×××
Цансэ прогуливала занятия. В последнее время это не было чем-то удивительным. Она шла вдоль розовых кустов с тюльпанами, невесомо касаясь цветущих бутонов. Размышления о своём совершенствовании заводили Цансэ в водоворот навязчивых мыслей. Появляться на уроках причин нет, все доступные знания она помнила, как свои пять пальцев. Бесспорно, многолетний опыт наставницы неисчерпаем, даже учась на протяжении десятка зим, Цансэ бы не достигла уровня учительницы. Проблема была в большинстве учеников, те хоть и были старше, но намного слабее Цансэ, от чего изучали темы, что дева помнила ещё с детских годов. Также нельзя сказать, что Цансэ не хотела учиться, ведь в библиотеке была настоящая кладезь для самосовершенствуещегося человека и ей нравилось проводить там свободные часы. Но её одолевали сомнения в этих знаниях. Дева совсем не могла представить себя в роли монахини, прячущейся на горе сотни лет, и скрывая невероятные умения, читать древние трактаты. Немного отвлекаясь от вороха размышлений, Цансэ вспомнила о более важной проблеме на данный момент, а именно о предательски урчащем желудке. Цансэ опять проспала завтрак. И опять же, ничего удивительного. Быструю походку Цансэ остановил глубокий, с легкой усмешкой, голос учительницы: — Цансэ, что ты делаешь здесь во время занятий? Снова прогуливаешь? — Я уже говорила вам, там мне делать нечего. Я сильнее многих, если не всех здешних учеников, побеждаю даже шисюнов и шицзе, — честно созналась дева. Это не было наглым хвастовством, лишь шокирующей правдой. Иначе, можно ли поверить, что юная дева, сяошимэй, усиленно обгоняет в мастерстве всех старших адептов? — Если с ними тебе скучно, могла пойти читать книги в библиотеку. — Баошань-лаоши, я их читала. Все, — Цансэ немного замялась. — Ну нужные точно. Баошань-Саньжэнь подошла к девушке ближе и приобняла за плечо, по-доброму улыбаясь. — Неужели, нашей Цансэ пора выходить на свободу, выпорхнуть птичкой из родного гнезда? Подождите-ка. — Что? — светлые глаза расширились, – О чем вы говорите? — Ты не видишь смысла находиться здесь, я могу позволить выйти за пределы территории. Отправиться, так сказать, в свободное плавание. Напишу рекомендательное письмо, поступишь в орден на обучение… — Вы не шутите? — воскликнула Цансэ, останавливаясь на месте. Рот приоткрылся от удивления, а сама она неверяще замерла. — Нет. Разве похоже? — словно издеваясь, спокойно говорила наставница. — Будь на твоем месте сейчас кто-нибудь из наших учеников, он бы прыгал от счастья. — Почему именно я? Вы решили проучить меня за прогулы? Выгоняете? — недоумевала дева. Выйти в мир было самой заветной мечтой Цансэ. Сколько пота было пролито ради нее, сколько бессонных ночей и болящих конечностей. Сколько разорванных в истерике рукописей и слёз. И кто знает, что случилось бы с Цансэ, если бы Баошань-Саньжэнь решила столь неудачно пошутить. — Конечно нет. Я не способна на это. Иначе зачем я столько тебя растила? — бессмертная вздохнула, посмотрев на деву, будто ей было года три от силы. — Я признаю твои способности, твои мечты и желания. Ты птица свободного полета, никогда не проведешь жизнь в клетке. Останешься на горе, увянет твоя живость, зачахнешь, словно цветок. Цансэ, тебе нужно самой увидеть мир и многому научиться, чему не научу я. Я просмотрела судьбу твою, ещё когда брала в ученицы. Будет изменено столько событий. — наставница усмехнулась. — Не суть. — Надеюсь, ты помнишь те слова, Цансэ? А то, не отпущу, — посмеялась учительница, от её серьёзности и шлейфа не осталось. — Конечно, Баошань-лаоши, — ответила дева. Мягко говоря, она была в шоке и очень медленно переваривала густую кашу из душевных метаний, но на задворках сознания уже мелькала безумная радость, хранимая для этого момента не один год. Кстати, Цансэ не помнила тех слов, и «как жаль», что сейчас было не до этого. В голове беспорядочно кружился ураган, сердце гулко билось о грудную клетку, не успокаиваясь. — Хорошо. Тогда собирай вещи, прощайся с кем надо. Встретимся завтра у ворот, в час кролика. — Завтра? — Ни к чему медлить, — Баошань-Саньжэнь заботливо огладила щеку девушки, и летящей походкой направилась к учебным павильонам. Силуэт женщины исчез, пока Цансэ несколько секунд повтыкая глазами в каменистую дорожку, наконец осознала, что произошло. В один миг, дева засветилась ярче полуденного солнца и с невиданной доселе скоростью помчалась в сторону жилых домиков.×××
