Шлифуя твоим именем кости

— / Ну и чего ты кислый сидишь? А теперь лежишь. И опять кислый. Интересно, если тебя за лодыжки схватить и поднять башкой вниз — тоже с такой кислой миной висеть будешь? / — Тебе что, кислое не нравится? — / Нравится. Лимоны, например. Лайм. Киви и кислые яблоки. Но не кислые еблеты, Цзянь. / — Не нравится — не смотри — / Мы в одной комнате сидим. Оба на полу. Точнее, я сижу, а ты разлёгся звездой. Куда мне по-твоему смотреть? / — На что-то не настолько кислое Вон окно есть И стены Хочешь — телек вруби — / Ага. Попялю в окно, потом как последний долбаёб на стены минут пять, они же пиздец интересные, и мыльную оперу какую-нибудь гляну прямо в прайм-тайм. И буду делать вид, что ты тут на полу не собрался помирать. Знаешь, даже если человека после смерти очень быстро находят — запах всё равно остаётся. Вот как раз — сладковато-кислый такой. Гнилостный. Ты там ещё загнивать не начал, не? Иначе мне придётся сюда бригаду ребят вызывать. Вопрос только в том: врачей бригаду или чистильщиков. / — А чистильщики эт кто? — / О, ну хоть какой-то результат. От любопытства даже голову поднял. Интересно, да? / — Ну да Ты ж сам каждый раз ворчишь, что я чрезмерно любопытный и лезу куда не надо — / Я расскажу. Расскажу, если сейчас глаза закроешь и немного продышишься. Не так, как сейчас, Цзянь. Ты там лавируешь где-то на грани тихой истерики и утопления. А таким рассказывать что-то вообще бесполезно — не запоминают нихрена. А потом, ты когда-нибудь эту тему вспомнишь — и вынудишь меня по второму кругу всё рассказывать. А я не буду. Из вредности. Я вредный. / — Ну конееечно Вредные не ждут глупых мальчишек около кофеен по несколько часов Хотя я знаю настолько ты нетерпеливый Как тебе выдержки-то хватило, сразу меня оттуда не вытащить? — / Я не только вредный и нетерпеливый. Я ещё и умный. Увидел, что ты на пацана того пялишься, и стоишь оцепеневший. Увидел, и понял, что на чужих так не смотрят. Значит на своего смотрел. Я просто дал тебе время на него посмотреть. А себе дал время от тебя отдохнуть. / — Устал от меня? — / От тебя — нет. А от твоей болтовни и вечных вопросов — да. / — А зачем тогда меня потом из переулка утащил? Не, я понимаю — переулки тёмные и опасные Но зачем на плечо к себе закидывать и нести до самой тачки прям так? — / Во-первых — опасные вовсе не тёмные переулки, а те, с кем ты туда прёшься. Во-вторых — не понравился мне этот пацан. Дёрганный он какой-то был. Подозрительный. Я выждал, а потом пошёл за тобой. А ты на коленях перед ним сидишь и что-то сказать сквозь слёзы пытаешься. А разговоры сквозь слёзы, Цзянь, тоже не канают. Особенно если они серьёзные и о важном. Их надо с холодной головой вести, и желательно — без всхлипов и непонятных слов, которые у тебя изо рта чуть не кровавой пеной шли. Я лично — нихуя не понял что ты там тому типу донести пытался. У тебя получалось жалкое что-то и сдавленное, среди которого и слова не разобрать. Вот я тебя и забрал, чтобы разбираться не пришлось. Ты там до утра хрипеть мог, я уверен. А мне утром Чэну докладывать о твоём состоянии. И чё бы я ему сказал? Он тут в переулке перед каким-то левым типом на коленях задыхается? Так Чэну по хую было бы — он бы просто сказал пацана этого вальнуть, а тебя тащить домой. Вот я и притащил, без лишних жертв. Сам ты идти не мог. Ну, знаешь, когда люди себе колени дорожной пылью и грязью после дождя пачкают — им потом ходить больно. Коленные чашечки вообще ненадёжные и хрупкие. А если стоять на них долго — то ходить потом больно. Тебя там и так болью пронизывало, и чтобы ещё сильнее не было — я тебя на себя взвалил. Ну, чтобы колени не напрягать. Они же ненадёжные и хрупкие. А я надёжный и сильный. Да и чтобы прервать этот