Апофеоз провальной победы

      С неизбежно пришедшей ночью Антона посетил этот сон. Не глупый, не сюрреалистичный, не фантастический, а сладкий, ностальгический, до боли приятный. Светлана, это была она. Почему-то никогда раньше он не видел её во снах. Она сама была, словно чудесное сновидение. Мысли о ней не покидали в течение всего дня, и не было надобности разуму вспоминать о ней по ночам. Что же изменилось сейчас? Стал ли Антон забывать на мгновения о той, которую так любил? Или мыслей в дневное время больше не стало хватать? Как бы то ни было, она приснилась. Красивая, милая и жизнерадостная. Последний фактор оставался неизменным, ведь Князев попросту не знал её другой.       Утром он и не вспомнил, что именно было во сне. Того, что там они любили друг друга и общались о чём-то, уже достаточно в полной мере. Грёзы бывают сильнее и сладостнее реальности, поэтому то самое чувство вернулось с моментом пробуждения. Чувство в груди, называемое любовью. Ощущение, будто сходишь с ума. Эмоции. Они пожелали покинуть Антона, и вот пришли к нему вновь. Не успел он встать с кровати, как безумие охватило его полностью. Если бы не сновидение, это чувство не должно было вернуться. В нём уже нет никакого смысла, но оно его и не ищет. Ему главное дать причину безумия. Светлана, она единственная. Единственная, ради кого он жил, кого любил больше всего на свете. Что теперь делать? Казалось бы, ответ давно найден: просто жить и идти вперёд. Но какой тогда смысл? Пустота, скрываемая за любым действием, не давала покоя. Апофеоз проник во все щели, в каждое значение, и очень сложно, забыв о нём, найти и принять экзистенциальный путь. Этот путь тоже пропитан апофеозом. Его созерцание, возможно, и прекрасно, но этого мало. Обречённость на неполноценную жизнь. Далеко не то счастье, которое требуется сердцу. Оно тоскует в особенности тогда, когда полноценность вот-вот находилась в жаждущих руках. Сойти с ума при таких обстоятельствах недолго, и порою приходит несуразная бессмысленная идея — уничтожить весь мир. Конечно, бессмысленно, но это просто идея. На самом деле, смысл пребывал в самом Князеве, и он знал, что так оно и есть. Даже если источник смысла погребён глубоко под землёй, он жил, процветал и сиял внутри Антона. Бессмысленный смысл с точки зрения апофеоза, но смысл. Вот какой смысл.       Силы покинули Антона, поднявшегося на ноги. Хотелось лечь обратно в кровать и забыться от боли. Но это не выход, она просто так не исчезнет. Желая отвлечься, он направился к выходу из квартиры. Тошнило. В другой комнате на полу валялся без сознания алкоголик, от которого несло водкой и сигаретами. Князев, не удивившись появлению незнакомца, схватил его за руку и потащил к двери. В прихожей о что-то споткнулся. Глянул и убедился: ровное место. Продолжил нести пьянчугу. Открыл дверь, вынес его на лестничную площадку и оставил там, а сам пошёл вниз.       Люди спешили на работу, город жил. Или же делал вид, что жил. Стоило посмотреть на высокие здания и дороги издалека, с какой-нибудь высоты, как возникало ощущение провальной победы. С такой позиции Людская масса становилась массой, её суть оказывалась ясна. На них не отвлекается взгляд, весь он направлен на эти здания. Они навевают Вечность, для этого их создавали. Их окна пусты и беззвучны. Балконы и крыши как уголки необитаемых островов. Подъезды и двери обречены на страдания. Дороги и тротуары ведут в никуда, а если ведут туда, то туда и не надо. Осознание приводит к преисполненности, яркому сиянию очевидности. Пускай здесь властвует апофеоз, это лёгкая ноша. Он дарует свободу, дарует счастье, дарует любовь. Всё создаётся благодаря ему, он нам родной. И даже когда забирает созданное, таковы условия. Он вовлекает в них сам, не спрашивает разрешения. И не надо спрашивать лишний раз «зачем». Он даёт свободу на самостоятельный ответ для каждого, чаще всего однозначный.       