Цансэ направилась к дому, где сейчас, она уверена, находился сяошиди — Сяо Синчэнь. Этот мальчик был её самым близким человеком после наставницы. Несмотря на довольно сильную разницу в возрасте, они отлично ладили. Он был смышленным, Баошань-Саньжэнь тоже предсказывала ему выход с обучения, как и с горы, раньше некоторых. Предостерегала, говорила о нелегкой судьбе, о будущей беспечности и человеке без мизинца. Синчэню было не понятно как связаны эти вещи и его жизнь, но обещался быть осторожным. Больше учительница ничего не рассказывала, как она пыталась уверить, боялась кары небес за полный пересказ судьбы. Но разве Баошань-Саньжэнь чего-то боится? — А-Чэнь! Ты не представляешь, что мне сказала наставница! — во весь голос завопила Цансэ, чуть ли не выламывая дверь, от чего мальчик вздрогнул. Тёмные волосы девы беспорядочно разметались, а белые одеяния немного подлетели в воздухе из-за быстрого бега. — Что такое, шицзе? — беспокойно спросил Синчэнь. — Неужели тебя наказали? Или произошло что-то настолько ужасное, что ты не переживешь... — Синчэнь! — оборвала она поток бессмыслицы. — Не придумывай. Она сказала, что с завтрашнего дня я покидаю гору и отправляюсь на обучение в другой клан! — Цансэ покрутилась на месте, широко улыбаясь. — А не рано? Тебе же только пятнадцать. Вдруг что-нибудь случится? — вздохнул мальчик. — А-Чэнь, — мягче сказала она. — Не беспокойся понапрасну, пожалуйста. Баошань-лаоши уверена во мне. Я сильная заклинательница и всегда смогу за себя постоять. Сяо Синчэнь поджал губы. В глубине души он не только волновался, но и совсем не хотел расставаться со своей шицзе. Как назло, в памяти всплыли все прогулки вдоль их тайного ручейка, вечера, пахнущие жасмином и утащенными с кухни финиками, когда Цансэ помогала ему понять чем отличаются мертвецы и призраки, тренировочные бои на мечах, в которых бывало шицзе поддавалась, и изнуренная валялась на земле, утягивая Синчэня в тёплые объятия. Завтра это всё кончится. Цансэ уйдет и больше на гору никогда не поднимется. — Не грусти, А-Чэнь, со мной всё будет хорошо, — дева подошла к мальчику и крепко обняла, поцеловав в макушку. — Баошань-Саньжэнь говорила, что ты тоже выйдешь отсюда. Тогда мы и встретимся. — Ты обещаещь мне? — Синчэнь смотрел на неё слезящимися глазами, но в своих словах был серьезен. — Обещаю. Цансэ протянула свой мизинчик к пальцу Сяо Синчэня и с улыбками на лицах, они сжали их вместе. — Смотри мне, сестрица! Клятва на мизинчиках вечна! Кто не выполнит, того покарают Небеса! — смешно надув губки, воскликнул мальчик. — Да-да, конечно, — крепче обнимая Сяо Синчэня, согласилась Цансэ. Ещё долгое время в домике были слышны разговоры. Вновь услышав историю, как Цансэ однажды принесла в учебный класс болотную жабу, Сяо Синчэнь дрыгаясь, катался по полу в заливистом смехе. Каждый ученик помнил, как неожиданно тогда испугалась Баошань-Саньжэнь, и споткнувшись, выронила тушечницу прямо на стол. Маленькое пятно в виде кривоватого облака всё ещё мозолило глаза, но смеху-то было! Или как Цансэ решилась приготовить суп, прочитав один интересный рецепт. Было сложно. Суп она приготовила, потом конечно тщательно оттирала котелок от пригори, и поила лечебным отваром тех смелых, которые попробовали её варево. К кухне девушке запретили приближаться под страхом смерти. В окно уже не заглядывали юркие лучики, а птички прекратили по-птичьи переговариваться. Цансэ ещё раз обняла А-Чэня, чуть ли не ломая кости, и пожелав доброй ночи, скрылась в темноте деревьев, отправляясь собирать вещи. Цансэ зашла в свою родную комнату. Её окутал привычный сладкий запах благовоний. Кровать была растрепана, подушка на полу, как и гребень с кучкой начальных версий талисманов. Надо бы убраться перед уходом. В мешочек цянькунь дева сложила пару белоснежных ханьфу, костяных шпилек и несколько листов с записями её лучших исследований. Вещей, на удивление, было немного, Цансэ управилась за полчаса. Погасив свет и приготовившись ко сну, дева рухнула на постель. Медленно вдыхая и выдыхая ей хотелось запомнить этот аромат, атмосферу и ощущаемый всеми фибрами души уют дома. Несмотря на дневную радость, визги, ночью Цансэ овладела смутная печаль и тоска. Хотелось с головой зарыться под одеяло и не вылезать ближайшие пару лет, зажмурив глаза. Да, она очень хотела на свободу. Туда, где она раскроется, будет писать свою новую судьбу сама, узнает красочность того бытия и найдет новых, верных друзей. Это была мечта её последних лет жизни. Но гора была домом Цансэ. Самым настоящим и