Interminabilis Vitae

— Ты уверен? — Абсолютно. — Ты не обязан это делать. — Мы уже всё обсудили. — Я не хочу подвергать тебя опасности.       Эдгар закатил глаза и раздражённо цокнул языком. Вот вечно он так! Сам бросается в самое пекло, а о других печётся как курица-наседка! Обычный Виктор, что с него взять? Молодой человек тяжело вздохнул, глядя на реакцию названного брата. — А себя ты можешь, да? — Юноша провёл рукой по лицу, зашипел от раздражения и уставился на другого с самым серьёзным выражением лица, — Мы с тобой в этом вместе застряли. Ты же уже не раз пробовал один, и тебе просто повезло остаться в живых. Просто… Просто дай помочь тебе, ладно?       «…ведь ты столько помогал мне» осталось невысказанным. Он не мог видеть обеспокоенного лица Гранца. Не мог видеть, как тот прикусывает губу. Влезть на принадлежащую власти территорию и устроить взрыв — это очень рискованный план. Молодой человек вынашивал его не одну сотню лет, и теперь… Теперь у него были необходимые смеси. Виктор уже успел выяснить, что обычными инструментами не разобраться. Металл был способен выдержать пламя дракона, так что и напихать в рецепт взрывчатки пришлось всего на свете.       Эдди уже помог достаточно. Он бы не смог позволить себе все эти ингредиенты без спонсорства. В конце концов, его «талант» был далеко не таким впечатляющим. Писать стишки и рассказики «чуть выше среднего» смог бы каждый (по мнению самого писателя). Если бы не счастливое стечение обстоятельств, тот, кого ныне знают под множеством имён, уже давно был бы убит на фабрике.       Но это история для другого дня. Ему повезло, и Виктор даже не хотел думать о худшем исходе. — Ты не понимаешь. Ты собираешься нацепить себе на хвост добрую часть местных жандармов. Это слишком рискованно. — Я буду в порядке! Я готовился к этому дню!       Юноша поправил перчатки и берет. Ветер играл с его удивительно короткими тёмными волосами. Он старался держать уверенный вид перед братом. Мозгом же понимал, что это, возможно, худшая идея в его жизни. Они оба могут запросто отдать души всем тем, в кого верят живые существа.       Гранц вновь издал тяжёлый вздох, но таки промямлил тихое «спасибо тебе», отчего уголки чужих губ чуть поднялись.       Они специально выбрали именно этот день. День коронации принцессы. Толпы на улицах, ослабленная охрана в запретной зоне с существами. Проще проникнуть, проще скрыться в толпе.       И проще нарваться на ещё большее количество стражей в остальных зонах. Что ж, плюсы и минусы есть в любом случае. — Если меня схватят — ты знаешь, где и что спрятано. — Угу. — Если схватят тебя — я за тобой вернусь. — Только попробуй, — фыркнул Эдгар. Двинув плечом и легко хлопнув Гранца по спине, юноша бодрым шагом направился в толпу.       Другой мужчина поджал губы, покрепче сжал в руке лямку своей сумки. Во рту вдруг стало очень сухо, выступила испарина. Если и эта взрывчатка не сработает… Или вдруг слишком хорошо сработает… Он не хотел об этом думать.       Сколько бы Валден не храбрился, названный брат видел его насквозь. Одна осечка с любой стороны их погубит. Виктор тряхнул головой, отгоняя плохие мысли. Сделав глубокий вдох, он направился следом.       Подбираться ближе к Запретной Зоне было той ещё проблемой, но, притворяясь туристами и неловко улыбаясь, прикрываясь «болезнью» одного из них, пара успешно добралась до своей цели. Только вот чтобы Виктор мог пройти незамеченным, они должны были поднять шумиху.       Переглянувшись как в последний раз, обняв друг друга и кивнув, они разошлись в разные стороны. На подгибающихся ногах младший направился ближе к стражам. Будь у него сердце — заглушило бы все звуки в ушах.       Вдох. Выдох. Спокойствие. Волноваться не о чем! Он долго готовился! Как говорится, хочешь жить — умей вертеться. А в случае интервит бегать. А уж бегать за добрые четыре десятка лет он научился отлично.       Исполняя свою роль случайного прохожего, юноша двинулся дальше. Как бы невзначай он «вдруг» уронил перчатку. Глупый атрибут соскользнул ох как не вовремя, обнажая скопление витиеватых золотых узоров.       