Полковнику никто не пишет (кроме мальчика из вебкама)

Артём заглядывает в холодильник и досадливо морщится: в таком даже мышь не повесится, потому что её ещё на что-то надо в этот холодильник приманить. Идти в магазин не хочется: накануне он слишком резво вошёл в пятничку, а теперь вот страдает от похмелья. Ткачёв сонно, недовольно потягивается, захлопывает дверцу и достает из кармана домашних растянутых штанов мобильный, обещая себе лишь заказать что-нибудь на завтрак, а уже потом, когда желудок перестанет бурчать, всё же выйти на улицу. Телефон услужливо подсовывает ему иконку неотвеченного сообщения, короткое, но очень красноречивое «Полковник» на экране пробирает низ живота скручивающим спазмом. Накануне Артём сильно перебрал и, кажется, был ещё менее сдержан, чем обычно. Насколько он помнит, Полковнику это вроде бы даже понравилось. Еда подождёт ещё пять минут в отличие от самого Артёма. После того злополучного сеанса связи всё у них закрутилось как-то слишком быстро. Слишком стремительно. Во время приватов его клиенты часто пошлили, писали всякие двусмысленные вещи и, кажется, считали себя чертовски остроумными и оригинальными. Таких слов, как Полковник, Артёму не писал никто и никогда. Он даже сейчас толком не может объяснить, почему раскраснелся, как маков цвет, когда читал их одно за другим. Не столько пошлые, сколько откровенные — как оказалось, разница между этими понятиями огромна. Полковник не придумывал неуместные сравнения и не заменял части его тела хуёвыми эвфемизмами, он словно описывал Артёму то, что видел, а ещё писал ему, как это горячо, красиво и возбуждающе смотрелось. Но хуже всего оказалось его последнее сообщение, слишком лаконичное, состоящее из одних только цифр, оно почему-то придавило Артёма каменной плитой. Номер телефона. Вот так ахуительно просто и сложно одновременно. Записывать его в адресную книгу — верх безумия, переходить с клиентом в реал, переписываться где-либо, кроме рабочего чата — запрещено, и это самая главная заповедь вебкамщика. Артём нарушил её так ахуительно быстро и просто, что сам испугался собственного безрассудства. «Он тебя даже не трахнул, Тёмыч, а ты поплыл как девка от каких-то сообщений». Полковнику он написал не сразу, сдался омерзительно настойчивому желанию день на третий или четвёртый. Тот, впрочем, не отвечал ему до вечера, заставляя Артёма досадливо жевать губу и мечтать удалить сообщение, но кто его знает, вдруг у Полковника сообщение все равно сохранится на панели уведомлений? Тогда всё будет выглядеть по-детски, а Артём ведь серьёзный парень. Ну да. Серьёзный. «Доброе утро! Надеюсь, я вчера не сделал ничего… такого, о чём сегодня должен буду жалеть?» Проматывать переписку вверх не хочется от слова «совсем». Артём слишком хорошо помнит, как в какой-то момент фоткался в туалете перед зеркалом, а вот что было вокруг — не помнит. И сколько на нём было одежды — тоже. Сворачивает окошко с чатом и лезет в приложение, чтобы заказать продуктов на дом. Что там ему нужно? Понятное дело овощей на салат, картошки, каких-нибудь фруктов, наверное. Яблок вот можно взять, пару манго. Было бы лето — заставил бы себя прогуляться на Апрашку за черешней. Ещё надо взять молоко, масло, творог, яиц, птицы и мяса. Рука сначала привычно тянется к очищенному филе, но затем возвращается к цыпленку. Ничего, сам разделает, хотя это и не так приятно, как сразу взять гладенькие чистые кусочки, с которыми не надо возиться, счищая с кости лакомые обрезки. Заказ выходит приличным, тем более, что сверху Артём после минутного колебания добавляет пару шоколадок, вафельный торт «Причуда» и пару банок пива. Ну а что — похмелиться человеку