МАЮ
В смешанных чувствах Маю приблизился к воротам Театральной академии, которая принесла ему столько радости и ужаса. Ночной сторож сразу же узнал его, проучившегося в этих стенах четыре года; пришлось сочинить историю про поздний поезд и дорогу пешком. Сторож, господин Йокинен, вероятно, не был в курсе, что Маю больше не является учеником академии, и без долгих расспросов впустил его, даже поинтересовался, не нужно ли помочь с чемоданом, но с собой у Маю оказался только рюкзак. Прежде чем его отпустить, господин Йокинен спросил, не нужно ли разбудить кого из учителей, но Маю заверил, что прекрасно знает, где находится общежитие, и справится сам. На этот раз повезло, попадись кто-нибудь из профессоров, обучавших его, возникла бы неловкая ситуация. Дальше пункт охраны на входе, но здесь его не стали задерживать, знакомый сотрудник охраны кивнул ему, признав в нем ученика, и пропустил в здание. Необычайная удача, что до самого директорского крыла он так никому и не попался на глаза, пока все, кто знал о его приезде, — ночной сторож и сотрудник охраны. Он знал распорядок школы, знал каждый метр, помнил каждого сотрудника в лицо, знал, когда нужно соврать, а когда надавить на жалость, его преимущество — знания. Маю скосил взгляд на наручные часы: двенадцать сорок пять ночи. Профессор Стенвалль должен быть в своих апартаментах заместителя директора, и если это действительно так, то, считай, полдела сделано. Маю знал, что профессор ложится спать глубоко за полночь, читая, готовясь к завтрашним урокам или проверяя домашние задания, но сейчас в самый разгар лета, возможно, он уже заснул. Когда Маю шел по директорскому крылу, его колени тряслись, а тело сотрясала мелкая нервная дрожь, под мышками стало липко. В толстовке и кожаной куртке было одновременно и жарко, и холодно. Он не верил, что вернулся сюда после всего, что ему выдалось пережить, вернулся, зная, что эта тварь, которая прикидывается профессором, намного сильнее его. Но ему нужно отыграть свою роль до конца, иначе ничего не выйдет. Маю буквально прокрался по коридору, мягко ступая в кроссовках по полу, ковровая дорожка скрадывала шаги. К счастью, в этом старинном здании почти не было камер видеонаблюдения, на жилых этажах, по крайней мере, точно. Он привык сжимать в ладони телефон, и сейчас пустые руки было некуда деть, поэтому он просто обхватил себя за плечи. Оказавшись перед нужной дверью, Маю негромко постучал, но ему никто не открыл, и Маю повторил попытку, и, не дождавшись ответа, со скрипом приотворил створку. Стенвалль запирал дверь, только если вел урок, уезжал, отходил куда-то надолго или ложился спать, а, значит, он где-то поблизости и скоро вернется. Маю беззвучно выдохнул: о такой удаче он не мог даже и мечтать! В личных покоях куратора он бывал много раз, и мысленно мог воспроизвести каждый предмет мебели, каждый угол, даже запах хвойного освежителя воздуха, туалетной воды профессора и особый запах академии, присущий некоторым старым помещениям. Сердце так часто колотилось, что Маю дал себе пару секунд, чтобы собраться с духом и взять себя в руки. Нельзя оплошать. Если Стенвалль почувствует его страх, ему крышка. Оставаться внутри небезопасно, но у него был план, как заставить профессора последовать за ним. Апартаменты заместителя директора совмещали кабинет с приподнятым полом и просторную спальню в глубине покоев, неприметная боковая дверь вела в личную ванную, где Маю тоже как-то удалось побывать, когда резко приспичило в туалет после латте. Из освещения горели лишь настенные светильники, погружая дальние стены в темноту. Быстро осмотревшись, Маю поднялся по трем ступеням в кабинет. Мрачный, угнетающий интерьер, все в коричневых, черных и рыжих тонах. Обыскивать тут все было бессмысленно: Стенвалль мог застать его в любой момент, да и все самое ценное профессор всегда запирал на ключ. Он лишь потеряет время. Маю пихнул рюкзак под большой дубовый стол и расположился в профессорском кресле из настоящей кожи, колесики чиркнули по паркету — и принялся поджидать куратора. Это будет твоя последняя ночь, Айнмере. Больше ты никогда не сядешь в это кресло. Профессор не заставил себя долго ждать: не успел Маю еще раз прокрутить в голове план, как дверь открылась, на этот раз более уверенно, и в покои зашел сам хозяин. От входа кабинет отделяло нечто вроде мини-гостиной, поэтому Стенвалль его не заметил. Маю крутанулся в кресле спиной к дверям, закинул ногу на ногу и опустил локти на подлокотники. Видимо, это движение привлекло внимание профессора и его шаги, направленные в спальню, тотчас замерли. Напряжение в воздухе, казалось, можно было почувствовать кожей. — Кто здесь? — раздался низкий голос, пробирающий до костей. Маю медленно развернулся, неподвижно восседая в кресле, как на троне. С этой минуты он не имеет права выглядеть слабым и запуганным щенком. — Ай-яй-яй, как можно, профессор? — откровенно забавляясь, выдал Маю. — Уже глубокая ночь, а вы не в своей спальне. После отбоя запрещено покидать спальни, вы нарушаете свои же правила, профессор. — Майре? — казалось, Айнмере опешил, застав его на своем месте. Его взгляд скользнул ниже и задержался на черной толстовке с Дракулой из старого фильма. — Чем обязан твоему появлению? — О, я здесь ради вас, профессор! У меня к вам несколько вопросов. Я проделал долгий путь и не уйду без ответов. Заметно сбитый с толку, Айнмере все же взял себя в руки и независимым тоном поинтересовался: — Что ж, я весь во внимании. Слушаю тебя. — Стенвалль поднялся по ступеням в кабинет и замер напротив стола, за которым сидел Маю. Взгляд его холодных серо-голубых глаз был прикован к лицу незваного гостя. Одет профессор был просто: в темные брюки и коричневую рубашку с расстегнутым воротом, белые, как снег, волосы были привычно зачесаны назад, открывая уши и жесткую линию подбородка. Едва заметная почти бесцветная щетина покрывала нижнюю