Прямо. Перед. Охраной.       Как неловко.       Эдгар старался вести себя настолько естественно, насколько это было возможно. Резко схватить перчатку, оглянуться, натянуть перчатку обратно. Встретиться взглядом со стражем. Действительно испугаться. Броситься наутёк под крики.       Много раз юноша прогонял в голове мысли об этом дне. Он был уверен в своей готовности, но теперь… Животный страх захлестнул с головой. По телу тут же начал бежать холодный пот. Интервита нырнул в толпу. В спину ему уже во всю кричали преследователи.       Мимо Виктора пулями пролетели несколько стражей. По их возгласам он догадался, что Эдгару удалось привлечь необходимое внимание. Высунувшись из-за угла молодой человек убедился в чистоте горизонтов. На месте осталось стоять намного меньше стражей. Благо, это не первая вылазка в жизни Гранца. Он уже давно знал, где именно есть какие способы пролезть на территорию незамеченным. Двор был слишком уверен в сохранности своего «заповедника». Во-первых, нет дураков, готовых вломиться в наглую на территорию короля. Во-вторых, даже пламя дракона не способно расплавить металл их тюрем. Поэтому надежда оставалась только на эту особую взрывчатку.       Дрожь пробрала тело, когда молодой человек увидел все опустошённые клетки. Он знал, что драконов оставалось крайне мало, но подобной пустоты он точно не ожидал. Никого нет, только где-то дальше что-то хрипит. Как на кладбище. А за высокими стенами кипит жизнь, праздник у народа.       Взглядом Виктор проводил мужчину с ведром. Убедившись, что рядом никого нет, интервита двинулся дальше. В глаза ему вскоре бросилось сжавшееся в комок тело, заточённое в огромную клетку. Искал он, очевидно, не этого парня. Кожа более тёмная, выступающие на обнажённых частях тела чешуйки красные.       Парень тоже заметил его. В чувствительный нос ударил незнакомый запах. Страх давно стал для драконов главным в жизни чувством. Ящерица в теле человека подскочила на месте и ощетинилась. Виктор нервно сглотнул от вида исхудавшего тела, но выдавил из себя улыбку. Зрачки незнакомца сжались в щёлочку, плохенькие клыки показали себя.       В соседней клетке тоже что-то зашевелилось. Из кучи старого сена вынырнуло и быстро приблизилось к решёткам ещё одно существо. Ответом на теперь уже искреннюю улыбку интервиты был ужас в глазах.       Его зелёная чешуя совсем поблекла за более сотни лет заключения. Огонёк в янтарных глазах совсем поблек. Когда-то давно в этих глазах Виктор видел бесконечную мудрость, любовь и нежность. Даже тогда, в самом начале пути, когда он был всецело против пополнения их маленькой с горячо любимым родителем семьи, этот мужчина мирился с его отвратным поведением.       Лукино знал этот запах. Где-то на подкорках затухающего сознания оставались знакомые запахи, которые он узнал бы везде. Одинокая слеза скатилась по впалой щеке. Больше у него, кажется, вовсе не осталось. Тонкие, дрожащие, сухие пальцы с заострёнными тёмными коготками сквозь решётки тянулись к хорошенькому лицу Виктора.       В далёких, кажущихся ложью воспоминаниях Лукино видел маленького мальчика. Он катал ребёнка на своих плечах. Вместе они разучивали песенки на Рождество. Виктор за разноцветные крылья ловил бабочек, хватал насекомых и ящериц голыми руками, тащил их с разными вопросами. А ещё мечтал о собаке. У них была собака, кажется. И, кажется, она тоже пыталась защитить их маленькое гнездо в тот день. Ему не вспомнить точно. — Времени мало, отец. Вот, подсобишь мне.       Молодой человек отстранился от изучающего его лицо прикосновения. Лукино чуть склонил голову набок, наблюдая за тем, как интервита раскладывал взрывчатку у решёток. Виктор счастливчик. Сначала ему повезло показаться мертворождённым. Потом ему повезло быть спасённым из свалки трупов. Потом ему повезло испытать любовь ближнего. Потом ему повезло сбежать. Ещё и повезло выжить так долго свободным. Словно бы какая-то сущность оберегала его. Только вот фениксом этот ребёнок не был. Лукино бы заметил. Голос звучал хрипом: — Не сработает. Оставь. Уходи. — Верь мне больше! Мы с товарищами долго работали над формулой! — А если не сработает? — Снова уйду с парой-тройкой психических травм. Мне ещё ребёнка спасать, знаешь? — Альтруист. — Есть в кого.       