диалог из всхлипов и непонятных слов. / — А ты у нас пиздец, Би Спец по коленным чашечкам и переговорам, да? — / По переговорам — да. И если их вести на эмоциях — можно и пулю словить в неправильное место. В какое-нибудь жизненно-важное. Это ещё повезет, если в колено шмальнут. / — Поэтому у тебя так много шрамов? Ты на эмоциях говорил? — / А я похож на пиздец какого эмоционального парня? / — Не-а Вообще нет Да и какой ты парень? Сколько тебе вообще лет? — / Мне тридцать, Цзянь. Не такой уж и старый. / — Ещё какой Но ты не выглядишь на тридцать Я вообще не мог понять сколько тебе Судя по взгляду — не меньше тысячи Судя по телу — лет двадцать пять, при условии, что ты со младенчества в зале жил и оттуда не выходил никогда Судя по шрамам — тебе вот столько же, сколько и их Сколько их, Би? — / Хах, я и не помню уже Зачем на них пялился? / — А зачем ты передо мной почти голый ходил? — / А я так привык дома. / — Но ты не у себя дома — / А я в любом доме так хожу. / — Пиздееец — / Сколько насчитать успел? / — Кажется, двадцать или около того — / Ты явно не технарь, и с цифрами у тебя проблемы. / — Я когда-нибудь точно все высмотрю и высчитаю — / Это энтузиазм? Или угроза? / — Хватит на меня так смотреть и откровенно ржать — / Как? / — Как будто не веришь, что я смогу А ещё скалиться так довольно хватит Словно спор со мной заключаешь и на слабо берёшь Я азартный, Би Меня на такое развести — как нехуй делать — / Ты просто даже представить не можешь в каких местах остальные шрамы, Цзянь. / — А в каких? — / О, у нас прогресс. Ты пошевелился. Даже на живот перевернулся — теперь не на потолок перманентно пялишь. Вон — руками подбородок подпёр и на меня до смешного с любопытством смотришь. Странный ты, пацан. Странный и забавный. / — И ничё я не странный Обычный Как все Всем было бы интересно про твои шрамы спросить Вон Тянь — он разве не спрашивал? — / Нет. Тянь не спрашивал. Тянь их на мне учился зашивать. Неохотно так учился, всё отмазаться пытался. А потом ничё — привык. Рука у него твердая, как у Чэна. Только ещё не уверенная. Слишком жалостливая. / — Так он действительно тебе, как брат? — / Ты про которого из Хэ спрашиваешь, мелкий? Они оба. Оба как братья. Просто разные очень. / — А почему разные? Их ведь одни родители воспитывали У Сиси сестрёнка есть Она такая же, как он Такая же… Он… — / Эй, мелкий. Нормально всё. Жив твой Сиси. Порядок с ним, слышишь меня? Не задыхайся так. Дыши. Нормально дыши, а не судорожно. Я через своих пробил — он спокойно до дома добрался, целым и невредимым. Ну, внешне по крайней мере. / — Я не могу пока о нём, Би Вот меня и… — / Вижу. Но мы ж и не о нём, правда? Мы о Тяне и Чэне. Ты, наверное, историю мелкого Хэ хорошо знаешь. Он о тебе печётся больше, чем о себе. А значит, и рассказывал многое. Чэна воспитывали оба родителя. Отец — жёстко. Мать — лаской. А когда её не стало — отец ещё сильнее на него давить стал. Сделал из него непробиваемого. Чтобы ему по жизни идти легче было. / — И что, легче ему? — / А по нему не видно? / — По нему видно, словно он небо на плечах удержать в одиночку пытается Не умеет спать А ещё улыбаться не умеет Может быть, даже забыл что такое жизнь, и как её жить надо — / Чэн не любит давления. Он не такой каменный, каким кажется. Он ведь только снаружи атлантом выглядит. Потому что отец давил. Сначала на него — чему Чэн сопротивлялся так, что порой у меня по несколько дней жил. Скрывался, чтобы хотя бы на моей территории собой побыть. Тем, кем при отце уже нельзя было. Обычным мальчишкой, с детством, с футболом по вечерам и играми в денди. / — Денди? — / Это приставка такая старая. Она у меня до сих пор где-то пылится. Хочешь, потом покажу её тебе? Играть научу? Там, правда, графика