Кукушонок

      Пресное пиво давно перестало пениться в оставленной кружке. Дерек уже несколько минут пялился в рябящий помехами экран телевизора. Время здесь давно загустело, медленно переливаясь из пустого в порожнее. Когда-то он до безумия любил родные стены. Сейчас порой не узнавал очертаний в вечном сумраке. Сна не было ни в одном глазу — он мог бы сидеть так до рассвета. «Во что ты превратился, Дерек?» Раньше этот вопрос волновал куда больше. Завтра нужно на стройку — только такая работа и была ему по плечу. Дерек Никсон давно выпал из и так неторопливой жизни городка: на сочувственные взгляды и покачивания голов ему было уже плевать. Он старался не смотреть в окно: откуда-то из-за мутных серых туч пугающе выглядывал половинчатый месяц. …Что-то забарабанило в стену — ветер? Звук был слишком ритмичным, осознанным. Затуманенный разум не сразу сложил два и два. Кто-то явился по его душу. Тяжело прошагав до порога, Дерек остановился. Что-то мешало впасть в привычное оцепенение — полузабытая яростная надежда. Он увидит его, и в этот раз не промедлит и минуты: вцепится в ненавистную личину, раздерёт на клочки. Как изгнать из памяти накрепко застрявшую картину? Огромные сильные руки Человека в маске подхватывают отца, как будто сминают его, точно ненужный фантик. Легкое движение — его дыхание прекращается навсегда. Он поступил с Сарой так же. Сколько раз нужно повторить это себе, чтобы слова потеряли силу и смысл? На пороге топталась щуплая нескладная фигура. Мужчина чуть отшатнулся. — Это я, мистер Никсон, — негромкий голос как будто существовал отдельно от тела, доносился откуда-то из глубины ночи, — вы должны помнить. Разумеется, помнил. — Что тебе нужно? Шёл бы домой, парень. Мать будет волноваться. — Выслушайте, а потом пошлите меня, куда сочтёте нужным. Мне нужна ваша… Дерек не дослушал — захлопнул дверь. Можно спокойно отправляться назад к телевизору. Слепой мальчишка навряд ли способен проникать сквозь стены. Для бывшего шерифа до сих пор оставалось загадкой, как он так свободно перемещается по городу. Ещё одно создание Сентфора, взращенное им для неведомых целей. Он давно смотрел на всё сквозь пальцы. И сейчас ему было в высшей степени наплевать. …Отойти подальше от заклятого входа в привычную домашнюю темноту, чтобы не занимать голову лишними мыслями. Всю человечность из него вытравили — выкачали, выжгли, и следа не оставив. «Малодушно, не находишь?» — издевался гадкий внутренний голос. — Не всем быть храбрецами, — бросил Никсон в тишину пустого дома. Безумцам действительно живётся не в пример легче. В дверь больше никто не стучал, только легче не становилось. Что-то разом потянуло вниз, Дерек едва не осел на пол, вовремя опёрся ладонью о стену. «Ты храбрый парень, Дерек», — хмыкнуло где-то слишком яркое воспоминание. Лучше бы Человек в маске забил бы его до смерти в ту злосчастную ночь в цирке. Сара… Сара вступилась за него — одна из всех. Она всегда была упрямой и до невозможности сильной. Заставила демона покориться её воле, безропотно заняла место истязаемого. Мужчина судорожно, до боли сжал челюсть. Почему, сколько бы он ни натаскивал себя, остаётся внутри что-то гадкое, слабо трепещущее — напоминающее о том, кем он был когда-то? Сара умерла, забрав с собой бесшабашного юнца с обострённым чувством справедливости. «Она никогда не прошла бы мимо ребёнка, умоляющего помочь. Что сказала бы, увидев тебя?» Ничего. Мёртвые молчат. Он двинулся назад медленным, неверным шагом. Отворил дверь, чтобы убедиться в исчезновении незваного гостя. Макс Хилл не сошёл с места. Кажется, даже не поменял позы. В эту минуту бывший шериф понял — случилось что-то по-настоящему дурное. *** Вечер оказался неожиданно жарким наощупь. Чарли трепыхалась во мгле не хуже воблы в просоленной бочке. Каждый шаг выходил