нужным. Здесь её семья, её друзья. Совсем невыносимо думать о расставании с Баошань-Саньжэнь, которую можно, нет, даже нужно назвать той, кто заменила Цансэ мать. Баошань та, кто подарила деве шанс на лучшую судьбу, преподнесла кров, еду, обучила невероятным знаниям, показала заботу и любовь. Ту, которой Цансэ была лишена долгие пару лет бедности, скитания по грязным улицам и пожирающему внутренности голоду. Нельзя описать словами насколько дева была благодарна наставнице. По щекам Цансэ потекли солёные слезы, не в её силах их более сдерживать. А как же шиди? Неужели она больше не научит его новым способам атаки и обороны, не обхватит в объятиях и даже не покажет красоту того большого озера в ночной тишине? Немногочисленные шицзе не заплетут ей изящную прическу, с вплетенной в косы лентой? Никогда. Никогда теперь Цансэ тихонько не посмеется с шалости устроенной на уроке, не прогуляется по их чудесному саду, где она своими чумазыми руками высаживала те пурпурные и белые пионы. Не прочитает импровизированную сказку Синчэню, не порезвится в догонялки с шисюнами, пока учительница не видит. В конце концов, не заснет, глядя в окно на бескрайнее антрацитовое небо, мысленно соединяя созвездия. Цансэ никогда не вернется домой. Руки девы сжались в кулаки, а сама она вздрагивала от громких всхлипов. Лицо и подушка стали мокрыми от слез, на душе было пусто. Никакая физическая боль не перекрывала то, что Цансэ чувствовала сейчас. Осознание реальности происходящего ударило слишком сильно. Грудную клетку будто сдавили и никак не хотели отпускать. Уткнувшись носом в кровать, дева еле смогла заснуть. Проснувшись опухшей и помятой, Цансэ ужаснулась и быстро умывшись, заколола часть волос сзади, заправляя постель. Ханьфу она надевала нарочито медленно, и пытаясь хоть как-то задержать неумолимо текущее время, наблюдала за непривычной пустотой. Полностью собравшись, Цансэ открыла дверь, обернулась, запечатляя в памяти родную комнату, и шумно вдохнула легкий цветочный аромат. Вдруг, резко захлопнула дверь, словно отделяясь от воспоминаний, оперлась на неё спиной, и глухо ударяясь затылком, закрыла глаза. Цансэ не думала, что расставание будет таким сложным. Выдохнув, дева приоткрыла светлые очи и посмотрела вперед. Сегодня было необычайно красиво. Далёкие чёрные леса окружил белый молочный туман, охватывая деревья, будто прорвавшаяся из-за плотины река. Силуэт гор не было видно из-за ранней дымки. Небо выглядело как искусный разноцветный платок, переходя из нежно-голубого, розового, в цвет спелой локвы, и далее в апельсиново-оранжевый. На горизонте приветливо подмигивала ярко-красная макушка солнца. Удивительно недалеко находился тонкий месяц, не успевший скрыться, он лицом к лицу встретился со своей противоположностью. Цансэ смотрела на это с приоткрывшимся ртом, затаив дыхание. Если уж природа встречает и поддерживает её так, грех теперь грустить и печалиться. Да, тяжело, но пора отбросить все сожаления. Улыбнувшись новому, наступавшему, неизведанному этапу своей жизни, Цансэ бодрой походкой направилась к воротам, напевая незатейливую детскую песенку. Птички щебетали в такт. Она звонко засмеялась и больше не оборачивалась. Цансэ шла вдоль тропы, ведущей к домикам, где мирно, в незнании, спали её друзья. И пусть. Иначе, она бы точно разревелась на людях, обнимая и целуя каждого с кем проводила время. Цансэ свернула на аллею с яблочными деревьями, захотелось последний раз полюбоваться на плоды их трудов. Вдруг, до чуткого слуха донесся топот ног и чьё-то частое дыхание. В её спину влетел ребенок, крепко обнимая, обхватил талию маленькими ручками. — А-Чэнь. — она обернулась и обняла шиди в ответ. — Кто же ещё мог проснуться ради меня в пять утра! — засмеялась девушка. — Ты ещё и растрепанный весь! Тебя накажут за неподобающий вид, Синчэнь, — Цансэ трепалась ни о чем, наслаждаясь радостью, которую будто воздух, вдохнули в лёгкие. — Шицзе, не тебе говорить мне о правилах, — прижавшись к сердцу Цансэ сказал мальчик. Он не знал как проживет без этих успокаивающих объятий ещё много лет. Вот никуда бы не отпускать шицзе. Но Сяо Синчэнь принял её выбор, как умный ученик, как друг, как брат. Они встретятся. Не скоро, но встретятся. Обязательно. Это обнадеживает. — Я хочу отдать тебе кое-что, чтобы ты меня не забывала. И помнила об обещании. Носи с удовольствием. Синчэнь протянул ей округлую широкополую шляпу из бамбуковой щепки. Она была легонькой, но как раз подходила по размеру и