говно, но всё равно весело. / — Хочу Научи А в футбол мы тоже поиграем? — / Решил в детство вернуться? / — А у меня его и не было, Би Отца не было, который давил бы Мамы не было, которая бы ко мне с лаской Я всегда один был, пока с Сиси… Пока, в общем, не случился он со мной С ним детство появилось, но уже слишком позднее В детстве ведь всё просто и легко А у меня с ним сразу сложно и запутанно стало В детстве не влюбляются — / Понятно теперь чего ты так на него смотрел. Вы в той подворотне разбежаться решили? / — Хах, Би Не было ничего между нами Я там себе придумал всякого И ответного ждал Вот как раз до самой подворотни и ждал — / Не дождался? / — Не то, чтобы Понял, что ждать нечего было — / А. Иллюзии и все дела? Ну не смотри ты на меня так. Я такой взгляд в последний раз у Рэма видел, когда он лапу сломал и скулил безостановочно — жалостливо так смотрел, точно помощи просил здесь и сейчас. А здесь и сейчас невозможно. Время нужно. Врачи нужны. Гипс и повязки там всякие. С иллюзиями тоже самое. Они тоже в тебе что-то ломают не хуже костей. Всем от них больно, Цзянь. Особенно, когда они рушатся и тебя ранят. / — А долго это будет? Я уже не выдерживаю Мне врачи нужны, Би Мне гипс нужен — / Ты не собака с перебитой лапой. Тебе нужно время. И кто-нибудь рядом, чтобы из тебя застрявшие осколки вытаскивал. / — А как их вытаскивают? Я бы и сам, но… У меня и пинцета дома нет А ещё я их не вижу, осколки эти дурацкие Как вытаскивать-то? — / И я не вижу. Но знаю, что когда я Рэма гладил — ему легче становилось. Он мне в ногу мокрым носом упирался и скулить переставал, просто подрагивал. / — Мне тебе теперь носом в ногу что-ли упереться? — / Цзянь, не дури. Ты лежи где лежишь. А я рядом посижу. И поглажу. Вот так — по волосам, да? Осторожно. / — А по спине тоже — можно? По спине лучше У меня там болит — правда, с обратной стороны На спине же тоже ребра, может дотянешься как-то сквозь них до нужного места — / Не дотянусь. Повернуться придётся, если хочешь, чтобы я гладил там, где болит сильнее. / — Но если я сейчас на спину перевернусь, то у меня слёзы будут в уши затекать И на я начну смеяться А мне пока больно смеяться Мне не над чем Я не хочу — / Тогда по спине. Так сойдёт? / — Ты так медленно гладишь Словно наружные осколки с меня сметаешь — / Если бы гладил быстро — я бы тебе ненамеренно ребра переломал. А с такими, как ты — надо медленно. Аккуратно. Осколки ведь тонкие, острые, они как занозы — ещё глубже войти могут. Но мы их так — медленно и аккуратно убирать будем, хорошо? Вот как сейчас. / — Хорошо Очень хорошо — / А чего рыдать тогда ещё сильнее стал? / — Потому что хорошо Мне так хорошо давно уже не было Больно и хорошо одновременно И я не рыдаю Я ж не девчонка тебе какая-то Я парень У которого перебито всё Из моих мужских глаз — течет мужская благодарность — / Солёная она у тебя какая то. / — Чего хмыкаешь так? Это не весело — / А я и не веселюсь. Когда Рэма вот так же гладил — я умилялся. Вот и тебе, по ходу... Кхм Вы с ним похожи в общем. Два золотистых ретривера. Надо бы вас познакомить — у вас слишком много общего. / — У нас из общего — только ты — / Так это уже не мало. Вас обоих успокаивать можно одинаково. И вы оба дураки те ещё. / — Я не дурак Я просто доверчивый — / В этом-то и проблема, Цзянь. Тоже, ваша с Рэмом — общая Он за любой лаской тянется — и его за собой куда угодно увести можно, он только восторженно будет своим хвостом размахивать. / — Хорошо, что у меня хвоста нет Да и уводить меня уже некому А если кто-то и захочет… — / То я ему хребет переломаю. Ну чего ты? Чего смотришь так растерянно? У меня приказ такой. Тебя только мне пока уводить можно. / — А далеко можно? — / Ну пока — в пределах города. / — Я не такой