неловким, но давался легко. Дом слишком быстро оказался за спиной, впереди была лишь дорога, неожиданно чужая. Несколько тоненьких, как ручки младенца, улочек спутывались в клубок прямо под ногами. Они могли показаться вызовом для кого угодно кроме нее. Сентфор любил Чарли. Это было взаимно. Коттедж, в котором жила ее единственная подруга, отличался удивительной незамысловатой величественностью. Большие вертикальные окна, белые колонны, массивная дверь — эдакий оплот нормальности посреди чистого безумия. Чарли ускорила шаг. Совсем случайно задумалась о том, насколько иначе выглядит дом Макса: наглухо задернутые шторы на окнах, неприветливый серый камень… Как он только терпит эти душащие стены? «Не ходи туда». По желудку полоснуло чем-то острым. Ничего, снова сказала себе Чарли, он ведь и тогда говорил… про красный занавес. Ничего не случилось. Конечно, она лукавила. Желание сродни тошноте сдавливало горло. Из дома отчетливо доносились звуки громыхающей музыки и множества голосов. Чарли в последний раз остановилась, чтобы поправить платье и волосы. Всё хорошо. Всё просто прекрасно! Она потянулась к ручке. Не обожгло — даже током не ударило. Обыкновенный холодный металл. — Неужели! — Ингрид почти вывалилась за порог, стоило только чуть приоткрыть дверь. — Я уже думала, ты не придешь… — Я н-ненадолго, — промямлила Чарли, затравленно оглядываясь. Она и сама не поняла, как оказалась в вестибюле, — держи. Это тебе. С днем Рождения… Подруга нетерпеливо забрала у нее пакет. — Дорогая, ради всего святого! Всё потом. Развлекайся, танцуй — делай что только тебе вздумается. Только не вздумай отсиживаться в углу, идём! Как бы Чарли ни пыталась возразить, её бескомпромиссно тащили вперед. То и дело приходилось бормотать извинения, натыкаясь на спины. Никто даже не оборачивался. Наконец остановились возле столика с напитками. — Я буду пунш, — поспешно проговорила она, стараясь даже не глядеть в сторону бокалов с алкоголем. Ингрид ничего не ответила, только взгляд ее был заметен даже в полутьме — в нём мелькнуло что-то неприятное, …презрительное. Действительно, выглядела Чарли довольно жалко. Она собиралась явиться сюда другим человеком — приковать всеобщее внимание, вести себя непринуждённо и даже развязно… — Что это за напуганное создание с тобой, Ингрид? — насмешливый голос возник откуда-то со стороны, постепенно приближаясь. Вскоре Чарли смогла хорошо рассмотреть его обладателя. Коротко стриженые светлые волосы, весьма мускулистое телосложение и проказливые карие глаза… — Это моя подруга, — отчего-то её спутница даже немного растерялась, — познакомься, Чарли. Мой…кузен, Генри. Зубы у него были ослепительно белые. Однако улыбка ей совсем не понравилась. Ему достаточно было просто приподнять уголки губ, не показывая содержимое рта — так всегда делал Макс. — Давай, я смешаю тебе идеальный коктейль, Чарли, — парень чуть подался вперёд, — дома, в Аннаполисе, я подрабатываю барменом. Она хотела привычно отказаться — совсем ведь не за этим пришла. Некстати задержалась взглядом на лице Ингрид: в плотно сжатых губах угадывалась…насмешка? Конечно. Ведь тихоня О’Нил никогда и капли в рот не возьмёт. Не скажет ни единого резкого слова в ответ на колкость. — Почему бы и нет? — усмехнулась Чарли, как ей показалось, немного истерично. На самом деле её трясло, так, что коленки вот-вот норовили стукнуться друг об друга. Подруга присвистнула, но ничего не сказала. — Минутку, юная леди. Конечно, условия не позволяют создать напиток, поистине достойный вас… Но сделаю всё возможное! Люди вокруг кричали и танцевали, а Чарли отстранённо наблюдала за ними. Ей не очень-то хотелось разглядывать, что именно готовит там Генри. Если бы можно было сбежать сейчас — сбежать от последствий своих ужасно глупых поступков… — Ты прекрасно