Лукино цокнул языком. В тот день, прикрывая семью своим телом, он не думал ни о чём другом, кроме их спасения. Себя было совсем не жалко. Ядом разум разъедали звуки скрипки из Башни Инородных, в то же время принося с собой некое облегчение. Хотя бы Тони ещё дышал. Ящер ненавидел себя за эти мысли.       Лучше бы их страдания закончились. Они зачем-то глупо поддерживали друг друга так долго. Звуки печальной скрипки взывали к нему. Ответом им всегда был раздирающий больное горло рык. — А если слишком хорошо сработает? — Вместе здесь помрём тогда.       И это было бы чудесно. К сожалению, у Виктора ещё слишком много причин жить. Так бы он не боялся стоять близко. Широкая, печальная улыбка сияла на его лице. Лукино глупо моргнул. — А Ганжи?       Гранц перевёл взгляд на всё ещё встревоженного незнакомцем дракона. Доверия к другой форме жизни он точно не испытывал, но с вымученного рыка старшего собрата чуть отошёл назад. Должно быть, это последний. Ещё совсем молодой дракончик, никогда не видавший свободы. — Разумеется. Я бы не оставил. Думал только, что вас тут больше. — Угасли. Все.       В голосе отца он не слышал ни единого оттенка. Ни единой эмоции. Лукино давно смирился с тем, что драконам суждено умереть. В божественные силы он, как учёный, не верил, но слышал от собратьев о Блуждающем во Снах. Многие мечтали лишь о том, что Блуждающий вспорет их глотки своими острыми орудиями, одарив их души свободой. Только вот умирали они не от когтистых лап своего Божества, а от болезней, безумства, голода, ядов, пыток, работ, тоски… Кто-то сам вскрывался собственными когтями и зубами, коли доводилось успеть воспользоваться ими. И Лукино давно бы отправился к праотцам, если бы не милый Тони. Если бы не его целебная скрипка, которую ему было позволено оставить. И со стороны дракона было просто жестоко подавать голос в ответ, мысленно умоляя всех и вся о скорейшей кончине для Энтони.       Виктор прикусил губу. Немигающий, расфокусированный взгляд чужих глаз насильно выжимал из него слёзы, но он обещал. Обещал, что будет сильным. Интервита сделал глубокий вдох. Сейчас совсем не время рыдать. — Вы двое можете поджечь, верно? Скажи ему, чтобы поджёг вместе с тобой и забился в угол. Как рванёт — за мной.       Лукино кивнул. Не приказ. Это не приказ и никогда приказом не станет, но в испорченной голове всё звучит не так. Кое-как он передал слова Виктора сиплым рычанием, и в ответ на это Ганжи вдруг встрепенулся. У него сил чуть побольше. Он моложе. Он последний из них. Мучители трясутся за его жизнь больше, чем за жизнь дряхлого старика. А ведь он даже не так стар ещё по меркам их вида!       В памяти Виктора ещё свежи те дни, когда отец, чуть прикрыв губы рукой, как бы контролируя пламя, поджигал фитили свечей. Он помнил, как в круглых стёклах отражались огни; как огонь дракона нежно целовал его кожу. Не опасный для их маленькой семьи, но такой страшный для чужаков.       Дерево трещало за их спинами. Акт самосожжения не был чем-то необычным для драконов, но Виктор никогда и думать не желал о том, как перед его глазами вспыхнет их дом, превращаясь в могилу для отца и тех, кто осмелился прийти по их души. Тони постоянно тянул ребёнка за собой, подгоняя, умоляя бежать, но ноги юнца словно бы увязли в болоте в тот момент. Рёв, плач обречённого оглушал его, собственные слёзы застилали глаза, и где-то рядом пытался оставаться сильным папа.       Только вот догореть он не успел. Кое-где остались следы.       Теперь же попытки поджечь взрывчатку казались жалкими. С кашлем и хрипом, как старая зажигалка, Лукино выжал из себя пару искр. У Ганжи всё прошло намного проще, и оба отползли подальше, зарывшись в старое сено.

