Ками
...Сине-красные тревожные сполохи метались по стенам домов и кронам деревьев, выхватывали из темноты лица прохожих – в этот час было мало тех, кто остановился посмотреть, что же случилось. На оживлённых улицах и магистралях Йокогамы ДТП и аварии не редкость – ничего интересного. Все спешили по своим делам, домой. Те же, кто поддался любопытству, успели заметить полупустые носилки, которые поспешно втолкали внутрь машины реанимации. Щуплое тело мальчишки было едва видно над невысокими бортиками каталки, да ещё его загораживали спины врачей. – Раз суетятся и спешат – значит, живой ещё, – пробасил кто-то в маленькой толпе из двух десятков человек. – Его сбила машина, нэ? – спросил кто-то из недавно подошедших. – Да, вроде так. Вон тот грузовик. И куда водила глядел? – Может, отвлёкся на что-то, не успел затормозить... – Пацан дорогу перебегал на красный, – веско прокомментировал полицейский шофёр, дежуривший в машине, пока его напарник записывал показания водителя грузовика. Скорая уже умчалась в сторону ближайшей клиники, сиреной распугивая легковушки с дороги. – Молодёжь! Вечно уставятся в свои телефоны и вокруг не смотрят! – сердито добавила женщина-очевидец. Ей было жалко мальчонку, но из-за этого происшествия она опоздала к началу новой серии любимого сериала, поэтому говорила сварливо. – Ох, ками-сама, такой ужас! Я теперь до конца жизни буду вспоминать! – Я посмотрел видео с регистратора, – подошедший полисмен лениво оглянулся на кучку любопытных, отмечая их интерес, и нарочно договорил, чтобы слышали все: – Водитель не виноват, это мальчишка выбежал на дорогу. Кажется, он от кого-то убегал, а телефона у него с собой не было. Всё, шоу закончилось, все свободны, – садясь в машину, он хлопнул дверцей и мельком отметил, как быстро рассеялась маленькая толпа. – Блин, не повезло, – буркнул он тише – только для напарника. – Ни документов, ни школьной формы с бейджем, ни даже телефона. Никаких сведений о мальчишке. Придётся ехать в больничку, ждать, пока он очухается... "Если очухается", – подумали оба полицейских, но не сказали об этом вслух, чтоб не сглазить.* * *
Тяжёлый сон отпускал неохотно. Казалось, что открываешь глаза – но вокруг снова непроглядная темень, только мечутся по углам сине-красные сполохи. Потом и они пропадают – и ты снова пытаешься разлепить веки. Несколько секунд видишь тусклый серый свет – и снова темно. – Ну же, просыпайся, малыш, – прозвучал чей-то смутно знакомый голос, в котором слышалось усталое нетерпение. – Давай, ты можешь... Только не шевелись, лежи спокойно, – предупредил он. Мальчику стало любопытно, и он, наконец, сумел приоткрыть глаза по-настоящему. Свет вокруг и правда был каким-то тусклым. Проморгавшись, паренёк увидел перед собой незнакомца, сидящего в одежде прямо на кровати, скрестив лодыжки. Почему-то лежащего больше всего удивили белоснежные кроссовки с идеально чистыми шнурками. Драные синие джинсы и безрукавка поверх чёрной футболки не произвели такого впечатления. "Нифига себе! В обуви на кровати сидит!" – подумал мальчик, уставившись на эту деталь. – Между прочим, они чистые, – хмыкнул незнакомец, не соизволив убрать ноги с постели. Потом помрачнел. – М-да... крепко тебя шарахнуло, раз ты меня видишь теперь... и слышишь нормально. "А ты... вы кто?" – подумал паренёк, чувствуя, что язык во рту не хочет шевелиться. "Со мной что-то случилось, да? Вы доктор? А где мама с папой?" – мысли в голове так и заскакали. – Погоди, не мельтеши, – поморщился взрослый, сделав успокаивающий жест. – Давай по порядку. Ты помнишь, как тебя зовут, нэ? Плохо, – увидев панику в глазах кохая, мужчина повторил жест. – Но раз ты меня видишь и слышишь, то это не проблема. Тебя зовут Шинджи, Иноуэ Шинджи. Вспомнил? – Да, – хрипло отозвался малец, разлепив, наконец, губы. – Тише, малыш. Лучше говори мысленно... иначе сюда прибегут врачи и помешают нам общаться. А тебя запрут в больничке, как чокнутого, если будешь говорить со мной голосом. Понял, почему? Нет? Потому что кроме тебя никто меня не видит. Я твой ками. Шинджи широко распахнул глаза и хотел было пошевелиться, но тело было непослушным, к тому же, в нём сразу проснулась боль. – Говорил же я тебе – не шевелись покуда. У тебя сотрясение мозга, гематома на полтела, перелом правой руки и пара рёбер треснули. Но это лучше, чем если бы ты не убежал от тех гопников. Это не простые хулиганы, они крадут детей на органы, – мрачно объяснил странный ками. – Конечно, если бы ты меня услышал, то свернул бы в метро, но ты почему-то побежал через дорогу... я еле-еле сумел смягчить удар. "Ой... я помню... кажется, кто-то крикнул мне: "Беги в метро!" – но я так испугался..." – Да, в миг