Всё вернулось на круги своя,
и нет никого счастливей меня.
©️ «Отбросы»
Громкая музыка в сознание врывается, на кровати подскочить заставляет и глаза распахнуть. «Другая песня», — тут же мелькает в сознании мимолётный проблеск, за который измученный бесконечно поставленными на повтор днями мозг цепляется, как утопающий за соломинку. Сэм на Дина смотрит, который с невозмутимым видом сейчас зубы чистит, потом быстрый взгляд на часы возле кровати бросает. — Среда, — Сэм на выдохе произносит, с таким явным облегчением, что Дин удивлённо брови вскидывает да ухмыляется слегка. Но Сэму плевать на все эти ухмылки и недоумённый взгляд, он с кровати поспешно вскакивает и к Дину подходит. Так крепко его к себе прижимает, что, кажется, слышно, как хрустят в его руках кости Дина. В это объятие он всё своё отчаяние, что терзало последние месяцы, вкладывает. — Сколько же было у тебя этих вторников? — спрашивает Дин. — Достаточно, — выдыхает ему в макушку Сэм. Когда-нибудь он ему всё непременно расскажет, но сейчас имеет значение лишь то, что Дин здесь, что сегодня среда, а Дин… жив. Временная петля разорвана. И напряжение, покоя не дающее все последние месяцы, постепенно отступает, облегчение с собой принося. И впервые за долгие месяцы, что слились в один сплошной поток боли, пустоты и отчаяния, Сэм грудью глубоко вдыхает, не ощущая, как лёгкие при этом разрывает от боли невыносимой, как бессилие при этом сердце мёртвой хваткой не сдавливает. Сэм плечи расправляет, чувствуя, как жажда к жизни возвращается, как мир красками вновь раскрашивается, как звуками полнится. Все эти бесконечные вторники, что он вынужден был переживать смерть Дина всеми возможными способами, а потом и последовавшие за ними шесть месяцев, пока он Трикстера выслеживал, будто изнутри его выжгли, дотла спалили, ничего, кроме пустой оболочки, не оставив. Сэм на что угодно готов был, только бы Дина вернуть. И тут все средства достижения цели хороши были — о последствиях собственных решений думать совсем не хотелось. Но теперь всё это моментально отступает куда-то на второй план, становится абсолютно неважным уже. И пусть Сэму просить пришлось, слёзы глотая да дрожь в голосе подавляя, пусть Трикстер унижаться его заставил, главное, он добился того, чего так хотел неистово. Он путь бы этот весь заново прошёл, если понадобилось бы, чтобы Дина вернуть. Дин улыбается чему-то своему, и в уголках глаз морщинки-лучики собираются. И Сэм понимает, как скучал по нему. Даже по таким незначительным мелочам, и он взгляд от Дина отвести не может — глазами буквально впивается в него. И пальцы, что в рубашку вцепились, разжать не может. Кажется, что стоит отпустить Дина, как морок исчезнет, а Сэм опять останется один на один со своей болью. И Сэм носом по скуле Дина ведёт, чем невольный стон у того вызывает. Он запахом родным, что сразу в себя затягивает, надышаться не может. Губами прижимается к бьющейся жилке на виске, ловя пульс, дыхание задерживая. Он всё еще с трудом огромным верит, что всё это не игра воображения, не шутка очередная Трикстера. Сэм Дина к кровати толкает, над ним нависает да в губы целует. Поцелуем медленным и тягучим, что патоке подобен. Ему насладиться моментом хочется, удовольствие от прикосновений Дина растянуть, с головой нырнуть в захлёстывающие его ощущения. — Дин, — он в губы ему выдыхает, а потом рядом опускается. Голову на грудь укладывает да ровное биение сердца Дина считывает, утопая в этих звуках, прекраснее которых и не слышал, кажется, никогда. — Я так соскучился…