***
Бросив взгляд на монитор, анестезиолог, сделала неутешительные выводы. Хоть операция и шла в штатном режиме, длилась не так уж и долго, но без трудностей, было никуда. — Ребят, — обеспокоенно сказала девушка-анестезиолог, — ЧСС снизилось ниже сорока. — Видна окклюзия ветви левой коронарной артерии. — быстро вымолвил кардиолог, который был приглашен на операцию, дабы следить за состоянием сердца матери, ведь осложнена при такой операции могут быть не предсказуемые. — Тромб перекрывает просвет… — не успев договорить, как кардиолог вмешался, перебив своего коллегу, громко выкрикнув: — Черт! У нас инфаркт! — Готовь два кубика адреналина. — скомандовала анестезиолог. — Саш, мы не можем продолжать операцию плода, иначе мы потеряем мать. — предупредил один из коллег, пока Покровская старалась удалить злосчастный тромб. — Отойти от стола! — громко выкрикнул врач, понимая, что если не остановиться, то летальный обеспечен. — Мы занимаемся матерью. — Готовим экстренные реанимационные мероприятия. — скомандовал кардиолог, пока анестезиолог фонендоскопом слушала сердцебиение женщины. — Дефибриллятор.***
Заварив кофе, Филипп протянул одну из кружек девушке, дабы та согрелась, казалось, что вместе с ней трясся и диван, на котором она сидела и хоть немного успокоилась. — Возьми. — заботливо протягивая кружку, сказал мужчина и получив отказ в виде отмашки головой, более строго добавил, — Пей! — Спасибо большое, — взяв кружку двумя руками, ее горячие стенки начинали обжигать руки, но это было не столь страшно, как неизвестность, что не покидала. — Твоя мама — уникальная! — начал разговор Филипп. — Да-а, — протянула она, чуть улыбнувшись, ведь такой уникальности нет ни у кого, особенно в части нахождения приключений. То на сцене, оступившись упадет, то сидя в кресле умудрится расцарапать ногу, то решит, что самая смелая и будет снимать клип на краю крыши, боясь при этом высоты… — уникальная. Хотелось, чтобы она не была такой уникальной. Было бы проще. — Ну, не скажи. Это редкость. — он в миг вспомнил все моменты своей жизни, связанные с певицей и был готов спорить, пока она не согласиться с его позицией. — Лера — каждому поможет, ее даже просить никогда не надо, она везде, всегда под рукой. — даже не пришлось долго копаться в память, чтобы вспомнить случаи, когда певица была рядом. То Регину, сказав не подумав, пыталась защитить перед толпой озлобленных людей, то за Бузову заступалась перед коллегами, когда те начинали переходить грань дозволенного, то его самого отстаивала, перед друзьями, когда сорвавшись, он не подумал о последствиях. — Вот я всегда удивляюсь ей. Сколько бы трудностей у неё не было бы, она умудряется помочь и всем, вокруг. Дверь кабинета раскрылась неожиданно, на вошедшей Александре не было лица. Закрыв за собой дверь, она облокотилась на неё и не знала, как начать разговор с родственниками, что не сводили с неё глаз. — Присядьте, пожалуйста. — развернув один из стульев, чтобы быть напротив них, она не спешила начинать. Сошедшее на нет волнение, вновь накатило на Анну. — Нам пришлось приостановить операцию из-за возникших осложнений. У Валерии тромбоэмболия. — ловя на себе удивлённые и ничего не понимающие взгляды, она окинула присутствующих взглядом и продолжила. — Это инфаркт миокарда. Схватившись за грудь и сжав кофту в кулак, как-то резко перестало хватать воздуха и девушка на глазах побледнела. Показалось, что весь воздух выкачали в один момент. Зеленые глаза накрыла пелена и приоткрыв рот, желая спросить у медика что-то очень важное, не могла вымолвить ни слова. — Она жива? — придя в себя, спросил Филипп, боясь услышать отрицательный ответ. — Да. — с облегчением выдохнули оба, а медик представил какой груз, только что, упал с их плеч. — Она стабильна, просто мы взяли паузу, чтобы принять решение, что делать дальше. При новых обстоятельствах, я уже не так уверенна в благоприятном исходе и считаю, что лучше прерывать эту беременность. — Как? — внимательно выслушав медика, Аня не понимала, что тем самых она хотела сказать. — Как прерывать? — она посмотрела на Филипа, который нависал над девушками, а в голове тысяча мыслей проносилась. — Ну вы же сами… вы… говорили, что… — она не могла собраться с мыслями. — Да ситуация изменилась, нам нужно принять решение. В кабинете повисла