Любовь и боль

1 апреля       Женщины сидели в гостиной, их освещал приглушенный свет от торшера, стоявший неподалеку от дивана. Телевизор, еле слышно, вещал новости, а яркие картинки периодически подсвечивали лица подруг. Что творилось в мире, какие новости — мало интересовало, были вопросы куда важнее, чем глобальные проблемы страны. Бормотание ведущего новостей перебивалось разговорами подруг, периодически они задерживали взгляд на нём, но лишь для того, чтобы обдумать то, что только услышали. Чай, стоявший напротив, на небольшом стеклянном столике, давно остыл, а его аромат выветрился через приоткрытое окно.       — Ладно, Лер, это твоё дело, но я всё-таки считаю, что это неправильно. — подвела итог брюнетка. — Нельзя свой день не провести на сцене, это не правильно… Тем более он тебе всё организовал, билеты продаются, программа готова. Лер, — накрыв руку подруги своей, она продолжила, — ты репетировала не раз эту программу, он старался для тебя, подумай ещё раз.       — Лель, — опустив голову вниз, чтобы не было видно мокрых глаз, она аккуратно собрала упавшие, на лицо, волосы и сложила руки на животе в замок, — без него всё не то. Да, программа мне знакомая, ещё есть время, чтобы доделать всё, но не могу. Эти репетиции, нервы, подготовка… всё это не имеет смысла… — Лера понимала, что эти слова не имели ничего общего с реальностью. Без него, конечно, тяжело, но не настолько, чтобы последнюю программу, сделанную его руками не показать миру. Просто в момент стало так всё равно на всё, в том числе и на работу. С одной стороны хотелось показать всем, что она сильная, что характер хоть куда, что может со всем справиться и выйти в свой день рождения на сцену, а с другой стороны, хочется забиться в уголок и свернувшись комочком лежать, думать о том как растить ребёнка, как жить и строить планы, которым не суждено сбыться.       — Ты так просто сможешь отказаться от этого, из-за того, что он не будет стоять за кулисами? Бред же! — не сумев справиться с эмоциями, слова вырвались быстрее, чем была понятна их суть. — Подумай, лучше о том, что скажут все, когда за две недели до концерта ты его отменишь… — хотела вразумить подруга певицу, но любые её доводы и слова были бесполезны, раз та так решила. — У меня к тебе другой вопрос, — взяв подругу за руки, она неспешно продолжила, — ты пойдешь завтра к нему?       — Куда? — шёпотом спросила она, но вопрос тут же получил ответ, — К нему? На кладбище? — переспросила, хотя и с первого раза поняла о ком и чём идёт речь, и так всё было понятно, — Да, пойду…       — Лер, я пойду с тобой? — переживала за подругу, боялась отпустить одну, боялась больше всего, что с ней что-нибудь случиться, что она не выдержит.       Встав с дивана и подойдя к окну певица открыла его насквозь, чтобы ещё больше свежего воздуха проникло в комнату. Ветер тут же проник в дом, занося с собой свежесть и прохладу, его холод отозвался мурашками в теле. Надышавшись, она продолжила:       — Нет, не надо. Я хочу побыть с ним наедине, мне так много надо ему сказать и так много спросить…       — Но… — начала было Лейла, но суровый взгляд заставил её передумать перечить, — Хорошо, если тебе так будет лучше… 2 апреля       Солнечное утро, на небе ни одного облачка, птицы поют, а свежий ветер треплет пшеничные волосы. Всё в этом, теплом, апрельском воскресенье, было прекрасно, кроме самого дня. Число, обведенное красным маркером, в календаре, сулило только боль. Весенняя погода не радовала, трель птиц отдавалась эхом, а солнце резало, противно, глаза.       Букет белых роз, с чётным количеством, сжатый в кулаке, перевязанный чёрной лентой. Одна, без друзей, близких, лишь она и боль, таящаяся на душе. Певице хотелось пораньше попасть на кладбище, чтобы не пересечься с друзьями, знакомыми, которые не смогут тихо пройти, а обязательно спросят: «как дела» или любую другую дежурную фразу, на которую необходимо будет ответить такой же дежурной.       