Pray for me

«Отступи, и я не трону ее». Глаза светловолосого мужчины загораются алым, а все тело пронзает боль. Все слишком смутно, спутанно, в память впечатываются только обрывки. Брызги крови на стене какого-то дорогого отеля. Витой клинок, зажатый в чьей-то небольшой руке. Всполохи огня. Огонь везде, огонь окружает меня, но боль от ожогов меня не убивает. Я прочнее, чем мрамор*. Но где-то, где не было всего этого пекла, я оставила кого-то дорогого, смертельно важного и жизненно необходимого. И именно от этой удушающей тоски и от ощущения неминуемой потери я просыпаюсь, тяжело дыша. 5.30 утра. Замечательно. Ну, хотя бы в университет не опоздаю. В зеркале заметно прибавилось белых, словно выцветших, прядей, но сейчас меня гораздо больше волнует тот факт, что мне придется вернуться в университет. То место, что напрочь убило мое ментальное здоровье и нередко снилось мне в кошмарах. На самом деле, это проблема многих детей, которых считали одаренными в детстве: тебе говорят, что ты лучше всех и ты добьешься всего и так длится все то время, что ты находишься в школе. Но вот когда ты поступаешь в университет и оказываешься среди таких же одаренных, то это сбивает с толку. Ведь не могли же взрослые лгать? Ведь ты же исключительный? Только вот теперь ты — один из трех, пяти или десяти тысяч таких же исключительных и конкуренции по сравнению с ними ты не выдерживаешь. А преподавателям, когда ты приходишь к ним еще воодушевленным первокурсником, кажется, доставляет отдельное удовольствие обламывать крылья таким наивным желторотикам, одной из которых была и я. Первым пунктом для получения допуска к занятиям было посещение университетского психолога. Мистер Бёрнэм, мужчина глубоко за сорок, внешне напоминающий мистера Бина в исполнении Роуэна Аткинсона, был по характеру не таким приятным, как вышеупомянутый персонаж. Бёрнэм был мудаком, ненавидящим свою работу, жизнь и женщин. По слухам, от него ушла жена и забрала детей. А я, сидя на кресле напротив него и рассматривая кустистые брови психолога, размышляла о том, не тянулась ли у бывшей миссис Бёрнэм рука к пинцету. Как вообще можно заниматься сексом с кем-то, у кого словно живут волосатые гусеницы на лице? Да еще и заделать троих детей. — Мисс Вашингтон, вы меня слышите? Я, включая дурочку, шумно отхлебываю чай из предложенной мне психологом чашки (мужчина морщится) и киваю. — Расскажите, в чем была причина вашей, так называемой, депрессии? — Это обязательно? — Да, если хотите получить допуск на занятия. Мне нужно знать, способны ли вы вернуться к образовательному процессу или вашей матери опять придется тратить сотни и тысячи долларов, чтобы покрыть ваши прогулы перед администрацией. Ведь молодежь у нас сейчас такая чувствительная. Я хочу сдержаться, я правда хочу. И этот обмудок мне нужен, чтобы вернуться к нормальной жизни. Но весь его вид провоцирует что-то темное и агрессивное во мне. — Сказал старый толстый обсосок, который даже со своей жизнью разобраться не в состоянии! И…мне или показалось, но неужели на секунду глаза Бёрнэма стали полностью черными? Чернота залила весь зрачок, но стоило мне моргнуть и подняться на ноги, как мужчина уже улыбался и смотрел на меня обычными блекло-серыми глазами. — Вот видите, мисс Вашингтон. Вы нетерпимы к критике и явно агрессивны. Сдается мне, у вас не депрессия, а что похуже! Удушливый запах чего-то гниющего забирается в ноздри и я начинаю медленно пятиться. Что? Происходит? И когда под бледной кожей психолога на долю секунды словно вырисовывается горящая физиономия какого-то монстра, я выбегаю из кабинета. Несусь прочь из административного корпуса, не останавливаясь, будто бы за мной гонится сам Дьявол. Сердце по ощущениям глухо бухает абсолютно везде, пытаясь выбраться из моего тела любым способом. Я проношусь по всей территории кампуса и останавливаюсь только перед самым выходом. Что. Со мной. Происходит. Наверное, для всех остальных я, прислонившаяся лбом к каменной колонне в попытке отдышаться, выгляжу дико. Однако у меня под закрытыми веками раз за разом вспыхивает увиденное в кабинете. Галлюцинации? Все хуже, чем я думала? И вместо простых суицидальных наклонностей и депрессии я заполучила полноценную шизофрению? Потому что помимо зрительных галлюцинаций, случившихся ранее, я четко осознаю, что за мной наблюдают. Один — определенно Бёрнэм, но вот кто второй? И как бы мне не