У него профиль Наполеона, а душа Мефистофеля.
Я думаю, что на его совести
по крайней мере три злодейства.
Пушкин «Пиковая дама».
Вечером, когда после театра Ростов зашёл в Английскую гостиницу, он застал там подобную картину: кругом было много выпивки, стоял запах табака, посреди сымаемой комнаты стоял средних размеров l'hombre стол, атмосфера безразлично пьяного веселья висела в воздухе и была привычно душевной для собравшейся здесь компании отдыхающих, преимущественно мужчин — офицеров, юнкеров, простых солдат, адъютантов и прочих, их было порядка двадцати. Вся эта пьянящая и пьяная обстановка — развязная, забавная, пошлая для Ростова, никогда в прочем не любившего много пить, была удушающей, жутко омерзительной в своем веселье, манящей, но пугавшей в тоже время. Он сразу почти отыскал своего товарища — Долохова среди прочих и устремился к нему. Сегодня утром он получил от Долохова записку со следующим содержанием: «Так как я в доме у вас бывать более не намерен по известным тебе причинам и еду в армию, то нынче вечером я даю моим приятелям прощальную пирушку — приезжай в Английскую гостиницу». Ростов являясь человеком благопристойным, с крепкими жизненными принципами, в особенности касающимися дружбы, не мог отказать в приглашении. Подойдя к приятелю, тот посмотрел на Nicola's своим чистым ясным взглядом, будто ждал его. Ростов подсел напротив него, как раз за ламберный стол. — Не изволишь сыграть партейку? — сказал он, тасуя карты в руках. — Не стал бы, — скучаюше ответил Ростов. — Оно и правильно, со мной многие играть побаиваются. Вот давеча, кажется во вторник, обыграл какого-то штабного офицера на тринадцать тысяч. — И вовсе я не из трусости не хочу с тобой играть. Ты друг мне, Федя. — Так это тем более, стоит сыграть, по дружбе. Чего тебе будет стоить одна партия? — Нет, Федя, — положение финансовое у Ростовых было крайне бедственное в последнее время, управляющий обманывал графа Илью Андреевича из чего тот терпел убыток, к тому же мать и отец Николая привычны были к роскоши и во всём к широкому размаху, они не имели способности к накоплению и экономии средств, а потому лишь тратили их попусту. В последний раз граф дал Nicola's две тысячи и те были на несколько месяцев, так его состояние не позволяло ему жертвовать необходимым в надежде приобрести излишнее, и потому он желал отказать Долохову в предложении, — да и нет у меня с собой. — Так что же, то не беда, я тебе верю. Да за средства́ свои не переживай! — Долохов, к тому же, по дружбе с Николаем знал об страшном разорении их семейства, — Не выиграешь, так отыграешся, выиграешь, замечательно… Ну что скажешь? Его голубые глаза искрили опасностью и азартом. Ростов вздохнул, и взяв стоявшее на столе подле него вино, отпил из бакала. — Ладно, твоя взяла, давай сюда свои карты. — Вот, это, брат, славно, другой совсем разговор. Экой ты молодец, и что же ты, не боишься со мной играть? — Ростов молчал сосредоточенно глядя на карты. — Это, брат, правильно, чего бояться меня, я тебе друг. И Долохов ещё какое-то время потасовав карты стал раздавать, козырем выпала крести, и игра началась. Он заполучил четыре туза во второй трети игры, и признаться, имел сильное желание в следующий свой ход выкинуть их всех и сладостно наблюдать как Ростов будет отбиваться, а точнее не будет и вынуждено возьмёт их себе, колода уже подходила к концу, да и Николай недавно брал карты, не имея возможность отбиться, потому у него их было больше положенного, а тут ещё и тузы! Да, это была заманчивая идея — увидеть остолбеневшего от ужасающей безысходности Ростова, да, это было бы прелестно, но это было не то, помыслив о том чуть побольше, можно было смело прийти к выводу — мысль хотя и смелая, но не гарантирующая в любом случае победы (она была разумеется возможна в прочем, когда карты в руках профессионала, но слишком много переменных, тогда могли выбить победу из рук Долохова). Не смотря на то, что: партия очевидно неумолимо близилась к концу, у Ростова было больше карт (и судя по лицу его те были крайне бесполезны), а у Долохова был опыт, страшная жажда расправы и не метафорически тузы в рукаве, один из которых козырной — туз крести, так вот не смотря на это, было глупо из собственной прихоти сдать Ростову тузы, пожалуй что распрощавшись с победой. Да, конечно можно было бы после отбить туз крести, поставив короля, но на руках, помимо тузов были лишь десятка крести и восьмерка буби — так рисковать было непозволительно. Итак, решил Долохов, пока попридержать тузы при себе. Следующий ход был Ростова. — Не везёт сегодня с картами, — тоскливо пропел Фёдор. — Почём ты знаешь? — спросил Ростов испуганно подрагиваюшим голосом. — Голова у меня есть на плечах, уж мне ли не знать своих карт? — рассмеявшись ответил ему Долохов. Он тонул, Ростов захлёбываться в