опасности многие слышат голоса своих ками, – серьёзно кивнул незнакомец, оказавшийся ангелом-хранителем. – В остальное время мы молчим... Но я так рад, что ты выжил. Увы, не всем так везёт, как тебе, малыш. Хотя в твоей жизни было довольно опасностей, я обычно справлялся, не доводя до крайности. Так, давай-ка теперь, когда мы всё выяснили... "А где мои родители?" – переспросил парень, беззвучно шевельнув пересохшими губами. Он только теперь обратил внимание на причёску своего ками. Смешные волосяные сосульки – кажется, их называют дредды – свисали по бокам худощавого лица мужчины, а сзади были собраны в тяжёлую копну на затылке. – Они ещё не знают, что ты здесь. Но скоро сюда придёт полицейский, спросит твоё имя и как зовут твоих родителей... Это ты помнишь? "Хай... мой отец Иноуэ Кенджи, маму зовут Наоко..." – Очень хорошо. Теперь можешь подать голос – позови медсестру, она даст тебе воды, а то тебе станет хуже от обезвоживания. О, кстати, тут же кнопка есть. Сможешь нажать левой рукой? Осторожно... Больно шевелиться, да? Тогда так зови... – Ано... пожалуйста... кто-нибудь, – слабым голоском позвал пострадавший... и почти сразу за полотняную занавеску, отгораживающую койку от других, заглянула молодая женщина в белом халате. – Очнулся, мальчик, да? Ой, наконец-то! Что-то нужно? Воды? – Да... Вокруг кровати с лежащим на ней Шинджи началась обычная суматоха. Пришли полицейский и врач, задавали много вопросов, потом полисмен ушёл узнавать телефон родителей юного Иноуэ-куна, а врач сделал больному какой-то укол, выключил свет над койкой и велел отдыхать. И всё это время невидимый ками сидел в изножье кровати, как изваяние Будды – молчаливый и неподвижный. На самом деле, выглядел этот мужчина неважно – усталость залегла тенями под глазами, кожа бледная, на подбородке – неопрятная реденькая щетинка. Пареньку ужасно хотелось спросить у других взрослых: "Неужели вы его не видите?!" – но он и так сумел догадаться, что если бы этого странного хранителя увидели сидящим в одежде и в обуви на чистой больничной койке... – Молодец, – похвалил его сдержанность ками. – Ты хорошо держался, хотя я прекрасно понимаю, какой соблазн тебя донимал. Но ты же знаешь, что говорят про тех, кто видит что-то, недоступное другим? "Угу... говорят всякое, – мысленно усмехнулся парень, нарочно плотнее сжав губы, чтобы не выдать себя звуком. – Мол, крыша поехала... фляжка потекла... и ещё похлеще. Но... я ведь не сошёл с ума?" – Нет, малыш. Ты вполне в своём уме, просто побывал на краю смерти... и вернулся. Оттуда всегда возвращаются иными. Постарайся не выдавать нашу маленькую тайну. Даже маме. Веди себя, как обычно. Хорошо? "Хай... я буду осторожен..." – Теперь спи. "Ой... я боюсь... А вдруг не смогу проснуться опять?" – Ничего не бойся, я буду рядом. Сейчас опасности нет, я хорошо вижу это. Тебе нужно поспать, малыш. Скоро приедут твои родители... а тебе надо отдохнуть. Кстати, когда очнёшься, не ищи меня взглядом – я снова буду невидимым. Так безопаснее, понимаешь? Захочешь поговорить – зови меня мысленно. "Хорошо... ано... А как вас зовут?" – Шинджи вдруг спохватился, что так и не знает имени своего личного хранителя. – Зови меня Ками, – без улыбки представился сэмпай. Дождался, покуда мальчишка уснёт, и добавил, едва слышно вздохнув: – Весь в меня...* * *
Жизнь после жизни... Для человека, рождённого на Островах, сызмала впитавшего в себя гремучую смесь из синто, буддизма и пофигизма, не могло быть сомнений в существовании некоего посмертия. Если только ты не достиг Нирваны при жизни, то потом ты либо рождался вновь во плоти, либо становился духом-хранителем для кого-то из потомков твоего рода. Во что крепче веришь, то и сбудется, – так считают почти все вокруг. Но при этом никто всерьёз не задумывается о том, что будет там, за Гранью. Никто не готовится стать ангелом-хранителем, годами сидя за партой, мотаясь в набитой электричке на работу, стоя у станка на заводе или стряпая завтрак детям и мужу ранним утром. Эту профессию никто не выбирает... потому что она выбирает тебя сама Приняв "золотую" дозу в попытке сбежать от депрессии, он никак не ожидал, что вновь откроет глаза, будучи в полном сознании. И не в какой-нибудь частной клинике, где его откачают медики, а на старом общинном кладбище. Он даже не сразу узнал это место – сто лет тут не бывал, да ещё заросло так всё... – Привыкай, малыш, – посоветовал сварливый старческий голос откуда-то сзади. – Будешь тут с нами обретаться, покуда подопечный твой не родится. Хреновый из тебя буддист получился, да... а то пошёл бы на следующее рождение, как многие из наших. Эх, не послушал ты меня, балда... совсем молодой помер, а столько