Ноги сами вели её, не останавливаясь у других могил, чтобы рассмотреть табличку или красивый памятник. Валерия шла быстрым шагом по небольшой дороге, уже успевшей окраситься в зеленый. Чем глубже входила, на территорию мертвых, тем тропа становилась уже, а ветви деревьев, с набухающими почками, сгущались и чуть ли попадали в лицо. Иногда она поднимала глаза и видела по бокам надгробия, кресты, покосившиеся лавочки, быстро читала фамилии, или смотрела на фото. Много старых могил, но иногда попадались и более свежие, судя по датам смерти.       Сердце её сжалось… когда блондинка остановилась у нужного памятника. Слева, прямо у дороги новая могила за низкой оградкой, надгробие небольшое, и фото. Фото, улыбающегося и счастливого мужчины.       — Здравствуй. — тихо, словно боясь побеспокоить вечный сон, кисло улыбнувшись, одними уголками губ, окинула пространство пустым взглядом и чуть помедлив, продолжила, — Как я давно тут не была… Прости… — почти одними губами, прошептала блондинка, не сводя глаз с фотографии.       Деревянный крест уже заменили серым камнем. Могила была вся засыпана цветами. Окурки — стопочки — записочки. Дул лёгкий весенний ветер, который пробирал до костей, словно зимний холод. Певица хотела почтить память супруга, но, для того чтобы чувствовать его, ей не нужно быть на могиле. С мрамора на неё смотрел весёлым и влюбленным взглядом, с улыбкой до ушей — любимый. На похоронах она не обратила внимания на фото, что было выбрано, но увидев его, убедилась, что это правильный выбор. Ведь именно таким, весёлым, влюбленным и жизнерадостным, был её муж. Его улыбка, на холодном камне, вызвала у женщины ответ, чуть подняв уголки губ, она смахнула упавшую слезинку. Лера провела пальцем по фотографии, смотря на своего родного человека. Певица поправила венки и положила свой букет, проведя, вновь, рукой по камню, она села напротив, всматриваясь в родные карие.       — Я ни могла не прийти к тебе. Не могла пропустить твой день. — впервые, смотря на фотографию мужа, певица не плакала, голос не срывался и земля не уходила из-под ног. Было спокойно, на душе, вокруг.       Самое тихое и уютное место, на земле — кладбище. Для раздумий, спокойствия и попытки собрать все мысли в кучу — могилы отлично подходят. Жаль, человеческий глаз не способен разглядеть, души, что стоят неподалеку от нового дома. Город мертвых — это место встречи душ, вечного упокоения. Кладбищенская тишина успокаивает.       Рекомендовано как можно чаще навещать это место, не реже одного раза в месяц, по возможности. Находясь в мире тишины и покоя — сам становишься более спокойным. На погосте нет ни лжи, ни предательств, есть спокойствие и тишина. С мёртвыми спокойно, они не умеют врать, они вообще больше ничего не умеют. Когда переступаешь порог мира усопших, кажется, что по ту стороны остается всё: и проблемы, и заботы, и переживания. По эту сторону их не существует. Есть только ты и чистый, ничем не затуманенный разум; есть боль, от потери любимого и дорогого человека, но и она становится слабее, а может и вовсе отступить. Ведь там — вы уже рядом.       — Я скучаю, правда, очень скучаю. — в глазах была боль, но слёзы кончились. — Без тебя всё не то, всё ни так.       Женщине было необходимо выговориться, пусть и бездушному камню, что не сможет ответить, даже если очень захочет. Разговоры по душам, с друзьями или детьми — всё не то. С ними она не могла быть искренней, понимала, они не поймут всего, сложно объяснить, что на душе. Всегда есть и были границы, того, что можно рассказать, а что, и под дулом пистолета, не скажет. А он всегда понимал и порой даже говорить не нужно было, видел по глазам. Так и сейчас.       