нельзя? Деньги с характерным звуком списываются с карточки, а затем приходит ответ от Полковника, как и всегда, лаконичный и непонятный: то ли подъёбывает его, то ли серьёзен, как генерал на параде. «После всего есть еще вещи, о которых ты можешь пожалеть впоследствии?» И следом второе, успокаивающее. «Мне все понравилось, а тебе?» Ткачёв матерится тихо: колоться Полковник не собирается. Если бы хоть какую-то скобочку поставил в конце, было бы понятно, мол, шутит товарищ гестаповец, подкалывает его за пьяную амнезию. Но без скобочки непонятно: а вдруг не подкалывает? Вдруг правда считает, что Артём всё-всё помнит, что вытворял по синьке? — Ну как же с вами сложно, товарищ Полковник, — досадливо стонет он в пустоту квартиры и кусает нижнюю губу. А ведь можно было не писать на этот злополучный номер… Скольких бы тогда проблем удалось избежать… Правда, если быть до конца откровенным, проблем всё равно не так много, как профита. Приваты его анонимный Полковник посещает так же исправно, хотя Артём и предлагал пустить это дело мимо кассы, по дружбе. Собеседник отреагировал отрицательно, сказал, что номер давал вовсе не для того, чтобы потом на Тёме сэкономить. Это вроде и приятно, а вроде и… Ну не получается у Ткачёва окончательно сформулировать своё отношение к Полковнику: деньги платит, сообщения пишет исправно, но ничего не просит, лишние пол слова из него хрен вытянешь. И чего ради тогда было оставлять свой мобильный, если их вялотекущее общение ни красочнее, ни глубже не стало? Не человек — загадка. Со вздохом Артём мотает чат на вчерашние сообщения. По тексту и фоткам, правда, пробегается вполглаза, иначе, кажется, сгорит со стыда. Во-первых, потому что пьян он был вусмерть, во-вторых, потому что начисто игнорировал знаки препинания, правила орфографии и пунктуации, а кое-где Полковник должен был догадываться о смысле направленных посланий только с божьей помощью, не иначе. Ну, а в-третьих, Артём, кажется, вчера открыл в себе тягу к эротическим фотографиям. Одно дело, когда вытворяешь такое перед камерой по работе, а совсем другое, когда за вечер Полковнику прилетает с десяток снимков в духе «не твоя, вот ты и бесишься». Полковник, впрочем, не бесился, реагировал на каждый снимок в своём особом стиле: жарко, но сдержанно. Артёму (даже трезвому) хочется прочитать под очередным снимком что-то вроде «я бы вдул», только не так, конечно, а на этом уникальном «полковничьем» языке. Но в его посланиях ничего, даже отдаленно напоминающего подобный посыл, нет. Досадно. Спросить что ли: вы там хоть передёрнули вчера или нет? Но он сдерживается. «Так вроде жопу-то я вам вчера не присылал, как и средние пальцы. Стало быть, о чем жалеть, да, товарищ Полковник?» — ретиво набирает Артём, выходит в коридор на пару минут, чтобы забрать уже доставленные продукты, а вернувшись на кухню, читает лаконичное: «Твоя задница, Артём, наверное, единственное, чего я вчера не видел». «Средний палец, кстати, был, ты его на видео держал во рту». «И не только средний». Ну вот как с ним после такого разговаривать? Ткачёв недовольно шуршит пакетами, раскладывает покупки по разным полкам в холодильнике, так, чтобы и мыша было не стыдно позвать в гости, мол, вот тут можете вздернуться, аккурат между огурцами и помидорами, очень живописная полка. Подходит для отхода в мир иной на все сто процентов, ни в чем себе не отказывайте. Значит были ещё и видео, только в переписке он их не видит почему-то. Удалил что ли или, не помнит, но устроил Полковнику ещё и сеанс не запланированной видеосвязи? А собеседник в таком случае камеру включал или?.. Вопросов меньше не становится, ответов не прибавляется. И