выглядишь, — наклонилась к её уху Ингрид, — видела бы, как вон те парни пялились на твою задницу! — Я…не думаю, что это — повод для гордости, — смущенно промямлила Чарли. И всё-таки улыбнулась. Ну всё. Она сделает вид, что пьёт этот дурацкий коктейль, и уйдёт. Выскочит в темноту улицы, бросится в лес, по давно протоптанной дорожке к чёрному дому… — Держи, красотка, — стакан едва ли не сам лёг в ладонь. — Что это? — девушка недоверчиво вгляделась в кофейного цвета жидкость. Стекло знатно холодило руки — сколько же здесь было льда? — Не бойся. Это «Пиранья», облегчённый вариант. Шоколадного ликёра тут нет, как, собственно, и водки — приходится довольствоваться виски с колой. — В таком случае никакая это не «Пиранья»! А ты — хреновый бармен, — загоготала подруга, — дай мне это, О’Нил. Ты же всё равно пить не будешь. Чарли несмело пожала плечами, уже готовясь передать коктейль в надёжные руки — Генри едва не преградил ей путь. — Может, хотя бы попробуешь? Специально для тебя смешивал. Это было ужасно глупо. Она даже замотала головой — по-дурацки. Ты хотя бы сама знаешь, чего хочешь? — Ну же. Глоток! Один глоток — тебе ничего не будет. Ингрид неожиданно хлопнула в ладоши. — Давай, Чарли! Их голоса, кажется, перекрикивали даже безумно громкую музыку. Ей даже показалось — их стало больше, голосов и теней, сгрудившихся вокруг неё стройным кругом. — Пей! — Пей! Азарт и странный страх заполнили её существо до краев. Тяжесть маленького стакана казалась неподъёмной. Наконец она коснулась губами холодного края… И это показалось правильным. *** Машина упорно не желала заводиться. Дерек ругался, ни капли не стесняясь сидевшего рядом мальчишки. — Объясни по-человечески, куда мы едем? — Прямо, потом налево. Секонд-стрит, двадцать девять. — Что ты видел? Какого хрена молчишь? — ему казалось, сейчас он переломит пополам ключ зажигания. Всё вокруг замерло в безмолвном ожидании. — Вы не поверите. И сейчас не собираетесь. Ох уж эта гадкая подростковая самоуверенность. Сам таким был когда-то. — Прошу, мистер Никсон, поторопитесь. — Попробуй мне ещё под руку… Неожиданно даже для него самого, автомобиль тронулся. Медленно и плавно — словно так и нужно было. Восстания машин только не хватало. Какого чёрта он вообще сидит здесь? Потому что парень сказал, что девочка Сары в беде. Просто как дважды два. Не ты ли собирался её прикончить? Может, и собирался. — Эти видения… — Они сбываются. Не знаю, почему. Разумеется, не знает. Никто не знает, что на уме у Сентфора, в какое чудовище он норовит превратить. — Скорее! Я видел её плачущей на коленях — видел и понял, что ничего не исправил, даже предупредив… Прошу вас. Я буду должен. Что угодно! Костлявые пальцы дрогнули в подобии агонии. Дерек отвернулся, концентрируясь лишь на подвластном ему теперь организме автомобиля. Прямо и налево. Он снова чувствовал себя шестнадцатилетним — совершенно сбитым с толку и бесполезным. Какая-то часть его до сих пор не могла понять, что он забыл посреди ночи за рулем бешено несущейся машины и странным подростком на переднем сиденье. Дерек Никсон со всей силы ударил по газам. *** Всё вокруг расплывалось, постепенно превращаясь в раздражающе яркие пятна. Шум нарастал. Голоса сплелись в один безудержный рёв — Чарли с трудом приложила ладонь ко лбу. Дышать было нечем — пробраться бы к выходу. Куда угодно, подальше от людей… Каждый шаг казался огромным, невозможным усилием. Оттого она стояла на месте. Кто-то ухватил её за локоть: Чарли попыталась вырвать руку, ладонь сомкнулась сильнее. До слуха донеслись неясные слова. «Пойдем….