В омуте зелёных глаз

Ты знаешь, что Сэм и Дин Винчестеры психологически, иррационально и эротически зависимы друг от друга, верно? (с) "Сверхъестественное"

Импала привычно скрипит дверцей, когда Дин выходит из машины. Потягивается слегка, разминая затёкшие мышцы спины и достаёт с пассажирского сиденья пакет из закусочной. За этими бургерами и за салатом для мелкого пришлось проехать ни один десяток миль — в ближайшей к их мотелю закусочной не оказалось совсем ничего, на что упал бы глаз. И Дин даже радуется сейчас, что отец вместе со своим приятелем уехал на очередную охоту. Можно было хотя бы несколько дней, а то и неделю, тут уж как повезёт, не беспокоиться за то, что они снова поругаются с Сэмом. В такие моменты Дин обычно места себе не находил: хотелось вступиться жутко за мелкого, которого привык защищать от всех и всегда, но авторитет отца, незыблемая вера в него не давали даже рта раскрыть. И он вжимался лишь лопатками в стену обычно или подпирал плечом косяк дверной, крепко сцепив руки на груди да кусая губы. Его вмешательство ни к чему бы хорошему точно не привело: отец сорвался бы и на нём, а Сэм бы вряд ли был рад такому заступничеству, слишком уж взрослым себя возомнил в последнее время. Дин лишь выдыхает протяжно и устало ладонью по лицу проводит, вспоминая, как вёл себя Сэм последние несколько недель, что они провели в доме Бобби. Нет, мелкий, конечно, всегда был той ещё занозой в заднице, но Дин привык ко всевозможным перепадам его настроения и научился обходить углы острые, предупреждая любые попытки поиграть на собственных нервах в самом зародыше. Но против всех этих взглядов, прикосновений и недвусмысленных совершенно намёков в разговорах Дин бессилен оказался. Не готов был абсолютно к тому, что мелкий станет пытаться добиться цели своей, в чём бы она там для него не заключалась, путями любыми. И в ход шли всяческие уловки — Сэм явно не брезговал играть грязно. А уж упрямства и упорства младшему Винчестеру никогда не занимать было. И Дин лишь мысленно желал себе удачи и терпения, потому как сдерживать желания собственные становилось с каждым днём всё труднее и труднее. Дин преодолевает те несколько метров, что отделяют его от двери номера — тянуть дальше нет смысла никакого, Сэм наверняка слышал, как он подъехал — и поворачивает несколько раз ключ в замочной скважине. — Привет! — громкий голос точно спотыкается о тишину комнаты. — В этой дыре вообще ничего не оказалось, представляешь, — Дин протягивает вперёд бумажный пакет, источающий сейчас какой-то умопомрачительный запах, и едва ли не слюной захлёбывается, предвкушая, как вопьётся зубами в сочный бургер. — Сэм? — глаза замирают на неестественно прямой спине и напряжённых плечах. — Всё в порядке? — голос ломается помимо воли, а пакет со столь желанной ещё мгновение назад едой дрожащей рукой опускается на столик возле входа. Дин делает несколько шагов до кровати, на которой сидит сейчас Сэм, не реагирующий абсолютно на его появление. И это пугает до жути, заставляет сердце биться чаще и сглатывать шумно. Дин осторожно, точно зверя дикого сейчас спугнуть боится, опускается на кровать Сэма. Матрас прогибается под тяжестью его веса, а пружины слегка скрипят, точно недовольство выражают тем, что их потревожили. — Сэмми? — ладонь опускается на чужое плечо. Дин чувствует, как мелкий вздрагивает едва уловимо от этого прикосновения. Сэм не дёргает плечом, не сбрасывает его ладонь, и Дин позволяет себе дальше пойти, разворачивая его к себе. И тут же замирает, впиваясь взглядом в лицо брата. А внутри моментально зарождается волна горячая, что несёт с собой лишь желание крушить всё вокруг. Глаза, в коих разгорается с каждой секундой ярость и гнев, беспокойно бегают по лицу Сэма, цепляясь за начинающий наливаться лиловым синяк на скуле, за разбитую и слегка кровоточащую губу. Пальцы невольно в кулак сжимаются, а ногти впиваются в ладонь с силой такой, что точно останутся следы. — Кто? — единственное слово, что срывается с губ Дина, будто камнем ухает вниз. И он лишь сильнее стискивает челюсти, до выступающих желваков, до скрипа зубами. Но Сэм лишь головой дёргает в ответ, он явно не намерен раскрывать имя обидчика своего. И, судя по сбитым костяшкам на руках, этот инкогнито тоже не отделался парой ссадин. И Дин уступает, решает не давить на Сэма сейчас. Тот всё равно никогда не умел долго отмалчиваться. Встаёт с кровати и идёт в ванную за аптечкой. И замирает невольно на пороге, прислонившись плечом к косяку дверному, когда ловит на себе взгляд Сэма. В неверном свете уличных фонарей, что проникает в номер сквозь неплотно задёрнутые шторы, ему чудится, что глаза Сэма горят блеском лихорадочным. И списать бы всё на адреналин от драки, но Дину нечто другое