Князев шёл по улицам в надежде занять себя делом. Казалось, он ведёт себя не совсем адекватно. Любовь действовала на его движения, делала их неуверенными, неправильными. Замечают ли Люди его великолепную странность? Навряд ли, чужие чувства на то и чужие.       На высокой берёзе сидела блоха, какая-то бабушка подзывала её к себе. Видимо, блоха домашняя. Никто не хотел помогать бедной старушке снять её любимого питомца. Это же просто блоха, в конце-то концов. Но вот появился Антон. Ему приглянулось это бредовое дело, и он полез на дерево за зверюшкой. Она обрадовалась, прыгнула на своего спасителя, и тот вернулся на землю. Передав счастливой бабушке маленькое и чёрное насекомое, он ничего не ответил на их благодарности и направился дальше.       Зашёл в магазин, купил целую бутылку газировки. Выпил залпом на голодный желудок, два полных литра. Прямо у кассы. Нашёлся бы кто-нибудь спросить, вменяем ли он, да никто так и не обнаружился. Продавщица с улыбкой поблагодарила за покупку, остальным было не до него. Тогда он спросил себя сам, но всё было понятно без слов.       Боль в животе заставила добраться до шаурмечной. Купил сырную шаурму, съел так же на месте и только потом увидел, выйдя на улицу, как грузовик приехал с новой партией диких собак. Ожидаемо. Тошнота вернулась с приступом рвоты, и вся непереваренная еда вернулась на свежий воздух. На глазах у собак и их грузчиков. Первые поняли, что с ними собираются сделать, и устроили бунт. За его исходом Князев не стал наблюдать.       Уставшие ноги шли и шли, да всё вперёд. Парк. На дорожке Авдерлинер с Гермафродитом использовали автомобильный глушитель. Откуда они его взяли и для чего? Как будто нормальных мёртвых девушек в городе не осталось. Впрочем, пускай занимаются, чем хотят. Антон прошёл мимо них. Демон сразу заметил его, но не подал виду, склонившись над выхлопной трубой. Каким-то неясным способом он чувствовал то, что вернулось к владельцу. Посмотрел ему вслед. Князев не мог не прийти сегодня туда. Сколько ни пытайся, от любви не убежишь.       У реки, где вновь было сильное течение, тоже не нашлись спокойствие и отвлечённость. Антон сел на землю, чтобы отдохнуть и пронаблюдать за синими волнами. Здесь редко кто появлялся, несмотря на большое население. Река длинная, кто-то обязательно сидел у неё в точности так же в другой части города. Князев понимал, что всё это бесполезно. Сколько бы не помогал другим, не вредил себе, безумие продолжалось. И всё же. Антон снял кроссовок с правой ноги, а за ним и чёрный носок. Схватил большой палец, оторвал длинный ноготь. Вслед за этим ногтем последовали остальные. Не помогло, чтоб его. Поднял штанину на этой же ноге, взял появившийся из ниоткуда острый нож и вонзил в колено. Удар прошёл насквозь. Но и это не помогло. Вынув нож, выбросил его в реку и оделся обратно. Брюки и носки пропитывались кровью. Больно, однако идти не помешает. Антон встал, чтобы пойти туда. Весь день он хотел пойти именно туда.       Был уже полдень, когда Князев пришёл на кладбище. Не составило труда найти место захоронения Светланы. Безымянных могил здесь не возводил никто, тем более зная имя. Возле этой могилы Антона ждал его демон. Неожиданная встреча для владельца, ожидаемая для Авдерлинера. Князев не стал задавать вопросов. Он встал с противоположной от демона стороны земляного холма и подметил, что лопату кто-то забрал. Ладно, можно обойтись без неё. Ждать больше не было сил. Сев на колени, он начал раскапывать землю руками. — Не стоит, Антон, — произнёс демон. — Действительно, сколько можно? Будто что-то изменится, когда ты достанешь её. — Я всего лишь хочу увидеть любимую, — ответил Князев, вяло гребя руками. — Что в этом плохого? — В том, что она уже другая. Ты ужаснёшься при виде этого разлагающегося тела. Я понимаю, тебе приснился сон. Скорее всего. Но что за кровь у тебя на ноге? Ты пытался убить себя? — Нет, просто ранение, — Антон остановился, вцепившись в землю пальцами. — Хотел забыться, но без толку. Скажи, что мне делать?       