тишина, гнетущая тишина. Филипп понимал, что Аня сейчас может решить всю судьбу своей матери, одним, необдуманным словом. Хотя даже он не знал, как правильно поступить в сложившейся ситуации. Девушка же не могла понять, как несколько часов, проведенных в операционной заставили медика, что так яростно стоял на сохранении жизни ребенка, заставят изменить свое мнение. От одной мысли, что ее слова могут повлиять на исход — начали пугать девушку. Одно дело стоять на своем, зная, что это ни на что не повлияет, для самоуспокоения стоять на своем. А другое подвести черту, которую не простит ей Валерия. — Зачем вы сюда пришли? — чуть успокоив эмоции, стерев слезы с глаз, она продолжила, — Чтобы я дала согласие на убийство ребенка мамы? — такого Покровская не ожидала, хотя догадывалась, что дочь не пойдет против воли мамы. — Ей нужен этот ребенок. — тишину разрушил Филипп, озвучив то, что крутилось в голове Ани. — Делайте операцию, дайте этому ребенку шанс. — наконец собравшись с мыслями, Аня озвучила то, что считала необходимым для мамы. — Хорошо… — практически шёпотом, выходя, пробормотала. Дверь кабинета закрылась, а напряжение только нарастало с каждой секундой. Теперь страх за жизнь был оправданным. — Ань… — начал мужчина. — Я думаю, что… — Не надо! — резко перебила его, не дав закончить начатое. — Она без ребенка жить — не захочет. — она наконец озвучила то, что крутилось в голове весь день, разум подсказал правильный вариант. Если есть хоть малейший шанс, им необходимо воспользоваться.***
Просторный актовый зал был занят врачебным консилиум. Врачи разных специальностей битый час решали один вопрос, так и не приходя к чему-то общему. С каждым новым вариантом риски повторного инфаркта, кровотечения или летального исхода никуда не девались. — В сложившихся условиях, я лично за прерывание. — устав от обсуждения Александра подвела итог, не видя никаких вариантов благоприятного исхода. — Но ее родные настаивают, чтобы мы продолжили операцию и спасли ребенка. Коллегиальный разум, который должен был привести к возможному варианту решения проблемы превратился в ссору, что не надо было давать громких обещаний, что надо было делать, а не говорить. Кто-то целиком и полностью был на стороне гинеколога, поддерживая вариант с прерыванием, кто-то напротив предлагал найти вариант для спасения жизни ребенка. Большую часть времени, вместо обсуждения, врачи перекладывали ответственность за то, что произошло в операционной, друг на друга. — Ну что тут думать? Был уже один инфаркт. Второй она просто не переживет. — не сводя глаз с заведующей, выдал правду кардиолог, понимающий, что второй раз он не вытащит её. — А если изолировать плод от кровотока матери? — с зажжённой искрой в глазах, выдвинула на обсуждение, кажется, последний вариант Саша. — Ну что вы на меня так смотрите? Мы подключим ребенка к искусственному кровообращению и тем самым, обезопасим Валерию от риска тромбоэмболии. — А это выход. — нарушив тишину, поддержал кардиолог. — Я за. — Да, да. — пробормотал заместитель Павловой. — Только, наверно, лучше завтра провести операцию. Пусть она сегодня отдохнет. — подытожила Павлова, стараясь собраться с мыслями, а они предательски были далеко от неё и от бурного обсуждения.***
Поздний вечер, казалось наступил везде, кроме приемного неотложной хирургии. Врачи продолжали бороться за жизни пациентов, общаться с родственниками и подбадривать их или успокаивать. В одной из многих палат реанимационного отделения, не больше, чем на пять, выпрошенных, практически слезно, минут близкие оказались с Валерией. Она мирно спала от действия снотворных, её лицо отливало смертельной бледностью, руки были холодными. Оказавшись рядом с ней, все заботы, переживания и страхи испарились. Казалось, что не существует ничего кроме этой палаты и находившихся в ней людей. Боясь показаться слишком заинтересованным, постояв немного рядом с ней, Филипп ушел, направившись к другому близкому человеку. В больнице уже почти нет людей, пара дежурных врачей, слоняются от палаты к палате, ожидают, когда начальство уйдет и можно будет лечь поспать, пока не случилось очередное ЧП. Закончив очередную срочную операция Павлова не торопясь шла к себе, представляя, как долго будет возиться с накопившимися бумажками. Зайдя к себе, она кинула взгляд, на сидевшего