В омуте зелёных глаз

Я знаю, каково это — смотреть в зеркало и ненавидеть то, что ты видишь.

Мгновение, и мир вспыхивает искрами. Одна яркая вспышка, и голова будто взрывается от боли. В ушах звенит так, словно где-то рядом совсем раздался оглушающий взрыв. Но этот взрыв не тишину несёт с собой, лишь жуткий звон, что отдаётся по всему телу, кажется. Сэм уши зажимает, сдавливает виски так крепко, точно пытается кости раскрошить. Но это едва ли помогает хоть немного приглушить звон и унять дикую боль. Эта агония изнутри его раздирает, перемалывает кости в мельчайшее крошево, стягивает в узел тугой внутренности все. Перед глазами мелькают образы. Они столь яркие, столь живые, что хочется лишь глаза зажмурить, только бы не видеть их. Лица всех тех, кто погиб по его ли вине или от его руки. Дьявольский огонь, что пожирает тело Джессики. Яркий свет, что выжигает Кевину глаза. Лежащая в ванной Чарли. И это лишь самые яркие картинки — их куда больше: тех, кого он так и не смог спасти. Все эти невинные совершенно люди, которые погибли в их крестовом походе против сил зла. Они все что-то шепчут, кричат, зовут его, умоляют спасти. Голова вот-вот, кажется, лопнет от заполнивших её голосов. А потом в сознание врывается другой голос: тот, что заполоняет собой всего его, тот, что всегда оберегал от ночных кошмаров, но не нёс их с собой. И этот голос не нашёптывает больше на ухо слова утешения — он только обвиняет. Они все мертвы из-за тебя, Сэм! Это ты виноват! И Сэм кричать готов, готов едва ли не биться сейчас головой о стену, только бы заглушить голос Дина в голове. Но всё бесполезно, тот так давно на подкорку записан, что и не вытравишь его уже ничем оттуда. Хочешь знать, что я думаю? Я думаю, что там должен быть ты, а не она. И Сэм оступается, падает на пол бетонный, не обращая никакого внимания на боль, что прошивает моментально колени. Это всё его вина! Из-за него не стало Чарли. Дин прав был тогда, абсолютно и безоговорочно прав. Чарли убили, потому что именно Сэм втянул её во всё это, именно Сэм никак не мог смириться с тем, что его брат превращается едва ли не в монстра, обуреваемого жаждой крови. Ты монстр! Раздаются в голове слова Дина. И пусть сказано тогда это было лишь на эмоциях одних, Сэм осознавал, что Дин прав. Скольких людей он не спас? Сколько погибло из-за того, что он так и не смог отпустить брата? Ведь это именно он, Сэм, сделал всё, чтобы освободить Тьму. Он не думал тогда совершенно о последствиях, только мысли о том, как избавить Дина от Метки Каина руководили им и толкали на безумные поступки и союзы. Ты монстр. Ты перестал быть собой, и возврата уже нет. Сэм связь с реальностью теряет. Истинные слова Дина перемешиваются с тем, что было лишь происками Руби. Сэм вглядывается в лицо собственное, что расплывается сейчас в зеркале образом нечётким. И пальцы лишь сильнее сжимают ободок раковины, когда Сэм понимает вдруг, кого видит в этом отражении. Монстра! Того, кого в нём видел Дин всегда. Он сам превратился в того, за кем охотился всю свою сознательную жизнь. Стал чудовищем, которому не место на этом свете. И закрыть бы глаза, чтобы не видеть, но это вряд ли поможет. От себя не убежать. Уж кому как не Сэму знать об этом — он столько раз пытался. И каждая такая попытка заканчивалась провалом, он неизменно возвращался к Дину, возвращался к тому, что было в его крови с рождения самого: к Охоте. Вся его жизнь состояла в том, чтобы отправить в Небытие как можно больше тварей сверхъестественных. Но, может, настал тот момент, когда он сам должен отправиться туда? Возможно, мир вздохнёт с облегчением, если его, Сэма Винчестера, больше не будет? Ведь даже Дину он больше не нужен. Тот больше не несёт покой — он только обвиняет, только причиняет боль. Умри. Просто возьми и умри, Сэм. Этот родной, с лёгкой хрипотцой голос вновь врывается в сознание. Голос, от которого, Сэм так явственно сейчас это ощущает, бегут мурашки по рукам. Голос, который причиняет столько боли, сколько не смог причинить ему даже Люцифер своими пытками. И Сэм сдаётся. Он готов вынести все изощрённые пытки этих жалких дамочек в костюмах, но осуждение родного брата невыносимо для него. Он жил только ради Дина. Кроме него у Сэма больше нет никого. И уж если Дин его отталкивает, если Дин велит ему умереть, то так тому и быть. Он разбивает зеркало, отмахивается от боли в разбитых костяшках, на которых тут же выступают алые бисеринки крови. И берёт осколок зеркала — прекрасный способ поставить точку здесь и сейчас, положив конец этой мучительной агонии. Он не достоин совершенно того, чтобы жить.