часть лица. Рукава рубашки были подвернуты в несколько слоев, обнажая светлую кожу. — Я подумал, что если спрошу у вас разрешения приехать, вы будете не рады, — четко и медленно произнес Маю, чтобы потянуть время. — Это же я сейчас говорю не с профессором, а с тварью, я прав? Айнмере приподнял густую белую, точно седую, бровь. За все время он ни разу не моргнул, сверля Маю льдистыми глазами с крохотными зрачками. — Профессор — тот, чье тело вы заняли, — пояснил Маю. — Он ведь мертв? — Если бы он был мертв, мозг бы тоже умер, и я не смог бы воспользоваться этим телом. Чтобы еще больше сбить с толку Айнмере, Маю резко изменил направление допроса: — Это вы убили Эрика. Вы прислали мне кожу с его татуировкой, зная, что я пойму, и отправили это дурацкое сообщение с угрозой. Вы содрали кожу с человека, только чтобы напугать меня… — Тебе не следовало посвящать в детали доктора Хакола и говорить с ним о нашей природе. В нашу последнюю встречу ты заверял меня, что ничего не рассказал семейному врачу про захватчика, но образец особи попал в его лабораторию. Ты солгал мне. — Это вы забрали образец из лаборатории! — обвинительно бросил Маю, сжимая кулаки на подлокотниках кресла. — Но как вы проникли в сейф? — Я не обязан отвечать. — Мы уже условились, что я не уйду, не получив все ответы. Профессор не знал, но Маю это было жизненно необходимо, получить всю информацию сейчас, ведь после того, что он задумал, спрашивать будет некого. Стенвалль перенес часть веса на одну ногу и сложил руки на груди, уходя в оборону. Маю еще раз невольно обратил внимания, какие накачанные предплечья. Он знал, что профессор ходит в зал, чтобы поддерживать форму и быть в тонусе. Маю продемонстрировал свой отключенный айфон: — Я не записываю наш разговор, если вас это волнует. Вы убили Эрика и Никки, его девушку… а остальные мои друзья? Томас, Маркку… — Ты не должен был заходить так далеко, Майре, — в тоне Айнмере сквозило раздражение, на коже лица и шеи сильнее проступили сухожилия, но выражение оставалось бесстрастным. — Вы убили их всех? Вы их съели? Поэтому их тела не смогли найти? А-а… вы, наверное, уже их и не помните. Сколько человек вы съедаете в год? Чтобы его план сработал, нужно было как можно сильнее вывести Айнмере из себя. — Твои друзья мертвы, ты прав, — после короткого молчания ответил Айнмере. — Они узнали то, что не следовало. Мое разоблачение было под угрозой, я принял меры. Разве ты этого еще не понял? У тебя есть еще вопросы? — Как тварь попала в тело моего отца? — Через ухо, рот, нос — как угодно, через любое отверстие на теле, даже через рану. Особь могла проникнуть в него во время сна — самый простой и безболезненный способ. Теперь, когда Стенвалль начал отвечать на вопросы, Маю решил вывалить сразу все, чтобы не терять времени. — Она может выбраться из его тела? — Раз уж ты здесь, я отдам тебе кое-что. Пришел черед Маю удивляться. Стенвалль подошел еще ближе, заставив Маю слегка отъехать со стулом, наклонился, чтобы открыть один из ящиков стола ключом со связки из кармана брюк. Вероятно, эти ключи он всегда таскал с собой. Нашарив что-то в ящике, мужчина снова запер тот и распрямился. Стенвалль стоял так близко, что Маю почувствовал свежий запах его одежды, пропитанной туалетной водой. Чем бы оно ни было, оно всегда заботилось об этом теле. Стенвалль вложил в его ладонь прохладный обломок, гладкий, из почти черного металла. — Это остатки моего корабля. То, что осталось после крушения. — Да вы прям как Кларк Кент, профессор, упали к нам с другой планеты, только вы не герой, — растягивая слова, произнес Маю, следя за реакцией Айнмере, но тот, похоже, не уловил сарказма. — На корабле проводились эксперименты, одним из которых был я. Эксперимент назывался Цицерон. Также была еще модель особи. Самый безупречный образец из всех. Оскель. Это имя особи, что живет в теле твоего отца. У твоего отца с тем образцом одинаковые волны, резонанс… что-то вроде голоса, своя структура шума, который ты иногда слышишь в голове, свой код, если так проще. Волны имеют свои частоты, с помощью которых мы способны понимать друг друга. И да, мозг настоящего Сатина Холовора еще жив, но Оскель настолько глубоко пустил в него корни, что я уже не уверен, остался ли там хоть процент сознания. А что вероятнее всего, сознание Сатина и Оскеля слилось воедино, что печальнее вдвойне. — Нет. — Оскель использует воспоминания человеческого тела, которое захватил. — Нет!!! Это ложь! В голове мелькали картины спальни родителей, и пространство от пола до потолка, заполненное десятками игл. Лишь одна такая лента могла оказаться смертельно опасной. Маю невольно начал мотать головой, отрицая реальность. — Такова наша сущность, мы захватываем и подчиняем тело полностью. Были и другие эксперименты, гораздо слабее. Этот обломок можешь оставить себе. Ты должен помнить, кто ты. С момента крушения корабля прошло больше тридцати лет, вероятно, особь попала в тело твоего отца, когда тот был еще ребенком, и с тех пор разрасталась внутри. Маю невольно покачал головой, сопротивляясь словам Айнмере. Мужчина стоял в паре шагов, возвышаясь над ним. — Ты спросишь: можно ли освободиться от нее? Нет. За тридцать лет это стало невозможно. Часть тканей давно вросла в тело твоего отца. Это необратимый процесс. Особь стала его частью, клетки особи прекрасно чувствуют себя в его мозге, сердце и абсолютно всех органах. Они образовали одно целое. Можно изъять часть клеток, но невозможно очистить полностью все тело без летального исхода. Ни одна МРТ не выявит эти волокна… это загадка мучает меня до сих пор. Твой отец редко болеет, ведь так? И анализы его все в порядке? Все это благодаря клеткам особи. Наша структура идеально подходит для человеческих тел. Идеальная среда для нашего роста и развития — человек. Почему так? Ученые не исследовали нас как следует. В полукровках, таких как ты и твоя сестра, лишь