Дважды ни черта не понимаю. После той резни, которую мы устроили с Гриммджоу в коридоре, в довесок вытворив какую-то дичь с хогиоку, никто не сказал ровным счетом ничего. И ладно – разборки арранкар. Но незаконное проникновение в зал хранения артефакта? Айзен не мог об этом не знать, однако он так ни разу не обмолвился об инциденте. Если еще резонно допустить сомнительный вариант на тот счет, что мужчина просто не заметил – притворился, что не заметил – всплеск реацу от соприкосновения с артефактом, то лишь слепец не увидит ожоги на моей руке. Я их подлечила, но розовые следы в форме молний или, скорее, перистых облаков, откровенно выделялись на коже.
Как будто ничего и не произошло. За минувшие недели пугало и то, что Айзен ни разу не выглядел злым или разочарованным, словно намеренно своими словами подтолкнул меня к тому, чтобы дотронуться до хогиоку. Я слишком хорошо его узнала за минувшие годы, чтобы заподозрить неладное.
Либо все шло по его плану, либо я сделала что-то такое, отчего поднимать эту тему для него было бы рискованно. В чем риск, конечно, я не улавливала. Только заметила, что в зале с хогиоку постоянно начала дежурить охрана, плюс был установлен дополнительный барьер сдерживания.
Молчание страшило куда сильнее угроз.
Что натолкнуло на довольно странную и забавную мысль. Неужели я стала для него любимым питомцем, которому он решился прощать подобные капризы? Капризный ребенок… вот кто я теперь что ли?
Плевать. Я уже ничего не понимаю. Устала думать.
Мне предстояло выполнить задание, которое, по сути, поставило бы точку в моих бесконечных метаниях меж двух сторон. Определилась ли я с выбором? Думаю, сейчас и узнаю.
Подавить реацу до такой степени, чтобы ее никто не почувствовал, вряд ли бы получилось, но в текущих реалиях на меня не обратят внимание. Выбравшись из гарганты, прищурилась от яркого дневного света. Несмотря на то, что над Лас Ночес светило искусственное солнце, с настоящим оно не сравнимо. Я скучала по теплу лучей. Но не для того я здесь, чтобы наслаждаться вольным выгулом над улицами Каракуры.
Ожесточенная схватка продолжалась фактически в одном из районов города. Гриммджоу сцепился с Ичиго, остальные в большей степени сконцентрировались в парковой зоне, да близлежащих районах. Было б проще, находись они в одном месте, конечно, но немного успокаивало, что Айзен велел Улькиорре вмешаться при необходимости. Только во что вмешаться? Меня убить, если вздумаю удрать что ли?
Сорвавшись с места, бросилась в зону боевых действий. Странно. Эмоции будто обратились в черствый кусок глины, которым облепили сердце, и ничего, кроме тяжести, я не ощущала. Это приносило боль. Вызывало смирение, от которого хотелось только тяжко вздохнуть. Было бы прекрасно просто показаться там, да призвать луч отражения, который бы забрал нас в Уэко Мундо.
Воздух похолодел. Даже за несколько районов до места сражения я почувствовала, как влага в воздухе моментально остыла. Реацу, обратившая частицы воды в кристаллы льда, принадлежала Тоширо, издалека я с трудом видела, что происходит, но по ощущениям он грозился вот-вот заточить Люппи в ледяную темницу.
Блин… столько проблем от этого арранкара.
Замедлив бег, сконцентрировала энергию в ногах и подпрыгнула вверх. Набрав высоты, чтобы оказаться выше поля боя, моментом позже убедилась, что ледяные столбы, созданные из влаги, окружившие Люппи, врезались в него, заточая в ловушку. Или же раздавливая, словно муравья, тут как посмотреть. Хотя этот сучонок не умер…
Жаль, что нельзя его так оставить.
– Перемалывай в прах, Тобимару, – изъяв из ножен вакидзаси, обращая его формой шикая, я перехватила конец цепи на рукояти, чтобы он не обвился вокруг руки. – Сю:го (
яп. 衆合
«Сокрушение»).
Лезвие запылало пламенем, как и наконечник цепи. Вложив в них достаточно реацу для атаки, я вознесла их над головой и сбросила поток пламени клином с двух сторон, чтобы по ледяной глыбе, застывшей в воздухе, пришелся один точный удар.
Словно две надвигающиеся раскаленные железные скалы, сжимающие тела грешников… Пока не перемелется все до последней кости.
Грохот оказался достаточно громкий, не менее эффектный, чем волны пламени, проглотившие лед. Невольная мысль о том, что Люппи могло не поздоровиться, почему-то позабавила, а не расстроила. Мне приказали забрать его, но о целости и сохранности никто не говорил.
Ослабив давление рейши и позволив себе медленно опуститься, чтобы оказаться в достаточной близости к пламени, которое постепенно ослабевало, я обнаружила, что лед не был уничтожен. Треснул, испарялся облаками пара, разваливался со стороны полученной атаки, но не разрушился основательно. Ожидаемо. Это одна из техник банкая Тоширо, неразумно было полагать, что шикаем ее окажется столь просто разбить.
– Хина… мори?
