за спину, предварительно немного выровняв камеру. Насаживаться самому, ещё и на игрушку, что называется, не те ощущения, но Артём старается, даже смотрит в камеру, жаль только, что Полковник этого не увидит, не поймёт. А он старается, чуть сводит брови на лбу, скользит по головке и принимает её на ложечку языка, а потом толкает за щёку, чтобы было видно, как игрушка её оттягивает. Микрофон совсем рядом, дыхание должно быть слышно отлично, как и влажно причмокивающие по смазке поцелуи и движения губ. Артёму почти хочется увидеть, чем сейчас занимается Полковник: держит ли руки на столе, как хороший мальчик, или, быть может, ну вдруг, уже расстегнул ширинку и наяривает? Некоторым клиентам нравится в процессе включать вебку, нравится слушать, как Артём нахваливает их стояки. Главное подобрать правильные слова, главное – ничего не испортить, а то… «Ещё», — всплывает на экране, и Артём думает, что пока не испортил точно. Он старается, качает головой, понемногу впуская игрушку всё глубже в глотку, плотнее обхватывает ее губами, но звуки все равно выходят слишком сочными: тщательно смазанный ствол проскальзывает глубоко и очень хорошо, заставляя Артёма прикрывать глаза, немного замедлиться, подавляя некстати оживившийся рвотный рефлекс. Ну сейчас-то почему? Его вроде бы за волосы никто не натягивает, глотку свою стволом он сам раздрачивает, хотя, говоря откровенно, совсем не отказался бы, чтобы это сделал за него Полковник. Почему-то образ его невидимого собеседника рисуется очень горячий, потрясающе сексуальный, и Артёма от этого кроет почище, чем от первого в жизни стакана водки. А он ведь ещё и сообщения вкидывает, распаляет сильнее. «Ты только ртом работать будешь или?..» Артёму не хочется отвлекаться, но он все же набирает ответ одним скольжением пальца по экрану телефона: «Или» Мысль показать себя во всей красе приходит спонтанно, но голову оккупирует накрепко. Тёма снимается с игрушки, скользит по ней кулаком, растирая смазку и слюну, снова начинает качать головой, берёт гибкий длинный ствол до половины, жадно дышит носом, чуть шире растягивает губы, чтобы избыток слюны свободно стекал вниз. А всё равно горло конвульсивно жмётся, словно «не хочет» пустить игрушку глубже, а он всё равно старается, всё равно насаживается активнее. Были бы перед ним колени — так легко и приятно было бы опереться о них ладонями, а вместо этого… Горло сочно чавкает, хлюпает влагой, именно ради таких звуков, кажется, мужики и приходят в вебкам к таким, как Артём, мальчикам, обычным самым пацанам, коротко постриженным, в смятых, испачканных майках. Ещё, чтобы послушать, как шепчут всякие пошлости типа «Можно мне кончить, папочка?» С Тёмы такое просили всего пару раз, но он краснел слишком отчаянно и радовался только тому, что клиент просто не может этого увидеть. Снова выпускает игрушку изо рта, шлёпает себя влажным стволом по языку, по щеке, чувствуя, как разлетаются капельки слюны в разные стороны. Он и не помнит, когда изо рта так текло в последний раз, но то ли из-за Полковника, то ли ещё почему — слюноотделение, кажется, увеличивается в несколько раз. А в голове пульсирует, бьётся только одна мысль: нравится ему? Нравится? Нравится? Нравится? Ну ясен хуй нравится, раз до сих пор не отключился, хотя мог бы, вот только в голову его эта простая парадигма укладывается очень плохо, как будто совсем ему чуждая. Артём заставляет себя отвлечься, снова насадиться на ствол, сделать это чуть более плавно, прочувствовать каждый сантиметр, как стояк проникает всё глубже и глубже, словно твёрдая рука насаживает его, медленно, но верно, неумолимо. Артёму чудом удаётся взять больше половины, а потом дышать становится совсем трудно, и он жалобно всхлипывает не то глоткой, не то грудиной. «Если больно — не надо», — прилетает тут же. И как ему объяснишь, что не больно, а хорошо, просто… Не хватает живого, человеческого, не хватает кого-то рядом, чтобы стоять на коленках и брать