доверчивый, как Рэм, ты не подумай — / Ага и не тянешься к каждому, кто к тебе ласку проявляет и по спине гладит. / — Думаешь, я кому другому бы вот так позволил? — / Не знаю. А позволил бы? / — Нет — / Хорошо. Это хорошо. Ещё пара недель, Цзянь. Или пара месяцев. И тебе полегче станет. Снова будешь валяться на спине и болтать ногами в воздухе, пока о каких-то глупостях рассказываешь — как обычно делал. И никаких мужских слёз уже не будет, потому что их не останется. / — А ты останешься? — / Сложный вопрос. От Чэна зависит. / — А если я Чэну скажу, что когда ты рядом — мне не больно… Он позволит ещё не намного? Ещё на чуть-чуть? Даже если тебе срочно куда-то понадобится? Я не хочу один Меня ведь гладить будет некому — / Если ты так Чэну скажешь — он ахуеет. А потом пойдет к врачу проверять слух. А потом ты его своим вопросом в такой ступор введешь, что он на неделю у себя в кабинете запрётся. / — Значит, я ему такие вопросы каждую неделю задавать буду — чтобы ещё одну себе выбивать — / А я не договорил. Он и тебя ко врачу попрёт, только уже к психиатру. И меня заодно. Чэн знает, что я никого не глажу. И что никто не хочет, чтобы я его гладил. / — А чё такого-то? — / Меня не гладить учили, Цзянь. Устранять — как минимум. Такие подробности тебе ни к чему — даже не спрашивай, и голову давай обратно на руки уложи. Переговорам учили с пулевыми насквозь. Защищать учили, таких вот глупых и доверчивых, как ты. И они никогда не просили их погладить, уж поверь. Им было проще, когда я на расстоянии держался и в случае чего реагировал быстро жёстко. И они дождаться не могли, когда там ситуация разрешится, а я свалю. К этому Чэн привык. Да и я тоже. Работа у меня такая. / — И гладить глупых и доверчивых — в неё не в выходит? — / Не входит, Цзянь. / — А что ты тогда сейчас делаешь? — / Осколки из тебя достаю. / — А если во мне их очень много? Слишком много? И если Чэн тебя обратно потребует? Ты вот так во мне их и оставишь? — / А я похож на того, кто дела до конца не доводит? / — Ты вообще ни на кого не похож Я когда тебя впервые увидел — испугался — / Я настолько хреново выгляжу? / — Выглядишь ты потрясно Даже слишком Чрезмерно... Если тебя Чэн где-то в модельном искал, ты так и скажи — я сразу поверю Тебя там у ворот — чуть толпой девчонки не облепили Всё верещали о залётном красавчике на байке О том, как круто было бы с ним прокатиться И будь я девчонкой, тоже бы так сделал Но я ж не девчонка Я просто смотрел Тебе кожанки идут И эти твои брюки И байк у тебя крутой И волосы необычные, я такие вообще не встречал ни у кого Как снег где-нибудь там, где нога человека не ступала — самый колючий и самый чистый И глаза… — / Эт поэтому ты сейчас бошку под неправильным углом вывернул почти до хруста, и в них так смотришь? / — Я пытаюсь понять какого они цвета Туман и лёд Колотый А трещины голубоватым таким неоном светятся в прорезях Я испугался, что таких людей тупо не бывает Ну, или они живут где-то на другой планете таких же необычных — от которых любой с земли, глаз оторвать не сможет даже если захочет А ещё испугался, что ты будешь совсем как Чэн Холодным и отстранённым Пустым будешь Совсем полым И если внутрь тебя заглянуть — там не то вакуум, не то тёмная материя космоса, которую ни один фонарь не возьмёт — / С кем поведешься, Цзянь. Мы с ним похожи. / — Чэн бы стал меня по спине гладить, вот как ты сейчас? Стал бы пятерней в волосы зарываться у затылка, слегка их оттягивать и отпускать — а потом снова ладонью по спине? — / Ну, Чэн бы себе скорее руку отрубил. / — Вот видишь Нихрена вы не похожи И мой страх не оправдался Потому что Чэн пустой, а ты неземной какой-то С какой ты планеты, Би? — / У меня к тебе тот же вопрос, мелкий. / — Ну чего ты