что такое происходит с ним в последнее время? А происходит что-то странное: Артёму внезапно стало легче просыпаться по утрам, улыбаться он тоже стал чаще и вообще чувствует какой-то небывалый прилив сил, как будто Полковник своими короткими сухими сообщениями добавляет в его жизнь света и тепла. Ничего необычного, казалось бы, но пишет сам, интересуется его настроением и жизнью в целом. То планами на вечер, то кем себя видит через 5-10 лет. Короче, переписываться с Полковником Артёму неожиданно нравится, особенно, наверное, тем, что взамен от него ничего не требуют, даже как будто бы смущаются, когда Артём задаёт вопросы тоже. Про самочувствие, про то, как на работе, про то, что едят Полковники и делают ли это три раза в день или реже/чаще. Окончательное понимание, как он влип, приходит, когда Ткачёв заболевает. Выходит это, как и всё в его жизни, по-идиотски. Вообще он собирался просто прогуляться до магазина, набрал полные руки пакетов, наверное, чтобы все мыши подъезда переселились именно в его холодильник, а, когда тащился домой, пошёл дождь. Вернее, поначалу это был просто дождь, который впоследствии перерос в настоящий тропический ливень. Вызвать такси — не было свободных рук, ждать автобуса — желания. Как закономерный итог, Артём пришёл домой мокрый до последней нитки, а по прошествии пары часов почувствовал, как стремительно ухудшается его состояние. Сначала, как это обычно бывало с ним ещё в детстве, запершило в горле, затем напала чудовищная сонливость, а когда он всё же сдался усталости в плен на пару часиков, а потом едва разлепил отяжелевшие веки, голова отозвалась пульсирующим давлением, а горло — режущей болью. Первым делом он написал, что не выйдет на работу, в общий чат, вторым — полез жаловаться на самочувствие Полковнику. Несмотря на то, что порой ответа приходилось ждать часами, тут он отреагировал незамедлительно: «Температуру мерил?» И следом еще одно. «Давай адрес». Потом Артём будет неоднократно себя спрашивать какого хрена он дал. Ну, адрес, то есть. Но почему-то написал его практически на автомате, как если бы пятилетний потерялся на улице и услышал этот вопрос от милиционера. Всё написал честно: улицу, дом, этаж, квартиру и даже домофон. А потом увидел на экране, как ему показалось, досадливое: «Так ты питерский, значит?» И сердце с ухающим звуком упало в пятки. Очевидно было, что Полковник обитает в каком-то другом городе. А следом сердце присело ещё ниже, как в латиноамериканском музыкальном клипе. Оказалось, вбивая букву за буквой Артём, ну, самую малость, конечно, но надеялся, что Полковник, как принц на белом коне прискачет его спасать с аптечкой наперевес. Полковника Ткачёв, впрочем, недооценил. Сам он, конечно, не прискакал, но сначала Тёме пришлось принимать доставку продуктов: всякое там молоко, мёд, масло — ну что там ещё принято употреблять, когда болит горло? А следом подоспел курьер из аптеки со всякими пшикалками, прыскалками, каплями, таблетками, а ещё гематогенкой (с ёжиком), чему Артём то начинал умиляться, а то чудовищно возмущаться, но почти тут же снова переключался на умиление. «А ты сам откуда?» «Странный вопрос. Из Москвы, конечно» «Почему “конечно”?» «Ну а где Минобороны с полковниками находится?» Артём затормозил в дверцу холодильника. Не понял… То есть Полковник… реально полковник? «Ты, то есть, над ником не думал даже?» — торопливо интересуется он. «А чего тут думать, — не отставая, поразил его своей логичностью Полковник, — Написал всё как есть, чтобы без сюрпризов». Без сюрпризов. Ага. Как же. Такое понятие, как ирония, полковникам, кажется, никто в школе не объяснял, вот и досталась Артёму честь хоть в