часть клеток… вы как дефектный товар. Но если бы ты прислушался ко мне, я бы помог развить способности, которыми ты обладаешь. Глядя снизу вверх на профессора, Маю спросил, с трудом совладав с голосом: — Мой прадедушка был исследователем, он изучал породы и структуры, добытые в ходе космических экспедиций. Он мог быть во всем этом замешан? — Могу предположить только, что ему попались клетки образца особи. Но это лишь мои догадки. Я не был знаком с твоим прадедом. — Я видел тот холодильник… Но почему больше никто из школы не знал об этом? Любой, кто вошел бы в морозильный цех… — Подобно тому, как ты создаешь видения и вызываешь ощущения, похожие на паническую атаку, наш вид может синтезировать материальные коконы, куда нет хода обыкновенным людям. — А вы можете объяснить так, чтобы я понял? — Пойдем, я отведу тебя на кухню. Оставь себе, — повторил Айнмере, заметив, как он покосился на обломок, лежащий на ладони. — У меня он провел тридцать с лишним лет. Это часть той жизни, которая меня уже не волнует. Не порежься. Аккуратно удерживая обломок корабля, Маю наклонился и вытащился из-под стола рюкзак. Получив в руки живое доказательство существования тварей, он не мог теперь с ним расстаться. На широком запястье Айнмере блеснул золотой металлический браслет от часов, когда он махнул рукой, предлагая Маю следовать за собой. Все оказалось даже проще, чем думал Маю. Айнмере собирался пойти с ним добровольно. Это твои последние часы, профессор. — Твоего отца зовут Оскель, это настоящее имя твари, что породила тебя. Образец номер три. Я узнал его не сразу. Поэтому я и сделал ту запись голоса, мне нужно было убедиться лично. Мы провели с ним долгие месяцы на корабле, до тех пор пока я не уничтожил команду и не направил корабль на Землю, выведя управление из строя. Наши образцы пережили крушение корабля, остальные, боюсь, что нет. Но это не все. — Почему вы не сказали мне об этом раньше, если знали? — Давай начистоту, наши с тобой диалоги не всегда были конструктивны. — Вам нравится выдавать мне информацию по чуть-чуть, профессор? — получив большинство ответов и слегка расслабившись, спросил Маю. — Чтобы я не соскочил с поводка? А когда вам надо, вы затягиваете удавку. Айнмере запер за ними входную дверь и повел его по коридору к лестнице. — Даже такому, как я, хочется, чтобы на земле был хотя бы один представитель того же вида. Это естественно. — Вам нравится в вашем теле? — Безусловно. — А вот мой отец в ужасе от того, что с ним происходит. — Я ничем не могу ему помочь. Но я могу помочь тебе научиться управлять твоими способностями. Их голоса звучали приглушенно, Маю то и дело оглядывался, боясь, что кто-то их заметит и последует за ними. Айнмере быстро шагал по коридору, достигнув лестницы, легко сбежал по ступеням. Спустя пару минут они уже стояли посреди кухни. Всюду зажигались ночные автоматические лампы. Их окружали холодильники и пустые металлические поверхности. Сама обстановка и блеклое мрачное освещение, как в морге, наводили ужас. От одного вида этого места, которое преследовало его в кошмарах несколько месяцев, Маю стало дурно, он будто попал в собственный фильм ужасов и на этот раз с объектом всех своих проблем. Стенвалль провел его в морозильное отделение, где в основном хранились мясо и рыба. Холодильник, в котором находился пленник, исчез. Как и запасы мяса, развешанные на крюках. Ледник оказался в разы меньше, и вообще было такое ощущение, что это совершенно другое помещение. Только холод был прежним, и Маю вмиг покрылся мурашками. — Но я видел своими глазами!.. — выкрикнул Маю, сам от себя не ожидая такой острой реакции. Края обломка врезались в кожу, но ему было не до этого. От изумления Маю поперхнулся, дыхание сбилось, изо рта вырывался пар. — Это невозможно! Эта комната… Здесь даже не было стола, о который он ударился головой, споткнувшись. В памяти отчетливо всплыли слова Айнмере, сказанные в их последнюю встречу: — «Мне не нужно было ничего убирать». — Я создал непроницаемый кокон, но ты смог проникнуть внутрь сквозь оболочку. Это как слышать механический шум в голове. Обычным людям это недоступно. Ты поймал частоту и проник внутрь. — Но Эрик… он обнаружил это место! Он проник за кокон! — Такое могло быть. Вероятно, я ослабил бдительность, и твоим друзьям удалось попасть в ледник без моего ведома. И это глупая затея стоила им жизни. — У профессора дернулся щека. Оглядевшись, Айнмере снова вонзил в Маю свои глаза. — Я не понимаю, как это возможно… — Кокон? Еще одна способность моего мозга. Сегодня я показал тебе лишь малую часть того, чем обладаю. Это не единственный кокон, который я создал. — Вы убиваете и прячете там свои жертвы… а потом твердите, что ваш вид необычайно сложен! — Так ли хорошо ты знаешь своих друзей? — спокойно заметил Айнмере. — Что это значит? — Маю дрожал от холода, рука, сжимающая обломок, заледенела. Они стояли с Айнмере друг против друга, сверля друг друга глазами. — Вы убили их только за то, что они увидели ваш тайник? Где вы хранили человеческие останки, чтобы съесть их позже… — замершие губы еле двигались, Маю уже не мог скрывать дрожь. — Сколько вам нужно, чтобы насытиться? Ведь больше, чем человеку? Как медведю? — Это был вопрос моей безопасности. Я пытался выжить. Я твердил тебе об этом с самого начала. Наш основной инстинкт — выживание. Я знаю, что мне не место на Земле, но я уже здесь и вынужден сосуществовать с ее настоящими хозяевами. Наш вид так сложен… — Губы Айнмере сжались в тонкую напряженную линию, в мрачном полумраке морозильной камеры его кожа казалась еще более бледной, а радужки же, наоборот, стали похожи на толстый слой льда. Что-то не складывалось, но что — Маю никак не мог понять. Его мозг настолько замерз, что казалось, перестал работать. — Чей — наш? Хищников? Убийц? Плотоядных? — Мир гораздо больше, чем львы и антилопы, Майре. — Я заявлю на вас, — сдавленно процедил