Сидя напротив, изливая душу и уже совсем неважно, что было и что будет, есть только здесь и сейчас.       — Знаешь, — осторожно начала певица, словно боялась задеть чувства или обидеть, — я горюю, хочу вернуться в прошлое, исправить ошибки, которые совершила. Тогда ты был бы жив… — искренне сказала женщина, стараясь ухватиться взглядом за что угодно, главное не за фотографию.       Горевать — не значит надеть траур, бесконечно рыдать и не выходить из комнаты. Горевать — значит разрешить себе признать потерю. Сколько времени это займет, предсказать невозможно. Но если запрещать себе переживать, то точно больше, чем могло бы. Необходимо примириться с тем, что какое-то время придется походить с карманами, полными печали. Отпустит когда отпустит. Это нормально, это вас не убьет и совершенно точно — не сделает хуже.       По прошествии времени женщина окончательно поняла, что всё, что было: ссоры, скандалы, ругань или ревность, не имеет никакого смысла, когда любят всем сердцем. Любила и она, и он. А жизнь, если отмотать кассету назад, была как у всех, в чём-то и лучше. Было всё и конфетно-букетный период, который не заканчивался после месяца общения, а длился всегда. И ссоры были, куда же без них, они разбавляют, порой, наскучившую любовь, заставляя задуматься, что когда-то этого может не стать. Любовь… тоже была всегда, проявлялась во всем: утром, ещё сонный, но уже был счастливым, ведь проснулся рядом с ней и был готов кричать на весь мир, а не только ей на ушко, что она самая лучшая; боготворил и принимал, со всеми комплексами, недостатками, проблемами и решал всё; не могла представить, что может быть иначе, что бывает по-другому. Поначалу возникла эйфория, ведь любовь — наркотик, легкость и чувство полного растворения. Начинает хотеться ещё и с каждым днём всё в большей дозе. Постепенно привыкаешь к нему и попадаешь в полную зависимость.       — Ты иногда мне снишься, — она не решалась поднять глаз с земли, думала, что сказать, хотя слова сами находились, ведь это не то место для лжи, — и наверное, эти сны — самое мучительное, но и прекрасное, что есть у меня. — искренне сказала она. Понимая, что впервые призналась в этом самой себе. — Ты снишься мне и я не хочу просыпаться, слишком тяжело и ты слишком дорог мне. — грустно улыбнувшись, Лера кинула взгляд на синее небо, которое казалось слишком далеким, а над головой пролетели птицы и уголки вновь дернулись вверх. — Просыпаясь среди ночи и всё, что мне хочется — вернуться назад к тебе, где ты рядом. Сейчас скучаю именно по твоему голосу. По твоему смеху на том конце провода. По твоим словам, которыми в последнее время говорю я, представляешь? — честно признавалась она и сердце убыстряло темп, а сознание рисовало картинки из прошлого, такие тёплые и любимые.       Воспоминания о том, как они могли часами напролет разговаривать обо всём, но и ни о чём. Как когда она грустила — он смешил, чем только мог и на лице появлялась улыбка. Как его теплый и бархатный голос успокаивал и защищал от всех бед на свете.        С ним Лера не долюбила, не договорила, не досмотрела, не разделила. После его ухода жизнь распалась на внешнюю и внутреннюю. Внешне — всё не так уж и плохо, дети рядом, огромная квартира, замечательная работа, фантастическая карьера и даже под сердцем бьётся новое, новая жизнь. Внутри — застывшая боль, засохшие слезы и бесконечный диалог с человеком, которого больше не было.       Я так свыклась с этой макабрической связью, с этой Хиросимой, моей любовью, с жизнью, в которой прошлое важнее настоящего, что почти не задумывалась о том, что жизнь может быть совсем другой. И что я снова могу быть живой. И — страшно подумать — счастливой.       