чём-то в его жизни быть первым. «Ну, я вот до сейчас вообще не думал, что ты как-то реально с армией связан», — с максимально возможным для буковок на экране нажимом сообщил он. Ответ, впрочем, оказался обескураживающе простым и раздражающим: «Ну то, что ты не очень умный, я почему-то сразу понял)» И вот эта ублюдская скобочка в самом конце. Может, он ещё и стикерами пользоваться умеет? Артём бы не удивился. Образ Полковника похож на одно огромное вселенское наебалово, но почему тогда он вместо злости испытывает какую-то блядскую нежность? Почему улыбка дрожит в уголках губ? Почему в конце концов он так сладко облизывает свои губы , глядя на экран, как будто бы хочется, чтобы сейчас его… поцеловали? «Так значит действующий полковник действующей российской армии?» — глупо переуточняет он. «Ну да, — незамедлительно отзывается Полковник, — Я ведь так и сказал тебе. Не веришь?» И тогда Артём решается: а что, собственно, ещё ему терять? «А фотку в форме можно?» Отправляет сообщение и жмурится до звёздочек перед глазами. Интересно, это вообще не военная тайна? Может полковникам надо скрываться еще круче, чем вебкам-моделям, чтобы ни одна живая душа не узнала, кто там руководит всякими секретными боевыми операциями. Хотя время-то вроде мирное, но ведь и Полковник почему-то не на даче сидит, а в своем министерстве, значит, делами какими-то занимается. Полковник не отвечает ни через минуту, ни через две, ни через пять. Через час, впрочем, не отвечает тоже, и Артём начинает волноваться. Это проявляется постепенно, сначала он, конечно, отвлекается на всякие лечебные манипуляции: пьёт таблетки, разобравшись с инструкциями, греет себе молоко с мёдом и маслом, как готовила бабушка, полощет горло и брызгает в нос, чтобы облегчить себе будущий насморк, который непременно накроет, даже если спустя пару дней. Телефон проверяет как будто бы просто так: посмотреть время, ответить ребятам по работе, договориться с менеджерами о переносе уже оплаченных приватов, а на самом деле — ждёт, не промелькнёт ли зелёный кружочек, выдав присутствие Полковника онлайн. А ещё — но это на самый дурной случай — не исчезнет ли чат с Полковником из его ленты совсем. Как если бы его удалили для них обоих в одностороннем порядке. Артём заваливается с телефоном в постель: голову снова начинает неистово сдавливать, а в прохладной постели да с приоткрытой форточкой ещё можно как-то жить. Он пытается включить Нетфликс, но не может выбрать ни фильм, ни сериал, ставит аудиокнигу, но не понимает смысла слов, даже любимая музыка не расслабляет, а будто ввинчивается ему прямо в черепную коробку. В конце концов Артём, конечно, закрывает глаза и вырубается, а когда просыпается… Проекция часов на потолке показывает около трёх ночи, он сонно трёт глаза и пытается понять, почему проснулся: оказывается, совсем рядом с подушкой разрывается его телефон. Кажется, поставил напоминалку, чтобы принять лекарство. Ебаное правило про каждые шесть часов, ему теперь что, неделю просыпаться прямо посреди ночи? Недовольно ворчит, отрубает будильник, вполглаза смотрит на экран: пара тройка рекламных сообщений на почте, пропущенный с неизвестного номера, смс-ка от Питона (кто еще в наши-то дни пишет смс?), сообщение от Полковника… Воспоминания о том, как ждал и хватался за телефон, затапливают, и смартфон выскальзывает из его ладони и падает на постель экраном вниз, и Артём чертыхается, нащупывая его на простыне и пытаясь разблокировать экран как можно быстрее. Полковник, как и всегда, лаконичен и очень аккуратен в формулировках: «Не очень умею делать это, Артём. Надеюсь, не разочаровал». «Какой же, сука, кринж, — думает Артём, а