***

      Глаза широко распахнулись. Этот звук… Взрыв оглушил его. Эдгар резко обернулся, его рот чуть приоткрылся. Лишь бы этот взрыв не угробил Виктора!       Как и ожидалось, стражи тут же побросали погоню за интервитой. Возникла проблема посерьёзнее. Люди поддались панике, началась давка. Юноша наспех сменил одежду и, побросав свои прошлые тряпки (как бы Виктор ему потом головомойку не устроил), бросился на площадь. Скакать пришлось чуть ли не по крышам, но в этой панике внимание он едва привлекал. Не один такой.       Два огромных создания взмыли в воздух с оглушающим рёвом, подняв своими крыльями потоки сильного ветра. Эдгар обеими руками вцепился в свою шапку, и, если бы не труба за спиной, его бы, наверное, уже сдуло. Так ему самому казалось.       Никогда прежде художник не видел их. Только на картинках в книжках, да и то мельком. Драконы казались чем-то ненастоящим, и, если бы не Виктор, наверное, он бы и не поверил никогда. Завороженно интервита наблюдал за их свободным полётом. Никакой грации, но от вида кривая, безумная улыбка сама нарисовалась на его лице. Статуи, каменные куски, декорации… Всё падало и крушилось под влиянием высвободившейся силы, вызывая лишь большую панику. Как умалишённый Валден засмеялся сам не знал над чем. Кровь закипела в жилах!       Как же это чудесно!       Он даже и не заметил, как рядом вырос Гранц. Несомненно, в других обстоятельствах мужчина тут же отругал бы его за беспечность, но сейчас глаза его были прикованы к небу. Взрыв не прошёл для брата незаметным, но повреждения были слишком незначительными чтобы беспокоиться.       Виктор выдохнул с облегчением и одной рукой покрепче прижал к себе Эдди. Быстро его обхватила и вторая рука. Юноша и сам прильнул в ответ. Щекой старший прижался к чужой голове. Оба продолжали глядеть в небеса, пока хаос творился вокруг них. Разумеется, многим зевакам также было очень интересно увидеть живых летающих ящеров.       Последних.       Израненный зелёный дракон вдруг опустился ниже над площадью города. Так же стремительно он вновь набрал высоту, и на его шее болталась человеческая фигура. Как по приказу, другой ящер позволил ещё одной фигурке ухватиться за него. Виктор расплылся в самой нежной улыбке. Эдгар смотрел непонимающим, немигающим взглядом.       В блёклых глазах Энтони впервые за десятилетия появился блеск. Руками и ногами он вцепился в шею обожаемого Лукино. По груди разливалось нежное тепло, и скрипач позволил себе в голос засмеяться. Слёзы щипали глаза, холодный ветер обдувал кожу и трепал длинные волосы, пули свистели где-то рядом, но всё это не имело никакого значения. Они наконец-то воссоединились! Теперь у него осталось лишь одно предсмертное желание.       Нежные чувства переполняли измученное тело. Лукино, живой, настоящий казался предсмертной галлюцинацией, вызванной лихорадкой, но он не был болен. Он не был болен, когда его вновь тащили развлекать толпу. Он был болен только в этот конкретный момент. Болен горячкой и бабочками в животе. Истощение и боли во всём теле не имеют значения.       Дряхлая королева не могла сдержать слёз счастья. У неё вдруг выросли крылья! Полной грудью она вдохнула чистый воздух. Ей хотелось огладить драконью чешую, заглянуть ему в глаза. Ей хотелось успокоить этого напуганного ребёнка. Наверное, это первый раз, когда он смог свободно расправить свои крылья. И в этот же, самый счастливый в его недолгой жизни момент свинец впивался в его тело. Каждое попадание Эда чувствовала, щекой тыкалась в его шею.       Оба понимали, что у них нет будущего, и старательно выжимали из этого момента всё.       Обратившись вновь, Лукино крепко прижал Энтони к себе. До падения у них было всего несколько таких желанных секунд, и он не собирался тратить их впустую. В поцелуи он старательно вкладывал всю свою любовь. Сочащаяся из ран от пуль кровь и адская боль были ничем после всех этих лет тоски. Скрипач отвечал ему тем же. Камнем два слившихся в одно тела рухнули в реку.       Следом за ними стали стремительно падать ещё два тела. Эда расцепила руки. Широко расставив их, как бы приглашая давно ушедшего короля в свои объятия, она весело смеялась. Ведь пытки наконец закончились для неё! Павшая королева позабыла о некогда своём народе и с радостью позволила Жнецу обнять её вместо Эмиля.       Где-то вдалеке сердце немолодого мужчины пропустило пару ударов. Дёрнувшись, он уставился в окно, но не нашёл там ничего, кроме деревьев и водной глади. Обеспокоенная немая названная сестра опустила руки на его плечи.       