Sonya

      Долохов был абсолютно раздосадован и опустошен встречею с Соней, он был зол, готов ненавидеть весь мир! Но решительно было не понятно, в чем был виноват весь мир.       Хотя Мария Ивановна, несравненная мать его, как сам он часто выражался по отношению к ней, всегда видела и винила этот несуразно порочный свет в бедах и неудачах, случающихся с её драгоценным сыном. Она же жила в деревне до 1805 года, пока примерный сын её не перевез в Москву, купил на выигранные деньги маленький домик и стал содержать ее и сестру. Мария Ивановна считала своего сына Федю образцом всех человеческих совершенств, но слишком благородным и пылким для нашего нынешнего развратного света. Она и дочь её во всем что случалось с ним, видели всегда несчастье, преследующее только добродетель. В этот самый год, когда произошла дуэль между Долоховым и Безуховым, несмотря на горе, которое причинила матери его рана, был для неё самый счастливый год, ведь всё время выздоровления он лежал у нее и был с нею. «Где же нет того, чтобы молодой человек не имел связи с женщинами? Это, напротив, формирует людей. Ежели Безухов так ревнив, то он должен был прежде показать это, а не после года. И что за низость вызвать на дуэль человека, предполагая, что он откажет. И вот людская справедливость: Безухову ничего не сделали, а Федю судили и лишили чина, » — так причитала она, и в том, что Безухов дрался с Долоховым, видела только новое доказательство людской злобы и порчи света.       Спускаясь по лестнице, он будто шел с несостоявшейся казни, он желал убить или быть убитым. Вся суета дома Ростовых почернела, размылась, он не видал ничего и не хотел видеть, лишь только поскорее убраться из этого дома и не бывать здесь никогда. Всё здесь жило, двигалось, гудело, точно в улье или муравейнике, все обитатели дома сновали туда-сюда, были заняты, говорили. Речь французская, как это обычно бывало, смешивалась с русской и в этой суматохе была и рождалась истиная, покойная жизнь, для всех, кто жил в этом доме она была родна и привычная.       — Comment j'étais en colère contre lui, — доносился из залы скрипучий, толстый голос старого графа Ростова, который вновь рассказывал, какую-то потешную историю музыканту, жившему в их доме с женой, Диммлеру, — Ишь, прохвост, ей богу, думал провести меня на двадцать рублей! — граф и Диммлер расхохотались.       Слуги сновали из стороны в сторону, кто к столу, готовя его к обеду, кто снова на кухню, кто во двор. Старый буфетчик Фома подавал самовар, два молодых лакея, один со двора нес петуха, другой овёс, желая угодить барышне, Мавруша молодая девушка выбежала на дворню по поручению старой, ворчливой горничной. В диванную вбежал дворовой Митька с почтой, мальчишка русоволосый, лет десяти от роду, крестьянский сын. — Графиня, к вам почта! — Славно, поди, поставь на стол. Natalie, ils t'ont apporté un colis, спустись, посмотри! — Сейчас, мамаша, сейчас, — раздался в ответ звонкой голос Наташи.       Из открытой в девичью двери был слышен разговор Веры с портнихой, что позвали из Москвы по случаю того, что Вере пришло приглашение на званый ужин у молодого, чинного и до ужаса скучного князя Доронина, славящегося своими утомительно длинными, но неизменно уверенными речами. — Chérie, quel joli collier! Ах, comment ça brille. — Да, пожалуй в нем, барышня, вы будете ярче звёзд.       Все эти ростовские шумы, звуки, оживления приводили Долохова к неутешительным мыслям. Кто-то верно был виновен во всех его несчастиях.       Центр суеты и оживления сместился ближе к входной двери, тут же появилась и Наташа, уже пребывая в весьма неудовлетворенном расположении духа, всё вновь загудело, слуги сновали около сеней, двери открылись, из них пробилось холодное солнце, послышалась легкая мужская походка, бряцанье шпор и едва различимый звонкий голос, в дверях засияла светлая, курчавая голова Николая. Он был красив, румян с чернеющими усами, на лице его распустилась детская и чистая, манящая улыбка, вокруг он глядел с кокетством красивой молодости, веселым, добрым и открытым взглядом своих честных, тёмных глаз. Так Фёдор и смотрел на него. — А ты? — обратился к нему Ростов.                                           «Вот, что было». — Он сделал Соне предложение.       Как ни мало занимался Николай Соней за это время, но что-то как бы оторвалось в нем, когда он услыхал это. Долохов был приличная и в некоторых отношениях блестящая партия для бесприданной сироты Сони. И потому первое чувство Николая, когда он услыхал это, было озлобление против Сони. — Можешь себе представить! она отказала, совсем отказала! — заговорила Наташа. — Она сказала, что любит другого, — прибавила она, помолчав немного. Сколько ее ни просила мама, она отказала, и я знаю, она не переменит, если что сказала… — А мама просила ее! — с упреком сказал Николай. — Да, — сказала Наташа. — Знаешь, Николенька, не сердись: но я знаю, что ты на ней не женишься. Я знаю, Бог знает отчего, я знаю верно, ты не женишься. — Ну, этого ты никак не знаешь, — сказал Николай, — но мне надо поговорить с ней. Что за прелесть эта Соня! — прибавил он смутно улыбаясь. — Это такая прелесть! Я тебе пришлю ее. — И Наташа, поцеловав брата, убежала.Через минуту вошла Соня, испуганная, растерянная и виноватая. Николай подошел к ней и поцеловал ее руку. Это был первый раз, что они в этот приезд говорили с глазу на глаз и о своей любви. — Sophie, — сказал он сначала робко и потом смелее и смелее, — ежели вы хотите отказаться не только от блестящей, от выгодной партии; но он прекрасный, благородный человек… он мой друг… Соня перебила его. — Я уж отказалась, — сказала она поспешно. — Ежели вы отказываетесь для меня, то я боюсь, что на мне… Соня опять перебила его. Она умоляющим, испуганным взглядом посмотрела на него. — Nicolas, не говорите мне этого, — сказала она. — Нет, я должен. Может быть, это suffisance с моей стороны, но все лучше сказать. Ежели вы откажетесь для меня, то я должен вам сказать всю правду. Я вас люблю, я думаю, больше всех. — Мне и довольно, — вспыхнув, сказала Соня. — Нет, но я тысячу раз влюблялся и буду влюбляться, хотя такого чувства дружбы, доверия, любви я ни к кому не имею, как к вам. Потом, я молод. Maman не хочет этого. Ну, просто, я ничего не обещаю. И я прошу вас подумать о предложении Долохова, — сказал он, с трудом выговаривая фамилию своего друга. — Не говорите мне этого. Я ничего не хочу. Я люблю вас как брата и всегда буду любить, и больше мне ничего не надо. — Вы ангел, я вас не сто́ю, но я только боюсь обмануть вас. — Николай еще раз поцеловал ее руку.