хорошо держалась на голове. Цансэ завороженно надела подарок и ласково поцеловала мальчика в щечку. — А-Чэнь, я всегда буду помнить и тебя и своё обещание. Для этого совсем не нужна шляпа. Но спасибо. Цансэ обязательно будет носить этот подарок, и никогда не забудет своего маленького сяошиди! — засмеялась она и играючи пощекотала братца. Мальчик хохотнул, вырываясь из цепких рук. — Хорошего тебе пути, шицзе. Береги себя, — Сяо Синчэнь ещё раз быстро обнял Цансэ и убежал обратно, постоянно оборачиваясь. — До встречи, А-Чэнь! — сдержав слезы, помахала и улыбнулась ему девушка, смотря вслед удаляющейся фигуре брата. Цансэ дошла до высоких громоздких ворот, у которых её уже ждала Баошань-Саньжэнь. Наставница смотрела на красочный рассвет, чинно сложив руки. — Доброе утро, Баошань-лаоши! — И тебе доброе утро, Цансэ, — в тихом голосе учительницы чувствовались нотки печали, хоть и говорила она спокойно. Внутри бушевала буря из сомнений и метаний. Сделала ли она правильный выбор, отпустив Цансэ? Ни один месяц она думала над этим, и лишь сейчас подкосилась? Баошань сильно привязалась к этой непослушной и упрямой девчонке, как не крути. — Надеюсь, ты к этому готова. Нас не будет рядом, мы не сможем более тебе помочь. Я пойму, если ты передумаешь, — всё же решилась сказать женщина, с бледной надеждой, что Цансэ останется. — Может, я и не смогу поговорить с вами, коснуться ваших рук, но вы всегда будете здесь, — дева положила руку на грудь, прямо туда, где билось горячее сердце и переливало по меридианам ци золотое ядро. — И никогда-никогда его не покинете, — всё же немного замявшись, Цансэ продолжила. — Я не передумала. — Хорошо, — вздохнула Баошань и лучезарно улыбнувшись, ласково провела ладонью по плечу девушки. Слова Цансэ ощутимо грели душу. — Тогда держи карту местности и письмо, там написано всё то, что нужно знать старейшинам клана, — девушка взяла акуратно запечатанное письмо, внимательно изучая. — Пойдем, Цансэ. Пора. Баошань-Саньжэнь прошла вперед, выходя за гранитовые ворота и подзывая деву к себе жестом руки. Цансэ оглянулась назад, пытаясь запомнить каждый листочек, каждую тропинку, каждое облачко, что есть только здесь. Дома. Куда она больше не вернется. Помахав ладонью, прощаясь с безжизненной на данный момент территорией, дева посмотрела на то, что находилось за вратами, как будто выискивая опасность. С громким «фух!», Цансэ сделала неуверенный шаг, зажмурив глаза. Неожиданно, подул прохладный ветерок, словно подгоняя девушку, он выветривал из головы все навязчивые мысли и тягучую, оставшуюся с ночи, тоску. Повертев головой, немного растрепав и так беспорядочно лежащие волосы, Цансэ вышла за ворота и остановилась, переводя дух, дыша, будто только что пробежала минимум несколько кругов. Пейзаж в виде ветвистых пышных деревьев, обжитых домиков и узких дорожек вмиг замылился молочно-белым туманом, а врата бесшумно захлопнулись. Наставница и её любимая ученица пошли по узкой тропинке, окруженной чуть жухлой травкой и подсушенной грязью, ведущей куда-то далеко вниз. Вокруг была непривычная тишина, что оглушала и смущала Цансэ, уже прикипевшую к шуму и балагану везде, где бы она не была. — Я должна рассказать тебе несколько правил, им необходимо следовать, — Баошань-Саньжэнь приблизилась к крутому спуску, омытому утренней росой. Там расположена невидимая никакому людскому глазу, кроме самой бессмертной, печать, не позволяющая кому-попало выяснить тайну заоблачной горы. — Что? Опять правила? — недовольно охнула дева. — Да. Во-первых, ты не должна рассказывать где это место. Будь-то любимый человек или твоё дитя. Никому. Даже самому нуждающемуся сиротке или потенциальному достойному ученику. Во-вторых, внешний мир жесток и опасен, там полно лицемеров и лгунов. Выбирай своё окружение правильно, не подпускай человека близко, не узнав о нём досконально. В-третьих, помни, что в кланах и орденах свои правила и учения, отличающиеся от наших. Слушай, запоминай, иначе проблем не огребешь. Особенно в Гусу Лань, куда ты и отправляешься, — после такой тирады, Цансэ оставалось лишь покорно кивнуть. — Назови тринадцатое правило моего учения. — Если каналы со светлой ци заблокированы, отсутствуют или заканчиваются, используй тёмную, — ответила дева. — Но причем тут оно? — Во внешнем мире заклинателей у всех одно согласие. Тёмная энергия — участь лютых мертвецов, нечисти. Люди, идущие по этому пути, считаются опасностью для мирного населения. Предателями всего