опять смеёшься? Я чё, глупые вопросы задаю? — / Ты задаёшь те, на которые у меня впервые ответа нет. / — Я ошибся Не холодные у тебя глаза По крайней мере, когда ты ими слегка вот так улыбаешься Я вижу, как у тебя там льдины топит — / А если вот так? / — Ты на меня зачем хмуришься? Я ж вижу, что не по-настоящему У тебя там до сих пор импульсами той улыбки — айсберги крошит Ой, Би... Там хрустнуло что-то Ты слишком… — / Не специально. Сильно болит? Я просто не привык, что мне в глаза так долго смотрят. Когда вот так — там либо драка, либо перестрелка. А тут ты со своими льдинами и айсбергами. Говорил же тебе, что ребра случайно переломать могу. Тебе бы как всем, Цзянь — меня бояться. Так проще будет. Что тебе, что мне. / — Я повернуться хочу — / Зачем? / — Шея затекает, когда я вот так её выворачиваю А я смотреть хочу На тебя На льдины Можно? — / Ты ж боялся вроде. / — Первые минуты да А когда мы на байке оказались — там бояться уже некогда было Там же ветер в лицо и скорость И ты теплый-теплый И совсем не полый Совсем не пустой — / Давай уж. Чёрт возьми — Тянь меня ведь предупреждал, что тебе отказывать трудно. Видно — не зря предупреждал. Только тут уже сам показывай где гладить — со спиной, знаешь, как-то проще было. / — А где тебе хочется? — / Пффффф. Цзянь. Тебе честно или соврать? / — Мне честно Всегда честно — / Вот здесь для начала. Чтобы эту твою соль стереть. Всё щеки в разводах. Эй… Чего это ты? / — Я не знаю Просто захотелось У тебя рука такая большая Приятная — / И поэтому ты к ней притираться в какой-то лютой нужде начал? / — Я рефлекторно потянулся за ней Мне вообще в твоих руках нравится Как тогда — в ванной — / Тогда в ванной — выбора не было. Ты бы себе на кафеле задницу отморозил. Вот и пришлось тебя на себя пересадить. Не путай, малой. / — А сейчас выбор есть? — / Ты выбираешь не лучшие вещи, Цзянь. И не лучших людей. И не лучшее, что они с тобой сейчас делают. / — Они делают мне хорошо А ещё лучше будет, если ты руку вот сюда уложишь, где болит сильнее всего — / И где колотится сильнее нормального. Может, правда врача тебе вызвать? Для людей такой пульс — это пиздец, Цзянь. Тебе не я скорее рёбра выломаю, а собственное сердце. / — Так странно Я думал, что его потерял Раздробил на осколки — и вниз на асфальт у кофейни выкинул А ты говоришь — бьётся — / Такое не теряют, глупый ты мальчишка. Разбивают, да. Но даже после разрыва — мышцы срастаются. Быстрее, чем ты думаешь. / — Мне казалось — оно онемело Я его вообще не чувствовал — / Хочешь почувствовать? Ну-ну, я понял, хватит так отчаянно кивать - башка ведь оторвётся. Дай руку. Пиздец у тебя ладонь тонкая. Или она в моей лапе только так выглядит. Стоп, Цзянь, стоп. Куда торопишься? Сначала моя ладонь. А ты свою сверху ложи. Да-да, на мою прям. Закрывай глаза. Чувствуешь? / — Чувствую… — / Бьётся? / — Да. — / Целое? / — Я не… Не совсем, наверное — / Цзянь, ну что опять? Ты же сам говорил, что если слёзы в уши затекут — ты смеяться начнёшь. А если человек плачет и смеётся одновременно — эт уже клиника. / — Я не знал, что оно так быстро начнет восстанавливаться Что вообще биться начнёт Что я его чувствовать начну Под твоей рукой И под тем, как ты большим пальцем мне по рёбрам проводишь успокаивающе — / Но оно чёто не успокаивает нихрена, да? / — Наоборот Ты не останавливайся, Би — / И что мне с тобой делать? / — Гладить дальше И сердце лечить И… Ох… — / Ну извини. У меня руки заняты. А у тебя из глаз течёт. И вытереть нечем. Солёное действительно. Почти кислое. Кислотное. И как тебе этим кожу не прожигает? / — Ты… Би… Ты их языком…зачем? — / Предпочитаешь, чтобы я штору сорвал и ею утер? / — Нет, я… Не надо шторой Надо как ты Как сейчас Неожиданно просто и… — / Напрягает? / — Нет