Глава 1.
«Мы встретились в странный период моей жизни».
Трин-н-н-ь, три-н-н-ь, три-н-н-н-ь! Если б меня попросили облечь в слова то, как пискляво верещит телефон на тумбочке в коридоре, это были бы маты. Что-то похожее на «Эмбер, мать твою, ответь уже хоть на один звонок или выдерни провод из розетки и продолжай гнить в постели!». С утра позвонили и из деканата (секретарша учтиво уведомила, что как только я приду в себя, мне следует прийти в университет), и лизоблюдствовал сам декан, уверяя, что заведение пойдет мне навстречу, пока я не решу свои проблемы. И, если я правильно угадала, сейчас позвонит… Она. «Эмбер, я так понимаю, у тебя очередной… Приступ? Предупреждай о таком хотя бы меня, а то в очередной раз пришлось отмазывать тебя в университете. Еще несколько дней у тебя есть, но потом нужно будет отработать весь пропущенный материал. Перезвони мне, я… Переживаю.?». «Голосовая почта переполнена». Одно лишь то, как моя мать осторожно подбирает слова, ядовито выцеживая при этом любое упоминание о моей неправильности, заставляет меня взвыть и закусить подушку. Руками я вцепляюсь в затхлую ткань, прижимая подушку с силой к своему лицу и вою. Вою-вою-вою. На языке мерзко оседает привкус давно не стиранной ткани и сала с немытых волос, и будь мой желудок не пуст, меня бы стошнило. По моему животу протаптываются мягкие лапки и прямо перед своим лицом, убрав подушку, я вижу явно недовольную морду своей кошки. Пепельное вислоухое чудовище, когда-то найденное мною в мусорном контейнере, пырится на меня небесно-голубыми глазами и звучно мяукает. — Какаши, свали! Даже будучи спихнутой с живота, пушистая упорствует и продолжает мявкать. Да, мою кошку зовут Какаши, потому что ее появление пришлось как раз на время моей гиперфиксации на Копирующем Ниндзя из небезызвестного аниме. Сколько ж я ее не кормила, раз она так надрывается? Последнее, что я помню насчет нее, что корма сухого я насыпала чуть ли не с горкой, когда поняла, что меня начинает накрывать и я опять выпаду из жизни. Воду тоже оставляла, вроде бы? И отключиться она мне тоже не даст, определенно. Не то чтобы эти полубезумные выпадения из реальности приносили хоть какое-то облегчение, конечно. — Встаю я, встаю! Свой голос я узнаю с трудом, я звучу как будто неделю шла по пустыне пешком и умираю от жажды. С кровати сползаю с трудом и плетусь в ванную, где начинаю жадно пить прямо из-под крана. Но когда наконец-таки разгибаюсь и смотрю на свое отражение в зеркале, то теряю дар речи. Посреди копны коротких каштановых волос пролегает широкая прядь седых? серебристых? пепельных? волос, а глаза (возможно, это был какой-то странный отблеск лампы?) буквально на долю секунды отсвечивают золотом. — Что за нафиг? От волнения сразу забывается и богатый словарный запас, и приличное воспитание. Разве такое возможно? Не, ну я слышала, что от стресса седеют, но не так же, отдельными прядями? Бред, какой же бред, это снова мой мозг надо мной издевается. Я была странной с самого детства. У меня была воображаемая подружка Бекки, которая рассказывала, что жила по соседству. Но однажды после школы, когда она возвращалась домой, с ней завязал разговор местный почтальон, которого в нашем небольшом городке считали замкнутым и странным, после чего случилось…что-то страшное. И я, конечно же, рассказала об этом матери, на что та сказала, что я все выдумываю, и чтоб я не забивала ей этим голову. Намного позже мать, будучи слегка нетрезвой, рассказала, что эта девочка действительно существовала. Но пропала за пять лет до того, как ее впервые увидела я. После того, как я рассказала об этом матери, та потянула за какие-то ниточки, задействовала даже шерифа, который был давно должен ей услугу, и в доме того почтальона все-таки обнаружили пропавшую девочку. Живую, но едва-едва, в близком к коматозному состоянию. Да еще и беременную, ведь тот урод держал ее взаперти и насиловал, когда ему захочется. Что с ней стало дальше я не знаю, так как вскоре после этого мы переехали. И подобное повторялось еще несколько раз: все эти измученные души как-то находили свой путь ко мне и я старалась им помочь чем могу. Но лет в четырнадцать… Что-то произошло. Они перестали приходить, а мы перестали переезжать и наконец-то осели. За столько лет детали покрылись дымкой забытья, но сейчас я вспоминаю это все с кристальной ясностью. Сейчас, стоя в ванной перед зеркалом и буравя золотым взглядом свое отражение, я четко помню улыбку десятилетней Бекки, трогательного кудряша Кристофера, веснушчатую Эми и многих других. (Что же ты наделала, мама? И что наделала я?) Машинально иду наполнять