Оторвав взгляд от затухающих языков пламени на капитана десятого отряда, обнаружила, что он смотрел на меня, словно на призрака или, лучше сказать, мертвеца. Тоширо будто глазам не верил. Столько недоумения и растерянности в его глазах… Он будто не понимал, как реагировать, то ли радоваться от того, что я жива и здорова, то ли допустить к сердцу жестокую правду.
– Хинамори… – уже более осознано произнес мое имя парень, сменив первый миг замешательства негодованием.
Я не ответила, хоть и больно было смотреть на Тоширо, видеть, что он заставляет себя опустить меч, но интуиция подсказывала ему не расслабляться. Оторвав от него внимание, осмотрелась, заметив на поляне поблизости столь же негодующих, насторожившихся Рангику, Иккаку и Юмичику. На них я и вовсе старалась не останавливать взгляд – так проще. Но вот не обратить внимание на Урахару Кискэ не хватило самообладания. Или, лучше сказать, желания.
Пусть и находясь дальше остальных, мужчина смотрел прямо на меня. Мне в душу.
Подавив тяжкий вздох, чуть нахмурилась, задержав зрительный контакт.
– Хин!..
– Ямми! – перекричав Тоширо и обернувшись к арранкару, сцепившему в недавнем бое с Урахарой, я принялась раскручивать цепь в левой руке. – Я забираю этого идиота и уходим!
– Пф! Миссия завершена, значит? – с пренебрежением отозвался гигант, скривив лицо.
Выслушивать его жалобы показалось пустой тратой времени, так что, бросив цепь к глыбе льда, атакуя техникой «Сечение: Какудзё», надеялась пробить глыбу, чтобы выудить Люппи. Но цепь, воспылавшая огнем, встретилась с мечом Тоширо.
– Хинамори, что ты делаешь?!
Вот же…
Измученно скривившись и прикрыв глаза, я сдержалась, чтобы не выругаться. Сейчас нужно сохранять спокойствие, держать внутреннюю псину под контролем. Ввязываться в бой не было приказа, эта миссия – только отвлекающий маневр для похищения Орихиме. Надо убираться.
– Тоширо, уйди, пожалуйста. Я не хочу с тобой сражаться. Ни с кем из вас.
– Что ты… что ты такое говоришь? Ты же… это, потому что они угрожали тебе? Хинамори, тебе нечего бояться. Прекр… Прекращай это…
Он не верил, не хотел видеть во мне врага и принимать тот болезненный факт, что я пала жертвой манипуляций или угроз. Нет, не так. Тоширо если и принял бы правду, мой выбор, то лишь как результат манипуляций и угроз Айзена. Потому что я ведь правильная, добрая… такая светлая и невинная, да? Наивная. Слабая. Беспомощная.
Сжав челюсти и закрыв глаза, я с трудом подавила вспышку злости, что обожгла сердце. Сдавив цепь в руке до того, что металл болезненно впился в ладонь, я подняла на парня тяжелый взгляд.
– Хинамори, прошу тебя… Я не знаю, что с тобой делал Айзен, что он обещал или чем угрожал… – смотря на меня едва ли не с жалостью, с мольбой, Тоширо, того не подозревая, делал лишь хуже. – Это же ведь я. Тоширо. Ты же ведь понимаешь, что Айзен нас всех предал, он не тот, кем притворялся! Прошу, подумай, Хинамори! Он совершенно другой человек. Ты же умная. Он обманывал всех нас, Хинамори… если ты здесь, значит…
Сорвавшись на сюнпо, я забежала парню за спину и, воспользовавшись моментом его растерянности, а также малой мобильностью из-за ледяных крыльев на спине, нанесла удар. Обычный удар ногой, в который было вложено достаточно реацу, чтобы отбросить капитана прочь в чащу парка. Удобнее перехватив меч и занеся в сторону, воскликнула:
– Кё:кан, Тобимару!
Сорвавшийся с лезвия огненный вихрь, закрутившийся сферой, ринулся вдогонку Тоширо, вспыхнув взрывом при попадании. Убить, конечно, не убьет, но хоть остановит.
– Капитан! – в ужасе закричала Рингику. – Хинамори, ты что творишь?!
– Момо, совсем спятила?! – повысил голос в пример лейтенанту Юмичика. – Как бы тебя не запугал Айзен, это ведь капитан Хицугая! Ты…
– Заткнись! – взвилась я, потеряв последнюю каплю терпения, уже стоя в шаге от того, чтобы не сорваться. К счастью, пока сорвалась на единственный раздраженный оклик, с оскалом оглянувшись на шинигами, стоящих внизу. – Заткнись, Юмичика… Не надо. Не надо начинать этот театр.
– Что значит «театр»?! Ты хоть вообще представляешь, как мы о тебе беспокоились?! Места не находили! Хватит, прекрати это! Что бы тебе ни говорили, как бы тебя ни пугали, ты не должна это делать!
– Как бы меня ни пугали? Хотите сказать, что беспокоились? Раз так, то почему не попытались вернуть? М-м? – риторично уточнила я, не без раздраженного негодования. – Что вы хотите от меня услышать? Что вы вообще хотите услышать? Что я – жертва? Что всегда была жертвой, слабой и беспомощной? Даже… даже после всех последних лет, кого вы во мне видели?