Авдерлинер удивился. Его владелец обратился за помощью, за советом. Самостоятельно, не дожидаясь. Ранее демон уже говорил, что от него требуется, но тот не слушал. Вряд ли повторение прежних слов заставит его приступить к действиям, в каком бы отчаянии он не находился. Что же ему такое сказать, чтобы он хотя бы успокоился? Авдерлинер не знал. — Если ты не в силах сделать то, о чём я просил тебя раньше, то больше не могу ничего посоветовать, — ответил он. — Ты никогда не успокоишься полностью. Помнишь, что я говорил в СИЗО? — Жить, — сказал Князев. — Конечно, я помню. — Вот именно. Что тогда, что сейчас. Другого выхода нет, ты его не найдёшь. Мне жаль, Антон. Очень жаль.       Антон кивнул головой, поднялся на ноги. Последний раз посмотрел на могилу и пошёл прочь. Авдерлинер от волнения царапал до крови руки. Как бы Князев не сделал что-нибудь с собой ещё. За всю жизнь у него часто возникали суицидальные мысли, но воплощать их никогда не стремился. Даже никогда не вредил себе, однако увиденное заставило демона лишний раз поволноваться за хозяина. Любовь, вернувшаяся к нему, уже никуда не денется, а это ещё больше прибавляло страданий. До этого все чувства к мёртвой Светлане были попыткой вернуть любовь, вернуть эмоции. В конце концов, это произошло, но ни одним из тех способов, которые он испробовал.       На выходе из кладбища Антон увидел Гермафродита. Она сидела на траве и не сводила с него взгляда. Ей тоже было понятно, каково ему, но не знала, как поддержать приятеля. Эту тяжесть нести только Князеву и никому другому.       Если оставить ранение, нанесённое самим собой самому себе, и потом от него умереть, это будет считаться за суицид. Безликий доктор не принимает таких. Не желая подобной участи, Антон отправился в ближайшую больницу, чтобы получить помощь с лечением колена. Собственная жизнь по-прежнему была дорога.

***

      Город далеко не единственное место, где в полной мере наблюдается апофеоз провальной победы. Татьяна Ивановна Климова знала об этом точно, поэтому в один из прекрасных дней поняла, что надо валить отсюда подальше. Она всегда мечтала работать трактористкой и жить в селе, где нет суеты и сумасшествия. Права и навыки для этого были, но семейные обстоятельства вынудили остаться здесь. Пришлось полтора года трудиться в поте лица разнорабочей, чтобы прокормить бедных родителей и подрастающего брата. По прошествии времени отец и мать наладили достаточно высокий для семьи уровень зарплаты, так что отблагодарили дочь за всё добро. Ей было не в тягость, но сердце всегда стремилось к деревням и сёлам. Странная девушка, но родителям это было известно с самого её детства. Когда пришло время, отпустили в свободное плавание и даже пообещали помочь с переездом.       Воскресным вечером, за день до отъезда, она сидела на крыше гаража, принадлежавшего бывшему одногруппнику. Одетая в джинсовую ветровку и спортивные штаны, она завязывала шнурок на кроссовке. Короткие чёрные волосы никогда и ни в чём не мешались ей. Как раз сегодня студенты, с которыми она заканчивала путягу, устроили ежегодную сходку. В этот раз решили повеселиться у гаражей. На крыше находилось ещё трое парней, остальные были внизу. Из двух машин играла какая-то попса, и водители спорили, у кого громче. В руках у каждого были банки дешёвых энергетиков, пиво, сигареты. Смертная скука. Сколько бы Татьяна не находилась в таких компаниях, они ей не нравились. И всё-таки приходила, но тоже от скуки. Весь город был до ужаса скучен, а скука сельская привлекала тем, что раньше она там не была. Хотелось познать что-то новое, а также не видеть больше городских наркоманов и проституток. — Значит, завтра уезжаешь? — спросил севший рядом