Нет-нет-нет Мне просто слёзы никогда не… Не слизывали, знаешь — / У меня тоже такое впервые. / — Мерзко наверное? — / Угу. Очень. Настолько, что я и со второй щекой так же сделаю. Ты вон хоть дышать начал. Не сказать, что нормально. / — А ситуация в целом ненормальной выглядит, кажется — / Кажется, ага. Зато сердце… Чувствуешь? Намного мощнее кровь качает. / — Это поэтому у меня так голова кружится, да? — / Угу. Гипервентиляция, Цзянь. Это когда человек дыхательный невроз ловит, как ты сейчас. Когда дышит часто-часто. И кислорода в мозг поступает слишком много. И взгляд у него меняется. Туманится. Расфокусировку ловит. И сердце он своё чувствует гораздо сильнее, правда? Не онемевшее уже? / — Нет. — / Ты улыбаешься. / — Ты остановился Зачем? — / Так ты уже не ревёшь. Мне слизывать больше нечего. / — А я могу ещё, вот смотри Или не могу… Почему я не могу? — / Потому что теперь тебе нужно улыбаться, а не плакать. У тебя после слёз глаза странные. / — Они у всех вообще-то странные Опухшие, красные и… — / Я тебя сегодня хотел отвести на звездопад посмотреть. А оказывается — вести никуда и не надо. Могу зеркало притащить, и ты сам им любоваться будешь. В собственных глазах. Потому что там после слёз — пиздец какой-то, Цзянь. Там реально звёзды падают. Близко-близко. Я каждую рассмотреть могу. Яркие такие, каких на небе не увидеть, даже если по всему городу свет вырубят. Особенно когда ты вот так улыбаешься. / — Как, Би? — / Разбито немного. Но почти счастливо. Смесь такая непонятная. Как и весь ты — непонятный. Тебе зеркало принести? / — Нет Не нужно Я в отражении твоих всё вижу Знаешь, что получается, если звёзды падают во льды айсбергов? — / Ну как минимум катастрофа какая-нибудь. / — Ага Точно Но я ещё никогда не слышал, чтобы северное сияние называли катастрофой Мой звездопад ведь в твоих ледяных глазах именно так и выглядит Как катастрофа Как северное сияние Геомагнитная буря из-за которой коротит самолёты и они падают, а спутники и космические аппараты выходят из строя и теряются в космосе навсегда — / И откуда ты всё это знаешь? / — Отсюда, Би. Откуда колотится о рёбра тебе в руку — / Из-за геомагнитных бурь — ещё и люди из строя выходят, Цзянь. Слишком выходят. За рамки дозволенного, понимаешь? А некоторым людям, эти рамки переступать нельзя. Некоторые люди и так уже на звездопад засмотрелись, поэтому… Давай-ка спать. / — Некоторым людям можно хоть раз себе позволить эти рамки… — / Чтобы потом другие доверчивые люди об этом жалеть начали? Нет, Цзянь. Не должно быть так. Так, как угодно — но только неправильно. У тебя сердце ещё разбито. Да и ты весь хрупкий, в трещинах. / — А если я не пожалею? — / В тебе сейчас говорит твоя боль. Которая вот тут. Ты её не слушай — она всегда плохой советчик. Избавься сначала от осколков. Они тебе трезво думать мешают. / — Ты поэтому отвернулся, да? Звездопад закончился, а сияния больше нет? Стены конечно же интереснее, я же сам советовал тебе в них смотреть Хах, я к такому привык, Би Нет Ничего не говори Всё нормально — / Давай. Иди сюда. / — Я хочу остаться на полу Буду смотреть в потолок, как и смотрел А ты… Ты иди, если тебе надо — / Дурак ты Цзянь, точно дурак. / — Эй! Я просил на полу меня оставить! Зачем на руки поднял? Верни откуда взял! — / Ещё и суровый, оказывается. Мне начинать тебя бояться? / — А ты вообще чего-то боишься, чёрт возьми? Да поставь же ты меня! Не хочу в комнату! Не хочу один… — / Я никогда ничего не боялся. А сейчас — начинаю, Цзянь. Звездопад твой меня действительно припугнул. И сияние это. Эй, хватит уже вырываться. Я ж говорил, что сильный. Не получится, Цзянь. / — Да не буду я на этой чёртовой кровати в одиночку… — / Не будешь. Я рядом посижу. Давай-давай. Голову