– Что?..
– Хинамори, о чем ты говоришь? – подключилась Рангику. – Ты наш друг, кого мы могли в тебе видеть? Прошу тебя, не говори так с нами! Не делай глупостей, ты нам не враг, и никогда не будешь им! Айзен не тот, каким ты его помнишь или знаешь, он всех нас обманул, не ведись на это!
– В это так сложно поверить, да? – крики Рангику помогли мне успокоиться, но произошло это из-за разочарования. – Вам проще поверить, что меня обманули, что мною манипулировали. А не в то, что я сама избрала этот путь.
– Чего?..
– Того, – мрачно передразнив Юмичику, нахмурилась я. – Удобно убеждать себя, что я жертва манипулятора. А как насчет того, что жертва тоже умеет притворяться?
Злость, раздражение. Почему я так злилась от того, что они видели во мне альтруистичную пацифистку? Даже при том, что мой характер далеко не безобидный. Даже при том, что я научилась владеть мечом и постоять за себя? Почему?.. Почему никто не способен воспринять всерьез Хинамори Момо? Почему все думают, что она податливая глина, из которой можно вылепить все, что угодно?
– Убеждения Айзена стали мне ближе, чем философия шинигами, которая оказалась испорчена за долгие тысячелетия. Я искренне ценю вас, даже люблю, поэтому не хочу сражаться. Но вы, к сожалению, дорожите не мной, а той Хинамори, которой мне приходилось притворяться.
– Если так, то почему ты молчала?! – закричала в смятении Рангику. – Если тебе было плохо, если хотела высказаться!..
– Поверь мне, Рангику, если бы ты знала, кто я… если бы вы все знали, кто я… так бы не разговаривали.
– Так значит… все это ложь? Абсолютно все?
Воздух стал тяжелее от давления реацу.
– Юмичика, эй, успокойся.
Желание Иккаку успокоить друга явно не возымело эффекта. Он злился, причем серьезно, несмотря на попытку сдержать нарастающий огонь эмоций. Парень смотрел на меня с таким остервенением, что мне стало больно. Ведь это не так, вовсе нет. Я дорожу тобой, я дорожу тем временем, которое мы проводили вмести, воспоминаниями и переживаниями.
– Нет, вовсе нет, – отозвалась я. – Я же сказала: мое отношение к вам не изменилось…
– Тогда какого черта ты напала на капитана Хицугаю?! Не было ложью?! Серьезно? Ты также, как и предавшие капитаны, сейчас смотришь на нас свысока! Но они хотя бы капитаны, а ты просто девчонка, которая в подметки им не годится! Думаешь, у тебя есть право так поступать с нами?! Не зарывайся! Даже если ты лейтенант Айзена, любой из нас тебя в порошок сотрет!
Честно говоря, я, скорее, удивилась самому факту того, что парень бросил в мой адрес столь опасные слова. А вот Иккаку с Рангику смотрели на него с искренним беспокойством, словно на ребенка, который дразнит собаку. И трудно не согласиться. Собака во мне действительно обнажила клыки.
Досчитав мысленно до трех, попытавшись подавить раздражение тяжким вздохом, я лишь закусила нижнюю губу, не ощутив никакого результата. Головой я понимала, что иной реакции ожидать не стоило, вероятно, я выглядела столь же разъяренной на холме Сокиоку, даже хуже. Поэтому прекрасно осознавала, что реагировать на всплеск эмоций Юмичики не лучшая идея.
Но…
Не сдержав нервную улыбку, которая едва не обращалась оскалам, я ослабила духовное давление, чтобы спуститься на землю.
Возможно, Айзен этого не одобрит. Хотя, хуй с ним.
Выронив цепь и направив левую руку к глыбе льда, я произнесла:
– Хадо №33: Сокацуй, – даже не смотря на то, как голубая сфера, срываясь с ладони, врезается в лед, расколов его по обильным трещинам, я предпочла не скрывать холодное раздражение. – Уважая любимые порядки одиннадцатого отряда… Иккаку, чтобы было оправдание не вмешиваться, поиграй с Люппи. Можешь убить его, все равно. Рангику… – обратившись к девушке, я все же смягчила взгляд. – Лучше проверь Тоширо. Пожалуйста.
Пока шинигами смотрели на меня, как на оленя, который вздумал выпрыгнуть под колеса машины, я обернулась к арранкару:
– Ямми! Сможешь пять минут продержаться?!
– Ты издеваешься что ли?! – закричал в ответ здоровяк. – Мне твои капризы терпеть?!
Виновато пожав плечами, заставила Десятого раздраженно фыркнуть, смиренно принимая мой «каприз». Невольно взгляд коснулся Урахары, который, казалось, с холодным смирением принял ситуацию, однако не переставал наблюдать за мной, словно лис за зайцем. Я знала этот взгляд, очень хорошо знала… Так за мной в первые года сотрудничества постоянно наблюдал Айзен.
К моим же словам прислушалась только Рангику, отправившись на поиски Тоширо. Иккаку же, не переставая переводить с меня на друга напряженный взгляд, был вынужден оставить нас лишь после того, как Люппи освободился от осколков льда.
