Цвет его души

Все эти искусственные, покрытые несколькими слоями дорогого макияжа лица и абсолютно непрактичные, даже абсурдные, новинки очередного модного сезона. Благоговение и трепет на лицах всех представителей бомонда многомиллионного мегаполиса. Напыщенные редакторы и критики глянцевых и онлайн журналов. И, конечно же, модели. Модели, которые были, в среднем, всегда выше него. Всё это было так далеко от того, что Хань любил «впускать» в объектив своего фотоаппарата. И именно поэтому предстоящий вечер представлялся совсем бесперспективным. То ли дело фриланс и своё видение спортивного мира. Яркие и несдержанные эмоции, адреналин и соперничество, настоящий и свободный мир, в котором побеждали сильнейшие. Будучи одним из немногих молодых и довольно талантливых фотографов, кого ещё не успели подмять под себя известные медиа и агентства, Хань довольно сносно справлялся с продвижением своих работ в нескольких изданиях, продавая снимки с разнообразных соревнований и спортивных мероприятий. Единственным минусом было непостоянство такого дохода, ведь очень часто именно «своё видение» спорта шло в разрез с видением медиа-могущественных мира сего. Но изменять себе Хань не собирался. По крайней мере, пока хватало на маленькую квартирку на другом берегу моста, ведущего в сердце мегаполиса, на любимую, постоянно ломающуюся старую машину и на некоторые другие довольно скромные потребности. Право снять эксклюзивный показ всемирно известного дома моды NOVARRO не было для Ханя пределом мечтаний. Даже рядом не стояло. Более того, он бы не подошёл к месту проведения этого мероприятия и на километр, но в этот вечер было одно «НО». И это рыжеволосое «НО» уже более получаса убеждало его по телефону помочь и подменить на съёмке для модного глянца. Его подруга, Чиа, с которой они росли вместе на окраине мегаполиса, в районе, где проживало много иммигрантов из Китая, учились в одной школе и ходили на одни и те же курсы по фотографии. Они даже договорились пожениться в тридцать лет, если никого другого, «стоящего», не встретят до того времени. Эту мысль они, конечно же, уже давно забросили, поняв, что абсолютно не входят в сферу любовных интересов друг друга. В выпускном классе обнаружилось, что Ханю понравился кто-то мускулистее, чем Чиа, и явно не с женскими половыми признаками. Их обоих это не смутило, и дружить они не перестали. Пока Хань пробивался со своими шедеврами в мужские издания, Чиа, как и мечтала с детства, штурмовала цитадели модных журналов, просачиваясь на все светские мероприятия, показы мод и открытия новых брендовых магазинов, чтобы принести своему очередному редактору за стабильную ежемесячную зарплату фотографии «искусственных» красавиц и красавцев, которыми восхищались миллионы. Она уже давно перебралась на другой берег мегаполиса, подальше от ненавистной окраины, в которой они вместе выросли, но при этом не было и дня, чтобы они не созвонились обсудить, как прошёл день и просто посмеяться. Хань был для Чи-Чи, как он называл её с детства, одновременно и лучшим другом, и «будущим несбывшимся мужем». В этот вечер Чиа должна была работать на долгожданном эксклюзивном показе мужского дома моды NOVARRO, слоган которого «То, что выбирают СИЛЬНЫЕ мира сего» совсем не нравился Ханю. Несмотря на свою нетрадиционную ориентацию и «пассивные» предпочтения в сексе, он причислял себя к этим самым «СИЛЬНЫМ». И это было вполне обоснованно. Будучи одним из лучших игроков школьной футбольной команды, Хань не раз вызывал завистливые комментарии сокомандников и восхищённые взгляды одноклассниц. Но сердцу не прикажешь. Наряду с футболом и баскетболом, многочасовым копанием под капотом своей старенькой машины и фотографией, ему нравились другие парни. Рассматривая фотографии с других показов дома NOVARRO, Хань искренне не понимал, как могло тёмно-серое, ничем не примечательное мужское пальто из жаккарда стоить столько же, сколько и не совсем новая тачка. Спортивная тачка! Мало того, что слово такое странное, «жаккард», да ещё и надеть такое пальто получится максимум раз десять за весь год. А на тачке можно ездить каждый день, по три раза в день, а то и больше. Хоть Чиа и была согласна со всеми его доводами, но просить не перестала. — Ханни, зайчик, ну пожалуйста! Отработаешь показ и