парень с электронной сигаретой в руках. — Какие-то дела в деревне? — Никаких дел, просто достал этот город, — ответила девушка. — И не деревня, а село. А вообще, убери эту штуку, она меня раздражает. — Тебя всё раздражает, — подметил юноша, так и не убрав вейп. — ЗОЖница ты наша. К слову, что насчёт меня? Я тебя не бешу? — Ты бесишь больше всех. Завтра уеду, махну на всё рукой и заживу счастливее вас всех вместе взятых. — Ну, это мы ещё посмотрим, — усмехнулся собеседник, ничуть не обижаясь на Таню, так как знал её хорошо. — В любом случае, ты всегда можешь вернуться обратно. Решать тебе. А вот про счастье ты ошибаешься, у каждого оно своё, неизмеримое. — Ладно, тут я немного загнула, — призналась девушка, согласившись с этими простыми, но мудрыми словами, которые порой исходят от обычного пролетариата.       За вечером наступила ночь. Встреча выпускников успешно закончилась, все пошли по домам. Пообещали встретиться так же через год, но в другом месте. Татьяна слезла с гаража последней и не спеша направилась к родительской квартире. Ей предстояло в последний раз спать на своём старом привычном диване в любимой комнате. Она была готова расстаться со всеми благами, доставшимся здесь, чтобы добиться чего-то другого. Завтра этот день наконец-то наступит, и умиротворение настигло девушку при очередной мысли об этом.       Дальше всё произошло быстрее, чем ожидалось. Переезд в частный дом, новая работа, дружный рабочий коллектив. Село было небольшим. С двух сторон располагались леса, с двух других — бескрайние поля. Красота, да и только. Редкие прохожие на улицах, свежая природа, крик петуха по ранним утрам у одинокой пожилой соседки. Заготовка дров на зиму, близкий к дому колодец, вдвое больше работы. Всё так, как и мечтала молодая девушка. Всё так.       Пять дней в неделю она ездила на велосипеде к МТМ. Имела там собственный трактор, за которым ухаживала, который чинила. Заметно выделялась среди удивляющихся ей мужчин, но не беспокоилась из-за этого. Выполняла работу на отлично, получала высокую зарплату и жила припеваючи. Даже каким-то образом не закурила и не забухала от такой тяжёлой жизни. Так бы сделал любой на её месте.       И вот минуло два месяца. Таня проснулась от слепящего августовского солнца, пробивающегося через промежуток между шторами. Была суббота, но даже в выходной осталась привычка вставать рано-рано. Девушка приподнялась на кровати, и опустившееся одеяло открыло полностью обнажённое тело. Потянувшись, она встала на ноги и приступила к утренним процедурам.       Оделась, вышла на улицу. В руках держала по два пустых ведра. Спустилась с сеней на крыльцо, с крыльца дошла до колодца, стоявшего у деревянного свежего забора. Набрала воду из шланга, так как современные технологии не совсем отменялись. Оглядела сельскую местность. Пустая дорога из щебня, никого во всей округе. Кто-то мог появиться в любой момент, так же в любой момент и исчезнуть. В домах, оградах или огородах кто-то должен обязательно быть. Большинство ещё спало, малое движение начнётся через полчаса. Лишайная кошка шла по газовой трубе над поленницей у противоположного дома. Петух снова закричал своё фирменное, но, вопреки всем стереотипам, от его возгласа не просыпался никто. Голубое небо было голубым. Природа жила. Определённо не делала вид, что жила. Пусть и молчала, ей и не надо кричать, пошуметь успеет в какой-нибудь там ураган или дождь. Вот только молчание означало ничто. Птицы перелетали с места на места, однако не делали ничего. Лишайная кошка спрыгнула с трубы на поленницу, стала точить когти о горбыль, однако ничего так и не сделала. Вечность и тут доказала свою прямую причастность.       Татьяна улыбнулась прекрасному дню, яркому солнцу, голубому небу, лишайной кошке. Полной грудью вдохнула воздух, вознесла руки кверху и воскликнула с преогромной радостью: — Как меня всё достало!