губами не резину, а теплую, пульсирующую одуряюще пахнущую человеческую плоть и смотреть в глаза по-настоящему, преданно смотреть, как самый послушный мальчик. Для Полковника Артёму хочется опуститься на колени, вот только сценарий этого не предполагает, зато предполагает кое-что другое. Сообщение он игнорирует, не может прочитать, когда вытворяет такое, когда коленями взбирается на стул, когда поворачивается к камере задницей, прогибается и плавно стягивает спортивки под колени, сверкая белыми подмётками «рабочих» кроссовок и показывая Полковнику аппетитную задницу в трусах типа джоки. Не ожидали, Ваше благородие? Артём подаётся назад, трётся раскрывшейся ложбинкой меж ягодиц о крепкий стояк, потирается горячо, ритмично, очень медленно, наслаждаясь тем, как становится скользко. Он растянул себя пальцами наскоро, но по идее проблем возникнуть не должно: игрушка же такая влажная, такая…На собственном лице подсыхает тонкая пленка слюны и смазки, когда он подается назад сильнее, когда упирается коленками, сжимая пальцами спинку стула, а потом все же ставит одну ногу на пол, для страховки, чтобы не слететь. Ткачёв чувствует, как влажно игрушка мажет по сфинктеру, обводит упругое колечко, а потом он сажает себя, впуская головку, и в поясницу тут же отдаёт приятным чувством наполненности, а ещё таким странным, очень интимным ощущением неправильности, мол, не должно, Тёма в твою задницу ничего входить, а только… Представить бы, как это делает Полковник, как обхватывает руками за бёдра и под животом, красиво обхватывает. Больше крепко или нежно? Сложно сказать, Тёма представляет только, что ахуенно, а больше не хочет представлять ничего. А ещё до одури хочется ощутить на себе ладони, тёплые, живые, настоящие, такие большие и уютные, чтобы до дрожи доводили одним давлением, одними нажатиями на его кожу, чуть влажную от испарины… Сучий Полковник! Артём чуть давит бёдрами вниз, игрушка влажная, податливая, скользит хорошо и приятно, его тут же пробирает мурашками по пояснице и бёдрам одновременно, прогибается сильнее, шумнее дышит приоткрытым ртом. Сейчас бы по заднице еще получить крепкой пятернёй за то, что спешит, торопится. Сообщения приходят на телефон одно за одним, но Артём сейчас не может остановиться, просто не может, отводит ладонью ягодицу в сторону и жалеет только о том, что нельзя отвлечься, сходить за вибратором да прижать его спереди к головке, подразнить себя, чтобы встало потвёрже. Интересно, Полковнику всё-таки нравится, или он там негодует, что за разврат Артём тут устроил? О, он устроил, сам от себя не ожидал, что сможет, да только как остановишься, когда Полковник его так явно всю дорогу брал на слабо: мол, покажешь мне, как в жопу любишь долбиться? Покажет, ясен хуй, хорошему-то человеку отчего не показать? Артёму хочется взять телефон в руку, написать: «Только тебя не хватает, приедешь?» А сам заводит назад и вторую руку, разводит ягодицы пошире, чтобы как следует было видно, как головка полностью из него выскальзывает, а потом медленно погружается глубже. Нравится ли Полковнику, внезапно становится восхитительно похуй, потому что уже нравится самому Артёму. Он входит во вкус, переносит руки вперед, поглаживает себя по груди и присаживается на игрушку ниже, ниже, до упругой пульсации в области поясницы, до горячей, прошибающей тело дрожи, до бесконечно приятного, переполняющего его чувства наполненности, до тихого, первого стона с запрокинутой головой: головка проскальзывает по простате, и Ткачёву хочется завести руку назад и загнуть член так, чтобы при новом толчке она попала точно в цель уже гораздо точнее. Он думает о Полковнике, о том, как ахуенно было хотя бы попробовать его ник сейчас простонать, ахуенно и очень странно. Он точно не будет, не так, не сейчас, не когда он слышит, может быть, дома, если вздумает подрочить на свою сегодняшнюю смелость. А если по ту сторону экрана мент? Об этом ты, Артём, не думал? Не думал, вообще