светлого, чистого, праведного. Так что будь осторожна, используй её как можно реже, — женщина нахмурилась, поправляя выбившуюся прядь волос. — Они серьёзно так считают?! — возмущенно воскликнула Цансэ. — Им плевать на свою жизнь? А если опасность, если ситуация, не требующая отлагательств. Это же как инь и ян, неотделимые противоположности, единое целое… Да любой дворняжке понятно, в добре есть зло и наоборот! Неучи! — пыхча от ярости, заалела Цансэ. Лишь оглянувшись, она поняла, что сейчас не время злиться и возмущаться, поэтому тяжело вздохнув, дева продолжила. — Я буду осторожна. — Я верю в тебя, Цансэ. Наставница слабо улыбнулась и перевела взгляд в сторону. Дева посмотрела туда же. Взору открылись необъятные просторы тёмных лесов. Ветер подул прохладой. Вот змеится длинная речушка, вот пробежала пушистая белка, а вот... Словами не описать, как Цансэ была очарована этой изумительной картиной, олицетворяющей настоящую свободу. Той самой, из её мечты. — Мы пришли, — из забвения деву вывел тихий настойчивый голос учительницы. — Иди, Цансэ. И прощай. Выдохнув, дева порывисто обняла Баошань-Саньжэнь, смыкая тонкие руки на шее женщины. Через несколько секунд, Цансэ оторвалась, словно и не было этой последней близости с наставницей. Сияюще улыбнувшись, как умела только она, Цансэ-саньжэнь торопливо побежала по дорожке своей новой жизни. Не оглядываясь, не сожалея, не печалясь. Лишь напоследок крикнув: — Спасибо вам за всё, Баошань-лаоши! Если уж когда-нибудь у меня появится ребёнок, обязательно расскажу ему какая замечательная матушка у меня есть! — звонко рассмеявшись, заголосила Цансэ, махая ладонью. Гулкие шаги девы затихли, и только когда белый силуэт скрылся за многолетними кронами деревьев, Баошань-Саньжэнь отвела взгляд. По щекам женщины давно текли слезы, которые она заметила лишь сейчас, огладив кожу лица пальцами. — Конечно появится. А похож на тебя как будет, — хрипло прошептала заклинательница в ветреную тишину. Не выдержав морального давления, сжимающего внутренности в тиски, с виду всегда благородная и рассудительная Баошань-Саньжэнь падает на колени, марая белоснежное ханьфу влажной грязью и травой. Её маленькая Цансэ ушла. Сердце будто протыкали тысячами острых игл. Эта тяжесть в душе была с наставницей уже более года. Баошань-Саньжэнь понимала, что если не отпустит девушку, поменяется ход истории, влияние на людей и события, что в корне изменят заклинательский мир. Она бы этого не допустила, особенно ради собственного счастья. Потихоньку очухиваясь и медленно вставая, Баошань-лаоши вытерла последние слезинки тыльной стороной руки. Бессмертная, прошедшая ни одну битву, не в силах сдержать эмоции. И ноги. Удивительно. Успокоив дух и разум, Баошань-Саньжэнь ещё раз взглянула на тихую даль, горизонт, окрашенный ярким маревом рассвета, и вдохнув запах утренней свежести, отправилась обратно. Цансэ будет в порядке. До поры до времени.×××
Цансэ-саньжэнь уже несколько дней неустанно бродила по бесконечным извилистым тропинкам, отдыхая на крепких ветвях деревьев и рыская в поисках жилых поселений. Путь совсем не доставлял плохого настроения, наоборот, дева наконец-то чувствовала себя в своей тарелке: неназойливый шум окружающего мира, увлекательная охота на фазанов, треск вечерних костров в одиночестве, огненно-нежные закаты и рассветы, лесные ягоды, хрустальные ручейки — всё это отзывалось родным теплом в грудной клетке. Это единение с природой никак нельзя сравнить с городской суетой, которое она помнила с неудачного детства. Душа пела, словно соловей, открываясь зелёным, живым просторам. Цансэ готова провести так всю жизнь. Сегодня было особенно душно, спёртый воздух и жара не щадили, к счастью, густая листва заботливо укрывала путницу от яркого палящего солнца. Мирное одиночество девы неожиданно прервали еле слышные глухие всхлипы. Подумав на раненое животное, Цансэ ветром пронеслась мимо стволов деревьев, и в одно движение бесшумно запрыгнула на толстую ветвь дуба. Настороженному взору показалась не ожидаемая картина. Опираясь на ствол дерева спиной, прямо на голой земле сидела молодая девушка. Качественное, пурпурного цвета ханьфу и изысканные золотые заколки в лохматых волосах выдавали в ней госпожу, ни много ни мало знатного ордена. Дева вздрагивала от рыданий, закрыв лицо ладонями. От чего же плакала эта прелестная гунян? Цансэ никогда и никого не оставляла в беде, поэтому поддавшись доброму, немного наивному порыву, заклинательница неуклюже шлепнулась