афтепати и можешь ехать домой. Журнал возместит все твои расходы и за снимки заплатит. Ну, котик! — женский голос на том конце провода стал уже совсем слезливым и жалобным. — Если наш журнал не попадёт на этот показ, меня Бэкки сожрёт вместе с камерой на следующей неделе, а потом ещё и треногой закусит. — Чи-Чи, почему они не могут послать кого-то другого из редакции? — Хань уже внутренне смирился со своей судьбой на этот вечер, но всё ещё хотел, чтобы его поуговаривали. — Потому что все разъехались. Ты же знаешь, сколько сейчас мероприятий происходит. И мне вообще повезло, что меня поставили на этот показ. Это же будет сенсация… Ханни, рыбка моя!.. — Ты не можешь оставить этого своего… нового друга и приехать на несколько часов сама? — Я тебе уже говорила, он сейчас на операции, скоро должны привезти обратно в палату. Ему нужен будет кто-то рядом. Чтобы кто-то помог. — Вы же даже ещё не встречаетесь. Чего ты так за ним трясёшься? — Поэтому и трясусь. Может хоть так до него дойдёт, что между нами что-то серьёзное, — из трубки послышался долгий грустный вздох. — Хааань, ну так что? Выручишь свою «женушку»? — При нём только не называй себя так, — это прозвище всегда умиляло Ханя и вызывало на его лице широкую улыбку, — а то может не получиться с чем-то серьёзным. Ладно, Чи. Куда надо ехать? — Обожаю тебя, Ханни! — голос девушки сразу повеселел и стал громче. — Смотри, я сейчас тебе скину электронный пропуск и письма по аккредитации для журнала. Показ будет на крыше в «Мегаполисе». — Прям на крыше? — Хань невольно поёжился. Он не любил высоту, пусть даже это и была защищённая со всех сторон крыша небоскрёба. — Да. Это новая концепция дизайнера о свободе в одежде и свободе в… — Чииии! Не надо меня втягивать в вашу секту. Мне без разницы, что у него там за концепция. На крыше — так на крыше. Только почему нельзя было меня хотя бы на женский показ отправить? Хань всегда внутренне напрягался, находясь среди красивых и статных парней. Боялся влюбиться и снова потерять голову. Он обладал изящными и миловидными чертами лица, иногда даже казавшимися детскими, но сам не считал себя красивым. И всё из-за нескольких неудавшихся отношений, которым Хань отдавался полностью, мало что получая взамен. Каждый раз после очередного расставания он клялся себе, что лучше умрёт в одиночестве, чем снова в кого-то влюбится. — Увидишь на показе дизайнера, спросишь у него, почему он не шьёт для женщин. — Мне не настолько интересно, — парень поморщился в трубку. — Как скажешь, «муженёк». Тебе там надо быть к семи. — К семи? — Хань нахмурился. — Чи, я могу не успеть. Я ещё после обеда снимаю детское мероприятие... — Ты же совсем не по детским... — Совсем, — Хань согласно кивнул, вспоминая, как его долго уговаривал знакомый ведущий, обещая приличный гонорар за несколько часов съёмки. Но оплату счетов и бензина никто ведь не отменял. — Постарайся, пожалуйста, Ханни! — Ладно. Я успею, Чи-Чи. Может, не успею переодеться, но… — Хань уже соображал, как лучше будет добраться в час пик из пригорода на другой берег, чтобы попасть в загруженное сердце мегаполиса вовремя. — Переодеться? — девушка на секунду задумалась, пытаясь понять, зачем ему понадобится переодеться. — Это не важно. Иди в чём хочешь. Только успей, — Чиа была согласна на всё, лишь бы Хань не отказался. — И мой месячный бонус твой. — Не надо жертв, Чи. Мне хватит и того, что заплатят за снимки. Ладно, мне пора собираться. Кидай всё на почту. Я после всего напишу тебе. — Спасибо, зайчик! Что бы я без тебя делала? — Наверное, давно вышла бы замуж и нянчилась с детьми, а не с очередным… — Хань! — Помню-помню. Я обещал не критиковать твоих новых парней. По крайней мере, первые три месяца. Парни, которые нравились Ханю, кардинально отличались от предпочтений Чи, и он неумышленно всегда искал изъяны в поклонниках девушки, считая себя её братом, который и должен был так себя вести. Чиа всегда мечтала выйти замуж за «коренного американца», желательно финансиста или какого-нибудь управляющего инвестиционными фондами. Хань же западал всегда на азиатов и с довольно странными профессиями. — Спасибо. Люблю тебя! — И я тебя, Чи-Чи. До связи! Хань сбросил вызов и помчался в соседнюю комнату собирать аппаратуру и переодеваться для предстоящей съёмки в пригороде.