Маю, еле шевеля языком. — Прямо сейчас я пойду к директору и расскажу о вас. — Надо отдать должное, его голос совсем не дрожал. Холод стягивал удавкой горло, Маю стремительно терял тепло. Он был более чем уверен, что профессор сейчас не испытывает холода. — Директор в отъезде до конца месяца, — парировал ледяным тоном Айнмере. — Я расскажу кому угодно еще, любому учителю! Меня здесь все любят! Вы не хотите меня убивать, я знаю это! Иначе бы уже давно сделали это. Даже если мне не поверят, начнется расследование… Когда-нибудь станет известно, что вы сделали с моими друзьями и со многими другими людьми… Айнмере отрывисто рассмеялся, в уголках его глаз появились морщинки: — Как же ты наивен! — смех его оборвался, стоило Маю продолжить: — А, может быть, вы хотите меня? Вы всегда хотели меня, поэтому так заботились обо мне. Сожалению, профессор, но у меня есть парень и мы любим друг друга, мне так жаль, — с этими словами Маю шагнул вперед и вскинул лицо, в следующую секунду его губы прижались к бледным, почти бескровным губам Айнмере. Свободной рукой Маю обхватил его за шею и усилил нажим. Мужчина оторопел от его напора, но даже не шелохнулся, крепко стоя на ногах. Короткая щетина царапала кожу. С зажатым в пальцах обломком тыльной стороной ладони он провел по колючей щеке Стенвалля. Он попытался представить, что целует Эваллё, но самообман не сработал, вызвав новую волну паники и отвращения. Холодные жесткие губы раскрылись, впуская его язык. Маю казалось, что он сейчас умрет. Это было самое страшное и ужасающее мгновение этого дня. В поцелуй он вложил всю свою ненависть и боль, проклиная сам этот миг и существование профессора. В голове все застыло от холода. Губы и язык не слушались, однако он продолжал жадно целовать Айнмере, будто хотел растопить его лед. Мужчина так и стоял с открытыми глазами, от этого становилось еще более жутко. Маю прижался к нему всем телом, слегка привстал на мысочки. Айнмере был как скала, твердый и непоколебимый. Стенвалль прикрыл глаза. Наконец их языки встретились, и Маю резко отшатнулся. На мгновение ему почудилось, что это был не язык, а лента, покрытая щетинками. Его почти парализовало от ужаса и холода, пальцы в кроссовках начало сводить. — Больше всего вы боитесь потерять это место, — едва слышно выдавил Маю, дрожа крупной дрожью. — Вы же так дорожите этим телом… А если я расскажу, что это вы меня совратили? Могу закричать… Стоит попробовать? — он не успел отдышаться, в голове слегка плыло. — Вы долго здесь не задержитесь. Как думаете, мне поверят? Мы должны это проверить! Как вам не стыдно? Приставать ночью к ученику! Может быть, поэтому я сбежал из академии! Представьте себе, что начнется! Вот это поворот! Какой будет скандал! Я уничтожу вашу размеренную жизнь, профессор! — у него начиналась истерика. Маю проглатывал окончания, ему не хватало дыхания. Бледно-голубые радужки увеличились и почернели. Впервые ему удалось задеть Айнмере за живое. Эта тварь так дорожила репутацией доброго славного профессора! — Что ты несешь? — наконец отмер Стенвалль. — Спешишь повторить участь твоих друзей? — Попытался схватить его за руку, но Маю увернулся и с силой полоснул его обломком по груди. Айнмере зашипел от боли и отпрянул. Маю бросился бежать. Содержимое рюкзака загромыхало. Сейчас, главное, увести профессора за собой. Его план сработал. — Майре! — окликнул его злой голос профессора. Зажимая рану под рубашкой, Стенвалль понесся за ним. Маю никогда еще так не бегал, его ноги словно не касались пола. Хватая ртом воздух, Маю выбежал в главный холл и тут же бросил на пол припасенный фонарик, который все это время был в кармане толстовки. Эта идея пришла ему секунду назад. По лесу придется бежать в абсолютной темноте. Охранник ринулся на шум, Маю успел укрыться в тени за мгновение до его появления. Спустя минуты Маю уже мчался по территории школы, гравий летел из-под подошв. Вторая часть плана. Шум. Подключаем голову. Стоило представить механический гул в голове, как он тут же возник. Неделя тренировок, пока не начало получаться по щелчку пальцев. Идея возникла, когда Маю впервые услышал резонанс, исходящий от ребенка Рабии. Он чувствовал, что не один здесь, Стенвалль преследовал его. Видимо, пришлось обойти охранника. Маю буквально ощущал волны, исходящие от Айнмере, в собственной голове, как если бы тот пытался с ним общаться на расстоянии, только Маю не понимал языка. Он распознавал высокие и низкие частоты, но не знал, что они значат. Шум уже не казался болезненным. Целую неделю Маю пытался его упорядочить. Высокие частоты говорили об уровне возбуждения. Этого могло оказаться вполне достаточно. Профессор «слышит» его шум, уловил, как частоту радио, а Маю только это и нужно было. Мысленно он заклинал Айнмере следовать за ним все дальше в лес. Подключил высокие частоты, которые получались без особого труда, он был слишком напуган, и шумовые импульсы сами резонировали в голове. Стенвалль не подозревал, что он научился немного управлять шумом в голове, считая, что по собственной инициативе движется за ним в лес. Но у каждого плана была своя оборотная сторона: Маю почувствовал, что достигает своего предела. Из правого уха потекла кровь, и он вытер ее на бегу. Рюкзак бился о спину. Уже приближаясь к лесу, Маю сдернул тот со спины и на ходу дернул молнию и сунул обломок внутрь. Впереди предстояла третья часть. Самая сложная. Маю выбрал самую темную сторону, чтобы никто не заметил его бегущим по территории академии, и теперь с трудом различал что-либо. Впереди смыкался лес, его болотистая часть. В той стороне находился дом лесного смотрителя, и там не было ограждения. Он ощущал, как Айнмере ускорился. Тварь прекрасно видела в темноте — это факт. В человеческом теле она не так стремительна. Маю выжал максимальную скорость и рванул в темные заросли. Ветки хлестали его по лицу и шее, царапали куртку и рюкзак, били