***

      Невероятное счастье и понимание драгоценной жизни приносит ощущение, будто апофеоз заберёт твою жизнь уже совсем скоро. Хуже всего осознавать это тогда, когда еще не успел насладиться жизнью, когда всё ещё впереди, когда самая важная цель до сих пор не достигнута. На волоске от смерти становится до ужаса страшно, даже с пониманием тщетности всего сущего. Хочется, чтобы было всегда, но оно не будет всегда. Зато всегда будет Вечность. Но это не значит, что жизнь не имеет ценности.       Федосеев Роман Максимович сидел на приёме у терапевта Голубева Ярослава Матвеевича. С трудом выдержал двухчасовую очередь в его кабинет, но выдержал. Врач заметил, что пациент сильно волнуется, усиленно успокаивал его. Выслушав все жалобы, осмотрел проблемный участок. Спокойным и ровным голосом произнёс: — Роман Максимович, я соболезную, но… Вам осталось не больше нескольких дней. — Н-неужели?.. — испугался Федосеев. Он не был готов к тому, что всё так резко изменится к худшему. — Да, это правда. Из-за вашего сдавленного прыща в кровь попала инфекция, которая распространилась по всему организму. Повлиять на это не под силу ни одному врачу. По крайней мере, в России. Мне жаль. — Но это же сепсис, для вас не составит труда его вылечить! Я пришёл вовремя, это ещё ранняя стадия! — О чём вы вообще говорите? Не разбрасывайтесь такими заумными словами, все они явно иностранные, а у нас — суверенитет. Говорю вам, жить несколько дней! Соболезную. — Я знаю свои права, положите меня в палату! Я не хочу умирать! — Аня, выпроводи его отсюда и позови следующего пациента, — обратился Ярослав Матвеевич к медсестре.       Аня кивнула и потащила сопротивляющегося сорокалетнего мужчину к выходу из кабинета. Он кричал о помощи, но никто не собирался проводить лечение. Медсестра вытолкнула его в коридор, позвала очередную бабку с очевидным остеохондрозом и закрыла дверь прямо перед носом Романа.       Страх сковал Федосеева. В единственном месте, где его должны были спасти от болезни, врачи проявили себя с самой худшей стороны. Открыто отправили умирать, не попытались хоть что-нибудь сделать. Куда же ему теперь идти? Температура поднялась снова, третий раз за день. Вернулся озноб, оповестивший о себе вчера. Впервые за всю свою жизнь он столкнулся с таким врачом. Повернув голову, Роман увидел человека, оказавшегося в похожей ситуации.       По коридору, оставляя за собой след из крови, шёл Антон. Он передвигался с большим трудом, и когда закончились лавки для пациентов, позволил себе опереться о стену левой рукой. Князев прекрасно понимал, что умирает, но от того ещё сильнее хотелось продолжать идти. Идти до последнего вздоха. Оказавшись в метре от Романа, он заметил, что тот весь дрожит, а в глазах запечатлелся ужас. Прислонившись плечом к стене, Антон участливо спросил: — Что, тоже отказали в лечении? — Да, отказали. Сепсис на ранней стадии, — пояснил Федосеев. — А тебе даже раны не перевязали? — Ага, — улыбнулся Князев. Странно, что в таком состоянии он мог улыбаться. — Представляешь, меня обругали за то, что я пачкаю пол своей кровью. Тем более, пришёл без полиса. Как же абсурдно. — И не говори… Как теперь быть? — А никак. Остаётся умирать. Ты не заметил, что это всё это заговор? Один большой заговор. Ах, кажется, начинается… — Что начинается?.. — не понял сначала Роман, но после заметил, что Антон сползает вниз по стене. — Погоди, не умирай! Кто-нибудь, позовите врача! — Врач не придёт, — тихо произнёс Князев, сев на пол и всё так же упираясь в стену. — Даже безликий доктор не захочет мне помогать. Ни мне, ни тебе. Всё потому, что я самоубийца, а ты… ты болен… — О чём ты говоришь? Какой доктор? — спросил Роман, сев возле умирающего. — Не умирай, слышишь? Не знаю как, но не умирай…       Роман разговаривал уже с мёртвым. Антон не подавал признаков жизни, не дышал и не двигался. Осознав это, по щекам Федосеева потекли слёзы. Он даже забыл в этот момент о том, что болен сам. Незнакомый человек вызвал много чувств, ведь умер прямо у него на глазах, трагично и больно. Такая же участь ждала и его. Кругом были Люди, не обращающие на это почти никакого внимания. Они ничем не могли помочь. Вечность таила в себе безысходность, и безысходность ходила по коридорам этой больницы. Больницу посещали желающие уберечься от её вердикта, но, как назло, он настигал их именно здесь. Здесь было так же, как и везде. Не было спасительного места на всей планете Земля. Любое спасение означало обман.       Федосеев прислонился к стене и обнял Антона, оплакивая его. Чувство эмпатии было ему очень близко, поэтому просто уйти он не мог. Так прошло много времени, пока не наступил вечер. Все расходились по домам, в том числе и врачи. Когда Голубев вышел из своего кабинета, то нисколько не озаботился трагичной сценой. Даже сложно представить, что у него вместо сердца. В конце концов, пришла уборщица и недовольно высказалась об этих двоих. Из-за Антона ей предстояло убирать засохшую повсюду кровь. Кровь показывала ей средний палец за подобное отношение, но той было наплевать. Роман поднялся, взял на спину Антона и пошёл к выходу.       Сил хватило только для того, чтобы выйти на крыльцо больницы. Температура Романа поднялась до сорока градусов. Казалось, что вот-вот он потеряет сознание. Положив Князева, он лёг рядом с ним. Возможно, в последний раз ему позволено смотреть на вечернее прекрасное небо. Всё тело дрожало, не переставая. Одежда пропиталась потом. Перед смертью он думал о своей любимой семье. Жена и дети сегодня не дождутся его. Как же им без него? До чего же грустно и больно думать об этом. Лучшее вообще ни о чём не думать. Так будет легче.       Апофеоз провальной победы был олицетворён в то мгновение, когда неожиданно всё закончилось и для Романа Максимовича. В восемь часов его не стало. Две драгоценных жизни встретились с друг другом лишь с тем, чтобы отдаться Вечности.