всего хорошего ещё мог бы сделать. Обернувшись, молодой мужчина посмотрел на пожилого. Голос показался ему смутно знакомым, но поверить в это почему-то было трудно. – Ками-сама... – Ну, наконец-то, сообразил! – чуть мягче фыркнул дедок, одетый в старомодные одёжки из чисто белого шёлка. – Слушался бы меня почаще – не попал бы сюда так быстро. – Так значит... это вы мне нашёптывали "брось сигарету, не пей эту дрянь..." – "Не связывайся с наркотиками и придурками", – да-да, это был я, малыш. Но ты оказался на редкость упрямым болваном! – старик-хранитель, сидящий прямо на заросшей могиле, в сердцах пристукнул кулаком по колену. Потом замер, молча приглядываясь к далёкому потомку. Он мог читать его мысли, как открытую книгу, но он был слишком опытен, чтобы комментировать каждую из однотипных бредовых идей, посещавших голову каждого, кто впервые оказывался на семейном кладбище. Почти все они вели себя как дети, очутившиеся в незнакомой обстановке. Молодой новичок постоял возле своего каменного домика, попытался прощупать его рукой – невесомое эфирное тело легко проходило насквозь. То же самое он проделал с ближайшим постаментом и старым деревом. Но через неохватный ствол раскидистого клёна пройти насквозь не удалось – кто-то незримый буквально вытолкнул его наружу, да так, что мужчина отлетел на несколько метров. Приземлившись в густой куст, он по привычке забарахтался, отпихивая от себя ветки – но ни одна не шелохнулась от его действий. – Ясно... понятно, – пробормотал себе под нос новоявленный призрак и кое-как выбрался на едва заметную тропку, ведущую к выходу с кладбища. Старик наблюдал за ним с отменным спокойствием, зная, что будет дальше. Геоманты хорошо знали своё дело – ограда старого кладбища не пропускала в обыденный мир неприкаянные души. Заборчик – ерунда, а вот канава с водой и древние знаки, вырезанные на воротах, создавали непреодолимую стену, о которую новичок едва не расшибся, налетев с разгону. Эфирное тело не чувствовало боли, вместо неё молодой призрак ощутил сильную тоску и странную тяжесть, пригнувшую его к земле. Повторять опыт не хотелось. – Ну, нагулялся? – голос старого Хранителя звучал совсем рядом, хотя он как раз не двигался с места. – Наше пристанище не самое древнее, но огорожено на совесть. И в таком месте, что не скоро его снесут, чтобы освободить землю под жилые постройки или рудный карьер. Так что привыкай, малыш. Новичок запоздало обиделся на такое обращение, но почти сразу сообразил, что если этот дед – Хранитель рода, то лет ему слишком много, и он вправе называть малышами всех, кому меньше сотни лет от рождения. – Всё верно, быстро соображаешь, малыш. Я мог бы гордиться тобой... но... – старик развёл руками. Мол, умный ты был, да дураком оказался. – И что теперь?..* * *
"Ками-сама? Вы здесь?" – мысленно позвал Шинджи, когда родители ушли и отзвуки их голосов затихли в ушибленной голове школьника. Спать ещё не хотелось, зато память оживала после сотрясения... и хотелось удовлетворить своё любопытство. – Здесь, малыш. Тот сидел в углу общей палаты, вне зоны видимости ребёнка, чтобы не создавать у него иллюзию своей реальности. Старый Хранитель предупреждал, что слишком плотный контакт с подопечным отвлекает обоих, а становиться по-настоящему невидимым эфирное тело не способно. Обычно ками следуют за своими хранимыми сзади, сливаясь с тенью, или наблюдают издали, чтобы даже случайно не попадаться им на глаза... Но всё равно, то и дело происходят случаи спонтанных визуальных контактов. То через старое серебряное зеркало, то из-за взгляда через левое плечо... Слепые медиумы так и вовсе видят всех призраков вокруг себя. "Ваше лицо показалось мне знакомым... Где я мог вас видеть?" – мальчишка затаил лукавство, но призрак мужчины чуял его эмоции, как собственные. – Тебе не показалось, малыш. Твой отец был моим младшим братом, – не стал увиливать родственник. Всё равно ведь догадается. Шинджи очень походил на него лицом и характером. "Значит, вы – тот самый дядя Иноран?" – Да. "Но... вы же давно умерли!" – не смог удержаться паренёк, ойкнув вслух, но сразу же снова поплотнее сжал губы, чтобы не болтать с пустотой. Он знал, что за кремовыми шторами есть другие койки, слышал иногда чужие разговоры и стоны больных... а значит, следовало помалкивать. – Думаешь, я не в курсе? – язвительно хмыкнул призрачный сэмпай. "Ох, простите, Ками-сама! Не обижайтесь, пожалуйста!" – Я не обижаюсь. " Правда? Вы... вы не уйдёте?" – Нет. Я буду с тобой до конца твоей жизни, – вздохнул Иноран. За десять с лишним лет он почти отвык нормально общаться, молча присматривая за своим шебутным племянником, который родился где-то через полгода после смерти