Ганжи же и терять было нечего. В заточении он был рождён, в заточении погибли его мать, братья и сёстры. Всю недолгую жизнь он был игрушкой в чужих руках и мог только мечтать о том, как расправит крылья свободно, наберёт высоту, пробежится по свежей траве, глотнёт речной воды, заснёт под тёплым солнцем в окружении сородичей и друзей. От стариков он слышал истории о другом мире. После рассказов дяди Лукино он любил воображать все эти вещи, о которых тот говорил. Этот парень, например, оказался совсем другим! Ему бы хотелось узнать его получше.       Даже такой ребёнок как Ганжи понимал, что мечты останутся мечтами, и лучшим выходом для него будет падение в бездну.       Блаженная улыбка не сходила с лица Виктора. Эдгар не мог видеть её, но по одному только вздоху умудрился прочитать эмоции названного брата. Юноша тяжело вздохнул, продолжая глядеть в ныне пустое небо: — Не понимаю. — Чего? — Ты дал им свободу.       Гранц поджал губы, легко усмехнулся. Щекой он потёрся о грубую ткань чужой шапки, чуть крепче прижал к себе Эдди, словно бы в руках у него было не живое существо, а плюшевый мишка. — Ох, Эдди! Знаешь… — Глубокий вдох, выдох. Поглубже интервита старался запихать все эмоции, но дрогнувший голос выдал его с головой, — Лучше умереть свободным, чем жить в неволе.       Художник поджал губы и как мог помотал головой. — Ерунда какая-то! Вы ведь с Энтони даже не обнялись на прощание! — Уверен, отец передал ему.       Молодой человек неловко стёр одинокую слезу о ткань шапки. Всего несколько минут назад он впервые за десятки лет бросился на шею обожаемому опекуну, как всегда делал тогда, будучи глупым и наивным ребёнком. Больше Лукино не был той надёжной стеной, которую он помнил. Теперь больше был Виктор, и это казалось ему таким неправильным. У них было всего несколько секунд перед тем, как ворвались стражи, и молодой человек был вынужден ретироваться. Кажется, лишь из-за вызванной обратившимися драконами суеты, его не заметили в стогах.       Однажды эта удача, о которой когда-то шутили в его маленькой семье, окончательно иссякнет. — Нельзя вот так вот взять и передать чьи-то чувства! Глупость! — противно зашипел Эдди.       В глазах другого интервиты появился лёгкий озорной блеск. — Вот как? Тогда как тебе это?       Виктор резко развернул Эдгара к себе, и тот только ойкнуть успел, как его приподняли над землёй и принялись целовать в лоб. — Это тебе от Энди, — печально улыбнулся Виктор отстранившись.       Обеими руками Валден посильнее натянул на голову свою шапочку, словно бы хотел закрыть ею всё красное лицо. — Ерунда! Не делай так больше!       Ох, он сделает. Делал раньше и сделает ещё сотни тысяч раз, лишь бы никогда этот юнец не чувствовал себя одиноким и нелюбимым. Гранц, однако, не стал ничего говорить по этому поводу. — Ладно уж, хватит с нас приключений на сегодня. Не знаю, как ты, а вот я не хочу делать ничего подобного ещё минимум пару сотен лет! — Он отпустил Эдгара и потянулся, — Идём. Не стоит больше оставаться здесь.       Юноша кивнул в ответ. Он взялся за протянутую руку и позволил помочь себе спуститься с крыши. Виктор бросил последний взгляд назад, прежде чем они стали удаляться. Валдену очень хотелось бы заглянуть в чужую душу, узреть всю боль, которую молодой человек прячет от него под тысячами замков. Но это невозможно. — Виктор?       Молодой человек склонил голову, но не повернул её к младшему брату. Тихо хмыкнул, как бы сообщая о том, что слушает его. — Тебе ведь грустно. Скажи, что тебе грустно. — Мне не грустно, Эдди.       Голос молодого человека вновь сделался ровным, спокойным, тихим. Таким, к какому художник привык. Юноша покачал головой. — Грустно. Ты ведь сам всегда говоришь мне, что нельзя держать всё в себе! — Голос Эдгара дрогнул, но он всё равно продолжил, — Ты всегда садишь меня перед собой и позволяешь всё выговорить, а сам вечно молчишь!       Гранц прикрыл глаза. С ответом он не торопился. В словах Эдгара была правда, но своим принципам он не изменит теперь. Уже не раз давал слабину, нарушая обещание. — Хорошо, ты прав. Мне немного грустно. — Немного? — Немного. — Много. — Нет же. Нет особых причин грустить, Эдгар.       Молодой человек краем глаза заметил, как другой интервита изогнул бровь. Что ж, снова придётся кое-что прояснить. Ничего. — Просто думай о жизни как… Как о поездах. — О поездах? — О поездах. Длинных таких, вечно движущихся. И ты постоянно переходишь из вагона в вагон, встречаешь новые лица, прощаешься со старыми знакомыми. Вам просто сейчас не по пути. Когда-нибудь вы, может быть, снова запрыгнете в один вагон. А раз это произойдёт, то и времени слёзы лить нет. Лучше поскорее подняться на борт и продолжить движение до следующей станции. Всё равно мы все застряли в этом вечном цикле.