Жизнь с ним была самым прекрасным временем. Сидя на кухне, после изнурительного дня, с пониманием, что новый день будет не менее сложным, пили чёрный чай из огромных кружек или кисловатый растворимый кофе с молоком и говорили до четырех утра, не в силах друг от друга оторваться. Вспоминая, улыбка появилась на лице блондинке вновь, ведь тогда она была по-настоящему счастлива.       — Наверное сегодня не тот день, но, думаю, мне необходимо сказать тебе об этом, — вновь взглянув на фотографию, она невесело усмехнулась, подумав, что возможно он знает все её мысли и всё, что хочет сказать душа. Сняв очки женщина не выпускала их из рук, стараясь хоть как-то успокоить себя. — хотя ты и так это знаешь. Я помню как ты спас меня, от самой себя… — теплые воспоминания прошлого, вызвали улыбку и легкость на душе. — Но сломал и уничтожил меня. — улыбка моментально сменилась спокойствием, ведь злиться больше не было смысла и сил, это всё равно не помогло бы. — Да, не специально, случайно, но сломал. — она не винила его, это был факт, с которым необходимо было примириться, ведь уже нечего не сделать, ни отмотать время назад. — С тобой я была наивной девчонкой, думающая, что ты единственный человек, который никогда не причинит мне боль. Разве я это заслужила? — выпалила она, вполголоса, что выдал волнение. — Ты, конечно был прав, — вспоминая слова из личного дневника, про другого мужчину в её жизни, она неуверенно продолжила, — у него есть чувства, но прекрасно знал, всегда, что я люблю только тебя и никто мне больше не нужен. — певица не хотела признавать, что у другого, не менее дорогого её сердцу человека, совсем не те чувства. Но отрицать, известную правду, было ещё глупее. — А помнишь, ты говорил, что никому и никогда не позволишь причинить мне боль? — в голосе были слышны, едва заметные нотки презрения, смешанного с сарказмом. — А получилось, что соврал, причем дважды. — помедлив, будто ждала ответ на свое заявление, она продолжила, вновь отведя глаза. — Первый раз — когда поднял руку, хотя клялся, что этого не будет. Нет, поверь, — торопливо, словно оправдываясь за детскую шалость, выпалила она. — правда, я не злюсь и уже давно не держу обиды, просто ещё что-то осталось, какое-то непонятное чувство. — опустив голову к ногам, она замолкла. Подумав, что это была плохая тема для разговора, да и в принципе не стоило затрагивать ещё болевшее. Но и назад дорога была уже заказана. — А второй, — не решалась озвучить уже крутившиеся на языке слова, — когда ушёл. Ты в этом не виноват, я виновна. Прости… У нас могло ведь всё быть иначе… — продолжила женщина, — Если бы ты не отпустил мою руку, если бы мне хватило храбрости и смелости признать свою вину, если бы не показала свой характер. Ненавижу эти «если бы» — они бессмысленны, пусты. — хуже всего в жизни может извести только сожаление. Вот эта маленькая частичка «бы», что бы было «бы», если «бы». У любой женщины есть мысли, начинающиеся с «если бы», как бы много она ни преодолела, как бы много ни отвоевала. Эти мысли опасны, они бегут по кругу в самые горькие моменты и никогда не находят своей точки. Лучше плохо, но без сожаления, чем хорошо, но вот с этим чёртовым «бы»…       Никто и никогда не видел настолько открытой певицу. Впервые за долгое время, она могла говорить правду и не думать — осудят ли. Однако женщину не переставал беспокоить тот момент, что она слишком расклеилась, потерялась в лабиринте и никак не может найти выход к звёздам. Старалась быть сильной, спокойной и новой версией себя, но только начинать с чистого листа всегда сложно. Особенно, когда вроде листы новые, а вот почерк остается прежним и уже начертал заголовок «проблемы».       