со своего укрытия прямо перед носом незнакомки, поднимая клубы пыли. — Ой! Незнакомая дева чуть подпрыгнула от издавшегося хлопка, и резко убирая руки от лица, сразу нахмурила тонкие брови, готовясь к атаке. Но меча у госпожи с собой почему-то не было. Осознав это, дева вытянулась, грозно смотря на Цансэ, всем видом показывая враждебность и недовольство. Наша путница не очень понимала, что предпринять в такой ситуации, поэтому молча пялилась на красное от слёз юное лицо госпожи. Незнакомка немного подождала, и видимо поняв, что нападать никто не собирается, аккуратно поправила дорогие одежды и прическу, раздраженно зыркая на Цансэ своими необычными глазами. У госпожи была молочно-кремовая кожа, острые скулы и густые ресницы. Губы же, щедро намазанные розовой помадой, поджались, а на мокрый от пота и жары лоб нелепо прилипли тёмные пряди. Даже несмотря на эти нюансы, в незнакомке с первого взгляда виднелась та самая холодная красота, статность и манеры особы господских кровей. — Кто такая и что надобно тебе? — чуть надрывно, но весьма уверенно спросила девушка. — А, — опомнившись воскликнула путница. — Простите, что напугала, я не специально! Меня зовут Цансэ-саньжэнь. А вас? — Какая тебе разница? — отвернувшись, хмуро сказала незнакомка. — А вот такая — большая! — разведя руки в стороны, смешливо показала Цансэ. Незнакомку надо отвлечь и попробовать заставить довериться, раз уж решилась помогать. — Я не могу оставить столь красивую и грустную девушку сидеть одну, в этом глухом лесу, — подмигнула дева. Она была искренна от макушки до кончиков пальцев, и хотела выявить у госпожи улыбку, поддержать, не давать впасть в уныние. — Так скажете своё имя? Как наидобрейшая заклинательница на всём белом свете, я решу вашу проблему! — Иди куда шла. Моё горе не касается всяких бродячих девок, — ворчала девушка, отмахивясь от Цансэ, как от назойливой мухи. — А незнакомке и рассказать проще! Клянусь, это всё останется между нами. Настойчивости у Цансэ-саньжэнь не занимать. — Если я скажу своё имя, мы уже будем знакомы, дура! — госпожа распылялась с каждой секундой. — Как грубо! У наставницы я была самой умной ученицей. Я вижу, вам трудно и тяжело. Не расскажете сейчас, расскажете позже, не отвертитесь! Давайте не будем тратить полезное время на ругань и оскорбления, думаю, вам они уже по горло, — чуть бахвалясь, с улыбкой тараторила Цансэ. — Я помогу, обещаю. Похоже, из-за недавней истерики у госпожи не осталось ни сил, ни злости пререкаться далее. Послышался тяжёлый вздох. Незнакомка сдалась! Ещё одна маленькая победа в немаленький список Цансэ-саньжэнь. — Моё имя Юй Цзыюань. Я наследница ордена Мэйшань Юй. — руки госпожи нервно дрожали. — У меня был старший брат, я превосходила его во всём! В учебе, бою, этикете. Но мой отец ни во что это не ставил! Тот тупень для него был лучше меня! Для отца женщина — кухарка, домохозяйка, предмет декора, всё что угодно кроме сильной и самодостаточной личности. Этот изверг изжил мою матушку, — ресницы затрепетали бабочками, и в одно мгновение равнодушная маска Цзыюань лопнула, щеки оросили новые дорожки слёз. — Он убил мою дорогую цзецзе лишь из-за несогласия выходить замуж за наследника Цишань Вэнь! — откровенно начала рыдать госпожа. Цансэ заключила запястье Юй Цзыюань в тёплое кольцо из своих рук. Весь позитивный настрой спал, а сердце разрывалось и болезненно ныло. Госпожу хотелось спасти и увезти на другой конец мира, чтобы никто не нашёл и более не угрожал ей, а этого горе-отца самолично линчевать! — Месяц назад умер брат, я думала отец заметит меня и я стану главой ордена. Была надежда, — продолжала девушка. — Но нет! Меня хотят выдать замуж за наследника Юньмэн Цзян! Буду рожать детей как кролик, это то будущее о котором я мечтала! Все мои планы прахом! К гуям этого изверга! Пусть сгинет в Юлин! — горько всхлипывала Цзыюань, цепко держась за Цансэ, словно за последнюю веточку перед смертельным падением в обрыв. — Отец рассказал как жестоко убил сестру, как убьёт меня, если я взбунтуюсь. И мне некуда идти. Нет мне спасения… — говорить было сложно, но всё же, заикаясь и постоянно запинаясь, госпожа закончила, тяжко вздыхая. Образовавшаяся тишина не нарушалась ничем, кроме еле слышного плача Юй Цзыюань. Напряжение тяжело повисло в воздухе, давя и будто не давая Цансэ вымолвить и слова. Дева усиленно раздумывала как успокоить новообретенную знакомую. Из глубин сознания вырывались далёкие воспоминания, что сейчас не приносили