Стопка открыток

— Ну здравствуй, глупый мальчишка. Е Байи уселся прямо на землю, потянулся к могильному камню, стряхнул засохшие травинки. — И эти бестолочи еще называют себя учениками! Никакого уважения, — он закончил убирать мусор, поставил и поджег свечу, положил рядом подношения. Достал фляжку, задумался, плеснул немного на землю и сделал большой глоток. — Ты бы возненавидел меня, узнай, что я пытался убить твоего ученика? Сразу двух, если уж начистоту. Но второй сам полез на меч, я шел не за ним. Нет, Хуайчжан не умел ненавидеть. Он мог вспылить, вспыхнуть праведным гневом, но никогда не был скор в суждениях. В его сердце не было места злу. Как же так? Все, кто был дорог Байи, уходили от него слишком, слишком быстро. Даже по меркам обычных людей. Е Байи помнил его, светлого, улыбчивого, звонко смеющегося в кругу молодых друзей. Стремительного и изящного в сражении. Спокойного в спорах. Страстного и порывистого, когда дело доходило до постели. Что было в нем, что заставило Байи оставить мысли о Чанцине? Пусть и не навсегда. Цинь Хуайчжан любил свою школу, и Е Байи, бывший в поместье всего несколько раз, признавал: его место было там. Среди цветущих круглый год деревьев. Глупый мальчишка смеялся, когда Байи вручал ему меч. Они подходили друг другу. Клинок был под стать своему хозяину, гибкий и светлый. Глупый мальчишка почти плакал, когда Байи прощался с ним. Не верил. Не хотел слушать правду: цветы не могут распускаться там, где вечный холод. Байи отогрелся рядом с ним, но превращать его жизнь в ледяную пустыню не собирался. И нет, он не станет извиняться. Он достаточно сделал для его паршивцев. Пусть теперь радуются и милуются, сколько угодно. Если мозгов хватит глупостей не наделать, в чем он сильно сомневался. Ветер трепал почти седые волосы. Ветер дул с юга и нёс запах цветов. Е Байи поймал принесенный порывом лепесток, сжал в кулаке. Весна уже здесь. Природа чует, природа готова. И только он — промерзший насквозь старик.