С чистого листа всегда трудно начинать, но необходимо. Особенно, когда приходит осознание и чёткое понимание, что всё зашло в тупик, что бьешься головой о стену, надеясь, что бетон первым сдастся. Необходимо, как бы не было сложно, найти в себе силы, собрать её по сусекам, для того, чтобы собрать всю волю в кулак, чтобы решить окончательно и бесповоротно, чтобы утереть сопли со слезами и гордо сказать себе: «я смогу, я сделаю!». Необходимо найти в закромах души те самые силы, чтобы ни сдаться, ни опустить руки, на полпути.       Нет ничего страшного, чтобы рискнуть и поменять маршрут, а вместе с ним и свою жизнь на сто восемьдесят, даже если придется начинать всё с начала. Трудности — закаляют, а ошибки — опыт, позволяющий увидеть всё с другой стороны и под другим углом, открыв на многое глаза. Если не комфортно, именно в эти минуты жизни и кажется, что она утекает сквозь пальцы, не получается вздохнуть полной грудью и расправить крылья, которые слишком долго лежат за спиной — это не ваше, не ваша история, жизнь. Откладывая в дальний ящик, с названием: «на потом», все события, впечатления и реальную жизнь, не приходит, в моменте, осознание, что это потом — может и не наступить. Мы не знаем, что будет через час, вечером или наступит ли ночь, а говорить про завтрашний день, какие эмоции он принесет и наступит ли вовсе — бессмысленно. Точно так же, как и откладывать всё на потом, другой жизни не будет и ни один, из тех дней, что был, не повторится, как бы не хотелось. Необходимо научиться жить здесь и сейчас.       Люди ведут себя так, будто они собираются жить вечно, будто они и вправду планируют воспользоваться всем этим хламом с чердака, успеют увидеть мир и будут счастливы, чуточку позже. Будто они и вправду планируют через сто пятьдесят лет разглядывать все эти тонны фотографий, сидя в доме своей мечты, ради которого они восемьдесят лет работали и ещё тридцать строили. Нет времени. Ешьте из этой красивой посуды, бейте её к чертям! Наденьте то платье, заляпайте его хорошим вином, да так, чтобы оно не отстиралось и достаньте уже это фамильное бабушкино кольцо, из заначки, носите его, пока не потеряете. Учитесь, меняйтесь, развивайтесь и живите, а не существуйте. Нужно делать только то, что приносит комфорт душе и спокойствие, мелодично разливается по венам. Финал для всех будет одинаковым, мы можем только ярко поучаствовать и красиво встать из-за стола. Поэтому не стоит бояться делать жизнь красочной, яркой, простой или увлекательной, ведь это только ваша зона ответственности.       — Йось, знаешь… — тихо, почти шёпотом продолжила, — я всё жду тебя у нас дома. Кажется, что ты в командировке, что приедешь вот-вот. — искренне, насколько было возможно говорила блондинка, зная, что сейчас она настолько правдива, какой не была уже давно. — Буквально на днях, задумалась и накрыла стол на двоих, приготовила твою любимую картошку, поставила две тарелки и села за стол. Осознание пришло не скоро. А когда пришло, слёзы пошли. — вспомнив тот день, слёзы блеснули в глазах, но так и не вышли наружу, ведь певице казалось, что она сейчас рядом с любимым. — А ещё, я поняла, что очень хочу обнять тебя хотя бы на минуту, чтобы так сильно не скучать. — она до боли прикусила губы, чтобы не закричать от того, что было на душе. То, что было внутри куда страшнее, чем то, что снаружи. — Не перебирать чётки с воспоминаниями, пытаясь согреться в ощущениях дней прошедших. Не искать тебя в каждом квартале или в воскресной толпе прохожих на улице, хотя я знаю, что ты сейчас здесь быть не можешь. — Изнуряющий поиск родного человека везде и повсюду даже тогда, когда знаешь его конкретное местонахождение, — вот что самое непреодолимое в тоске. — Я хочу неожиданно встретить твой наблюдательный взгляд. Как тогда, помнишь?       Проведя много месяцев наедине с собой, мыслями и воспоминаниями, слишком много, казавшееся привычным и обыденным, перестало таковым быть.       