***

— Какая замечательная история!       Илай тихо захлопал в ладоши. Перед сухеньким старичком сидели двое интервит, совсем недавно вернувшихся к началу общей главы. Карл раздражённо цокнул языком. Обращено это, конечно, было именно к Виктору. — Идиот. Сколько раз я тебе говорил, что мог бы убить их? Даже без лишних пыток! — Это другое, Эзоп. Ты и без меня понимаешь. — Зато ты чего-то не понимаешь. Ты сам мог умереть там, знаешь?       Судя по тому, как феникс зажмурился на несколько секунд, а потом резко отвернул голову, Король в Жёлтом одёрнул его. Интервита тоже отвернулся от него, расфокусированным взглядом уставился куда-то в чащу.       Эдгар чувствовал себя не в своей тарелке. Мысль вернуться сюда казалась какой-то неправильной, страшной. Что он скажет? Как посмотрит в глаза? — Однажды мы все там будем, — пробормотал как бы невзначай друид. Полоса ткани упала на его колени, и взглядом абсолютно слепых глаз он уставился в небо. Единственный глаз Брук Роуз и тот был закрыт, но Кларк, казалось, видел что-то в бескрайнем звёздном небе, — Моё время скоро тоже закончится. А наши друзья уже где-то там.       Мужчина чувствовал, как тёмная сущность дышала ему в шею. Холодное дыхание Смерти должно было вызывать мурашки, но он не боялся ничуть. Не раз они со Жнецом уже имели честь видеть друг друга, когда друид вырывал из его рук плохеньких пациентов своими тайными знаниями, которые некому было передать. Илай не представлял себе момент смерти, не знал и о жизни после. Только от Эзопа слышал про ритуал очищения душ, которым правили «Чёрный и Белый дядюшки». Хорошим душам Белый даровал лёгкую очистку. Плохие же проходили серию пыток от Чёрного. А откуда простому смертному знать хороший он или плохой? Вот и Илай не знал, но особо его это и не тревожило. Такого будущего он предсказать не может, потому смиренно ждёт кары. — Хочешь, чтобы мы остались? Ну, проводить… Всё такое… — пробормотал еле слышно Эдгар.       Чуть крепче он сжал в руках чашку с очередным травяным набором. Говоря совсем честно, интервита не желал сталкиваться со смертью вовсе. Слишком долго бегал от неё, а страх всё равно испытывал. А у его вида-то и выбора особого нет. Кларк покачал головой, но так и не опустил её. Голос его был тихим, немного хриплым: — Всё хорошо. Меня есть кому прикопать. Вы приехали не меня провожать, так что вам стоит поторопиться. Время не ждёт никого.