ничего кроме тоски по дому. Цансэ вспомнила сухие руки наставницы, что нежно перебирали её лохматые волосы, с целью сделать на голове что-то поприличнее вороньего гнезда, после пару лет скитаний по грязным улицам. Вспомнила обволакивающие тёплые объятия на ночь, когда она чувствовала как бьётся сильное сердце женщины, когда она была счастливее, как никогда раньше. Вспомнила и слёзы маленького А-Чэня, который громко завывал из-за настигшей болезни, противного запаха лекарств и придуманных теневых чудовищ, скрывающихся в другом углу комнаты. Как Цансэ промакивала его горячий лоб мокрой холодной тряпкой, зажигала свечи, чтобы шиди больше не плакал и не боялся, и целуя в пухлые щёчки засыпала рядом, обхватывая мальчика поперёк одной рукой. Цансэ сделала, как считала нужным. Она крепко обняла госпожу, поглаживая по голове и шепча на ухо глуповатые, но искренние слова поддержки, чтобы Юй Цзыюань знала, с этой проблемой её не оставят одну. Молодая госпожа же, до этого упрямая и невыносимо крикливая, совсем не сопротивлялась, и уткнувшись в шею Цансэ, словно прячась от всего внешнего, обняла в ответ. Казалось, прошла крохотная вечность, пока Юй Цзыюань отстранилась, и с пустым взглядом осторожно легла головой на колени Цансэ, шмыгая носом. Цансэ оставалось лишь покорно принять приятную учесть бытия подушкой. Она ласково перебирала пряди волос госпожи, расчесывая пальцами, успокаивала. Спустя пару минут неосознаваемой тишины Цансэ решилась продолжить разговор: — Вы уверены в том, что жених и правда хочет свадьбы? Вдруг у него есть возлюбленная? Или его тоже заставили жениться. Юй Цзыюань вздрогнула, возвращаясь из воронки терзаний к стволу дуба, жаркому солнцу и Цансэ. Резко поднялась, вытирая тыльной стороной ладони оставшиеся слёзы и сопли. Воздух ощутимо зарядился неловкостью, а госпожа стыдливо отвела взгляд, впрочем в ту же секунду старательно накидывая маску равнодушия и мало-мальского недовольства. — Этого я не знаю. Цзян Фэнмяня я видела мельком, слишком уж скромный и незаметный. Я ничего не смыслю ни о нём, ни о его семье, как я могу выйти за него замуж? — разгораясь словно костер, опять гневалась Юй Цзыюань. — Послушайте меня сейчас, внимая всем моим словам, пожалуйста, — госпожа должна найти решение с холодным, спокойным разумом. — Во-первых, как я и говорила ранее, может этот Цзян тоже не желает играть свадьбу без чувств, страсти и любви. Он так же находится в смятении, казалось бы в безвыходной ситуации. Во-вторых, обязательно нужно с ним встретиться. С самого начала вы заявите свою позицию, и возможно Цзян Фэнмянь окажется вашим единомышленником. Тогда, предложите ему самостоятельно разорвать помолвку. — А если всё не так радужно и просто? Что делать при неудаче? — Юй Цзыюань была мрачнее тучи. Та, что только несколько минут назад заливалась слезами у Цансэ на коленях, сейчас хмуро грозилась выбить всю душу и отправить прямо на круг перерождений. — Ответишь ли ты мне на этот вопрос, Цансэ-саньжэнь? — А не стоит думать об этом! Если мыслить о плохом варианте развития событий с самого начала, то так и случится. Главное — верить, что всё будет хорошо, — ярко улыбнувшись, Цансэ встала с земли, отряхивая ханьфу, что немного помялось и бесстрашно протянула руку Юй Цзыюань. Для госпожи этот жест помощи ощущался настоящим спасением из тернистого, неизвестного будущего, которое неумолимо догоняло и злорадствуя, обнажало свои отвратительные устрашающие клыки. Юй Цзыюань не была полностью уверена в Цансэ-саньжэнь, и совсем чуточку ей доверяла, боялась, что она утоляет голод нарисованным печеньем, но разве найдется теперь девушка или мужчина, что столь добродушно и бескорыстно обнимет, пожалеет и даст обещание о решении проблемы? Молодая госпожа зацепилась за руку Цансэ, ощущая мягкое тепло и мозоли на пальцах. Дева подтянула Цзыюань, будто бы та была лебединым перышком. Лицо госпожи не изменилось, но виноградные глаза посветлели, и с радостной надеждой засияли. — Странные у тебя суждения, конечно, — усмехнулась госпожа. — Знаешь, мне правда стало легче. Спасибо, — уголки тонких губ лишь немного приподнялись, но Цансэ показалось, что даже солнце стало светить ярче и греть теплее, настолько не вписывалась эта легкая улыбка в характер Юй Цзыюань. — До этого я плакала только ребёнком, при матушке. Даже цзецзе не обременяла своими горестями и проблемами. А тут, сбежала от слуг, захотела выплеснуть всё и смириться в полном одиночестве, как чуть ли не на голову падает бродячая девка! — саркастично, по-шутливому ворчала госпожа, специально сильно хмурив брови. Цансэ заливисто хохотала, придерживая уставшую и растрепанную Юй Цзыюань за плечи, пока они шли по душистой цветами поляне, направляясь обратно в Мэйшань. Впервые за долгое время госпожа чувствовала, что её судьба не так безнадёжна.×××