кошачью миску едой и водой, ставлю чайник и принимаю душ, надеясь, что горячая вода поможет взбодриться. И куда только делась многодневная апатия, когда моих сил хватало только на то, чтобы пялиться в потолок и едва доползать до уборной, чтобы справить нужду? Сейчас мой мозг бурлит, словно закипающий на кухне чайник. Что происходит? Как это исправить? Кто может мне в этом помочь? Знаю я одного кандидата. Со звонка ему и следует начать. — Чешир, перезвони пожалуйста, когда получишь это сообщение. Со мной кое-что происходит и это по твоей части. С Чаком Ширли мы познакомились на каком-то гиковском мероприятии. Я тогда была семнадцатилетней соплюхой, выбиравшейся из квартиры только на учебу и обратно, и присутствия таких взрослых людей (большинству было за 25, а то и за 30 на вид) слегка напугалась. Чак тогда был очень ко мне добр, провел почти по всей выставке и угостил кофе с пончиком. А на мои осторожные опасения по поводу того, что может быть нужно взрослому мужчине от девушки-подростка, лишь усмехнулся, сказав, что я напомнила ему его дочь, с которой он по каким-то обстоятельствам не может видеться. Оказалось, что Чак был писателем-любителем, увлекался различными сказками и преданиями о нечисти и собирал материал для своей первой официальной книги. И реально много об этом знал. — А мне пока предстоит наведаться в магазин за продуктами, — говорю я вслух, ведь осмотр холодильника на предмет еды показал неутешительные результаты в виде засохшей половинки лимона и горстки соусов из различных служб доставки. А, ну еще были… «цукаты». Знаете, те самые засохшие остатки еды в дверце холодильника и в щелях между полками? Каждый студент с таким сталкивался или столкнется в будущем. Я натягиваю пониже шапку, наспех накидываю куртку (красная коротенькая кожанка в облипку, вероятно, смотрится весьма комично в сочетании с домашним костюмом ярко-зеленого цвета и желтой шапкой, ну да ладно) и впервые за много дней выхожу из квартиры. Десять дней. Десять. Которые я провела, сражаясь за свое сознание, за свою жизнь, с чем-то черным и гнетущим, что хотело меня уничтожить. Депрессия не так красива, как ее описывают в книгах и изображают в фильмах. Это не те кадры, где бледная девушка с тонкими пальцами курит у открытого окна, и по ее лицу при этом текут слезы. А рука, конечно же, изящно дрожит при этом. На самом деле, это когда ты строишь карточные домики в четыре часа утра, потому что ты спала столько, что потеряла счет времени. Это когда все потребности отходят на второй план, потому что все свое время ты проводишь, пялясь в потолок и размышляя о том, что с тобой не так и что ты творишь с этой жизнью. Когда ты наскребаешь в себе силы, чтобы наконец-таки все это закончить, но зажатое в руке лезвие не прорезает кожу, так как сил, чтобы надавить посильнее, не осталось. Ведь ты даже не помнишь когда ела в последний раз. А вот сейчас от голода самым натуральным образом сводит желудок, и с полок я, даже не задумываясь, сгребаю целую кучу полуфабрикатов вроде растворимой лапши и замороженной пиццы. Кажется, голод настолько силен, что я могу и вовсе вцепиться в этот кругляш теста и сжевать его даже с упаковкой. Потому и лечу домой как можно быстрее. И тут, бац, на долю секунды асфальт уходит из-под ног, но я почти тут же оказываюсь в кольце крепких, явно мужских, рук. Меня осторожно ставят на ноги и я поворачиваюсь к своему спасителю лицом. — Вы не ушиблись? — с улыбкой, демонстрирующей приятные ямочки на щеках, интересуется молодой человек чуть старше меня. У него светло-каштановые, чуть вьющиеся волосы, и янтарные глаза. — Нет, спасибо за помощь, — я неловко переминаюсь с ноги на ногу, бегаю взглядом от красивого лица напротив к своим стареньким кедам, свободной рукой посильнее натягиваю шапку на волосы. В общем, представляю собой ходячее воплощение нервозности и неуверенности. — Я Габриэль, давайте я вас провожу, — парень протягивает руку и я, на секунду задумавшись, пожимаю ее. — Эмбер. По ладони словно пробегает искра электричества и я ойкаю. Судя по чуть расширившимся зрачкам напротив, новый знакомый тоже это почувствовал. Не-не-не, надо валить. Мало мне что ли странностей за этот день?! — Прошу прощения, мне нужно бежать! Кажется, плиту забыла выключить! И я реально перехожу на бег. Да, Вашингтон, отношения ты такими темпами построишь, только если напечатаешь Стива Роджерса или Какаши Хатаке на 3D принтере. Буквально залетев в свою квартиру, я с силой захлопываю за собой дверь и прислоняюсь к ней спиной. Пытаюсь привести дыхание в порядок. И одновременно с этим четко осознаю, что этого парня я откуда-то знаю.