ни о чём думать не может, когда игрушка его раскрывает, растягивает: так хорошо и так мало одновременно, если бы расширялась книзу, было бы приятнее. Если бы проминала его сильнее, если бы была побольше… И когда он успел стать таким жадным. Артём привстаёт, насаживается ритмичнее, не выдерживает, снимает игрушку с крепежа и тянется за насадкой, чтобы прикрепить член к гладкой поверхности стула. Он садится на нее полностью, чувствуя, как ствол загибается внутри, входит как-то непозволительно глубоко, так глубоко, как, наверное, входят только очень длинные мужские члены, чёрт. Грудью притирается к пластиковой спинке стула, дразнит прохладным трением свои соски, ягодицы приподнимает, а потом снова с силой опускает на сидение, слыша как стояк влажно хлюпает в нем. Сука, это он так смазкой или слюной? Или и тем, и тем? А похеру! Воздух в комнате становится прохладным, и Артём понимает, что замедлился, а медлить нельзя, внутри всё горит, пульсирует желанием, когда он приподнимается и снова опускается на игрушку, когда старательно себя трахает, закусывает губу и всё равно возбуждённо стонет, когда головка снова и снова перекатывается, проезжается по его простате. Соски горят от трения о спинку стула, ему отчаянно хочется их сжать, но сил хватает только держаться за неё обеими ладонями, бёдра начинает жечь, как будто он снова в зале старается правильно делать приседания. А тренер ему говорил, что это упражнение понадобится, кто бы, сука, ещё подсказал, что здесь? Круче всего, как игрушка входит глубоко, как после каждого ритмичного толчка вверх он съезжает вниз и сжимает член своей задницей, дышит часто, давит на стул ладонями, чтобы удержаться. Когда ещё его так крыло, когда ещё он так сводил лопатки, так жмурился, так раскрывал рот и шустро облизывал свои губы, смачивая их для нового стона? Полковник-то ещё с ним? Ещё смотрит? Или это родео Артём уже чисто для себя показывает? Телефон вибрирует, и он почему-то счастливо и широко улыбается: ещё здесь, ещё смотрит на него, пишет что-то даже, хотя видит прекрасно, телефон далеко, у него за спиной, и смотреть туда у Артёма сейчас нет ни сил, ни желания. Показать бы Полковнику свой блядский взгляд с поволокой, но он всхлипывает, как мальчишка, жалобно и сладко, потому что простата припухает от интенсивных ласк, становится чувствительнее словно, заставляет Артёма прогибаться и, усадив себя до самых яиц, вилять задницей, растягиваясь на члене, пытаясь придавить им чувствительное местечко. — Блять, блять, блять… Артёма перетряхивает крупной мурашкой по груди и животу, перед глазами на минуту темнеет, и Артём сначала кончает, а потом понимает, что так и не снял ни белья, ни штанов, только приспустил последние, в белье мигом становится мокро и липко, но Ткачёв об этом думает в самую последнюю очередь, продолжая ритмично двигаться на игрушке, выдаивая из себя белёсые капельки спермы, выжимая, кажется, с каждым новым толчком еще немного из измученной, раздроченной плоти. Господи. Голову роняет вниз, смотрит на собственные подрагивающие пальцы: так увлёкся своими «скачками» и горящими мышцами бёдер, что даже не заметил, как напряглось всё остальное тело. Чёрт побери. Артём всё равно улыбается сыто и пьяно и даже тихонько смеётся: после оргазма всегда становится лучше как будто, легче, но определённо не так, как сегодня. Он только что кончил, а ещё сейчас идти к телефону, читать сообщения от Полковника, что бы, блять, он там ни написал. И пусть только попробует в этот раз заикнуться про «серый шум» и назойливое мельтешение! Артёму не страшно, он оборачивается через плечо, прогибается легонько, красиво, приподнимается, чувствуя, как игрушка выскальзывает из него, осторожно подтягивает штаны и наконец-то делает шаг в сторону телефона. От этих сообщений не зависит ровным счётом ничего в его жизни, нужно просто взять и посмотреть, но сердце всё равно начинает биться быстрее. И всё-таки: что написал Полковник?