***

      Перечислять присутствие повсеместного апофеоза бесполезно так же, как указывать на повсеместное ожидание. Каждый чего-то ждёт, в ожидании проходят дни и годы. Это так и надо, от этого не уйти. Так будем же ждать, но стараться в то же время не ждать. От ожидания обычно мало что-то меняется. Каждому ясно, что в приоритете действия человека. Правда, всё-таки ради действий возникает вынужденное ожидание. Каждый чего-то ждёт, каждый чего-то дождётся.       Молодой мужчина лежал на надувном синем матрасе, тихо плывя по городскому пруду. Долгов Матвей Платонович работал пилотом в местной авиакомпании. Пользуясь выпавшим на лето отпуском, отправился на водоём. Солнце приятно жгло кожу, восстанавливало ушедший загар. Он как никто другой понимал, что такое апофеоз и ожидание. Что в небе, что на воде и в воде, он всегда чувствовал это. В полёте ожидал, когда закончится рейс и можно вздохнуть спокойно. Удивительно, но у него был страх высоты. Этот страх не исчез даже тогда, когда Матвей стал профессионалом своего дела. Почему же он решил работать пилотом? Да где ж ему знать. Вот и хотелось поскорее закончить полёт, который сам начинал. Ожидание присутствовало и на воде. Вроде бы и отдых, так чего ещё ждать? Правда, чего?..       Вдруг из-под воды вынырнула красивая девушка в чёрном купальнике. Будучи сестрой Матвея, она облокотилась о матрас, глубоко вдыхая свежий воздух. Большая грудь оказалось слишком близко к брату, и он поспешно занял сидячую позу. — Что ты меня так шугаешься? — рассмеялась сестра. — Принимаешь за женщину, да? — Лиза, давай без этого, — отмахнулся Долгов. — Удивляюсь я тебе, задержала дыхание на три минуты. Я бы так ни за что не выдержал. — Выдержал бы, если б плаванием занимался. Я пять лет тренируюсь, ты знаешь. — Молодец. Только какой в этом толк? — В смысле, какой толк? Нравится мне этим заниматься, и всё тут. Кстати, ты не поверишь, что я увидела там, на дне. — Ну и что там? Мёртвый водолаз, закрывающий проход в Африку? — усмехнулся Матвей. — Как ты узнал? — удивилась сестра. — Я взаправду увидела труп, наполовину скрытый в песке. Поговаривают, если его вытащить, вся вода снова уйдёт в другую часть Земли. Он уже сильно сгнил, надо бы его заменить чем-то другим, иначе скелет не сможет справиться с этим. — Ты веришь в весь этот бред? — брат повернулся к Елизавете, не веря собственным ушам. — У кого-то больная фантазия, не бери в голову. В тот раз вода ушла по какой-то другой причине. — Но это не бред, а правда. Даже мёртвая чёрная акула на месте, она как-то фигурировала в этой истории. Не веришь, сам посмотри! — Да ты надо мной шутишь. Я не умею плавать под водой, а доверять слухам попросту нелепо. Если твои слова правда, пусть прямо здесь и сейчас появится огромный резиновый утёнок!       Огромный резиновый утёнок жёлтого цвета всплыл на поверхность. Матвей не нашёл, что на это сказать, поэтому предпочёл словам шокированное молчание. Елизавета улыбнулась и подплыла к утёнку, который был чуть больше её роста. — Тебе бы следовало давно привыкнуть к абсурду, Мотя! — воскликнула она, взявшись за игрушку. — Может, тогда и высоты перестанешь бояться!       Сестра не могла насмотреться на брата. Видел бы он выражение своего лица в этот момент, то тут же бы попытался сделаться серьёзным и спокойным, как прежде. — Заменю им труп водолаза, — сказала она. — Кому ещё сделать это, если не мне?       