***

Начало апреля выдалось совсем тёплым, и Хань бежал к одному из возвышающихся над центром мегаполиса небоскрёбов в одном клоунском костюме, который так и не успел переодеть после детского мероприятия. О том, чтобы проехать по вечерним улицам, перегруженным машинами, можно было только мечтать. А менять несколько веток метрополитена, чтобы попасть от того места, где он бросил свою «спортивную старушку», до места показа, было намного дольше. Время и так неумолимо приближалось к семи. Заскочив в закрывающийся лифт, Хань посмотрел на себя в зеркало и подумал, что сам себя не пустил бы на модный показ в таком виде. Вокруг него стояли представители «золотой молодёжи» в вечерних костюмах и платьях, от которых веяло шиком, лоском и миллионами. А перед ним в зеркале отражался помятый разноцветный костюм клоуна на несколько размеров больше, растрёпанные каштановые волосы, покрасневшее, потное лицо и, ко всему прочему, сумка на перекосившихся от бега лямках. Но делать было нечего — Чи-Чи он подвести не мог. Поправив волосы и немного разгладив костюм, Хань вышел вместе со всеми остальными на последнем этаже и пристроился в конце очереди. После долгого пререкания с охраной по поводу своего внешнего вида и только благодаря тому, что Ханя узнал и заступился за него известный редактор журнала о футболе, ему удалось попасть внутрь. Точнее — попасть на крышу, где и соорудили круговой подиум, проходивший практически по её краю. Один только взгляд на дорожку у края заставлял всё внутри сжаться неразделимым клубком. Кресла для приглашенной публики поставили несколькими кругами в центре крыши, чтобы зрители могли в полной мере оценить дефиле моделей на фоне бескрайнего неба на уровне сорок девятого этажа. Круговой подиум приподняли над уровнем сидящих гостей, что ещё больше вызывало у присутствующих восторг и ощущение свободы и лёгкости, в которую дизайнер и планировал погрузить своих моделей. Хань занял одно из мест, которые были предназначены для прессы и фотографов практически перед самым началом мероприятия. Выставив свою любимую ручную экспозицию, он приготовился на ближайшие сорок минут абстрагироваться от реального мира и погрузиться в мир теней, оттенков и эмоций, которые он всегда пытался поймать и отобразить в своих работах. Не одежду или красивые параметры лиц и тел, а то, что модели несли внутри себя. Те сотые доли секунды, на которые люди сбрасывали свои маски и показывали настоящие лица и свою душу. Ханю всегда было любопытно, какая она у каждого, кого ему приходилось «ловить» в свой объектив. Заиграла музыка, и после короткого представления на подиуме начали дефилировать модели, облачённые в новинки коллекции NOVARRO осень — зима, которую все модники ждали уже почти год. Когда на подиум вышел очередной парень в тёмно-синем широком плаще из какого-то совсем лёгкого, практически невесомого материала, Хань забыл, что нужно было нажимать на кнопку, чтобы фотоаппарат продолжал снимать. Хань смотрел, боясь сделать вдох, и только наблюдал за неспешными, плавными движениями. Казалось, что парень и не шёл вовсе, а летел над крышей, совсем не касаясь подиума элегантными коричневыми туфлями на фоне розовато-оранжевого неба, подсвеченного последними лучами заката. «Такие резкие черты лица. Странно, но они так красиво сочетаются. Он кореец, что ли?» — эти мысли проносились в застопорившемся мозгу молодого фотографа уже чуть ли не в сотый раз. Остальные модели на показе тоже были довольно привлекательными, но только этот парень заставил Ханя забыть обо всём на свете. Чёрный гольф плотно облегал крепкую длинную шею модели. Классические тёмно-синие штаны, более светлого оттенка, чем плащ, идеально сидели на узких бёдрах и казались бесконечными на длинных ногах. А плащ, который уже стал совсем воздушным, развевался на весеннем ветру, то тщательно скрывая, то показывая всему миру отточенность и плавность движений под ним. Эстетичность и филигранность в каждом жесте, даже в мимолётном наклоне головы и взгляде тёмных глаз. Хань всё ещё держал палец на кнопке, не в силах нажать. Продолжая осматривать это чудо модной индустрии, Хань скользил взглядом по волнистым тёмным прядям, которые спадали