дяди-музыканта. И мысленно клял своё любопытство – не нужно было сидеть на кровати... и вообще, зачем он заговорил с мальчишкой? Пращур Хранитель ведь предупреждал... Несколько минут было тихо. Точнее, Шинджи напряжённо думал о том, что узнал, но напрямую к своему ками не обращался, и тот тоже помалкивал. Пару раз ловил грустные взгляды других хранителей, чьи подопечные попали в реанимацию и опасно приблизились к Грани между жизнью и смертью. Почти все ками держались вне зоны видимости других людей – кто под кроватью, кто между плотными шторами, кто вообще снаружи, за стеной здания. Бывший гитарист и ещё один "бунтарь" из молодых не прятались, а сидели на полу, на корточках, каждый – у своей койки. – Зря вы это... молодой человек... Зря, – прозвучал тихий надтреснутый стариковский голос. Сухонький дедок маленького роста через отдушину вентиляции присматривал за молодым уборщиком, который старательно надраивал полы в палате. – Здесь слишком тонка Грань... вас могут услышать другие. Не стоит привлекать внимание посторонних людей. Прислушавшись к мыслям и эмоциям своего мальчика, Иноран понял, что тот ничего лишнего не услышал. Значит, он может слышать и видеть только своего ками. Это хорошо, а не то пришлось бы ему идти в медиумы. – Фиг знает, что творится на свете, – пробурчал другой старикан, часа два назад прибывший в реанимацию вместе со своим дальним потомком, получившим сильное отравление химикатами из-за несоблюдения норм безопасности. – Неужели, синтоистов осталось так мало, что в Хранители берут совсем молодых и неопытных? – Нет же, это потому, что наследников нет, – возразил кто-то третий. – Если род прерывается, то старики-ками исчезают, ведь их уже никто не помнит... – За домашними алтарями не следят, – шепнул грустно кто-то ещё. – Начинаааается, – картинно простонал молодой "бунтарь" и нацепил на голову наушники, которые до этого висели у него на шее. Иноран очень легко представил себе, отчего умер этот молодой парень. Небось, переходил дорогу, где приспичило, и не услышал сигнал машины из-за громкой музыки в наушниках. Бывший музыкант не любил конфликтов и болтовни скучающих без общения призраков, поэтому предпочёл молча сныкаться под койку своего племянника, мельком порадовавшись тому, что тот уснул и не пристаёт с вопросами. Дальнейшая дискуссия потекла по накатанному руслу, Иноран слышал всё это сто раз, начиная с лекций Пращура Иноуэ – Хранителя рода.* * *
Время на старом общинном кладбище течёт очень уж медленно. Похоронные процессии и гости на О-бон немного разбавляют серость будней, но в последние годы тут хоронят всё реже. Молодёжь отрывается от своих корней – кто-то уезжает в другие города и префектуры, кто-то и вовсе – в другие страны. Кто-то всерьёз меняет веру – и их души не прилетают в семейные крипты, не становятся хранителями для своих же потомков... – Буддизм очень не сразу повлиял на существовавшее тогда положение дел в тонком мире. Простолюдины крепко верили в нас, ками, и мы жили среди них, незримые, помогали в добрых делах, наказывали за плохие. Много-много раз получалось так, что призраков становилось гораздо больше, чем живых, так что духи, не ставшие Хранителями, сообща селились внутри старых деревьев, в жерлах вулканов, на безлюдных островках, куда не смели ступать ноги живых. Чаще всего, в отшельники уходили те, чья ветвь рода прервалась, и кому стало не за кем присматривать. Те, кого больше никто не помнил, исчезали... и, возможно, рождались снова, мы не знаем. Двое уже привычно сидели на верхушке старого дерева и любовались очередным закатом, окрашивающим небо в разные оттенки красного и синего. Эфирные тела едва касались самых кончиков ветвей, не мешая им подрагивать от лёгкого вечернего ветра. – Да, теперь уже даже наука доказала, что все люди на планете – дальняя родня, а мы, ками, знали это всегда, мы чуяли, какая кровь течёт в маленьком ребёнке, едва он сформировывался в животе своей матери. И если кровь угасающего рода слишком сильно разбавлялась чужой, то новорожденный переходил под покровительство других ками. Но иногда в таких случаях духи-покровители объединялись, чтобы продолжать присматривать за своими общими потомками. И на нас, ками, сильнее всего влияли крепость людской памяти и соблюдение важных ритуалов поминовения предков. Некоторые старинные ветви родов теряли Хранителя и засыхали только потому, что наследники не считали нужным вспоминать о предках. А оставшись без духовного покровительства, человек быстро звереет. Да, почти буквально: ведёт себя, как дикое животное, не ведающее правил людского сообщества... Старый Хранитель разрешил называть себя дедом, хотя между ним и молодым гитаристом было