ну же, иди за мной» Прикосновение стало ещё настойчивее, кто-то тянул ее вперед как безвольную куклу. Чарли не сопротивлялась — голос казался знакомым. В следующую минуту запоздало дошло: кажется, это Ингрид. Скомканные звуки и запахи стали чуть различимее: «Наверх, Чарли. Будь хорошей девочкой». Ей нужно было не наверх, а на свежий воздух. Почему-то не слушали. Обычно в такие моменты становится страшно. Чарли было всё равно — до пустоты в колыхавшемся теле. Пришлось-таки идти — тяжело, иногда оступаясь. Её держали сразу несколько рук: иногда ощущение касаний становилось невыносимым, от них подташнивало. Ещё немного потерпеть… Ингрид не сделает плохо. Они ведь подруги. Резкий свет ударил по глазам, Чарли судорожно зажмурилась — её точно окатили холодной водой. Отпустили, оставили одну, растеклись по тёмным углам. И наблюдали — она чувствовала липкие взгляды. — Ну, здравствуй, маленькая дрянь. В единый миг туман перед глазами рассеялся окончательно. Она стояла в паре шагов — до неузнаваемости исхудавшая, с коротко остриженными волосами, клочками выбивавшимися из-под шапки. — Фелис… Кроуфорд. — Не зови меня по имени, сучка. Думала, я за тобой не приду? Отвечай! Она неумолимо надвигалась на неё, а Чарли отступала. Голова ещё кружилась, и бежать она не могла — не верила, что не сможет уйти. Это кошмар, бред, что угодно… — Ты…ненастоящая, — булькнуло где-то в гортани. — А ты посмотри на меня, О’Нил, — тонкая рука вытянулась во властном хватающем движении. Неповоротливая Чарли не сумела увернуться, Фелис больно сжала запястье и притянула к себе — от неё не пахло спиртным, только железом. — Ты помнишь?! Помнишь, мразь?! Собрав остаток не стянутой плёнкой страха и морока воли, девушка рванулась прочь. Конечно, противница была сильнее… — Почему ты лгала, Чарли? — неприятно сухие губы уткнулись ей в ухо, умело вывернутая рука вспыхнула режущей болью. Терпеть она никогда не умела — застонала, почти заскулила. — Прос…ти… Как объяснить, что прожила свою вину до последней крупицы? Последний год дурные сны не мучили, боль действительно отпустила — но сколько слёз и ненависти к себе было до того? Что сталось бы с ними двумя, скажи она тогда правду? — Никогда не прощу, — глаза Фелис напоминали огромные провалы, чёрные дыры. В них не было решительно ничего живого. Взгляд Чарли упёрся в маленький белый шрам на её подбородке, в ободранный рот — лицо её было всего лишь маской, оболочкой, под которой скрывалась пустота. — Затирай что хочешь. Там, где я по твоей милости оказалась, меня отучили верить сопливым оправданиям. Чарли молчала. Она все ещё верила, что сейчас все закончится. В конце концов, как Фелис Кроуфорд могла оказаться на вечеринке Ингрид? Это нонсенс. В таком случае, это просто алкогольный бред — не стоило поддаваться и пить тот коктейль. Скорее всего, сейчас она мирно спит в комнате подруги. Нужно…просто очнуться. — Теперь ты будешь думать, прежде чем откроешь свой поганый рот, — хлёсткая пощёчина была скорее унижением, чем настоящей болью. Чарли скорчилась, стараясь закрыть свободной ладонью лицо, но в этот миг кто-то схватил её за плечи сзади. Девушка истошно закричала, и в этот раз грубая, пахнущая выпивкой, ладонь, заставила умолкнуть. — Не надо вопить, кра-сот-ка, — по слогам отчеканил Генри; она сразу узнала его голос, только на этот раз парень не пытался заискивать, — будет хуже. — Пусти…! Холод пробрался в голову, резко ужалил пальцы ног. Генри грубо сжал пальцами ее губы, совершенно заглушая крик. — Поднимай её и тащи в ванную, — Фелис порылась в кармане, наконец извлекла на свет смятую сигарету. — А если явится кто? — Я сказала — в ванную. Всё в порядке. Никто ничего не узнает, да и…здесь всем плевать, — она криво ухмыльнулась в сторону Чарли, — да, дорогая, это твоя подружка нас пустила. Я заплатила ей за возможность тебя напугать! Ей ужасно хотелось потерять сознание, сделать что угодно — лишь бы не видеть и не слышать. Это казалось безумием. Ингрид не могла так поступить! И всё же Чарли не была так уверена. Генри