в полумраке Киркорова, на диване. И совсем не хотелось выгонять его, хотя обычно она любит одиночество, ведь почти всю житься прожила в нем. — Ир, можно я останусь сегодня тут. С тобой, с ней. — тихо, чтобы не нарушить тишину, спросил мужчина, зная, что она не откажет. — Да. Сев за стол, она принялась за бумажную работу, которую весь день откладывала на потом. Ее рабочий день давно закончился, но она продолжала копаться с документами. Будто ее это успокаивало и отвлекало от того, что происходит в ее реальной жизни. Да и дома ее давно уже никто не ждал, не к кому было торопиться. У неё никого не осталось, только работа, которая спасала от дурных мыслей и одиночества. Поэтому она и проводила почти все ночи в больнице. А сегодня ночь была особенная, друг, близкий друг не спешил бросать ее, не говорил о новой неразделенной любви или каких-то проблемах. Он просто был рядом. С любопытством смотрел за каждым ее действием, рассказывал что-то, что не требовало ответа или внимания. А ближе к рассвету их накрыл сон. Слишком суматошным, даже сумасшедшим выдался день. Удивительно, но они оба уместились на небольшом диване, закрытая дверь кабинета не позволяла любопытным медсёстрам зайти и найти новую тему для обсуждения, а спокойствие так и царило вокруг. Стрелки часов показывали десять, когда Филипп и Аня провожали Валерию на операцию. Они шли рядом с каталкой, оттягивая момент расставания, ведь было страшно, что оно будет навечно. Но стоило дверям операционной закрыться перед их лицами, как страх вновь накрыл, но с ним помогло справиться напутствие врачей, что эта операция более безопасная, чем прошлая. Вернувшись в приемное, время, на удивление, казалось слишком быстрым, а вокруг все непривычно спокойным. Врачи никуда не спешили, телефоны не разрывались от звонков, скорые не приезжали. Казалось, что время специально замерло для них. Аня сидела с закрытыми глазами, на душе скребли кошки, но сил плакать или трястись вновь от страха не было. Изменить ситуацию она не могла, а вот изменить свое отношение к ней — было в ее силах. В любом случае она сделала все, что было в ее силах, остальное — задача врачей. Филипп не сводил глаз с медсестры за стойкой, которая пользуясь минутой спокойствия читала какую-то книжку. Вдруг, словно вернувшись в тот день, он вспомнил, как привез в Склиф Леру, которая истекала кровью, с угрозой выкидыша и так же сидел перед стойкой информации, но тогда было хуже. Тогда было страшнее, ведь он не знал, что ней, что она беременна. А сейчас знает все, знает что чувствует к ней. Он знал Валерию много лет, но только за последние месяцы узнал настоящую Валерию. Киркоров всегда восхищался женщинами, которые могут ночью разбиваться на части от собственных переживаний, умирать от боли внутри, но утром вставать и делать вид, что ничего не случилось, что все нормально. Что они могут по-прежнему «светиться» и дарить окружающим улыбку. И Валерия относилась к числу этих женщин. Она столько пережила за короткий срок, но ее настоящие чувства и эмоций могли видеть только близкие, а для всех остальных — это сильная женщина, которую не сломить ничем. Она была разбитая внутри, но счастлива снаружи. Зазвонивший телефон вырвал их из мыслей, что казалось поглотили окончательно. — Приемная. — негромко отозвалась женщина. — Нет, они здесь. — внимательно выслушав то, что сказали на том конце, она перевела взгляд на сидевших напротив. — Дожидаются, да. Слава богу. — с облегчением выдохнув, она улыбнулась. За последние сутки проблемы этой семьи стали, практически, личными для каждого. Заметив улыбку на лице медсестры, переглянувшись между собой, они тоже от чего улыбнулись. — Все хорошо. — поставив телефон на место, она обратилась к ним. Страх окончательно покинул, а лица засеяли. Обнявшись, Аня обратилась куда-то к небу, где говорят есть толи Бог, толи вселенная, то ли невидимые силы, и поблагодарила их. Было неважно кто там, главное, что ее молитвы были услышаны. Плача, девушка улыбалась. За всю жизнь — это были самые сложные и страшные сутки. Валерия приходила в сознание медленно, не особо того желая, но над ухом раздавался назойливый, монотонный писк, который вовсе не давал возможности вновь погрузиться в блаженный сон без сновидений. Спустя несколько секунд она также разобрала тихую, знакомую речь