длинной чёлкой на высокий лоб этого парня. Хань и не знал, что лёгкая небрежность может быть идеальной. Что резкие, даже суровые черты лица могут так гармонично сочетаться между собой и выглядеть настолько привлекательными — узкий разрез глаз за тёмными ресницами, крупный нос с небольшой горбинкой, выразительные полные губы и соблазнительная ямочка на волевом подбородке. Хань долго буксовал взглядом на откровенно чувственных губах этого парня, отгоняя от себя навязчивые мысли о том, какими бы они могли быть на вкус. Потом он засмотрелся на ямочку, которая недвусмысленно намекала на решительность, упрямство и абсолютную непокладистость характера. Ханя всегда привлекали «плохие парни». Он опять осмотрел всё лицо модели и тихо выдохнул. Настолько идеально. Брутально и надёжно одновременно. Надменно и безразлично, но глаз не оторвать. Такие странные мысли для того, кто пообещал себе больше ни с кем не встречаться. А особенно с «плохими парнями». Хань опомнился от любования только тогда, когда парень уже давно прошёл мимо него и уходил в закат, скрываясь в сооружённом на краю крыши павильоне, чтобы переодеться в другой комплект для показа. Мысленно выматерив себя и за такие мысли, и за то, что не успел сделать ни одного кадра, Хань приготовился ждать, чтобы в следующий раз не пропустить ни одного движения, ни одного взгляда. Ему так хотелось увидеть душу этого незнакомца. Понять, какого она цвета. Кое-как дождавшись его снова, Хань тихо выдохнул. На его лице заиграл лёгкий румянец, а воздуха стало совсем мало, хоть все присутствующие и находился под открытым небом. На незнакомом, но в то же время уже таком знакомом парне, была белоснежная рубашка. Красиво облегала его широкие плечи. Полностью расстёгнутая и ниспадающая к узким бёдрам мягкими шёлковыми волнами. А под ней было то, что Хань, не задумываясь, отправил бы в музей эталонов в раздел «идеальный мужской торс». Рельефные пластины мышц выделялись красивым рисунком под гладкой смуглой кожей, которая казалась практически бронзовой под белоснежной рубашкой. Хань любовался, как благодаря ветру ткань ласкала накачанный торс, обнажая тугие мышцы настолько соблазнительно, что палец на кнопке фотоаппарата снова порывался застыть. Всё те же тёмно-синие брюки, уходили вниз от коричневого кожаного пояса и безупречно подчёркивали крепкие длинные ноги. Парень-модель небрежно держал одной рукой голубой макинтош, перекинутый через плечо и неспешно шёл по подиуму на фоне уже темнеющего сиреневого неба. Будто закончился тяжёлый рабочий день, и он наслаждался полной свободой от всех рутинных мыслей и забот, от всего, что заставляло его весь день держать все пуговицы на рубашке застёгнутыми под горло. Продолжая пялиться на красивое смуглое тело, Хань судорожно нажимал на кнопку своего фотоаппарата, боясь, что и сейчас не сможет сделать ни одного кадра, и снова не запечатлеет такие редкие мгновения. Как будто он снимал уникальное явление природы, которое происходило всего один раз в тысячу лет. И пропустить его сейчас значило пропустить навсегда. Хань перевёл объектив снова на лицо модели и попытался поймать в неподвижных суровых чертах хоть какие-то эмоции, хоть какие-то намёки на то, что было спрятано внутри этого красивого тела. Но парень явно не собирался сотрудничать с ним и скидывать свою плотно сидящую маску надменности и безразличия. Искусственной надменности или настоящей? Он посмотрел в сторону, туда, где на небе уже появлялись первые звёзды, и всё той же неспешной походкой отправился дальше. Когда этот парень выходил ещё несколько раз на подиум, в уже более закрытых нарядах, Хань облегчённо выдыхал и только быстро делал снимки, чтобы не думать ни о чём, что могло завести его фантазию по совсем неприличному направлению. Показ закончился, и главный дизайнер NOVARRO долгих двадцать минут купался в овациях светской публики и с искренним счастьем на лице выслушивал хвалебные речи от известных редакторов модных журналов. После публичного восхваления модного гения всех присутствующих пригласили на этаж ниже на фуршет по случаю свершившегося события. Хань был рад вдвойне. В огромном, украшенном цветами зале не было и намёка на высоту. Кроме