Мгновение напряженной тишины помогло сосредоточиться. Сосредоточиться на жжении, пылающем в груди.
– Думаешь, у тебя есть право так поступать? – с трудом сдерживая злость, Юмичика в словах оставался сдержан. – Оскорблять нас.
– Оскорблять? Здесь лишь ты оскорбляешь меня, Юмичика, обвиняя в том, что я врала тебе.
– Заткнись, – крепче сжав рукоять меча, находящегося в незавершенной форме шикая, зашипел парень.
– А еще ты говоришь, что я слаба и ничтожна. Это так обидно слышать… особенно от того, чьи чувства я была готова принять.
– Заткнись, Момо…
– Что? – мягко перебила я его. – Не хочешь верить, что я действительно могла к тебе что-то чувствовать? Так я действительно дорожу тобой, Юмичика, той связью, которая есть между нами. Или ты боишься, что влюбился в совершенно другого человека?
– Ты и есть другой человек! Ты притворялась, ты лгала!..
– Нет, я не притворялась. Я скрывала некоторые аспекты, чтобы меня не убили… я просто выживала. Чтобы сначала не убил Айзен. А потом – Готей. Или… ты просто ревнуешь, что я выбрала не тебя?
Как и следовало ожидать, провокация сработала идеально, вынудив парня сорваться с места и, поддавшись злости, наброситься на меня. Бил он, честно, не жалея сил, пришлось вложить в защиту часть реацу, чтобы остаться на месте. Всплеск духовной энергии развеялся в разные стороны, поднимая природный мусор, ударяясь о близстоящие деревья.
Изогнутый серп скрежетал по лезвию вакидзаси. Лицо Юмичики, искаженное гневом и обидой, оказалась в опасной близости, и от вида искр, что плясали в его взгляде, мне стало… радостно. Детский восторг, ударивший в голову, позволил насладиться каждым острым словом, которые я бросала в его адрес с холодной невозмутимостью. Но в душе, чем больше я говорила, тем сильнее разгорался огонь. Дразнящий, дурманящий, разжигающий азарт.
– Какудзё, Тобимару, – шепнула я, заставив цепь, что лежала на земле, вспыхнуть обжигающим пламенем.
Отпрянув, чтобы не попасть под легкую атаку и зажмурившись, Юмичика позволил мне размахнуться вакидзаси. Цепь, словно живая змея, обвилась вокруг правой руки, обжигая кожу из-за накала. Это только подстегнуло кровь закипеть от новой вспышки адреналина. Схватившись с парнем в бое на мечах, мне казалось, я чувствовала гнев, который он испытывал, перенимала его, питалась им. Юмичика вкладывал куда больше сил в удары, чем требовалось, от лезвий то и дело отскакивали искры. Он мог бы экономить силы, чтобы одолеть меня, но эмоции затмили его разум.
Сражаться с противником, окутанным яростью, вызванной обидой, было опасно. И от этого еще более интересно. Его эмоции, такие яркие и сияющие, находили во мне отклик восторга, заставляя отдаваться бою. Парень атаковал с намерением убить, и пока его клинок не нанесет мне серьезной раны, это желание не исчезнет.
Прекрасно… Невероятно… Но это не наслаждение боем, нет. Точнее, я наслаждалась битвой, которая началась еще раньше, чем мы скрестили клинки. Эмоции, которые излучал Юмичика, буквально наполняли меня живительной силой. Он злился, ненавидел, потому что отказывался верить в то, что его чувства были сродни крику в пустоту. Цеплялся за меня, не хотел отпускать образ, в который вложил столько сил. Пусть ты и кричал о том, что я мразь и обманщица, твой взгляд отражал страх потерять меня.
Знать, что человек от тебя зависим… Что ты становился его наркотиком, кислородом… Вот, значит, что испытывал Айзен, наблюдая за моими попытками вцепиться в него и не отпускать? Удовлетворение, удовольствие, чувство, что сравнимо с вязким тягучим восторгом, разливающимся в груди.
Что ж, мое почтение, капитан, это воистину неописуемое ощущение.
– Тебе не стоит терять голову, – отступив от противника, обмолвилась я, – ты быстро выдыхаешься.
Несмотря на то, что мне тоже пришлось потрудиться, чтобы непоколебимо отражать удары, Юмичика выглядел куда более уставшим. Переводя тяжелое дыхание, он лишь оскалился на мой комментарий.
– Хм, – с неприязнью усмехнулся он, – к твоему сожалению усталость никогда не будет для меня проблемой. Или ты забыла?..
Сорвавшись на сюнпо, парень подпрыгнул и оказался позади меня.
– Рви в безумстве, Рурииро Кудзяку!
Использовал истинную форму шикая, несмотря на неприязнь и нежелание демонстрировать ее перед другими? Похоже, парень не просто зол, а пребывал в ярости.
Лезвия вспыхнули голубым свечением, обратившись в путы, что ринулись в моем направлении с достаточной скоростью, чтобы застать врасплох. Не так быстро, чтобы у меня не было шанса уклониться, но… позволив удивлению промелькнуть на лице, я приличия ради размахнулась мечом, попав в ловушку и выпустив из ладони вакидзаси. Звякнув цепью, что продолжала обвивать руку, оружие упало на землю.