надменном океане жестоких глаз напротив, и Долохов не спасет его, не бросит спасательный круг, он полностью заслужил это и сейчас расплачивается по счетам за свое везение в любви и неудачу в ней Долохова. Восьмерка уже была крыта и десятка козырная тоже бита, а колода опустела. «У него три карты, у меня пять, » — так рассчитывал Долохов, — «из этих пяти, три туза — черви, пик и крести (буби отбил до этого), король крести, да семерка буби, у него, черт знает, что эти три карты, но последнюю девятку, козырную тот отбил в прошлый ход. Да, черт знает что там у него, но сейчас мой ход и если есть у него козыри, то можно отбиться, » — продолжал он, — «Хорошо бы отбить, то есть скинуть ему карт. Сейчас карт у меня больше, нечего размениваться. Скинуть сейчас ему тузов, не отобьёт, придётся брать, тогда и число на моей стороне, так и будет». Так и поступил Долохов, положив червовый и туз пик смутно раздосадованному Ростову, бедолаге ничего не осталось кроме как взять их, очаровательно, у него уже руки подрагивают, можно было подумать, будто от злости, но то была вовсе не ярость или же гнев, то был страх, чистый жертвенный ужас перед пугающе жестокой, безжалостной кончиной. Вновь следовало ходить Долохову, из трёх имеющихся он выбрал бубнову семерку. «Дьявол, пропало! Королём нужно было, » — в сердцах восклицал Долохов, хотя на вид был удивительно, совершенно спокоен. И тут свершилось то, что человек с роду не державший в руках карт, назвал бы fortuna, но Фёдор сказал — строгий расчет и практика, — Ростов отбил семерку королем буби. Глаза Долохова разгорелись ещё ярче голубыми кострами сжигая ночное небо, вот и всё — всё или ничего. Долохов кладет поверх крестового короля, которого разумеется, отбить нет ни единой возможности. У Ростова семь черт знает каких карт, но Федору наверняка известно, что среди них: два туза червонный и пик, семерка и король буби, а ещё король крестовый и каких-то ещё две, но всё это — ничто. У него в руках одна единственная карта и в ней смерть Ростова. Самодовольно, с холодной жестокостью Долохов кладет перед ошарашенным Николаем козырной туз крести. — Finita la commedia! Вы проиграли граф, — и только лишь произнеся эти холодящие слова, он позволяет себе расплыться в едкой победной улыбке. Люди вокруг стали шептаться, а после и вполную мощь голоса своего обсуждать состоявшуюся партию, говорили — кто, что, но проигрыш Николая, будто бы был известен всем ещё до начала и факт этот никого не удивил. Хотелось, право, расхохотаться Ростову прямо в лицо, заливаясь горячным, кислым смехом отчаяния и торжества от свершившейся мести. Но Долохов, однако, всё же был человеком чести и ценил рамки приличия, да и не получилось бы рассмеяться прямо в лицо незатейливому, молодому гусару, ведь тот спешно, очень смущённый и горький от проигрыша, с собравшимися в глазах слезами, выбежал из комнаты, кажется, направляясь на улицу, прочь из Английской гостиницы, Долохов поднялся тоже. Он вышел на улицу, в след за ушедшим Nicolas, он встретил его на крыльце. Ростов стоял подняв голову к небу, его курчавые волосы временами покачивал морозяший ветер, несмотря на это воздух был жарок, луна в эту ночь светила ярко, видно, скоро должна была сделаться полным кругом. Этот серебряный лунный свет, рассеиваясь падал на бледное лицо его и отражался от тёмных его глаз, в которых уже стояли готовые вот-вот пролиться слезы. Долохов встал, опершись плечом о косяк в дверном проеме. — Когда мне ожидать моих денег, граф? — Завтра, — Ростов старался выговорить это как можно уверенней и небрежней, но от Долохова не утаилось скрываемое отчаяние, — «Завтра» — он хмыкнул про себя, продолжил наблюдать за товарищем и приметил, что тот дорогнув потянулся рукой к шпаге, однако оставил это, постояв, прикрыл глаза, и ослабевшей рукой потянулся к вороту и в нерешительности застыл, будто проверяя себя. Казалось, то ли, вот сейчас, сожмется эта красная обледенелая рука, то ли упадет она в бессилье. Долохов, всезнаючи, медленно отстранился от двери и ленивым, но твердым шагом подошел к Николаю. — Вы с кузиной очень похожи, — нахально начал он, вставая по правую сторону от Ростова, — эти ваши курчавые, темные, — «ростовкие» — заметил про себя Долохов, — волосы и эта глупая, наивная искренность. Да только, в одном в вас отличие, она — ангел, а ты — дурак. «Как смеет он только, говорить, что-то об Соне?!» — вспыхнул Ростов. — Ну-с, — он положил руку на плечо Ростова, — прощаю тебе долг. Долохов трепетно-осторожно снял руку и с подскоком, плавно спустился по ступеням. Совсем оторопев от услышанного, Ростов в удивлении, не сразу смог сообразить произошедшего, он хотел было остановить его, побежать, схватить, но ослабевшие ноги и разум его, желали лишь повалиться тот час же на кровать и уснуть долгим непробудным сном.«Прощаю…»