почти два десятка поколений. Внешне он был немного похож на дедушку со стороны отца – каким его запомнил Шинобу. Но память ками хранила подробности жизни всех предыдущих поколений – так, словно бы он сам прожил все эти жизни. А сведения о более ранних временах он получил от тех Хранителей, чей род был древнее, поскольку там всегда рождались наследники, соблюдавшие необходимые ритуалы. Очень быстро стало понятно, что любимым занятием мудрых ками было рассказывать новичкам о делах давно минувших дней, тем более, что больше нечем было заняться на старом кладбище. – Ано... а как вообще появились хранители родов... то есть, почему Хранитель не един для всех живущих ныне, если все люди – братья? – Иноран честно пытался понять эту запутанную историю. – Ками есть не у всех. Точнее, в семье синтоистов ребёнка с рождения сопровождает личный дух его близкого или дальнего родича, но впоследствии такой ками остаётся только у тех, кто в них верит и соблюдает ритуалы. Первый Хранитель появился, конечно же, у того рода, кто первым начал ставить домики для душ мёртвых. К тому времени, как синто сформировалось в головах людей, они уже не были такими уж братьями по крови, – хмыкнул старик. – Поэтому духи предков живут лишь там, где в них верят. Если человек знал имена своих пращуров и ставил им камень на кладбище, он обретал покровителя на всю свою жизнь... и потом сам мог стать ками, если его потомки соблюдали ритуалы погребения и жили в согласии с природой. Медиумы и шаманы были нашими устами, через них мы могли говорить с живыми, если те по какой-то причине не слышали наши предостережения. А ведь ты почти всегда слышал меня, малыш, – грустно вздохнул дед Иноуэ. – Я так радовался, глядя, как ты растёшь, ты был таким сообразительным мальчуганом... – Простите, ками-сама, – музыкант уже не в первый раз повторял эти слова, искренне раскаиваясь... но время для горестных терзаний прошло, сделанного не воротишь. Хранитель в первый же день рассказал ему столько, что молодой призрак то и дело порывался пойти и побиться головой о незримую ограду кладбища. – Я был Хранителем рода Иноуэ по линии старших сыновей, – хмуря седые брови, объяснял старик. – Твой отец был старшим сыном... и твой дед... и все поколения – вплоть до меня. Но ты не оставил наследника, я точно это знаю. У двоих девчонок от тебя родились дочери... хоть ты их и не признал тогда. Поскольку женщины не наследуют мужчин-хранителей (у них своя система Матерей-покровительниц), а сыновей у тебя нет, то главная линия рода прервалась на тебе. Поэтому, пока ещё меня помнят твои братья и отец, я буду приглядывать за ними и, попутно, постараюсь передать тебе свои знания. Потом я, наверное, уйду в отшельники... или исчезну, чтобы снова родиться, а ты останешься здесь... покуда Жребий не выпадет. – Что же это за жребий такой? – уныло спросил бывший гитарист, разглядывая свои руки. Эфирное тело выглядело совсем как настоящее, только почти не могло соприкасаться с окружающей реальностью. – Жребий ками, – серьёзно ответил дед. – Он очень тяжёл, этот жребий, но это лучше, чем сидеть за оградой кладбища и тупеть год от года, наблюдая за сменой сезонов и ни с кем не общаясь. Думаешь, отчего мы вообще друг друга понимаем, а? Когда я жил, наш язык был совсем другим. Если бы я не стал Хранителем рода и не участвовал в жизни своих отпрысков, не следил за жизнью вокруг них, не учился говорить, как они, я бы не понял ни слова из твоей речи... а ты – из моей. Ну, почти. – Пращур помолчал, давая потомку немного времени на осознание полученной информации. – Клён помнишь? – Хм... да, – Иноран посмотрел на величавого исполина, растущего рядом и накрывающего своими ветвями почти половину маленького кладбища. – Меня кто-то вытолкнул оттуда. – Там живут одичавшие ками. Первого из них похоронили лет на сорок всего позже меня... но его Жребий так и не выпал – он ни для кого не стал Хранителем. И не исчез почему-то, но одичал. Забыл человеческую речь, вселился в этот клён... а до того, как вырос этот, жил в старой лиственнице... а до того – в корявой сосне, которая когда-то росла тут, внутри ограды. Потом туда же подселились ещё несколько – те, кого он по какой-то причине не оттолкнул. Двое незримых собеседников снова помолчали, глядя на старое дерево. Потом некоторое время медитировали на угасающий закат и разглядывали звёзды. При жизни Инорану редко выпадала такая возможность – просто сидеть и любоваться природой, так что он не скучал... пока что. – Я знаю, что ты умеешь слушать – и слышать, малыш. Это ценное качество, – вздохнул старший Хранитель, после паузы продолжая долгий разговор. – Но, раз уж не слушался меня при жизни, так теперь