того, здесь он, как и несколько других аккредитованных фотографов, мог свободно перемещаться и делать снимки гостей и моделей. А ему только это и было нужно. И для работы, и для удовлетворения личной заинтересованности. Кая он увидел сразу. Имя Хань уже успел выяснить, спросив о нём как бы невзначай у кого-то из стафа. Даже не сколько увидел, сколько услышал чей-то громкий смех с низкими и еле уловимыми хриплыми нотками. Смех Кая рассыпался по просторному помещению, будто официант уронил на пол полный поднос пустых хрустальных бокалов. Вдребезги. И Хань снова застыл, не веря тому, насколько парень на подиуме отличался от парня в обычной жизни. Ну, или практически в обычной жизни. К резким, необычайно красивым чертам лица Кая добавилась ещё и улыбка, которая тоже не осталась без внимания. Во время афтепати Хань неотступно следовал за Каем, стараясь при этом делать снимки и других моделей, чтобы никто ничего не заподозрил. Неохотно отвлекаясь на полные раскрасневшиеся лица редакторов и критиков известных журналов, которые уже «подогрелись» не одним бокалом шампанского и роксом виски, и на бледно-фарфоровые лица моделей, молодой фотограф с жадностью ловил каждую весёлую искру в узких глазах Кая, каждую широкую улыбку и ожившую мимику. Совсем не ту, которую Кай демонстрировал на показе. На афтепати в окружении своих коллег по подиуму и поклонников среди богатых и знаменитых, Кай мог приподнять свою маску и ненадолго насладиться атрибутами золотой светской жизни. Через часа полтора Хань заметил, что небольшая компания, в которой Кай проводил бо́льшую часть вечера, решила покинуть мероприятие, и последовал за ними. Успел попасть в лифт самым последним. Внутри уже было шесть человек. Троих парней, включая Кая, Хань видел на подиуме. Девушка, которая так некстати держала Кая под руку, по внешности и манере поведения тоже была моделью. Двух других членов уже развесёлой компании Хань знал, но не лично — редактора журнала «Модная Эра» и владелицу сети европейских ресторанов. Пока Хань засмотрелся на то, как девушка что-то тихо говорила Каю на ухо, а тот довольно улыбался, Ханя громко окликнул один из парней-моделей — высокий, белобрысый тип в чересчур зелёном костюме. — Эй, клоун, нажми на пятый. Это было сказано громко. Так, что все присутствующие уставились сразу на Ханя. — Я — не клоун, — Хань недовольно ответил скалящемуся типу и нажал на этаж, откуда вся компания, кроме него, собиралась попасть на парковку. — Не повезло бедолаге. Напрочь отсутствует вкус, — белобрысый сказал это снова во весь голос и засмеялся. Вместе с ним начали смеяться все остальные, включая и Кая. — Не знал, что костюм цвета весеннего болота является показателем хорошего вкуса. В следующий раз обязательно передам всем жабам в Центральном Парке, — Хань молчать не собирался, пусть их и было больше, и все они, включая девушек, были выше его. В их компании он смотрелся как что-то не из мира сего. Парень перестал смеяться, недовольно сводя брови, и хотел направиться к Ханю, но один из друзей удержал его за руку. — Дэн, да забей ты на этого придурка. Белобрысый остановился и всё оставшееся время до пятого этажа сверлил Ханя злобным взглядом. Когда лифт открылся, и компания выходила на нужном этаже, Хань, не отрываясь, смотрел на Кая. Тот кинул на него быстрый взгляд, еле заметно улыбнулся и направился со своей спутницей, которая всё так же держалась за него, прижимаясь совсем близко, в сторону выхода на парковку. Хань так и не понял, была ли в той улыбке жалость, насмешка или полное безразличие по отношению к нему. Он доехал на лифте до первого этажа и вышел на улицу. За последние два часа на улице сильно похолодало, и, пока Хань добрался пешком до своей машины, он прилично замёрз в одном клоунском костюме. Долго отогревался под плохо работающей печкой, постоянно с досадой прокручивая в голове последнюю сцену в лифте. Его нелепый костюм сильно подпортил вечер. Хотя, с другой стороны, а не всё ли равно было, что подумали о нём все те модели и прочие ничего для него не значащие представители бомонда. Все модели — может быть. Все, кроме одного. И Хань злился на себя, не понимая, что у него творилось в голове.