Как оказалось, Юй Цзыюань тоже отправляется на обучение в Гусу Лань в период байлу, поэтому Цансэ осталась в её ордене. Познавать новое ей всегда нравилось, а уж когда незнаком целый город, пора немедля исследовать и прошуршать его вдоль и поперек. За пару недель, что Цансэ пребывала в ордене Мэйшань Юй, она успела сделать столько всего, о чём Цзыюань, наверное, не могла и подумать за годы прожитые здесь. Перезнакомившись с половиной населения, она узнала немало различных историй и слухов. Это и стало стимулом пойти к местному озерцу близ окраины города, о котором мельком упоминала госпожа. Озеро Юлин обрело сомнительную славу не просто так. Чуть ли не каждый второй рассказывал легенду о таинственной и злой госпоже Гу, что утягивала в свои мутные воды непутевых и слабых людишек. В итоге, устрашающим, пожирающим души чудовищем, оказался неупокоившийся призрак старушки, которая распугивала всех, кого не попадя, отваживая от места смерти её любимого мужа. Объяснив это (поддавшись благодушным речам Цансэ), она сгинула в Юлин, и видно её больше не было. Не так интересно и таинственно, как ожидалось. То, что Цансэ — та ещё шутница и проказница, Юй Цзыюань поняла на собственном опыте. Заклинательница успела побегать по крышам зданий глубокой звездной ночью, уворачиваясь от острого Баолэя госпожи Юй, и смеясь от нелепо-разъяренного выражения лица сонной Цзыюань. Всего то нарисовала на щеке милого кролика, к чему было злиться? Наверное, дело в трудносмываемой туши, но кто ж сейчас их рассудит… Особенно в душу юной девы запал городской рынок, кишащий цветными тряпками, безделушками и ароматной уличной едой. И хитрыми обманщиками. К счастью, на них Цансэ не попалась, всего лишь наблюдая за разнообразными товарами, не вникая речам подозрительных личностей. Статус и материальное положение позволяли Юй Цзыюань купить на рынке, что душе угодно, однако юная заклинательница не взяла у госпожи ни цяня, купив на свои сбережения деревянного ослика с мизинчик. Сомнительное удовольствие. Но рада Цансэ была неимоверно, словно приобрела драгоценный нефрит. Комнату на приличном постоялом дворе Юй Цзыюань всё же оплатила, негоже её гостье ютиться в подворотне. Удивительно, но госпоже больше хотелось возвращаться в эту уютную комнатушку, блекло освещенную свечами, с ромашковым чаем и приятной компанией, чем в тишину родного цзинши. Юй Цзыюань позволила себе на пару дней забыть об учёбе, долге, манерах и далее по списку, в пользу чему-то новому в её жизни, и что ей, на редкость, несомненно нравилось. Поздними вечерами она приходила к Цансэ, оставляя верных Иньчжу и Цзиньчжу за порогом. Это смешно до слёз в уголках глаз, но даже слугам госпожи Цансэ-саньжэнь успела надоесть. Оставаясь за дверью, девушки ощущали себя в полной безопасности, с жутью вспоминая её весёлый оскал, подтрунивания и не самые смешные шутки. Спокойствие слуг было заботливо обеспечено. Ни Цзиньчжу, ни Иньчжу не понимали такого внимания к юной взбаломошной особе, но благоразумно не возникали. Хотели они или нет, заклинательницы сблизились. Юй Цзыюань рассказывала Цансэ о своих беспокойствах и радостях, прошедшем и грядущем, уже не задумываясь о опасности и недоверию к Цансэ. Конечно, проскальзывали противные душе мыслишки, но эта атмосфера, сердечная улыбка, мягкий голос, искорки в светлых глазах, безукоризненная честность и искренность подкупали, обезоруживали и заставляли верить и так же свободно доверять. Это стало великой ценностью для Цзыюань, которую хотелось бережно хранить глубоко в сердце, не показывая ни единой душе. Цансэ-саньжэнь так и тянуло назвать подругой. И тяга эта была...необычной. Спустя вереницу лунных ночей настало время уезжать в Гусу Лань. Эти монахи не выносят шумных прилипал, одну из них госпожа везла прямо у себя по боком. Было бы забавно, если бы Юй Цзыюань откровенно не боялась за Цансэ, за наказания, что ожидают юную деву в обители праведности и видимой идеальности. Цансэ-саньжэнь — та самая ослепляющая комета на тёмном небосводе, девушка, которая разрушает неразрушимое и сокрушает несокрушимое. Ну что ж, придётся смириться. Всем. Уже и лодку подготовили. Пора.