послушаешь. – Хай, – младший отвесил ещё один земной поклон наставнику. Он уже не один час сидел в сэйдза, но ноги не затекали, и он запоздало догадался, что теперь может вообще не шевелиться столетиями, поскольку эфирное тело не подчиняется законам физиологии живых организмов. – Где-то через полгода у твоего брата родится ребёнок. Его ками – тоже наш родич – сообщил мне об этом, когда явился на кладбище во время твоих похорон. Из нашего рода Хранителей осталось мало, и большинство сейчас заняты с нашей дальней роднёй, чья кровь ещё не слишком сильно разбавлена, а ритуалы соблюдаются неукоснительно. Поэтому велик шанс, что жребий падёт на тебя – у тебя есть необходимые качества. Но давай по порядку. Я расскажу тебе то, что знаю сам. Не всё, но самое важное – времени нам хватит, ведь нам не нужно прерываться на еду и сон... Пока я ещё присматриваю за твоим отцом, то имею право покидать кладбище в любое время, но он теперь уже редко совершает необдуманные поступки и почти не попадает в неприятности. Так что особых хлопот обычно не доставляет. А вот в молодости... мм... Впрочем, в юные годы почти все твои предки были горячими головами и любили вытворить что-нибудь эдакое. Поэтому работы у меня и моих коллег было достаточно. Так вот, о самой работе... для начала тебе нужно будет научиться молчать. – Да я и так не болтун, вы же знаете! – слегка даже возмутился Иноран. – Это тебе только кажется. А на деле – очень, очень трудно молчать всё время... день за днём, год за годом... да ещё, быть может, не одну человеческую жизнь...* * *
Когда ты не можешь делать привычные вещи, время течёт ужасно медленно. Впрочем, Иноуэ Шинджи часто засыпал под действием анестезии, и тогда промежутки между уколами, кормёжкой и другими процедурами проходили чуть быстрее. Десятилетний пацан так и лежал во взрослой палате, но уже не в реанимации, а в стационаре, хотя разницы в обстановке не заметил. Везде были одинаковые кремовые шторы между койками. В краткие минуты отдыха, когда мальчик не спал и рядом не было врачей, он задавал бесконечные вопросы своему ангелу-хранителю. Тот отвечал скупо и односложно, порой жалея о принятом давеча решении, но во время вынужденных пауз в общении опять начинал скучать и продолжал отвечать, развлекая больного подопечного. Судя по линиям вероятностей, это ускоряло процесс выздоровления. "Ками-сама, а вы знаете, у моих родителей тоже есть Хранители?" – Знаю, есть, – шёпотом отвечал Иноран, спрятавшись под больничной койкой. Подобный шёпот мог услышать разве что очень чувствительный медиум, так что молодой призрак не нарушал правил потустороннего сообщества. "А кто они?" – Наши родичи. "Я их знаю?" – Лично – нет, имена – да. Их памятные вещи лежат в вашем алтарном ящичке. "Значит, мой отец теперь – глава рода Иноуэ?" – Да. "Ано... Взрослые мне не говорят о причинах... но... можно я спрошу..." – Нет. Я не хочу об этом говорить. Не люблю вспоминать. "Простите, Ками-сама..." – Не на все твои вопросы я могу ответить, малыш. Я понимаю твоё любопытство, я бы на твоём месте тоже изнывал... но постарайся не спрашивать слишком много о потусторонней жизни... и лично обо мне. Ты ведь не собираешься становиться медиумом? "Нет... наверное, нет..." – Вот и не надо. А если я слишком много расскажу тебе, то тебе будет сложно удержать это в тайне. И ты опять будешь мучиться, кусая себя за язык. "Хорошо, Ками-сама. А когда мама придёт?" – Через три часа, примерно. Так что поспи – и время быстрее пройдёт. "Хай..."* * *
Всё же самым сложным для нового ками оказалось вынужденное бездействие в спокойные периоды жизни его подопечного. За время обучения бывший гитарист привык к почти постоянному присутствию Пращура-Хранителя, к его длительным, но увлекательным лекциям о прошлом и о будущем. Первые недели он ещё по привычке вставал и прохаживался по старому кладбищу, чтобы размять ноги, хотя те вовсе не затекали. Инорану нужно было делать паузы в усвоении потока информации – и мудрый учитель относился к этому с пониманием. Когда же выпал Жребий, и новоиспечённого ками мгновенно перенесло в родильное отделение, он, помня советы наставника, сразу же спрятался в углу, пройдя сквозь ширму и столик с инструментами. Сосредоточившись, призрак в самом деле словно бы увидел вокруг себя разноцветные нити линий вероятности. "Ты сразу поймёшь, где твоя нить, которая станет для тебя главной. Это не имеет отношения к зрению. Это как сатори", – вспомнились слова деда Иноуэ. Интуиция подсказала молодому Хранителю, что с новорожденным племянником всё в порядке и в ближайшие дни ничего важного или опасного не произойдёт. Расслабившись немного, он, наконец, осмотрелся внимательнее – и в самом деле