в этом видится: тот самый огонёк, что вспыхивал в этом тёплом карем с зелёными прожилками каждый раз, когда Сэм на него смотрел. И он лишь сглатывает невольно, закусывает уголок губы и крепче сжимает пальцами дрожащими аптечку. А потом молча слушает, как шипит сквозь сжатые зубы Сэм, когда салфетка с антисептиком касается его лица. И аккуратно вытирает кровь с разбитой губы, едва сдерживая рвущееся изнутри желание, дабы не прикоснуться к ним в касании лёгком, чтобы ощутить эту соль и металл на губах собственных. И дышать забывает, когда горячие пальцы цепко обвивают запястье, а губы касаются кожи там, где бьётся синяя жилка. И чувствует, как сгорает в этом огне, что горит сейчас в глазах напротив. Он точно в пепел весь обращается, что ветер моментально с собой уносит. И мир существовать перестаёт, есть только дыхание горячее, что опаляет чувствительную кожу. — Сэмми. — Дин выныривает вечность, кажется, целую спустя из этого жаркого марева. — Ты не помогаешь ничуть, — голос хрипит и срывает в шёпот едва различимый. — Ты обещал, помнишь? — Нам надо поговорить, да? — Сэм смотрит на него снизу вверх, вжавшись спиной в кресло в гостиной Бобби и обхватив себя руками за плечи. — Ага. — Дин едва сдерживает улыбку, что так и грозит озарить его лицо сейчас. Он не намерен вовсе читать Сэму нотации или обвинять его в чём-то, не затем сюда пришёл. — Сэмми, — Дин опускается перед креслом на корточки и кладёт ладонь мелкому на колено, — я не буду спрашивать, зачем ты это сделал и что послужило причиной. Но пообещай мне одно, — заглядывает Сэму в глаза, в которых дрожат сейчас слёзы, что готовы вот-вот прочертить себе дорожки горячие по щекам. — Хорошо? — Что не буду больше пить? — голос Сэма на пару тонов подскакивает. — Я не об этом, Сэмми. И не делай вид, что не понимаешь, — Дин всё же не сдерживает улыбку, видя, как заливаются щёки Сэма лёгким румянцем. — Я о другом совсем. — Тебе не понравилось? — едва слышно, закусывая губу нижнюю, выдыхает Сэм. — Так не должно быть, ты же понимаешь? — Дин уходит от ответа, потому как даже себе самому боится признаться в том, как жаждал тем вечером продолжения, как сдерживал себя, дабы не прикоснуться к Сэму, не увлечь его в поцелуй отнюдь не братский. — Диииин, — тянет Сэм, — ты не ответил на вопрос. — Он никогда не упускал шанса уколоть Дина. — Сэмми, — Дин протягивает руку и убирает прядь волос со лба мелкого, заправляя её за ухо и проходясь в касании невесомом по скулам и губам, — это неправильно. — Но ты же хотел этого, — гнёт свою линию Сэм, не желая уступать ни на йоту и сдавать завоёванных позиций. Всегда был слишком упрямым и добивался своего любыми путями. — Хотел, — уступает Дин, понимая, что натиску мелкого ему нечего совершенно противопоставить, ведь тот прав был совершенно. — Но это отнюдь не значит, что мы должны это делать. — Делать что, Дин? — горящие вызовом глаза впиваются в его лицо, словно способны этим на месте удержать. — Желать, касаться… любить? — последнее слово Сэм едва ли не выплёвывает, точно оно обжигает изнутри. — Просто дай мне время, Сэмми, — тихо отзывается в ответ Дин. — Пожалуйста. Дин дёргается от этих воспоминаний, точно его наотмашь ударили, и вырывает руку из цепкой хватки. Отходит к окну и прислоняется лбом к прохладе стекла, упирается ладонями в подоконник, с силой такой цепляясь за него пальцами, точно это единственное, что способно сейчас на месте удержать и не дать провалиться в бездну. — Я так больше не могу, Дин, — врывается в сознание тихий голос, а горячее дыхание обжигает шею. — Ты же тоже хочешь… Я не прав? — зубы задевают мочку уха, пуская горячую волну по телу, что тут же оседает в паху. Дин воздух шумно втягивает и выдыхает судорожно, почти до боли закусывает щёку. А потом поворачивается к Сэму, моментально теряясь в чужом взгляде, что скользит по его лицу сейчас. И что-то ломается внутри него, в крошево разлетаются все те барьеры, что он так тщательно воздвигал внутри себя последние несколько лет. Запрыгивает на подоконник и в сторону колени разводит, притягивая Сэма как можно ближе к себе. И Дина ведёт моментально от этого жара, что окутывает его. И мир рассыпается на части, когда губы его касаются свежих ссадин на лице Сэма, а потом и уголка рта в том месте, где треснула от удара губа. И он ловит на своём лице судорожный выдох Сэма, что будит сейчас внутри все те желания, что так тщательно прятались в подсознании. Длинные пальцы осторожно проходятся по скулам, очерчивают контуры губ и опускаются на шею, слегка поглаживая и путаясь в мягких прядях. И Сэм глаза невольно прикрывает, тянется за этой лаской, сильнее прижимаясь к Дину и буквально впечатывая его в окно. — Всё будет, Сэмми, — шепчет Дин ему в шею. — Сегодня, завтра и всегда…