по икрам, обтянутым джинсами. Легкие горели. Маю быстро начал задыхаться. Паника не давала ему остановиться и перевести дыхание. Айнмере мог наброситься на него в любой момент. Ошалев от темноты, Маю пробирался вперед едва ли не на ощупь, обдирая ладони о сучки, кору и острые ветки. Из глаз потекли слезы. Так страшно ему еще никогда не было. Напряжение в голове становилось сильнее, из левого уха и носа потекла кровь. Он осознанно уводил Айнмере за собой все дальше в болотистую часть леса. Под ногами захлюпала мягкая влажная почва, один раз он едва сам не угодил в край болота. Дыхание с шумом вырывалось изо рта, Маю вскрикивал и со свистом втягивал воздух. Уши заложило. Зажал ладонью кровоточащий нос, продолжая дышать через рот. Чуть не застрял в кустах, ветки вцепились в рюкзак так крепко, что пришлось рвануться изо всех сил. Маю пошатнулся, с трудом устояв на ногах. Глаза сплошным потоком застилали слезы. Он готов был выплюнуть собственное сердце от страха. А что если его просто разорвет на сотню частей? Не время раскисать. Задача еще не выполнена. Будто слепой котенок, он озирался вокруг, ища условленное место. Эваллё не должен был издавать ни звука, чтобы Стенвалль не узнал о нем раньше времени. Надеяться было не на кого, следовало самому отыскать нужный путь в темноте. Фонарик он бросил в холле. Теперь этот поступок казался полнейшей глупостью. Внезапно кто-то схватил его за руку большой теплой ладонью и резко потянул за собой. Эваллё! Облегчение обрушилось на него лавиной. Зажегся фонарик, и его яркий луч заметался по окружающим их зарослям. Маю крепче обхватил его ладонь. Эваллё стремительно уводил его сквозь лес. Напряжение в голове спало, и Маю смог перевести дух. Стенвалль не мог его отпустить, зная, что Маю может натворить. На это был весь упор. Эта тварь будет преследовать его. Раненый, обозленный Айнмере не оставит его в покое. Эваллё почти тащил его за собой, Маю едва поспевал за его длинными ногами, рюкзак за все цеплялся, лямки норовили съехать, мышцы ныли от напряжения, колени подгибались. Эваллё тяжело дышал, все крепче сжимая его ладонь и не давая упасть. Их бег по лесу сопровождался громким треском, луч фонарика привлекал внимание. Маю вскинул локоть, защищая лицо от хлеставших его веток. Наконец деревья расступились, впереди показался просвет. Эваллё очертил лучом границы прогалины, и взгляд Маю упал на топкое болотце прямо под ногами. Он много слышал об этих местах от других ребят из академии, однажды здесь даже утонул ученик, заплутавший в лесу. Эти болота не любили и обходили стороной даже местные лесники. Именно сюда они привели Стенвалля. Они с Эваллё резко остановились и перевели дух. Маю наклонился, уперев ладони в дрожащие колени. Голова слегка кружилась. Он закашлялся и отхаркнул мокроту. Ладони были все в крови, густая корка на шее и под носом начала подсыхать. Воздух холодил вспотевшую кожу. Ноги так дрожали, что Маю готов был рухнуть на колени. Эваллё вырубил фонарик и разжал его руку. Они достигли финиша. Шум в голове вновь усилился, на этот раз Маю четко знал, откуда он исходит и, словно ведомый кем-то, резко обернулся. Эваллё разумеется ничего не слышал и, наблюдая за ним, повернулся вслед за ним. Маю едва различал происходящее, но глаза быстро привыкали к темноте. Сначала Маю увидел летящую в его сторону ленту, а только потом Айнмере. В темных брюках и рубашке тот почти сливался с окружающим пейзажем — лишь светлая кожа делала его заметнее. Эваллё с силой толкнул его на землю, и Маю с приглушенным звуком повалился на землю, прямо на рюкзак, как жук, опрокинутый на свой панцирь. Лента с глухим стуком ударилась в кору дерева на пару метров выше, высекая щепки. В одно движение Маю скинул рюкзак на землю, два: рывком распахнул главное отделение, три: вытащил электрошокер — как раз в тот момент, когда Айнмере настиг его и схватил за горло. Маю впечатал электрошокер в его щеку и нажал на кнопку. Раздался треск, профессор взвыл и отпустил Маю. Эваллё мгновенно оказался у него за спиной и затянул на шее Айнмере леску. Мужчина схватился за горло, пытаясь содрать леску. Эваллё начал обматывать шнур, ему удалось сделать несколько оборотов, прежде чем Маю отбросил крышку и взмахнул бутылкой, выплескивая моторное масло на Айнмере. Тут из его тела, пропарывая одежду, вырвалось сразу несколько лент-векторов, одна из которых сшибла Эваллё с ног, а вторая выбила пустую бутылку из пальцев Маю. Пальцы правой свело от жгучей боли, и Маю закричал. Оставались секунды, прежде чем профессор разорвет их с Эваллё на куски. Что-то ударило по голове, и Маю едва не потерял сознание. Рядом застонал Эваллё. Маю попытался встать, отталкиваясь окровавленными ладонями от земли. Что-то пропороло джинсы в области колена, и Маю снова вскрикнул. К счастью, Эваллё так и не выпустил катушки с леской из рук, постепенно затягивая удавку. Горло Стенвалля потемнело в месте удушья, но он никак не мог освободиться от лески, режущей его кожу. Айнмере повалился на землю, страшно хрипя и закатывая глаза, он принялся кататься по земле. Вся его одежда и волосы были в масле и тут же покрылись травой и прошлогодней листвой. Эваллё разжал пальцы и отскочил, в этот же самый момент Маю выхватил из рюкзака аэрозольный баллончик и скинул с него колпачок. Профессор бешено бил лентами по земле, окончательно утратив ориентацию. Маю чиркнул зажигалкой в правой руке и нажал на клапан баллончика левой рукой. Руку мгновенно свело, боль пронзила пальцы до самых костей. Полыхнуло пламя, кожу обдало едким жаром. С оглушительным криком он швырнул зажигалку и баллончик в профессора. Земля ушла из-под ног и Маю с высоты своего роста рухнул вниз, словно утягиваемый какой-то силой. Раздался душераздирающий вой. Ничего более ужасающего Маю не слышал в своей жизни: одновременно визжала тварь и ревел человек. Вжимаясь спиной в ствол дерева, Маю зажал уши руками. Он