фотка, приложенная к месседжу, грузится слишком долго, — как-то так мог бы, наверное, изъясняться мой дед». Полковнику чисто по сообщениям хочется дать лет шестьдесят, не меньше, но Ткачёв напоминает себе, что военные — люди особого склада ума, у них там всякие вера, честь, отвага и прочие волшебные штуки, с которыми ему, в армии проведшему всего год по призыву, остаётся только смириться. А вот понять все эти приколы удастся едва ли. Даром что ли нарядов за службу собрал, кажется, на книгу рекордов? Первое, что бросается ему в глаза — это рука, сжимающая телефон. Марка мобилы, кстати, вообще не знакомая, но Артём уже давно ничего, кроме айфонов, всерьёз в качестве телефона и не рассматривал. Ему принципиально, чтобы камера была нормальная, чтобы по цветам всё — секс. Айфон вот устраивает, а что-то другое… Да зачем вообще? Так вот рука… рука с телефоном не выглядит старой, а ещё на ней нет кольца на безымянном пальце. Кольцо, конечно, можно снять, но Артём, сколько бы ни приближал, не может разглядеть и след от кольца тоже. А ещё вообще толком ничего не может разглядеть: только очень красивую мужскую руку с ухоженными короткими ногтями да кусок одежды — застёгнутой доверху на все пуговицы. «Эх, Полковник, — с тоской думает он, — не умеете вы флиртовать». Но вместо этого отбивает короткое: «У тебя очень красивые руки. По крайней мере, одна точно». Ответа он не ждёт, но он прилетает почти тут же. «Вторая не хуже. Они у меня близняшки». Хуже всего, что в ответ на это Артём улыбается, что он вообще постоянно улыбается, если Полковник ему пишет. Ну почему он так сильно влип? Ткачёв думает, что таких дураков, как он, потом и находят в Питере по всяким подворотням и рекам, расчленённых и разложенных по пакетам. Только вот Полковник его не в Питере и вообще… разве кто-то покупает лекарства, если потом всё равно планирует расчленить? Едва ли. Ему чудовищно хочется прямо сейчас взять и Полковника набрать, послушать его голос, но мало ли, какие сейчас у Полковника дела, может, вообще у него дома семья, дочка там маленькая или ещё кто, а тут Артём со своими звонками совсем не кстати. О том, что у Полковника может быть кто-то ближе и важнее ребёнка, лучше не думать. Стал бы он тогда Артёмовы приваты смотреть, если бы был в отношениях? Кто-то другой — возможно, только не такой человек, как его собеседник. “А ты почему не спишь?” — тут же проверяет догадку он. И снова быстрый ответ: “Взял немного работы на дом, решил, что документы можно почитать и в любимом кресле”. “А ты?” И снова улыбка, дурацкая и счастливая. Не потому, что Полковник дома, не потому, что отвечает ему даже глубокой ночью, а от всего вместе. Ещё потому, что спрашивает что-то в ответ, потому что ему не плевать, кажется. Но, конечно, совсем не так не плевать, как Артёму. Такие вот Полковники не влюбляются с пары строк в ноунеймов. Хотя, казалось бы, чего он только у Артёма не видел? Не так уж много осталось тайн… “Проснулся по будильнику, чтобы лекарство выпить. И полюбоваться. Тобой.” Точки словно дробят мысли, одновременно — подчёркивают самое главное. Красивый, красивый, красивый — пульсирует в голове одна единственная мысль. Артёму даже этого достаточно, чтобы почувствовать себя счастливым. “А ты полюбовался?” — уточняет его комплимент Полковник. И Артём сдаётся ему моментально: “Мне очень понравилось. Любуюсь до сих пор. Спасибо”. Красивый одуряюще, несмотря на то, что на фото видно-то всего ничего, он знает, он по этой одной руке и аккуратной форме всё уже знает про Полковника. Артёма кроет, как подростка в пубертате от журнала с голыми женщинами. Его самого такое тоже возбуждало лет в 13, а сейчас — смотрите, готов