силой открыл ей рот — она не успела даже вскрикнуть в полную силу, как почувствовала мерзкий привкус прелой ткани. Кляп…как в фильмах, в которых ничего не принимаешь за чистую монету. Чарли никогда не была хорошим бойцом. А сейчас она просто окаменела — не могла даже вздрогнуть… От прозрачной ленты скотча пахло до одури мерзко. — Не жалей! Заклей как следует. …Ей показалось, сейчас подкатившая к самому горлу рвота заставит её задохнуться. Боль и тошнота сводили с ума. Потом Генри грубо взвалил её на плечо. Он держал крепко — так, точно делал это сотни раз. Чарли зажмурилась, но слёзы всё равно текли горячими ручейками по щекам и шее… Комната была огромной. Белая раковина, идеальные кафельные стены — всё чистое, нетронутое. — Даже не надейся, сюда никто не запрётся, — злорадно хмыкнула Фелис. Она наклонилась к крану над ванной и открыла воду. Генри остановился, его безмолвная ноша изогнулась в безвольной агонии. — Теперь её надо раздеть. — Послушай… — Не бойся, я её не убью. Просто…проучу. Делай, как я скажу. «Почему он исполняет каждый её приказ?» — отстранённо подумала Чарли, как будто всё было в порядке вещей. Будто грубые руки не срывали с неё прекрасное платье цвета летнего неба, беспардонно превращая его в лохмотья. За что… За что? За что?! Она стояла перед ними совершенно обнаженная — руки и ноги мгновенно покрылись гусиной кожей. Генри фыркнул, и, даже не глядя на него, было ясно — гаденько улыбался. Почему-то от этого уже не трясло. Фелис придирчиво осматривала её: и Чарли понимала, сейчас случится что-то еще — что-то гораздо хуже, чем она могла себе вообразить. Огонёк её сигареты медленно затухал, в ярком освещении он напоминал неправильный солнечный зайчик. Подойдя плавно, как кошка, она медленно извлекла тлеющий бычок изо рта. Чарли рванулась прочь в безумной и бессмысленной попытке побега… Пылающая боль разорвала плечо. Чарли не смогла сдержать крика, задрожала, осев на пол. Она стояла на коленях — так унизительно… и не умела быть сильной. — Твои глупые слова сломали меня, на три года упекли за решетку, а ты ревёшь от одной сигареты?! Фелис схватила ее за волосы, подтащила к ванной. Она была полна больше чем наполовину. «Нет…нет! Только не вода! Нет!» — Маленькая паскуда, гадкая ведьма, сучье отродье… Я знаю, твою мамочку убили! Жаль, ты вместе с ней в ад не отправилась! С этими словами она окунула Чарли в ванную. Перекрыло дыхание. Боль, распиравшая легкие, казалась невозможной… Фелис не отпускала. Чарли не могла думать или бояться. Всё заволокло горькой пеленой: наверное, это и чувствовала мама в свой самый…самый последний час. Пустота. Жар. Мерцание смертельно жалящей воды. А потом… всё ушло. Рука, крепко держащая волосы, сначала ослабила хватку, а потом вовсе отпустила. Чарли осела на колени — с невыразимым трудом она подняла истерзанное лицо. Она кашляла до боли во всём теле — благо, размокший дешёвый скотч быстро отстал от губ, получилось выплюнуть кляп. Вода выходила медленно, но верно… а вокруг что-то происходило. Обрывки странных слов не складывались в её сознании во что-то связное. -…кто…как… — Бежим… — .чёрт.! Всё поглотил истошный дикий вопль. Это кричал Генри — она и не подозревала, что он может вытягивать столь высокие ноты. Запах железа стал сильнее. Она не могла держать себя на весу, упала прямо на ледяные плиты. Что-то мягкое, ужасно знакомое, накрыло каждый телесный изгиб, каждую выступающую косточку. Чарли скорчилась в маленький безвольный комочек — она с трудом понимала, что происходит. Кажется, мука закончилась. Кажется, она спасена. Кто-то дотронулся до лица, осторожно убрал прилипшие к щекам пряди… Из-за бившего в глаза света Чарли толком не увидела того, кто склонился над ней. — Ма…к.