***

      Калитка тихо скрипнула. Он замялся прямо в проходе, прижал к себе свою ношу, отвёл взгляд неловко. Хозяйка чуть склонила голову, изучающим взглядом сканируя незнакомого юношу. Из-за её спины выглянули двое детей. Все три пары глаз точно показались бы ему очень знакомыми. Эта женщина унаследовала лучшие черты от своих родителей, это точно.       На её пальце художник заметил тоненькое обручальное кольцо, украшенное маленьким красным осколком. Вторая половина наверняка была в другом кольце. Уголки губ невольно чуть приподнялись. Вот оно что. Что ж, он не против оберегать его потомков своим «сердцем».       А в груди сделалось так тепло, когда он приблизился к старому дому Резник! Значит, жив ещё. Эдгар положил руку на середину своей груди, пальцами нащупал углубление. Там почти ничего не осталось. Так, небольшой осколок из середины.       Женщина не торопила его, продолжала изучать. Валден и сам понимал, что молчание затянулось. Нужно было что-то сделать, и лучшего варианта он не придумал. Из небольшого кармана своей сумки юноша вынул крохотный мешочек и протянул его. Мальчик постарше вытянулся из-за спины матери и с лёгкого кивка выхватил мешочек из протянутой руки. Женщина заглянула в мешочек, перевела взгляд на гостя. Тот чуть опустил рукав белой рубашки, демонстрируя узоры на своей коже.       Так глупо. — Вы не должны были этого делать. — Это принадлежит вашей семье по праву.       Валден вновь опустил взгляд, пожал плечами. Интервита действительно так считал. Благодаря Луке они все сейчас здесь. Он сейчас здесь. Женщина тоже несколько замялась, но быстро сдалась с тяжёлым вздохом. — Отец с матерью рассказывали о Вас. Он, знаете, очень болен, но, думаю, будет рад Вам, наверное. Не огорчайтесь, если не узнает. Матушка скончалась шесть лет назад.       Интервита кивнул. Ожидаемо. Женщина попросила старшего сына проводить «мистера с золотой рукой» к дедушке. Эдгару пришлось приложить некоторые усилия, чтобы сохранить лицо. Наверное, он должен был выразить свои соболезнования, но молча проследовал за мальчиком. Младшая дочь отцепилась от юбки и побежала куда-то в другую сторону. Эдгар проводил её взглядом. Образ светленькой девочки сознание заменило на маленькую Эллочку.       У Мейпл, наверное, тоже есть дети, его племянники.       Юноша помотал головой, отгоняя мысли прочь.       В глазах мальчика любой мог бы прочитать желание узнать о мистере побольше, но, наверное, он что-то понимал. Что-то такое, что дети в его возрасте понимать не должны. Ребёнок повёл Эдгара по маленькому дому. Изменилось, как ему казалось, совсем немногое. Не было времени рассматривать окружение.       Мальчик остановился перед дверью и обернулся на гостя, смерив того серьёзным взглядом. Эдгар не разобрал этого, но словно бы почувствовал. — Дядя, просто чтобы ты знал: дедушка очень сильно болеет. Он и матушку не всегда узнаёт, так что тебя тоже не узнает, скорее всего. Не ругай его. И не обижай больше! Ты и так его обидел очень давно, я знаю!       По телу пробежали мурашки. Кое-как Эдгар сдержался и лишь коротко кивнул. Тепло из груди не исчезло, но что-то отозвалось резкой болью. Обидел, конечно. Когда перечеркнул все его старания своей глупой, но необходимой выходкой.       Немного помявшись, мальчик таки нажал на ручку. Дверь тихонько скрипнула. Набрав в лёгкие побольше воздуха, Эдгар сделал шаг вперёд. Теперь, когда дверь за ним закрылась, пути назад уже не было.       Пахло травами и медикаментами. Комната была маленькой, тесной даже, но для обивающего пороги небесных врат старика, наверное, подходящая. Взглядом юноша быстро обвёл «убранства». Кровать, стол, стул, шкаф, да баночки-скляночки с лекарствами и графин с водой. Прямо у двери Эдгар оставил обёрнутую в ткань картину, которую принёс с собой. Рисовать этих двоих пришлось по памяти, выворачиваясь с лицами, но лучшего он предложить не мог.       Осторожно интервита приблизился к кровати, на которой лежал изрядно постаревший бывший любовник. На щуплом теле Эдгар видел старые шрамы, где-то добавилась пара новых. Наверное, это жалкое состояние можно было бы объяснить тем давним эпизодом, когда друид «за ноги» вытащил его из мира мёртвых. Тело тогда знатно сдало.       