дрочить на красивые крупные мужские ладони. Хуже: на одну ладонь. Вторую ему даже не показали. “Мне… Приятно”, — ответ Полковника теплом разливается по его внутренностям. Тёма натягивает одеяло повыше, прячет в нём свою улыбку и хочется сразу же написать в ответ что-то очень и очень нежное, но как и что — вопрос открытый. Вдруг Полковник вообще не про нежности? Вот его забота укутывает теплом, ощущением важности, нужности, но вот нежность… Может, военные про неё вообще ничего не знают, а тут Артём полезет со своими щенячьими ласковостями, со своими словами неосторожными, с признаниями, что вот так, как сейчас, он себя не чувствовал уже очень давно, что ему очень хочется, чтобы можно было ответить на эту поддержку чем-то взамен. А ещё — как ему жаль, что Полковник обитает где-то за 700 почти километров от него, в Москве. И вот это вот обиднее всего, конечно. С этим вообще не ясно, что делать. Интересно, а в Минобороны можно вообще заказать доставку там: торт или букет? кофе из Старбакса? Идея, наверное, тупая совершенно, но ему так хочется хотя бы что-то сделать ему в ответ, что-то, кроме интимных фоток, которые Полковнику от него и так прилетают по пятницам. “И часто ты лекарства на дом людям заказываешь?” — зачем-то спрашивает Артём, обнимает одеяло коленями, сохраняет себе фотку Полковника из переписки. “До тебя — только дочери пару лет назад, когда она в универ в другой город уехала и там заболела”, — отвечает Полковник. Значит, дети всё же есть, вздыхает Артём. И, судя по вводным, дочка, наверное, примерно его возраста. Если ещё и в универ уехала, то вполне может быть где-нибудь в Питере, вдруг они пересекались даже, не дай бог, мутили… Ткачёв пытается вспомнить, рассказывала ли какая-то из его подружек про отца-полковника, но понимает, что ни о ком из них почти ничего такого семейного не знает: кто родители? есть ли братья-сестры? Неужели он был таким дерьмовым парнем, что ничем, кроме поцелуев и секса не интересовался? Нет, интересовался, конечно, просто родители это про какую-то слишком серьёзную стадию отношений, к которой Ткачёв ещё ни разу не оказался готов. А вопросы про детей — это тоже к серьёзному или?.. “В Питере учится?” — уточняет он. “В Питере, — отзывается Полковник, — благо что ехать на поезде всего четыре часа, а самолётом вообще: взлететь и приземлиться”. А следом приходит ещё одно сообщение, от которого у Артёма сердце уходит в пятки. “Ты, кстати, не хочешь приехать в Москву на пару дней? Я мог бы купить тебе билеты и снять квартиру”. А затем ещё одно. “Если ты, конечно, позволишь”. Ткачёв чувствует, как горит его лицо. Не просто горит — — пылает, потому что Полковник не может это предлагать всерьёз. Не должен. Внутри грустно и плаксиво: нельзя переписываться с клиентами, а уж ехать на встречу в другой город, тем более, в особенности позволять покупать себе билеты и оплачивать жилье — максимально небезопасно. У Артёма внутри, оказывается, огромная прорва страхов. А что если его собеседник — маньяк? А если и правда полковник? У него же в Москве всё схвачено? Он, Артём, никто и зовут никак, вот ещё продадут в рабство или на органы и… Ткачёв стонет, прячет лицо в подушку: всё так невинно начиналось, а теперь ему здесь сходить с ума и не знать, куда себя деть. Увидеть Полковника вживую, целиком, не буквами на экране, услышать его голос хочется так сильно, что удержаться от нарушения очередной и, быть может, самой главной заповеди вебкамщика — никаких очных встреч — чертовски сложно. Об этом он даже сказать никому не сможет: коллеги не поймут, а некоторые и вовсе могут донести на него руководству. Один хуй, если встреча пройдёт успешно, его