обнаружил присутствие других Хранителей. Один дедок, по самую шею скрывшийся в вентиляционной шахте за стеной, подмигнул новичку и, высунув из стены руки, сказал жестами: "Лёгкие роды. Тебе повезло". Почти все ками общались между собой жестами в присутствии живых, чтобы не засорять головы своих подопечных посторонними фразами. Как узнал Ино, на Островах всегда жили, в большинстве своём, тонко чувствующие люди, которые могли услышать голоса своих и чужих Хранителей или увидеть их эфирные тела. Потому-то так много разных "страшных историй" о призраках дети узнавали ещё в младшей школе – и не всё из этого было выдумкой. Слоговая азбука языка глухонемых далась бывшему гитаристу не слишком легко, но за полгода дед Иноуэ поднатаскал его вполне, так что он с некоторым удивлением понял обращённые к нему жесты. Кивнул. Подумал немного и спросил так же молча: "Вы врач?" Он имел ввиду подопечного, за которым присматривал старый Хранитель, но тот его понял. "Да, мой потомок – акушер". Можно было проследовать за племянником и его матерью в палату, но торчать там постоянно не было необходимости. Поэтому Ино спросил совета у более опытного коллеги, тщательно выверяя движения кистей рук. "Где тут можно посидеть спокойно?" "В морге, конечно же", – усмехнулся дедок – и спрятался за стенкой окончательно. "Ну, ясно-понятно", – вздохнул про себя новичок. Ещё раз проверил яркие ниточки вероятностей – и, сосредоточившись, быстро "провалился" в подвальное помещение, миновав два этажа Йокогамского роддома. Там было полно Хранителей разного возраста, но, в основном, тут собирались старики, которые устали от многолетнего (если не многовекового) молчания. Общались шёпотом и жестами, вспоминая прошлое. Слушать было интересно, хотя Иноран не всегда успевал "прочесть" жестовые фразы полностью, но догадывался по контексту. А через несколько дней уже вполне освоился и отвечал на вопросы коллег. После выписки из роддома потянулись бесконечно-однообразные дни почти полного безделья и молчания. Точнее, с призраками родни бывший музыкант мог общаться жестами, но чуть позже, узнав все основные новости, не знал, о чём ещё с ними говорить – и снова молчал. Изредка в Йокогаму, где жил Кенджи-нии с супругой, приезжал отец... точнее, уже дед, - и тогда молодой ками получал порцию наставлений от Пращура. Основным же "развлечением" было разглядывание вероятностных нитей и попытки заглянуть в отдалённое будущее своего племянника. Но увы, клубок вероятного будущего был настолько большим и запутанным, что отследить в нём одну-единственную ниточку хотя бы на месяц вперёд было нереально. "Да, в те времена, когда я начинал работать Хранителем, – рассказывал дед Иноуэ, – нити судеб тянулись в будущее прямо, почти без изгибов, ведь жизнь твоих предков в самом деле была довольно однообразной. Большие потрясения можно было предвидеть задолго до их происшествия... А нынче жизнь людей так усложнилась и ускорилась, что порой и на полдня не разглядишь, что случится..." Пять последующих лет Иноран учился терпению и заполнял свой досуг написанием стихов на английском языке. Это помогало справляться с вынужденным бездействием и информационным голодом. Родичи-ками оказались не слишком любопытными и общительными, так что приходилось выдумывать какие-то свои способы борьбы со скукой. А к пяти годам наследник фамилии Иноуэ начал активнее исследовать окружающий мир, и для его Хранителя, наконец, прибавилось работы. Основным способом корректировки поведения хранимого были словесные подсказки, которые воспринимались как некий внутренний голос. Бывший гитарист довольно быстро выяснил, что его подопечный вовсе не слышит потусторонний шёпот и даже громкую речь своего ками. Чтобы докричаться до сознания мальчика приходилось очень громко рявкать какие-то короткие фразы, словно команды собаке. Дед Иноуэ, узнав об этом, только пожал плечами. Потом пояснил, что это даже к лучшему – значит, у Шинджи-куна крепкая нервная система и он будет часто набивать себе шишки, получая опыт самостоятельно. Хранителю остаётся лишь вычислять наиболее опасные ситуации – и тогда уже громко командовать, помогая принять верное решение. Весь первый класс школы Иноран переживал и постоянно проверял нити вероятностей, но уже во втором классе почти успокоился. Мальчик, хоть и рос шебутным, сам вполне неплохо оценивал ситуации, в которые попадал, и легко находил безопасные выходы из неизбежных конфликтов со сверстниками и сэмпаями. "Ну, весь в меня", – то и дело думал Ками, незримо следуя за подопечным или наблюдая за ним издали. Возле нового здания школы высился старый отель, полуразрушенный давним землетрясением, и там чаще всего и "отсиживались" призраки, дожидаясь, пока