хотелось сбежать отсюда на другой конец страны, мне нужны ответы. Чешир с прошлого раза так и не отозвался, видимо не сочтя особо важными мои переживания по поводу внезапной седины. Однако теперь он не посмеет меня проигнорировать. Именно с такими мыслями я иду в сторону библиотеки и, нагло оккупировав один из здешних компьютеров, заваливаю электронную почту друга полным описанием того, что со мной происходит. И жду. Жду. И снова жду. Гипнотизирую экран, играю в пасьянс, наворачиваю круги вокруг стола, до тех пор, пока не появляется иконка нового сообщения. Ширли краток, как и всегда, если его не накрывает вдохновением. «Я постараюсь найти информацию. Ты не одна в этом дерьме, не бойся». От этого становится чуточку теплее. Территорию университета я покидаю, стараясь смешаться с толпой студентов, и, на мое счастье, ощущение слежки пропадает. И за потерянные нервные клетки, а также за попытку разобраться с пиздецом, думаю, я вполне могу наградить себя свеженьким бургером из любимой кафешки. А может быть, и молочным коктейлем. — Итальянский бургер, пожалуйста, и клубничный коктейль, — мягко улыбаюсь я официантке, подошедшей, едва я разместилась на своем любимом месте у окна. Здоровенные окна высотой в человеческий рост, за счет чего помещение было полно света, всегда были одной из моих самых любимых вещей здесь, кроме еды. Ну и мягкие диванчики тоже. И пока я жду, когда приготовится мой заказ, я вырываю страницу из ежедневника, где крупными буквами выведено «8.00 — деканат, 8.30 — психолог!!!». А на обратной - чистой от записей - стороне листа задумчиво рисую какие-то каракули. За полетом собственных мыслей я на самом деле не слежу, позволив себе расслабиться и отпустить происходящее. В данный момент я жива, очередной приступ отступил и жизнь чудесна. Сейчас я позавтракаю любимым бургером и буду думать, как выбираться из той жопы, куда угодила. Но только после еды. В зале заведения достаточно тихо: за пару столиков от меня воркует какая-то парочка, держась за руки; мальчик лет десяти жует картошку фри, обильно макая ее в соус; толстячок увлеченно поглощает бургер размером с мою голову. — Ваш бургер и коктейль, приятного аппетита! Совершенство, воплощенное в белой булочке бриошь, салате айсберг, двух ломтиках моцареллы и идеально прожаренных куриных стрипсах. — Вам попросили передать с того столика, — официантка вновь возвращается к моему столу, вручая мне чизкейк, обильно политый шоколадом и указывает на столик в дальнем углу кафе. — Он сказал, что его зовут Габриэль, и что ему нравятся девушки с хорошим аппетитом. Я давлюсь бургером, огромный кусок которого откусила секундой ранее, и смотрю на замершую около меня официантку. Та явно не знает, то ли бежать и вызывать скорую, то ли просто бежать. В итоге просто смачно ударяет меня по спине, от чего кусок булки вылетает у меня изо рта и я наконец-то могу нормально дышать. И когда оборачиваюсь в указанную сторону, обнаруживаю там того самого Габриэля. Улыбчивый парнишка уминает такой же, как у меня, чизкейк, и приветственно машет рукой. А меня уже второй раз за день продирает мурашками от ужаса. — Я…оценила жест! — не глядя, вытаскиваю из кошелька купюру, которой с лихвой должно хватить на оплату заказа, и поднимаюсь на ноги.— Мне пора! — Мэм, мне вызвать полицию? Этот человек вам угрожает? — Я не знаю! Уже стоя на улице с охапкой своих вещей в руках, я вновь чувствую, что просыпается моя паранойя. Потому что мальчик, уплетавший картошку, вдруг поворачивается, чтобы подмигнуть мне сквозь стекло абсолютно черными глазами. Бежать. Нужно бежать отсюда как можно дальше. *** Габриэль, стараясь вести себя как можно более непринужденно (насколько это возможно в заведении, кишащем демонами), подходит к столику Эмбер. Бумажка, которую увлеченно разрисовывала эта странная девушка, исписана символами енохианского алфавита, и архангел готов поставить пару перьев на то, что самого языка новая знакомая не знает. — Какая честь, целый ангел к нам забрел! Давайте устроим ему теплый прием! — неуклюже пытается рифмовать тварь, забравшаяся в шкуру симпатичной официантки. Видимо, не совсем молодняк, раз знает о существовании ангелов. — Потанцуем, ребятки, — в руке Гейба материализуется архангельский клинок, а его невидимый клон в это время следует за испугавшейся Эмбер. Ее, фонящую таким огромным запасом энергии, из вида выпускать точно не стоит.