Один из тихих вечеров, проведенных в любящей атмосфере, до всех ссор, скандалов, казавшийся, тогда, простым и похожим на любой другой такой же вечер, приобрел другие краски. Выходной, проведенный вместе дома, а главное совместное приготовление шарлотки.       Он сидел напротив, пристально наблюдая за тем, как она выкладывала дугой яблочные дольки на пирог — аккуратно, внимательно, чтобы не навредить пышности теста. Будучи сосредоточенной на чём-либо, женщина всегда закусывала нижнюю губу и деловито потягивала носом. Она была настолько сосредоточена на пироге, что не замечала, как долго и пристально он смотрел на неё. Заметила, лишь тогда, когда не хватило двух долек и потянулась к фруктовнице за ещё одним яблоком. Они встретились взглядами, и он серьезно сказал: «Я люблю тебя.».       — С удовольствием сейчас испекла бы яблочный пирог под твоим взглядом. Мы торопливо разрезали бы его ещё теплым, заварили бы кофе, уселись на диван и весь вечер бы разговаривали, разговаривали… — слёзы сами накатились на глаза, но они были не от боли, а какими-то отголосками счастья, чего-то теплого и хорошего. Это были слёзы счастья, а на лице была улыбка, но она сменилась, а исповедь продолжилась: — Я не понимаю, почему никогда не говорила тебе, что счастлива с тобой? Какая же я была дура! — выпалила певица, откручивая день за днем назад, осознавая, что впервые за столько лет она по-настоящему была счастлива только с ним.       Она долго молча смотрела на памятник, словно желая получить хоть какой-то ответ, услышать знакомый голос и почувствовать его рядом. Но это были желания, невозможные воплотить в жизнь. И только под сердцем легкими пинками малыш пытался успокоить или напомнить о себе, как о самом важном в жизни.       — Сейчас я могу сказать, что ни у кого нет таких глаз и рук, как у тебя. В твоих глазах мне мерещился лес. В твоих руках была надежность, которая сильнее любых слов. Я просто касалась тебя — и чувствовала, как шумные волны внутри меня успокаиваются, усмиряют страхи и сомнения. — когда всё хорошо не обращаешь внимания на такие мелочи, как руки или глаза, а когда всё хорошее заканчивается, приходит осознание, что больше не у кого нет ничего схожего с тем самым. Прижимая крепче руки к животу, она спокойно продолжила, а улыбка не сходила с лица, но только чувства были смешаны, — А ещё я мечтаю, чтобы у нашего ребёнка были такие же глаза с лестной темнотой внутри.       Певица давно не видела, не слышала и не чувствовала его. Срывалась, набирая номер телефона, а в ответ только гудки, за которыми не следовал ответ. Научилась сдерживаться, когда непрошеные слёзы выдают тоску, и прятать руки в карманы, когда они сами собой сжимаются в кулаки от ярости. Научилась вновь бодро отвечать на вопросы, общаться с людьми и временами танцевать, когда музыка весёлая и не напоминает их песен. Всё вроде неплохо, но всё это… игра. Теперь Валерия не только певица, но и хорошая актриса. Одной роли.       — Йось, мне так не хватает тебя, я очень скучаю. — грустно продолжила она, чувствуя как с каждым словом уходит боль и лучше душится, так, словно с шеи спадает груз. — Мне ничего не нужно было от тебя, кроме любви. Такой обычной, человеческой. Ни трогательных записок в букетах цветов, ни красивых слов с того конца провода, ни плюшевых «заинька» и «солнышко» десятки раз в день. Я всего лишь хотела быть рядом с тобой. — признаться в этом оказалось не так уж и сложно, ведь это было правдой. Она хотела любить и быть любимой, так и было, пока они сами не разрушали своё счастье. — Я хочу целовать твои предплечья, когда ты никак не проснешься под звон будильника, гладить тебя по небритой щеке — пора просыпаться, ведь через неделю наступит весна. — вспоминая их утро, улыбка сама появлялась на лице, ведь сейчас она живет только этими теплыми воспоминаниями, понимая, что такого больше никогда не будет. — Растить нашего сына и искать в крошечном