у их юных потомков и родичей закончатся уроки. – Я будто второй раз в школу пошёл! – хмыкали порой новички потустороннего мира. – Второй! – непременно фыркал кто-нибудь из старожилов-долгожителей. – Я-то уже пятого отпрыска курирую. И ладно бы ещё по старой системе, когда обучение было гораздо короче по срокам. А то ведь удумали – чуть не до совершеннолетия за партой штаны протирать! Так хоть бы чему путному их там учили-то! Нет же – физика-шмизика, алгебра-хералгебра! Да ещё и гайдзинские языки! Тьфу! – Что, плохо учатся твои потомки, нэ? Небось, дальше средней школы-то и не шли, – ехидно вставлял кто-нибудь ещё – и извечный спор начинался заново. В такие дни Иноран и ещё несколько интровертов уходили сидеть в ливнёвку или в пустующие технические помещения школы, чтобы не слишком удаляться от своих хранимых. По давней традиции, почти в каждое полнолуние кто-нибудь из школьников среди ночи пробирался через покосившуюся ограду вокруг отеля, чтобы испытать себя в этом страшном месте и пройти инициацию. Обычно это были старшеклассники, но некоторые отчаянные головы поддавались на подначки сэмпаев уже во втором классе. Одним из таких оказался и младший Иноуэ. – Нет там никаких призраков! – спокойно заявил он старшакам, которые вздумали попугать мелкоту. Первогодок обычно не трогали, это считалось зазорно, а вот семилеток, начинающих второй класс, почти сразу начинали просвещать насчёт старого отеля. – А ты сходи туда ночью, в полнолуние – и сам убедишься, что есть! – ехидно подкалывали старшие. – И схожу. Можете меня за оградой подождать. – Неее, никто тебя караулить не будет. А в доказательство ты нам скажешь, что написано на стене холла четвёртого этажа, напротив шахты лифта. Уяснил? – Ага. Когда там ближайшее полнолуние?..* * *
– Мам, принеси мне, пожалуйста, учебники. И спроси у Кавагучи-сэнсэя, какие задания нужно сделать. – Тебе ещё нельзя читать, милый, врач говорит, что после сотрясения нужно поберечь глаза. Да и как же ты будешь писать? Левой рукой? – Да. – Но... – Тут ужасно скучно, мам. С соседями не поговорить... так хоть уроки поделаю. Не хочу потом быть отстающим в классе. – Ох... ну... ладно... Я спрошу у сэнсэя, что вам задано... но ты, уж пожалуйста, не слишком напрягай зрение, хорошо? – Хай... "Ребёнка как подменили! – думала Наоко, покидая палату. – Раньше бы телефон новый попросил, раз скучно, а тут – на тебе! – учебники! С ума сойти!.." – Напугал ты свою маму, – в шутку хмыкнул Иноран. – Я так и знал, что она заметит изменения, происходящие в тебе. "А что плохого, если я в самом деле задумался о своей учёбе?" – мысленно надулся Шинджи. Потом лукаво прищурил глаз и спросил: "А вы же будете мне помогать, Ками-сама? Ну, там, ответы на тестах подсказывать... нэ?" – Нет, маленький халявщик. Я не стану так делать. Свою жизнь я прожил – а ты должен сам прожить свою. "Я раньше не верил в призраков..." "Я знаю", – мог бы сказать Хранитель, но промолчал. Он знал всю жизнь своего племянника, слышал все его мысли, так что мог читать его, как открытую книгу. "А вы, наверное, были рядом, когда я пошёл ночью в заброшенный отель, нэ?" – Был. И не только я там был, кстати. Другие призраки пытались тебя напугать, но ты их тогда не слышал. И сейчас, хвала предкам, слышишь только меня. Иначе тебе была бы прямая дорога в медиумы. Или в дурку. – Ох, – невольно вздохнул малец и поспешно зажал себе рот здоровой рукой. "Я только не понял, а зачем вообще всё это?.. Ну, зачем школьники лезут в такие опасные – без дураков, опасные места? Стихи эти дурацкие матерные читать?" – Это процесс взросления, малыш. Такой этап социализации. Этап, когда ты становишься своим для группы, понимаешь? Ты идёшь в опасное место и возвращаешься – значит, ты храбрый и сильный, значит, ты свой. Даже если во время этого квеста у тебя дрожали коленки и потели ладони. "Ничего у меня не дрожало и не потело!" – Я знаю, – на сей раз отозвался шёпотом Ками. – Я же был рядом. И если бы тебе угрожала реальная опасность – вот, как с этими гопниками, – я бы тебя отговорил от этой затеи. Так, сейчас ужин принесут... поешь – и спи. Иначе тебе в самом деле станет хуже – и ты не сможешь читать учебники. "А я, кстати, пробовал писать левой рукой – и у меня получалось, вот!" "Я знаю", – снова промолчал Иноран. "Ками-сама, скажите... а долго мне тут ещё лежать?" – Уже не очень долго... может, месяц всего побудешь тут... Врач говорит, что ты быстро восстанавливаешься и нет нужды держать тебя в палате. Возможно, твой отец договорится, чтобы тебя перевели на домашнее лечение. Пока сложно предсказать. "А-а... А я-то думал, что вы всю мою жизнь наперёд знаете..." – Нет. Это вовсе не так.