с… — хватило только на слово. Спустя секунду поняла: не он. *** Музыка сотрясала дом еще с улицы. Макс слышал её отвратительно громко, ярко — это раздражало и выбивало из колеи. Едва автомобиль остановился, он выскочил наружу, не дожидаясь, пока выберется мистер Никсон. Ну как выскочил — выпал. Зацепился ногой за чересчур высокий порожек, шлёпнулся животом на дурацкие мелкие камешки. С трудом поднялся, обтёр руки о джинсы. — Осторожнее, герой. — Ваши поддёвки здесь ни к чему. Надо спешить. Дышать стало тяжело, в воздухе сконцентрировалось слишком много жара для мартовской ночи. Макс попытался идти, привычно ориентируясь на звук. Не выходило — каверзные выбоины в асфальте, неровности почвы, что угодно… Здесь он был беспомощен и бесполезен. Сильная рука бывшего шерифа крепко сжала его ладонь. — Идём, парень. Только без выкрутасов. Никсон был та еще заноза в заднице. Макс все-таки был благодарен. Макс думал о Чарли каждое мгновение — и боялся не успеть. Почему, почему, черт побери, он настолько беспомощен?! — Осторожнее. Ступеньки. Раз — широкий шаг, подъем. Два. Три. Дерек не постучался — сразу дёрнул за дверную ручку. Удивительно — поддалась. Помимо дерьмовых битов слышались нестройные выкрики, смех, запоздалое шуршание пакетов с чипсами. Макса это не волновало. Он уже знал, чувствовал — она не здесь. — Эй, ты, — его спутник пытался выхватить кого-то из толпы. Конечно, это было бессмысленно. — Нам нужно наверх. Прошу. Сталкиваясь с разгорячёнными телами, он выслушивал их бессловесное мычание и спешил исчезнуть. Знал, если собьют с ног — поползёт. Только…куда? — Они ничего не знают, — прорычал бывший шериф, снова появившись рядом, — нет ни Чарли, ни хозяйки торжества. — Она здесь, я точно знаю, — Макс указал наверх, не зная толком, как мог выглядеть его жест в этом содоме. Он был уверен, что мистер Никсон больше не захочет помогать. Ему и так было тяжело выполнять указания странноватого мальчишки из сожжённого особняка. Макс ошибался. Когда они преодолевали еще легион ступеней, он услышал металлический скрежет. Значит, он хотя бы воспринимает его слова всерьез. В любом случае — неважно. Всё неважно. Чарли, где ты? Подсказок и так было предостаточно. Теперь приходилось действовать самим. Наверху было неимоверно тихо. Дерек выпустил Макса, отошел на пару тяжелых шагов. — Я осмотрюсь. Оставайся здесь. Будь осторожен. Шаги удалились в сторону, а Макс остановился — он чувствовал себя на грани бессилия. Что, если уже поздно? Нет. Ни за что. Этого не будет. Звук, сначала с трудом различимый для слуха, прорезал тишину. С каждым мгновением он становился отчётливее — где-то, капля за каплей, утекала вода. …Он натыкался на предметы, кажется, расшибаясь, но продолжал идти. Останавливался, подолгу прислушиваясь — Макс давно выучился следовать за звуками, но сейчас всё ощущалось во сто крат сложнее. Мистер Никсон не появлялся, и это казалось странным. Макс чувствовал себя застрявшим во временной петле. Сам воздух не двигался, становясь для него преградой. Тем не менее, он не сдавался. Отчего-то ему казалось, если он найдет источник звука, то отыщет и Чарли. Наконец капли превратились в маленькие барабаны — так Макс понял, что оказался на месте. Здесь пахло слезами и кровью. Последнее было гораздо сильнее. В этот миг он до отвращения ясно почувствовал чужое присутствие. Некто наблюдал за ним, как учёный за букашкой в пробирке. — Чарли, — порывисто выдохнул, наплевав на каждое из предчувствий. Она тоже здесь. Но не одна. Он слышал ее слабое дыхание, чувствовал неуловимо прекрасный запах… Лицо охватил слабый порыв ветра. Макс прижал ладони к незрячим глазам. Ради неё ты смолчишь об этом, — глубокий мужской голос заставил вздрогнуть. Парень понял не сразу: он слышит его в голове. И в следующую минуту наваждение растаяло, поглощённое привычной темнотой. Теперь он остался совсем один.