тайные отношения довольно быстро станут явными. Вот только готов ли он к этому? Артёму чудовищно, ну вот просто до одури хочется простого человеческого потрахаться. Полковник с этими его руками-близняшками подходит просто идеально, да вот только с такими мужчинами — и он это понимает прекрасно — не встречаются на один раз. Его Полковник явно не мальчик и вряд ли рассматривает варианты секса без обязательств. Можно, конечно, спросить, но Артёму почему-то кажется, что Полковник даже не поймёт вопрос, если в разговоре будет фигурировать секс без обязательств. Ну не такой он человек, слишком серьёзный, обстоятельный, даже шутить вот только-только начал, а они сколько — несколько недель уже переписываются? Так чудовищно мало, но так восхитительно откровенно. С тех самых первых сообщений. Артём снова берёт телефон в руку: сообщения Полковника пока остаются неотвеченными. Переживает ли он по этому поводу или не испытывает ничего? А может со стоическим спокойствием даёт ему, Артёму, обдумать неожиданный вариант дальнейшего развития их отношений? Как бы то ни было, отсутствие дополнительных вопросов сейчас устраивает полностью. Чат снова сворачивает, лезет в папку со скриншотами: и когда только стал таким сентиментальным? В тот самый, кажется, вечер, когда впервые показал себя по-настоящему, показал, чем занимается, чем зарабатывает на жизнь. Не понимать, что не перед ним одним Артём так откровенно обнажается, Полковник не мог, но ни разу за всё это время ни полсловом его не упрекнул. Артём скользит пальцем по экрану, внимательно вглядываясь в каждую строчку, прекрасно осознавая, что именно с них всё и началось. Именно из-за них он вообще Полковнику написал. Потому что нельзя быть таким… таким… “Ты очень красивый, Артём, я уже давно хотел сказать, но ты, наверное, часто это слышишь, так вот ты очень красивый” “И не потому, что сейчас для меня раздеваешься, хотя, должен признаться, ты и одетый меня возбуждаешь как никто не возбуждал уже очень давно, особенно твои губы” “То, как ты их закусываешь, когда задумываешься над ответом. Я когда первый раз это заметил, потом не мог взять себя в руки, всё думал, что тебе надо написать, чтобы ты снова так сделал” “Хотя то, что твои губы делают сейчас, безусловно, куда горячее, Артём… господи…” “За пятнадцать лет в холостой жизни я, честно говоря, никого ещё не хотел так, как тебя. Этим вечером и вообще” “Если бы ты сейчас смотрел в телефон, я бы вряд ли это написал, конечно” “Не помню, когда заинтересовался мужчинами, но точно знал, что никогда ничего и ни с кем не попробую, не та страна, не то время” “А сейчас, знаешь, смотрю на тебя и впервые не чувствую себя неправильно от своих желаний” “И да, ниже пояса ты тоже потрясающий. И член у тебя очень красивой формы, самой красивой, какую я видел” “Я на ваш сайт вообще попал, считай, случайно, и сразу на вкладку с мальчиками, и сразу увидел тебя” “Не знаю, почему именно на тебя клюнул, но сейчас вижу, что не прогадал, Артём. Ты и по общению приятный и… горячий невозможно” “Странное ощущение — знать, что ты всё это делаешь для меня, а я даже потрогать не могу, а так хочется прикоснуться хотя бы кончиками пальцев к тебе сейчас, почувствовать, что ты настоящий” “Ты так очаровательно смеешься, когда кончаешь. Жалею, что не мне на ухо” У Артёма сердце в груди стучит бешено, помнит, что тогда стучало тоже, что он стоял почти у самой камеры и хотелось в неё посмотреть, просто подойти и посмотреть, без всякого блюра. И чтобы Полковник обязательно увидел его глаза. И сейчас вот вроде хочется тоже, только страшно… страшно так сильно, как не было даже в детстве. Что же ему ответить Полковнику?