Лука приоткрыл глаза. Расфокусированный взгляд кое-как собрался на лице гостя. Зубами Эдгар стянул с руки перчатку, опускаясь на стул у кровати. Неуверенно, проверяя как бы, он протянул свою золотую руку, и, к удивлению, дрожащей рукой Лука потянулся в ответ так быстро, как только мог. В его мутных глазах что-то блеснуло. Интервита этого, конечно, не увидел, но поспешил положить свою руку ему на грудь. Лука облегчённо выдохнул, двумя ладонями накрыл одну. Валден легко улыбнулся в ответ.       Многое изменилось. Выглядел он совсем не так, как мужчина мог себе представлять. Даже обычно длинные волосы были рвано обрезаны по плечи и выкрашены в непривычный чёрный цвет, а на носу не было золотой полосы. Лука не узнавал свою семью, но его узнал даже так. Уголки губ старика приподнялись, но смотрел он словно бы не на Эдгара, а куда-то сквозь него. — Я рад, что ты смог прожить свою жизнь, — шёпотом произнёс интервита.       Где-то за окном птицы радостно распевали свои песни, восхваляя мир, радуясь жизни. Где-то перекрикивали друг друга люди. Занавески тихонько шевелил лёгкий ветерок. Мир продолжал жить так, как жил бы и без них всех. Лишь над этой кроватью нависала тёмная тень. — Когда увидишь Трейси — передай ей мои благодарности, хорошо?       Бальса молча согласился. Вновь вздохнув, он прикрыл глаза и заметно расслабился. Эдгар вынул из сумки пару блестящих синих перьев и осторожно подпихнул их под сложенные на груди руки, медленно высвобождая свою.       Юноша встал с места. Склонившись над мужчиной, он легко поцеловал его морщинистый лоб. Валден не вслушивался в дыхание — не хотел знать. Интервита взял свою сумку за лямку. Дверь вновь тихонько скрипнула.       Эдгара никто не ждал. Прогуливаться по чужому дому он не решился, потому проследовал на выход. Лицо обдал приятный ветерок. На дворе не было более никого, и юноша не стал прощаться. Закрыв за собой калитку, интервита побрёл своей дорогой прочь, сжимая свою сумку так, словно бы в ней одной был весь смысл его жизни. — Подожди!       Он обернулся на тоненький голосок. Маленькая девочка спотыкаясь подбежала к нему. В руках она держала цветок. Чуть отдышавшись, она стала протягивать его Эдгару. Тянулась, встав на носочки, а лицо её озаряла широкая, невинная улыбка. Юноша печально улыбнулся в ответ, но опустился на колено, снял шапку с головы. Чуть наклонив голову, он позволил девочке положить цветок ему за ухо. Оценив свою работу, девочка одарила его ещё одной улыбкой и, помахав рукой на прощание, побежала обратно домой.       Эдгар проводил её взглядом. Смотрел, пока ребёнок не скрылся за калиткой. Смотрел ещё какое-то время, пока ветер играл с его волосами. А в груди сделалось так пусто, словно бы «сердце» выдрали, да вот только и не было его никогда.       Сумка выпала из рук, гулко ударилась об землю. Закрыв лицо руками, Эдгар заплакал. Впервые за долгие годы заплакал по-настоящему. Душа кричала, и слёзы он был не в силах контролировать. Горечь ядом разъедала изнутри. Он был молод, он любил. Небу доверил свою боль.       Виктор стоял в стороне, спиной прислонившись к дереву. Он чуть натянул козырёк на глаза, отвернулся. Кладбище было где-то там, рядом с церквушкой. Колокола звенели, как бы тоже оплакивая мужчину. Но Виктор не чувствовал ничего. Или чувствовал, но не позволял себе этого признать. Он был старше и пережил намного больше потерь. Наверное, после той сцены на площади сердце его окончательно обросло крепкой каменной оболочкой.       Всё в порядке. Цикл запустит новый круг. Нужно просто подождать.       И он ждал, пока юноша выплачет все слёзы. — Так… Какой план? — спросил Виктор, когда братец обернулся на него.       Красные от слёз глаза смотрели на него так печально и так жалко, что молодой человек не сдержался. В несколько широких шагов он сократил расстояние между ними и позволил Эдгару уткнуться в его грудь. Хрупкое тело содрогнулось ещё несколько раз, но вскоре юноша затих. В ткань пиджака он вцепился как в последнюю надежду. Голос его звучал почти ровно, словно бы внутри не осталось больше ничего: — Запрыгнуть на следующий поезд.       Добродушно хмыкнув, Виктор улыбнулся.