Резко отведя клинок назад, Юмичика заставил путы натянуться, крепче стиснуть мои конечности и упасть на колени. Тяжело дыша, парень сильнее сжал рукоять клинка, активировав способность Рурииро Кудзяку. И действительно, духовная энергия, несмотря на сопротивление, начала медленно покидать мое тело. Без попыток к сопротивлению, возможно, занпакто Юмичики доставил бы мне массу хлопот.
– Ты поймал меня, – не без улыбки подметила я, – молодец. А дальше что?
– Дальше тебя кинут в тюрьму… И ты ответишь за предательство, Момо.
– Кого же я предала, Юмичика? – убрав веселье с лица, уточнила я. – Ты всерьез думаешь удивить главнокомандующего?
– Что?
– Они знали, что я помогала Айзену.
– Что… что за чушь! Думаешь, я поверю в этот бред?! Ты предала нас, Момо! Повелась на… я не знаю, что происходит в твоей голове! Тебе Айзен совсем мозги запудрил?!
– Я лишь нахожу его взгляды близкие моим.
– Взгляды?! Предательство, значит, близко тебе?!
Бесполезно. Даже если бы я хотела объяснить, эмоции ослепили его, и чем больше Юмичика повышал на меня голос, тем ощутимее его занпакто вытягивал из меня силы. К тому же, как бы мне не хотелось потянуть время, видимо, насладиться моментом мне не дадут. Давление, вспыхнувшее холодной искрой в нескольких километрах к северу, говорило о подоспевшей кавалерии. Или, лучше сказать, отряду зачистки.
– Не все так однозначно, Юмичика. Не делай поспешных выводов. Это все, что я могу тебе сказать, так что… То:кацу, Тобимару.
Лежащий на земле меч вспыхнул столпом искр, из которого вырвалась размытая тень, разодравшая лианы острыми когтями. Воспользовавшись удобным положением, оттолкнулась и прыгнула вперед, перехватив за тень занпакто, что моментально лег в ладонь знакомой рукоятью, возвращаясь в прежний вид. Из-за разрушения шикая меч Юмичики моментально вернулся в обычное состояние, поэтому все, что парень смог сделать, это выставить его перед собой в качестве защиты.
Оттолкнув его легкой волной реацу, заставив от неожиданности оступиться, я усмехнулась и, занеся вакидзаси над головой, выронила его. Удивление, сменившиеся вспышкой испуга во взгляде Юмичики от банального факта, что я просто бросилась на его меч, позволило мне без труда приблизиться и повалить его на землю.
Лезвие катаны в опасной близости застыло под моей шеей, холодя кожу острым металлом. Оно дрожало в такт рукам парня. Теперь я была достаточно близка, чтобы увидеть в глазах офицера неподдельный ужас от того, что он не готов так просто убить меня.
Сердце забилось в груди еще быстрее, разгоняя по телу приятную слабость и удовлетворение. Взгляд, которым на меня смотрел парень, был тем сокровищем, которое я ни за что не позволю отнять. Этот преданный, грустный и отчаянный взгляд сиреневых глаз, в которых затухал лиловый отблеск, заставил меня грустно улыбнуться, почувствовать тяжесть и боль, с которой приходится отрывать от сердца что-то очень дорогое и любимое…
– Не все так однозначно, – с горечью добавила я, позволив себе последний момент слабости и заботливо прикоснувшись к щеке Юмичики. – Прости мне эту жестокость.
Поднявшись на ноги и подобрав занпакто, я шумно выдохнула, затягивая тугой узел на шее чувств, которые еще чуть-чуть, и вырвались бы наружу. Рванула в сторону, подпрыгивая над деревьями и, наблюдая, как во всю озверевший Люппи собрался атаковать Иккаку, выбросила в его направлении руку.
– Бакудо №9: Хорин!
Оранжевый луч, выстреливший в арранкара достаточно быстро, чтобы не дать ему время на контрмеры, обвил его. Он мог без труда разорвать его, так что, не оставляя ему подобной роскоши, вложила реацу, чтобы дернуть лоссо в свою сторону, вырывая Люппи из драки.
– Какого черта ты тво?!..
Разгневанные крики Шестого оборвались в тот миг, когда, возведя занпакто к небесам и сложив быструю печать пальцами, подала сигнал к эвакуации. Из разорванных черными полосами гаргант обрушились лучи отражения, делая нас недосягаемыми для шинигами.
Недосягаемыми до мира, что я оставила позади. Ведь последний мост был сожжен, уничтожен… Как бы грустно и тяжело ни дался этот выбор, это мой выбор. И сожалеть о нем поздно.
***
Сложно понять собственные чувства. После возвращения из мира живых единственное, что мне хотелось, это запереться ото всех, и проникнуться грустью и тоской, увязнуть в липких смердящих отчаянием чувствах. А сейчас – ничего. Тоскливая пустота, по-другому не скажешь. Душа словно превратилась в пустыню, которую я лицезрела за окном.