подтягивал к себе колени. Земля готова была притянуть его в любой момент. Крик Айнмере рвал барабанные перепонки. Головокружение усилилось. Отвратно завоняло паленой плотью и волосами. Айнмере быстро обгорал. У Маю вместе с криком вырвался стон, затем плач, и наружу прорвались рыдания. Эмоции разом хлынули. Механический шум в голове перерос в нестерпимую боль. Сжимая челюсти, Маю до крови прикусил язык. Это больше походило на спазм. Нижнюю часть лица сильно свело, и Маю перестал ею управлять. Эваллё подхватил горсть земли и листьев и сжал раскалившуюся катушку, дернул что было мочи. Стоявший на коленях Стенвалль завалился на край болота, продолжая ярко гореть. Из его глотки доносились чудовищные булькающие звуки. Маю заскулил. Сопли скопились в носоглотке, и он начал задыхаться. Эваллё подхватил с земли палку и ткнул Айнмере. В тот же миг он окончательно завалился в болото. Кто-то дернул Маю наверх, заставляя подняться на ноги. Маю протестующе задергался, глотая слезы и задыхаясь. Эваллё. Парень накрыл его челюсти и надавил большими пальцами. Маю не слышал, что ему говорят. Он продолжал скулить и плакать. Стараясь расслабить его челюсти, Эваллё массировал и гладил его по лицу. В какой-то момент Маю ощутил боль, заколовшую тысячами иголочек. Эваллё ни на секунду не выпускал его лица из рук. Наконец ему удалось снять судорогу, и Маю смог открыть рот. В ту же секунду одна из объятых пламенем лент попыталась зацепиться за ближайшее дерево, но Эваллё бросил в нее камень, и лента, задергавшись, упала в болото. Мельтешение огня и черная, страшно изуродованная фигура Айнмере, будто подсвеченная, казалось, навсегда отпечатались на сетчатке глаз. Эваллё подхватил с земли его незастегнутый рюкзак и обнял Маю одной рукой, не давая ему больше упасть. Маю с трудом сдержал рвоту. Минут пять они наблюдали, как догорает тело Айнмере, уже на треть погрузившееся в болотную жижу. Тяжело дыша через рот, Маю почувствовал ужасную усталость. Но нужно было идти. Огонь продолжал полыхать на остатках плоти, волосы сгорели начисто, обнажив почерневший скальп, слезающее лицо превратилось в маску из фильма ужасов. Голое тело превратилось в головешку. Ленты налились темными пятнами, как сгустками крови, и едва шевелились, впустую хлюпая по болотной жиже. От каждого движения лент тело еще сильнее вязло в трясине. Айнмере под тяжестью собственного веса неумолимо погружался в болото. Здесь его не найдут даже поисковые собаки. А в лесу столько болот… Остатки сгоревшего тела сгниют. Эваллё повлек его за собой, удерживая здоровой рукой за плечи, а второй вцепившись в лямку рюкзака Маю. От попытки сдвинуться с места Маю едва не вывернуло. Он готов был упасть на землю и не вставать неделю. Айнмере затянуло уже по грудь, остатки тела медленно догорали, освещая болото вокруг. Ленты едва двигались, копошась в грязи. Маю сам не заметил, как начал рыдать в голос. Его тело билось в истерике. В ушах стоял звон, виски ломило. От запаха горящего человеческого мяса и плоти твари сводило кишки. Еще немного и он обделается прямо в джинсы. Но к счастью, кишечный спазм быстро прошел, стоило ему начать переставлять ноги. Эваллё стремился увести его подальше от вони и болота. Парень тащил оба их рюкзака на себе и при этом прижимал его к своему телу. Наконец сквозь туман в голове Маю расслышал его успокаивающий голос: — Ты молодец, все правильно, вот так… Ты все сделал правильно. Я тобой горжусь. Мы уходим. Вот так. Не торопись. Маю сотрясался от плача, по лицу текли сопли пополам со слезами, и он не пытался их смахнуть. Механический шум перерос в звон и головную боль, которая постепенно сменилась давящей тяжестью в затылке. Обернувшись, Маю увидел, как все еще горящая голова Айнмере погрузилась в болото. Ладони Эваллё были черны от земли и болотной грязи. Парень утер ему лицо и прижался своими губами в порывистом поцелуе. Между их губами протянулась ниточка слюны, у Маю вырвался всхлип. Он сам не заметил, как улыбнулся Эваллё. Болото осталось позади. Скорость их шагов возрастала, дышать становилось все легче. Эваллё помогал ему идти и продолжал бормотать слова утешения. Какое-то время они брели в полной темноте. Эваллё тщательно прощупывал почву под ногами, выбирая куски земли суше и тверже. Неожиданно пелена оцепенения спала, и все тело заломило от боли. Царапины начало дергать. В панике ловя ртом воздух, ведомый Эваллё Маю перешел на бег. Им следовало как можно быстрее покинуть окрестности академии. Голова сильно кружилась, желудок сжимался. Спустя минут десять блуждания по болотам, Маю все же вырвало — и сразу стало легче. Он даже смог надеть свой рюкзак на спину. Эваллё достал бутылку воды и дал ему напиться. Пока Маю утолял жажду, отыскал на земле прочную палку и отдал ему, чтобы он прощупывал почву. Вспыхнул фонарик, и они двинулись дальше. Маю тыкал палкой в землю, пока Эваллё освещал лес впереди и придерживал его за плечо. — С-стой… — прохрипел Маю, трясясь всем телом. — Я н-не могу бежать… Эваллё выглядел здоровее него. Маю с тревогой отыскивал на его теле раны или новые синяки, но, похоже, парень был цел и невредим. — Я н-не знаю этого леса, н-никогда н-не был так далеко, — сознался Маю, он не узнавал собственный голос. Это было первое, что он сказал, придя в себя. — Мы можем заблудиться. Но голос Эваллё звучал так уверенно: — В любом случае завтра выйдем куда-нибудь. В какое-нибудь поселение, а там приведем себя в порядок, отыщем станцию и купим билет на поезд. О, черт! Дай свою руку! Маю нехотя протянул правую руку, по которой пришелся удар лентой и которую прижимал к груди. — Два пальца вывихнуто, — заметил Эваллё и осторожно коснулся его ладони, беря в свои руки. — Я вправлю. Приготовься. Маю на мгновение поднял глаза к небу, мечтая, чтобы этот день поскорее закончился. Раздался хруст, и он вскрикнул от боли. — Еще один. Ты готов? Маю кивнул и сжал челюсти. На этот