личике твои черты: пристальный взгляд и почти незаметную ямочку на подбородке. — ей так хотела, чтобы их ребёнок был его копией, чтобы напоминал о нём, хотя это не так уж и важно, он и так является его продолжением. — Если ты спросишь, как я живу без тебя, то я просто не знаю. Острая боль отступила, — задумавшись, она продолжила, поймав себя на мысли, — или я просто научилась с ней жить. — Может быть боль и ушла, но только он остался с ней. Искренне призналась женщина, ведь действительно не знала и каждый день себя спрашивала: «как?». А понимала, что слишком сложно, тяжело, что не живет, а существует и делает вид, что живет. — Да, я дышу, хожу и даже перепрыгиваю через препятствия. А ещё режу овощи для салата, избавляюсь от ненужной одежды, могу поругаться с продюсерами или наоборот пообщаться с друзьями. Я стараюсь встречать каждый новый день без мыслей, оттягивающих обратно, во вчерашний. Я стараюсь именно жить, но пока не очень получается. Что значит «не получается»? Мне сложно объяснить, но есть чувство неудачи — под оболочкой, которая окружающим может казаться вполне жизнерадостной. А глаза пока не научились врать — раз затемненные очки по-прежнему в моде, значит, нам всем по-прежнему есть что скрывать. — голубые глаза наполненные солью продолжали кричать о том, что она умирает и слишком глубоко вошла в себя. — Знаешь, мне не нужна ни песни, ни музыка, не сцена, если рядом нет тебя. Даже эта любимая нами осень с оранжевыми красками, ранними сумерками и приглушенными звуками. Во мне всегда одна погода. Во мне всегда я и ты. Всё как было, всё по-прежнему. Там я прикасаюсь к тебе, вдыхаю твой запах. Там есть мы. И всё бы хорошо, если бы не чувство самообмана, заливающего серыми дождями тоски…       Говоря слёзы скатывались по щекам и застревали где-то в ткани чёрного пальто. Руки продолжали теребить очки, они гнулись в разные стороны, казалось ещё немного и сломаются, безвозвратно и навсегда превратятся в простой и непригодный кусок пластика, сломаются так же как и она сама.       — Ты мне необходим… — начала она, но быстро осеклась, — ты нам необходим. Без тебя всё не так, всё плохо. Нет цветов, звуков, ничего нет, кроме тоски и ненависти ко всем, кто рядом. Но самое главное, что я тебя никогда не забуду, всегда буду помнить твой взгляд и теплые руки. Твой голос мне будет слышаться во всех. Ты просто не сможешь уйти из меня, потому что из сердца никто никогда не уходит. Физически это возможно, но не на уровне сердца. Те, кто в него допускаются, навсегда в нем и остаются. Возможна только перестановка мест, к примеру с первых рядов на дальние, но от этого суть не меняется: в сердце погостить невозможно, в нем остаются только на постоянное место жительства.       Потеряв счёт времени она долго сидела напротив холодного камня, где-то вдали были слышны разговоры людей, лай собак и визг машин, напоминая, что она не одна в этом мире. Холод ощущался во всем теле, бегали мурашки, хотя солнце светило и изо всех сил старалось прогреть землю. Время шло, но певица не могла найти в себе силы уйти, хотелось и дальше сидеть напротив него, начинало казаться, что он сидит рядом на скамейке и слушает о чём плачет душа и что её так волнует.       Кинув взгляд на руки, которые продолжали издеваться над очками, взгляд задержался на часах, почти обед, кто-то точно решит прийти, а если не хочется встречать знакомых, значит надо скоро уходить.       — Спасибо тебе за то, что ты был в моей жизни и прости за всё, что я делала не так. Я приду ещё… — по пришествию ещё получала, вымолвила она на прощание и вставая шла неспешно обратно к машине. Идти было легко, спокойно, так словно бремя, что было крепко привязано к ней наконец-то отстало. Может так и было и возгоревшись она дала себе возможность вздохнуть полной грудью, хоть на время.