– Хинамори-сан?
В коридоре звенела тишина, лишь звук моего имени растворился в ней, заставив обернуться к тому, кто пришел за мной.
– Канамэ-сан…
Вот кто, пожалуй, оставался для меня наиболее загадочной и беспокойной фигурой. Поначалу мне это не казалось достойным внимания, но чем больше я сравнивала Тоусена с тенью, что незаметно следует за Айзеном, тем тревожнее становилось. Из всех людей, пожалуй, лишь с ним властитель Уэко Мундо выстроил подобие доверительных отношений. Даже не подобие. Несмотря на все слова Айзена о том, что он считал доверие слабостью, он доверял Тоусену, это прекрасно читалось в их взаимодействии.
Видела ли я в этом возможность для себя, что мужчина также когда-нибудь мог довериться мне? Нет. Для меня пример Канамэ Тоусена вызывал не надежду, а раздражение… ревность.
– Канамэ-сан, можно задать вопрос? – вернув на собеседника взгляд я, очевидно, не стала дожидаться разрешения и спросила: – Как вы смогли добиться того, чтобы Айзен видел в вас союзника?
– Странный вопрос, Хинамори-сан. Вы ведь тоже его союзник.
– Которого сначала пытались убить, затем угрожали, а еще манипулировали и держали в подвешенном состоянии. Боюсь, с вами такого не было, – не без иронии отозвалась я. – Я не знаю, доверяет ли вам Айзен, но со стороны это выглядит так. Во всяком случае, мне так кажется. Как вы смогли этого добиться?
Помолчав мгновение, отчего мне подумалось, что ответа и не дождусь, мужчина напряженно выдохнул и подошел ближе, встав рядом с окном. Пусть его глаза и слепы, мне показалось, что он действительно любовался простором пустыни.
– Айзен-сама тот, кто понял природу моих желаний, кто научил меня, что такое справедливость, как должен действовать мир. Я понял, что ему также противен мир в том виде, в котором он сейчас существует. Айзен-сама появился на моем пути в момент, когда мною владело глубокое отчаяние и ненависть, которым он нашел применение.
– Хотите сказать, вы понимали, что вас используют?
– Все используют друг друга, Хинамори-сан. Разве вы не использовали Айзена-сама для того, чтобы выжить?
Ну… я б поспорила. Если речь про жизнь в Обществе душ, то лучше сказать, что приходилось играть по правилам Айзена, чтобы не сдохнуть.
– Что за мир хочет создать Айзен?
– Мир, очищенный от греха.
Боже, чел…
– А если конкретнее? – предпочтя обойтись усталым взглядом, я сдержала желание сострить на религиозную тему.
– Вам известна история становления мира, Хинамори-сан? Как появился Король душ, как зародилось Общество душ и другие миры?
– Да, известно. Но если речь про… очищение от греха, то вы немного запозднились. По факту это предки пяти великих домов заточили Рей-о, используя как фундамент для текущего мира.
– А затем, побоявшись, что Король изменит свою волю добровольной жертвенности, растерзали его тело, сделали пустым сосудом, который по сей день охраняет королевская стража. Если бы все дело было в прошлом, это был бы другой разговор, но вспомните, каково положение Общества душ теперь, во что оно превратилось из-за всевластия аристократии. Готей 13 стал ничем иным, как марионетками для реализации их потребностей. «Справедливость», которую несет Общество душ, его история, стала предательством желаний человека, который когда-то был мне дорог. И это открыло мне глаза на всю суть устройства этого мира.
– Значит… – не без разочарования отозвалась я, с легким беспокойством рискнув уточнить: – дело в личном, да?
Не сказать, что слова Тоусена разочаровали, скорее, стали чем-то понятным и логичным, от этого, видимо, я выглядела приунывшей. Мужчина лишь склонил голову, но его жест не показался мне грустным. Наоборот, каким-то смиренным, ироничным.
– Я пришел к такому выводу из-за несправедливости в свой адрес, это правда, однако Айзен-сама увидел весь грех ясным взором. Если есть что-то, что является абсолютным, то это он.
– Вы уже видите в нем божество, верно?
– Для меня он ориентир во тьме… или, лучше сказать, тот, кто не позволяет забыть мне об этой тьме, – философски рассудил Тоусен.
Признать честно, проще не стало, однако я поняла, что отношения Тоусена и Айзена действительно находились на совершенно ином уровне, чем, например, наши. И от этого становилось больно, завидно. Так и тянуло по-детски обидеться, топнуть ногой и крикнуть «не честно!».
– Вы… чем-то недовольны, верно?
Неужели мои эмоции настолько пестро сияли, что аж сквозь реацу это ощутимо?
И еще так официально обращается… неуютно.
Я промолчала, и пусть Тоусен не видел глазами, не удержалась и отвернулась, чтобы спрятать расстройство.
– Наверное, своей глупостью, раз не могу до сих пор понять мотивы Айзена. Банальное наказание за грехи прошлого, истребление аристократии или же всего мироздания в целом? Он говорит о новом мире, вы тоже говорите о новом мире, но какой это новый мир? Речь лишь про изменение Общества душ, раз он хочет встать на небеса или о чем-то большем?