на подушку, ноги под одеяло. А я вот тут — с краю. Ну чего ты? Чего подскочил опять? / — Ты долго со мной вот так сидеть будешь? — / Ага. Мы же разговор не закончили. / — Какой ещё разговор? — / О Чэне и Тяне, помнишь? / — Помню А можно я не лёжа… Можно я к твоей спине прижмусь, как тогда на байке, а? Пока мы говорим о Чэне и Тяне. — /… / — Би? Мы же не глаза в глаза Без звездопада и геомагнитных — / Да блядь. Ладно. Окей. / — Спасибо Ты теплый такой И большой Ты мне о них побольше расскажи, хорошо? Подольше рассказ растяни — / А ты хватку немного ослабь. Мы же не на скорости. / — Я просто греюсь — / А я просто идиот. / — Почему? — / Может, когда-нибудь, ты и узнаешь, одинокий мальчик. / — Я пока не совсем одинокий Пока ты тут Пока мы вот так Близко — / Ты мне так спину своим дыханием прожжёшь. / — Ну… Мы по-другому можем Ложись тоже — / Цзянь. / — Ничего же страшного Я тебе больше спину жечь не буду Честно-честно — / Тебе и правда невозможно отказать. Вот чем ты меня пугаешь. / — Кровать удобная, правда — / Да я чувствую. Не то, что твой диван. / — Ты всегда так лежишь, да? — / Как? / — С одной рукой под головой и на спине Так спится лучше? — / Не знаю. Может быть. Цзянь... Ты чё делаешь? / — Тоже ложусь — / На меня? / — Нет Да Почти Ты моё сердце рукой чувствовал А я твое послушать хочу Ты вздыхаешь так… Раздражённо Я поднимусь лучше — / Кудабля? На место давай. Лежи. Слушай. Я не на тебя раздражён. / — А на кого? — / Меньше знаешь — крепче спишь. Чё там слышно-то? / — Громкое Там взрывами бахает — / Я привыкну. / — К чему? — / К тому, что бахает. / — А разве раньше оно так не… — / Не бери в голову. И пока меня об этом не спрашивай. У меня ответов всё равно нет. Закрывай лучше глаза, тебе реально поспать надо. / — Би? — / М? / — А что дальше было у Хэ? — / А дальше пиздец был. Как в страшной сказке. Такие на ночь не рассказывают. / — А мне с тобой не страшно Особенно, когда я твои взрывы под рёбрами слышу — / Дальше старик взялся и за Тяня. А Тянь же мелкий. Его ломать легче. Под себя переделывать легче. И как только Чэн это понял — он у меня больше, чем на день — не появлялся. Позволил отцу себя продавить, вылепить из того, кем его отец видеть хотел. / — Хотел видеть сына уставшим недочеловеком? Без эмоций? Без всего, что вообще человеку присуще? — / Полегче, Цзянь. Ты за всех так переживаешь, да? До того, что в мою футболку вцепился так, что та сейчас по швам разойдётся. Не злись на то, что уже не исправить — это глупо. / — Ну как не злиться? Ну как так можно с собственными детьми? — / Оказывается — можно. Родители разные бывают. Их не выбирают. И иногда эти родители выбирают неправильный путь. А потом ведут по нему своих же детей. / — Зная, что их ждёт? Зная, на что они детей обрекают? — / Тише ты, а то опять приступ, как у астматика со стажем словишь. Просто дыши и чувствуй мою руку на своих волосах. На спине. Как тогда, на полу, да? Тебя успокаивает, когда тебя вот так гладят. Не воюй ты с чужим прошлым, Цзянь, не злись. / — А я и не злюсь — / Угу, конечно не злишься. Вообще ни капли. Настолько не злишься, что мне на боку сейчас пальцами дыры кровавые продавишь. Смотри, на мне ещё шрамов не оставь. Тянь сейчас занят — зашивать меня некому. Придется тебе. Крови боишься? / — Я не специально Я за Тяня Мне за него обидно Теперь и за Чэна тоже, потому что он, оказывается, человек Был им… И не боюсь я крови Она у меня постоянно идёт — то из носа, то из коленей и локтей — / Настолько неуклюжий? / — Нет, просто реакции у людей бывают разные Я с объятиями — а меня толчком в стену Но это случайно, Би, правда Это потому что я глупо бросался в того, кто принять меня не мог Его тело реагировало быстрее разума А он потом сожалением