раз у него вырвалось лишь сдавленное мычание. К сожалению, у них не было ничего холодного, чтобы приложить к пальцам вместо компресса, пришлось оставить как есть. Эваллё внимательно осмотрел его, прощупывая с головы до ног в поисках других травм, но у Маю ныло и болело все тело, и он не мог понять, что еще повреждено. У обоих от жара слегка покраснели ладони, но правую руку Эваллё спас бинт. Маю опустил взгляд на свои ноги. Джинсы ниже колена были изодраны, но ранка на коже уже покрылась толстой корочкой. На голове была огромная шишка, к которой было больно прикасаться. Пока они шли, казалось, он не ощущал часть повреждений, но теперь, когда Эваллё начал его осматривать, боль подкатила с новой силой. Однако они оба были целы, а, значит, нужно было выбираться. Маю не ждал погони, но существовал риск, что их со Стенваллем могли заметить, а уже завтра профессора хватятся. Его машина до сих пор должна быть на школьной стоянке. Он понятия не имел, куда идти и как далеко ближайшее поселение. До самого рассвета они продолжали искать пути в обход болотам, уходя все дальше от академии. Им нужно было идти. Убраться отсюда, пока это еще возможно. Они почти не разговаривали, лишь напоминая друг другу, что нужно идти, и подбадривая. Эваллё освещал дорогу фонариком, ведя его за руку. Маю тащил свой рюкзак, ежечасно прося сделать остановку и жадно глотая воду. После беглого осмотра оказалось, что у них с собой на двоих всего три полуторалитровые бутылки воды, одну из которых Маю уже выпил. Пустую бутылку забрали с собой, чтобы выкинуть где-нибудь в городе, подальше от этого леса. Маю включил свой телефон, чтобы проверить время. Около пяти рассвело, и фонарик им стал не нужен. Вокруг до сих пор виднелись болота. Один раз, зазевавшись, Маю угодил по колено в вязкую болотную жижу, от испуга и неожиданности он громко вскрикнул. Потеряв равновесие, начал уже было заваливаться. Эваллё вовремя схватил его за локоть. Эваллё экономил воду, заверяя, что напьется, как только впереди покажется какая-нибудь деревня. — Прости, я не знал, что эти болота такие огромные, — вздохнул Маю, еле волоча ноги и ощущая буквально каждую мышцу в теле, каждую ссадину. Они шли уже полчаса, как рассвело, каждый занятый своими мыслями, Эваллё, идущий впереди, обернулся на ходу и тут же сразу остановился. Его глаза покраснели из-за сухости и линз, мешки под нижними веками набрякли, губы побледнели. — Цветущий вид… — попытался пошутить Маю, но не вовремя закашлялся. — У тебя волосы поседели, — изумленно выдохнул Эваллё и подошел ближе. Маю быстро настроил селфи-камеру на телефоне и направил на свою голову. Среди отросших черных корней виднелись белые, похожие на парик, седые, с металлическим отливом, волоски. У висков их было больше, целые прядки. Они выделялись даже на фоне его обесцвеченных волос. Маю ощутил лишь усталость. Он не хотел спать, ему нужно было просто лечь. Седина его не пугала, он и так красил волосы. А вот Эваллё выглядел встревоженным. Он сгреб Маю в охапку, как любил делать, и прижал к себе. — Все позади… скоро мы вернемся домой, — мечтая о квартире Эваллё, произнес Маю. Весь пережитый ужас остался позади. — Я люблю тебя, — напомнил ему Эваллё, вызвав слабую ответную улыбку. Он бы не справился без Эваллё. Зная, что тот ждет его рядом с академией, как они условились, он испытывал прилив сил, он верил, что у них все получится. Кроссовок, угодивший в болото, хлюпал не переставая. Джинсы были замызганы до такой степени, как будто он ни один час катался по земле. Грязь подсохла и облепила ноги. Маю непрерывно знобило, и он обхватил себя за плечи. — Тебя кто-то видел? — спросил Эваллё, нарушив молчание впервые за долгое время. Перевалило за полдень, а они оба даже ни разу не сделали привал. — Ночной сторож, который снаружи у ворот, и охранник у входа. Губы Эваллё начали трескаться от сухости, и Маю уговорил его попить воды. Плевать, что этому лесу конца и края не видно, сам-то он утолил жажду. Эваллё требовалась передышка: он всю ночь не спал, а потом они провели много часов на ногах. К счастью, если им суждено провести в дороге еще ночь, с собой был запас батареек для фонарика, также почти полная зарядка на телефоне. Разумеется, никакого сигнала в лесу не было. Маю не мог даже посмотреть, где они находятся на карте. Нет сети. Часа в два они остановились, чтобы перекусить. В рюкзаке Эваллё оказались даже два пирожка с картошкой, на удивление, мягкие и относительно свежие. В лесу было прохладно, а ночью температура падала ниже пятнадцати градусов, за день бы те не успели испортиться. Маю сорвал прозрачную обертку и сунул в рюкзак, не собираясь оставлять за собой даже малейшую улику, хотя едва ли Стенвалля будут искать здесь. Все решат, что он куда-нибудь уехал… возможно. Если бы не его машина на стоянке. Эваллё очистил руки с помощью спиртового спрея и сполоснул чистой водой из бутылки. Он не мог больше терпеть и вытащил линзы, которые Маю тут же пихнул в обертку от пирожка, скомкал и сунул обратно в рюкзак. После чего Эваллё вставил новую пару линз, которой должно было хватить на сутки. — Знал бы, взял другие, — пожаловался парень, но Маю знал, что у Эваллё были только линзы-однодневки, другие он еще не успел получить. — Без проблем, я могу быть твоими глазами и проведу нас, — с наигранным воодушевлением заверил Маю, желая хоть немного облегчить Эваллё дорогу. Зная, что Маю не в себе и совсем ослаб, Эваллё всю ночь вел их через болота в темноте с одним лишь фонариком, прощупывая каждый сантиметр почвы, при этом удерживал его за руку. Ему повезло, что его парень такой самоотверженный и выносливый, в отличие от всех школьных приятелей, которые не могли и часа прожить без своего айфона, комфорта, ванильного капучино, модных шмоток и денег родителей. Маю и сам пытался им невольно подражать, когда перевелся в гимназию. Эрик и остальные ребята из академии были немного