– Хм, – вдруг усмехнулся Тоусен, аккуратно и легко, и все же его реакция меня удивила. Продолжил разговор он совершенно спокойно: – Неизвестность пугает, это верно. Айзен-сама не хочет уничтожить мир, он лишь желает исправить его, искоренить грех, которым оказалось заражено Общество душ. Но вас беспокоит не это, верно? Вам обидно, что Айзен-сама не видит в вас союзника, которому бы он мог полностью довериться. Разве это удивительно? Вы ведь сами говорите, что не понимаете его.
– Я понимаю его, – ощетинилась я, но учитывая все вышесказанное, как-то глупо утверждать о подобном. Скривившись, лишь выдохнула с разочарованием и облокотилась на подоконник. – Мне хочется быть для него кем-то большим, чем просто фигурой на шахматной доске… поэтому мне грустно. Я словно карабкаюсь по отвесной скале и постоянно срываюсь…
– Забавно, что вы так думаете, Хинамори-сан. Возможно, я ошибаюсь, но для Айзена-сама вы не обуза или пешка. В этот мир вас привела воля хогиоку, а хогиоку следует исключительно желаниям Айзена-сама. Вы та, кто поможет реализовать его надежды и мечты, хогиоку не может ошибаться.
От этого, правда, становилось, не легче. Потому что с такой точки зрения Айзен ценил не меня, а саму идею моего существования, что-то в духе «раз так интерпретировал мою волю артефакт, то мне не стоит бояться своих желаний».
– К сожалению, Айзен-сама тоже человек, и меня тревожит, что хогиоку мог дотянуться до глубины его души, до тех слабостей, которые присущи каждому из нас, – вдруг рассудил Тоусен, что вызвало неожиданную растерянность. Слышать подобные слова от этого человека в адрес Айзена, все равно что подвести себя под трибунал. – Я не могу понять, почему хогиоку выбрал именно вас, Хинамори-сан. Вы противоречите тому, какой мир хочет создать Айзен-сама… Вы не брезгаете пути насилия, позволяя внутреннему животному брать над собой верх. Словно Зараки Кенпачи, который живет лишь своими эмоциями и варварскими порывами.
– Ну и что это должно значить? – не без нотки недовольства в голосе уточнила я.
– Кто знает? Быть может, чтобы создать новый мир, нужен тот, кто разрушит старый.
– Хотите сказать, Айзен заставит меня уничтожить основу Серейтея? Меня? – даже если собеседник слеп, я не удержалась от того, чтобы одарить его взглядом в духе bitch please. Сарказм тоже освежил голос. – Я немного не в той весовой категории.
– Мне спокойнее думать, что вы станете слабостью Готей 13, а не Айзена-сама…
Слабостью Айзена?
Похоже, Тоусен и сам сообразил, что взболтнул лишнего, и его слова озадачили меня куда сильнее, чем я ожидала.
С такой точки зрения не то, что никогда не подходила к вопросу, но и вообще не брала в голову возможность подобной альтернативы. Мне бы порадоваться, да только я узнала Айзена достаточно хорошо, чтобы прийти к неутешительному выводу: он не тот человек, который потакает своим слабостям. Он избавляется от них. Выдирает с корнем и сжигает. Даже если Тоусен прав, что вполне возможно… Как только Айзен придет к тому же выводу, меня могут ожидать непредсказуемые последствия. Это только в фильмах любовь спасает мир, в жизни же она разрушает его до основания.
***
Слова Тоусена не выходили у меня из головы до сей поры. Прогрызли мозг, словно черви, не оставляя возможности задуматься хоть о чем-то другом. Мне бы польститься идее, что удалось стать слабостью столь выдающегося человека, только это могло обернуться не предметом гордости, а камнем преткновения. Или, лучше сказать, могильной плитой. В какой миг мужчина решит избавиться от своей слабости? А если не избавиться, то, что еще взбредет ему в голову?
Честно говоря, посмеялась бы над рассуждениями Тоусена, даже над тем немаловажным фактом, что он, пожалуй, понимал Айзена лучше всего. Видел его насквозь, несмотря на слепоту.
Посмеялась бы… не прикажи мужчина Иноуэ Орихиме, которую едва притащили в Лас Ночес, исцелить мою спину от уродливых ожогов. И ладно, если бы речь шла только о восстановлении запретной печати, благодаря которой я, наконец, могла прекратить бесконтрольную потерю накопленной энергии. Он объяснил это даже не жестом великодушия за успешное «обрывание связей» с шинигами, с которыми пришлось скрестить клинки.
– Мне больно смотреть на то, что они с тобой сделали.
Оправдание этим словам помог найти недавний разговор с Тоусеном. Ведь Айзен ненавидел «грех Общества душ», правосудие, которое воздало мне за использование запретного кидо. Только убедить себя в этом теперь было не так просто. Я хотела верить, что пробудила в мужчине по отношению к себе искренние чувства, но… это не роман, где любовь спасет всех. Боюсь, мне предстоит познать всю тяжесть сложившейся ситуации.