истекал — / Это тот, который с тобой в переулке был? / — А это что-то меняет? — / По факту — ничего. Ничего же сложного не было мне его тоже тогда об стену, как он тебя — до разбитого носа, коленей и локтей. / — Ты же сам сказал — с прошлым бороться глупо Вот и ты не борись И не сжимай так челюсть, она мне в макушку больно упирается Ну вот, теперь ты злишься А тебя я успокаивать не умею пока — / Уже умеешь. У тебя волосы мягкие. В них зарываться пальцами приятно. Успокаивает. Но того типа я всё равно… / — Нет, Би Ты ничего с ним не сделаешь И я ничего не сделаю с тем, что было тогда Это же прошлое, да? А сейчас настоящее — твоя рука в моих волосах, которая ниже на спину спускается и обратно вверх Настоящее — это твои взрывы в сердце Как салют Я салютов вообще-то боюсь, но эти… Эти невероятные Настоящее, где мы здесь и сейчас — ведь лучше? — / Неубедительно как-то звучит это всё. / — Ты в этом убедишься Я хорошо умею убеждать — / Необычный ты, Цзянь. Добрый слишком. Всепрощающий. Это, наверное, тяжело. / — Немного Но это я И со мной уже ничего не поделать — / Да уж. Это ты. / — Ты меня сейчас… Крепче к себе прижал? Или мне показалось? — / Не показалось. / — А… За что? — / А по-твоему объятия нужно заслужить? / — Ну… Да? — / Тогда учись их получать просто так. Как же тебя жизнью потрепало, что ты сейчас такой, а? Что перед каждым прикосновением — ты сначала вздрагиваешь в страхе, слово ожидаешь, что тут же оттолкнут или всадят под дых. А потом ластишься до пиздеца отчаянно, когда понимаешь, что ни толчка, ни удара — не будет. / — Так получилось, Би Мне просто надо показать как правильно — и я привыкну Покажешь ведь? — / А сейчас я что по-твоему делаю? / — Успокаиваешь меня и обнимаешь Ну, до тех пор, пока я не приду в себя, и тебе этого делать больше не придётся — / А, то есть я сейчас себя вынуждаю — так, что-ли? Я вообще похож на человека, которого возможно заставить делать то, чего он не хочет? / — Кажется, нет Судя по виду — / Кто же тебя заставил подумать, что ты настолько никому не нужен? Это ж пиздец, Цзянь. / — Это моя жизнь — / Менять тебе её надо. Она тебе какая-то бракованная попалась. / — Кажется, она уже меняется Звездопадами Айсбергами И твоим руками И снова ты вздыхаешь Тяжко очень Тебе не нравится? Если нет… — / Цзянь, замолчи уже. Если я что-то делаю — то исключительно по собственному желанию, понял? Если мне что-то не нравится — я говорю об этом напрямую. Замолчи и привыкай к тому, что объятия не нужно заслуживать. Ты их получаешь за просто так. За то, что ты просто есть, ясно? / — Ясно — / Хорошо. С этим разобрались. Вот так, расслабляйся, молодец. Я не оттолкну. И пока ты не начал спрашивать почему — я лучше про Чэна продолжу. / — Но ведь… — / Я всегда отвечаю напрямую, если знаю ответ. А на твои вопросы у меня ответов нет, Цзянь. Пока нет. А когда они появятся, я сам разговор начну, идёт? / — Идёт Ты меня про кровь спрашивал Так вот Нет, наверное? Наверное не боюсь — ну ты уже знаешь почему — / Чэна вот тоже учили не бояться. Ни крови, ни тех дыр из которых она от пулевых хлещет. Ему пришлось всё это на себя взвалить, чтобы отец от Тяня отстал. Чтобы малого хотя бы не трогал. Хотел себе сына, который всё на свете вынесет? Получил. А тот, кто всё выносит — Тяня таким образом от своей судьбы подальше увёл. Выбора у него было, Цзянь. Поэтому они и разные. Чэна ломал отец. Чэн воспитывал Тяня — как мог. Как умел. Пытался сделать всё, чтобы Тянь вырос на него совсем не похожим. И своего, по ходу, добился, а? Цзянь? Эй. Да ты вырубился, мелкий, ого. Пффффф. И что мне с тобой делать теперь? С собой что нахрен делать? Ну что за пиздец, а. Из-под тебя сейчас не выбраться. И тебя из себя уже вырвать. Ну ёбаный ты ж в рот... /