врача, где-то рядом. Окончательно открыв глаза, певица обвела взглядом присутствующих, нависающих над ней близких. Филипп улыбался, что есть мочи, Аня что-то негромко обсуждала с врачом, не замечая вокруг ничего. — Мам! — заметив проснувшуюся маму, она присела рядом и взяла за руки, — Все закончилось. Ты в реанимации. Все хорошо. — с лица не сходила улыбка. — Лера, — позвала певицу по имени медик, — Лер, — повторила, заметив, что та не полностью отошла от наркоза. — Все хорошо. Все прошло даже лучше, чем мы думали. Ребеночек с вами. — певица перевела взгляд на живот, видя его очертания, она попыталась улыбнуться, но мимика не желала поддаваться ей. — Все, как ты хотела. — добавил Филипп. — Но самое главное теперь. — более строгим голосом начала врач. — Слушайте, внимательно. С работой надо завязать, меньше стресса, перегрузок больше отдыха. А в идеале — постельный режим, вплоть до родов. Хорошо? — Поняла. — тихо произнесла певица. — Все, отдыхайте, а мы пойдем. — Саш, а кто у меня? — спросила певица, прозрев от затуманивающего разум остатка наркоза. — Мальчик. — с улыбкой произнесла медик. От слов женщины певица заплакала. Она больше всего хотела мальчика, что он был ее защитником, копией ее любимого. Был тем, кто будет напоминать о верной любви. И кто будет продолжением этой любви. Вслед за медиком, на выход направились и близкие, чтобы дать певице отдохнуть. Но Филипп чуть помедлив, все не решался переступить порог палаты. — Филь, останься, пожалуйста. — словно почувствовав его сомнения, тихо, чуть громче шепота произнесла женщина. — Ты сам не свой, что случилось? — забыв о собственных проблемах, понимая, что на их обдумывание будет и так много времени, ведь домой она попадет нескоро. — Лер, я… мне надо тебе сказать одну вещь, которая тебе не понравится, но не знаю, как это сделать. — он был взволнован, прятал глаза от неё, ему страшно встретиться с ней взглядами. Знает, что не выдержит его и не сможет промолвить ни слова, что она заворожит его. — Я внимательно слушаю, что такое? — она заинтересовалась тем, что он хочет ей сказать, не понимала что это может быть. Интерес переполнял ее. — Как твоё самочувствие? — испугался, перевёл тему разговора, не зная, как начать. Такой глупый вопрос, поверг в шок обоих, но это единственное, что он слог выдать. — Сейчас лучше. — с улыбкой выдала она, понимая, что это не то, что хотел сказать, но почему-то никак не осмеливался сказать, то что хотел. — Не пугай так больше. — она не стала его допытывать; он же решил, что она не в том состоянии, чтобы это слушать. Что этот разговор надо отложить на потом, на тогда, когда они оба будут готовы к нему. Филипп ещё долго сидел в ее палате, просто смотря за тем, как она засыпает от лекарств. Почти весь день, он провёл рядом с ней, держа за руку. Такую тонкую и изящную кисть. Поглаживал по бархатной коже, убирая некоторые волосы, закрывавшие лицо. Ему нравилось, что где-то под сердцем, будто бабочки летали от ощущений этих часов проведенных вместе. Он нежно поцеловал ее в щеку, кожа бархатная, нежная, перед уходом, чтобы это время еще больше запомнилось. Почти уйдя из Склифа, его окликнула, сонным и уставшим голосом Ирина. Она догнав его, проводила до улицы, где мужчину уже ожидало подъехавшее такси. Выйдя на улицу в нос попал свежий воздух, смешенный с выхлопными газами, а от его подруги пахло кофе, смешанного с сигаретным дымом. — Ты все это время был здесь? — кинув взгляд на часы, она поняла, что этот вопрос можно было и не задавать. Время всего-то шесть вечера, будь его воля он бы и до утра сидел бы в палате, но видимо, что-то важное заставило его уйти. — Да, с ней мне легко и спокойно. А ты? — окинув подругу с ног до головы оценивающим взглядом, приметил, что она слишком уставшая, расстроенная. — Что-то случилось? — Да, летальный, девушка двадцати лет, жить да жить бы… — она терла виски, которые ужасно болели от нехватки воздуха. Стараясь как-то забыть о собственных проблемах, желала расспросить друга, отвлечься. — Вы поговорили? — Да! — решил ей соврать, сам не знал почему, опустил расстроенные глаза вниз, боясь что она узнает правду. — Сказала, что ей нужно подумать… — Хорошо… Это все о чем я хотела поговорить. — выдохнув и прикрыв глаза, она продолжила наслаждаться минутой спокойствия, не заметив, как друг уехал.