Тишина. Полумрак. Даже тени застыли на потолке, в который я смотрела не меньше получаса, вместо того чтобы заснуть. Требовалось отдохнуть, но сна не было ни в одном глазу, от беспокойства я лишь нервно покусывала губу, да перебирала пальцами пододеяльник.
Интересно, откуда они вообще взяли постельное белье?.. Не сами же шили, you know.
Забавно, что вместо переживаний о собственных эмоциях, я тряслась над тем, что же чувствовал Айзен. Потому что, как бы ни пыталась притворяться и убеждать себя в чем-то, руководствоваться здравомыслием, я уже устала врать себе. Я любила этого мужчину. Ненавидела, боялась, желала убить голыми руками, но все же любила. Тоскливое чувство привязанности, упрямое намерение понять его, заполучить внимание, пробудить в нем ответное желание тянуться мне навстречу…
Он лежал рядом, так близко, что, протяни руку, и коснешься его обнаженной спины. Но ощущение, что Айзен был где-то далеко, преследовало по пятам. И я ведь планировала совершенно не это. Не привязываться к нему, не позволять чувствам брать верх, и уж тем более не пытаться понять его. Не после того, как он спокойно оставил меня в Обществе душ, пусть и из-за прихоти Гина. Готовилась, готовилась, а что в итоге?
Цель создание нового мира… или, правильнее сказать, новых порядков, которые напрочь изменят Общество душ. Те, кто встанут на пути его справедливости, будут сметены, но от всех не избавишься, нет причин. Ведь если бы Айзен действительно хотел истребить под корень шинигами, то в битве при Каракуре, которую я помню по событиям, он уничтожил бы капитанов. А не просто оставил бы с тяжелыми ранами немощно лежать на разбитых улицах.
Жертвы неизбежны, это верно. Это суровая реальность. Тогда… почему бы и нет? Почему бы не перевернуть устройство мира? Устройство Общества душ… и быть рядом, когда ты займешь небеса… Если ты до сих пор не убил меня, если протянул руку, то у тебя нет причин обманывать меня. Ведь так?..
Мне было больно… страшно. Всю осознанную жизнь я следовала по продолженной тропе, словно проходила видеоигру с подсказками. А сейчас меня ждала неизвестность. Это страшно, но…
Развернувшись на бок, я подползла к мужчине и, прижавшись к нему, уткнулась лбом в спину. Он шевельнулся, но никак не отреагировал, разве что его дыхание чуть сбилось. Я не знала, что мне делать, от волнения сердце застучало так быстро, словно я готовилась сделать шаг в пропасть. Губы дрожали, слова застряли в горле… дальше дороги не будет… и это совсем не то, к чему я подводила все, но… но…
– Не дай Урахаре Кискэ использовать на себе любое кидо… каким бы слабым оно ни казалось. И… не играйся с Куросаки Ичиго. Пожалуйста…
Словно чеку сорвать с гранаты. Эффект был примерно таким же, пришлось зажмуриться и крепко прижать руки к груди, чтобы успокоиться нервы. Мне казалось, что голова разорвется на части.
Пару долгих мгновений Айзен продолжал лежать, не двигаясь, и я невольно подумала, что он спал и мои слова улетели в пустоту. А затем он обернулся и, задержав на мне ничего не выражающий взгляд, заставил отстраниться. Возникло тревожное чувство, как если бы я сделала что-то не то. Так мы и смотрели в глаза друг другу, словно пытаясь понять, кто кого намеревался одурачить.
Стало даже как-то… уныло. И спокойно. Не знаю почему, но задумчивый, пристальный взгляд Айзена помог мне сфокусироваться на осознании, что теперь не придется метаться меж двух огней. Теперь уж точно. Я сделала то, что сделала.
– Тебе решать, что с этим делать, – смиренно пробормотала я. – Я, как видишь, решила.
Он хотел, чтобы я рассказала ему о будущем, и я это сделала. Со мной или без меня, Айзен пробивался бы на небеса, несмотря ни на какие трудности и опасности. Это его желание, его воля. Моя же воля ограничивалась меньшими амбициями. Всего лишь жаждой быть ведомой тем, кто достоин встать во главе этого мира, за тем, кого я смогу уважать. Я не лидер, я воин… я не готова вести народ, но могу сражаться за него. Даже если это будет всего лишь один человек.
– Я рад… твоему решению.
Почувствовав, как мужчина прижался ко мне, обняв со спины, в первый миг невольно напряглась и обеспокоилась столь… неожиданной реакции. Очередная попытка усыпить мою бдительность? Задобрить?..
Не знаю… Более Айзен ничего не сказал. Его теплое дыхание щекотало шею; рука, что обнимала меня, прижимая к обнаженному телу, окутывала теплом. Так близко… и, наконец, так спокойно. Пусть хоть на несколько часов, минут или мгновений, но я сделала достаточно, чтобы почувствовать себя, наконец, защищенной, лежа в объятиях этого опасного человека. Пожертвовала достаточным…
Я хочу, чтобы ты показал мне свой идеальный мир. И если для этого придется выжигать адским пламенем дорогу для тебя, я выжгу… Стану твоим адским псом и перемелю кости грешников в прах, из которого ты создашь фундамент для нового мира.