Девушка задержала дыхание и скрылась под водой с резиновым утёнком. Матвей подумал, что ему и правда следует воспринимать абсурд, верить в него, мириться с ним. Матрас продолжал плыть к противоположному берегу, не уставая нести на себе человека.       Лиза спустилась ко дну пруда. Затолкав ногами разлагающегося водолаза в дыру, тело которого разбухло и посинело от воды, она забила отверстие резиновой игрушкой и убедилась, что ни одна капля воды не уходит в какую бы то ни было щель. Посмотрела на мёртвую акулу и отдала ей честь, сама не зная, почему и зачем, но подсознательно понимала, что у неё при жизни была важная роль. Ощущая нехватку воздуха, возвратилась на поверхность. — Фух, я сделала это! — вынырнула опять же возле матраса Елизавета. — Я спасла наш пруд от осушения! — Поздравляю, — ответил Матвей, так же сидящий на матрасе. — Истинные герои оказываются неизвестны обществу. — Ты мне льстишь, — залилась румянцем сестра и поднялась к брату. — Я всего лишь сделала то, что должна. — Все так говорят, — подметил Долгов и почувствовал, как спина Лизы прислонилась к его. — Эй, что ты делаешь? — Отдыхаю. На матрасе слишком мало места, извини. И кстати, — более серьёзно сказала она, — найди себе девушку. Я вижу, как ты на меня смотришь.       Матвей не хотел, чтобы это всплыло наружу. Сестра для него всегда оставалась идеалом красоты и женственности. Он ждал момента, когда сможет признаться ей. Понимая, что она не заинтересована в нём, он смиренно ответил: — Хорошо… Попытаюсь.       Так очередное ожидание не оправдало собственного существования. Матвей догадывался, что и другие останутся точно такими же — неоправданными и нелепыми. И всё-таки приступил к новому, надеясь на что-то хорошее в своей жизни.

***

      Прошло три дня. Три дня с тех пор, как куда-то пропал Авдерлинер. Гермафродит не беспокоилась из-за этого в первые сутки, мало ли какие у него дела. Но когда и на второй день демон нигде не появлялся, она заволновалась. Они ещё не расставались на такое долгое время. Что-то случилось, что-то ужасное и непоправимое. Собака не хотела думать, что её друг исчез навсегда, но догадки сами посещали умную голову. Ей было известно о принадлежности Авдерлинера Князеву, и пока жив их общий хозяин, с демоном ничего не случится. Но что если Антона больше нет? Только не это!       Собака-гермафродит пробралась в подъезд с вошедшим в него человеком, побежала по лестнице на третий этаж. Найдя нужную квартиру, стала лаять и царапаться в дверь. Никто не открывал. Тогда она поднялась на задние лапы и потянула ручку передними, вошла внутрь. И это несмотря на то, что квартира была заперта на ключ. Что с ней не так, если в неё можно с такой лёгкостью проникнуть любому, кто того захочет?       В квартире было пусто, во всех комнатах. Гермафродит металась из стороны в сторону около получаса, но вскоре успокоилась. Легла на пол и стала ждать. Она верила, что и Антон, и Авдерлинер придут к ней вновь. Только они были для неё настоящей и единственной семьёй, которой она дорожила.       С наступлением третьего дня, утром, Гермафродит поднялась на ноги. Не спалось всю ночь. Подошла к окну, подвинула к нему стул, открыла окно. Подул свежий воздух. Хотелось есть, хотелось мёртвую женщину. Но больше всего хотелось увидеть родню. От отчаяния на глаза навернулись слёзы, и она завыла на всю улицу, высказывая всем свою грусть. Ей ничего не оставалось, кроме как ждать. И она ждала.