другого сорта, более взрослые и самодостаточные… и теперь он вынужден всю жизнь испытывать эту сосущую тоску по тому, что безвозвратно потеряно и чего никогда не вернуть. Съев еще по протеиновому батончику и допив вторую бутылку, они двинулись дальше. Спустя час, болота начали помаленьку редеть, уступая твердой земле. Слегка расслабившись и передохнув, Маю достал электронную сигарету и принялся лихорадочно пыхтеть. Эваллё это не раздражало, на него даже не попадал дым, а Маю смог наконец перевести дух. Хотя бы какая-то частичка реальности. Табак лучше заглушал голод, чем электронные сигареты, но курить сигареты в лесу он не решался. Они оба старались не думать о родных. Прошло меньше двух суток, как Маю исчез из дома — и никто не знал, где он. — Сколько ты уже не спал? — вдруг спросил Эваллё, когда они обходили очередное заболоченное место. — Не помню, ночи две или три. — Трое суток? — почти выкрикнул Эваллё. — Как ты себя чувствуешь? — Я не хочу спать, если ты об этом. Не беспокойся, я в порядке. Только рука болит. А тебе нужно отдохнуть, хотя бы пару часов, мы можем просто сесть где-нибудь, ты опустишь голову мне на колени или на рюкзак… — Да не нужно, я крепкий, — отмахнулся Эваллё и приобнял его за плечи. Маю почувствовал его прохладные губы у себя на виске. Так приятно остужает… — Пряня… — пробормотал парень, щекоча губами его челку. Вечером они остановились на долгий отдых. Эваллё остро нуждался в передышке. Его дыхание сбилось и стало поверхностным, глаза еще сильнее покраснели от напряжения, на лбу проступили капли пота. Маю нагреб в кучу старой листвы, травы и мелких веток, устроим что-то вроде насеста, куда сразу же уселся. Рядом они положили рюкзаки. Эваллё прилег к нему на колени и прикрыл глаза, собираясь отдохнуть пару часов, пока Маю изучал окрестности. В самой гуще леса земля оказалась на удивление холодной, но слой травы и веток делал этот холод терпимым. Эваллё ежился и сжимался в клубок. Недолго думая, Маю достал из спортивного рюкзака джемпер Эваллё, помог поддеть его под бомбер для дополнительного тепла. Эваллё могло морозить от истощения и недостатка сна, но все же Маю проверил его лоб. На их удачу, кожа была приятно прохладной. Маю гладил Эваллё по грязному лицу, пока тот не задремал. Маю не заметил, как погрузился в созерцательно-оцепенелое состояние. Солнце скрылось, время близилось к вечеру. Еще одна ночь в лесу. Эта прогулка начинала казаться бесконечной. Только деревья вокруг, кочки и пригорки. К счастью, болота закончились, сменившись обычным разросшимся лесом. Проснувшись, Эваллё выпил воды, и они открыли пачку печенья. Спустя уже минут пять она опустела наполовину. — Когда ты последний раз принимал таблетки? — спросил Эваллё слегка заторможенным голосом. Синяки под его глазами стали заметнее, губы начали слегка кровоточить. — После афтепати… Я же говорил, что без таблеток я не буду спать. Моя бессонница прогрессирует, думаю, на этот раз я могу не спать неделю, так долго еще никогда не было. — Маю оборвал разговор и начал собираться. Поспешно сунул мусор в один пакет и пихнул в рюкзак, который становился все легче и легче. От резкого движения колени заныли, ступни были как лед уже второй день. — Ты хочешь сказать, что становишься сильнее? — Наверное. Ведь еще несколько лет назад я вообще не подозревал о своих способностях. Но сейчас, когда ты рядом, я не могу рисковать… я не хочу, чтобы тебя мучили кошмары. Я просто хочу обо всем забыть, — на последней фразе он слегка повысил голос и тут же извинился за резкость: — …прости, я устал. Мы уже неизвестно сколько блуждаем здесь… — Да, я понимаю, — обронил Эваллё, закидывая свой рюкзак за плечи. Периодически Маю пытался уловить сигнал и проверял время. Дальнейшая дорога отнимала все больше сил, запасы таяли, как и вода. Эваллё давно следовало сменить повязку на ладони, эта потемнела от грязи, но Эваллё лишь отмахивался. Не выдержав, Маю достал аптечку, которую все время нес Эваллё и которой они пару раз пользовались, продезинфицировал себе руки и заменил бинты на чистые. Передавленные пальцы выглядели немного лучше, чем в начале поездки, отек начал спадать. Также заменил пластырь на рассеченном виске Эваллё — пластырей с собой было навалом. Выглядел он полусонным и вымотанным. Глаза, обведенные тенями, выделялись на посеревшем лице. Взгляд казался рассеянным. Каждый раз при взгляде на парня у Маю сжималось сердце. Он не испытывал и десятой доли той усталости, что сейчас клонила Эваллё к земле. Стемнело. Эваллё зажег фонарик, веля экономить заряд на телефоне. На этот раз его не нужно было вести за ручку, Маю шел чуть впереди, отодвигая редкие ветки с пути. К середине ночи осталось полбутылки воды и немного снеков. Маю не представлял, что обратная дорога займет столько времени и им едва хватит запасов. Эваллё заменил батарейки в фонарике. Линзы и, вероятно, попавшая в глаза грязь причиняли ему море дискомфортно, а чистой воды оставалось совсем немного, чтобы промыть руки и лицо. Чтобы облегчить дорогу, они разговорились, но искусственного оптимизма хватило ненадолго. Возможно, давящая на нервы темнота и скачущий луч фонарика, возможно, ночные звуки леса и не прекращаемый треск почвы и веток под ногами начали действовать как пытка. Неожиданно Маю почувствовал на губах соленые слезы. Невольно он начал возвращаться мыслями к убийству куратора, о чем запрещал себе думать весь прошлый день. Уловив его состояние, Эваллё забеспокоился и начал расспрашивать его, что случилось. — Почему так? Почему не было другого пути? — с надрывом произнес Маю, слыша, как звенит его голос. Это путешествие начало сводить с ума. Непрерывный зуд в опаленных ладонях не позволял забыть о том, что они сделали. Тяжесть совершенного казалась непосильной ношей. Хотелось кричать. Осознание убийства обрушилось на него как снежная лавина. Они уничтожили тело человека, в котором находилась тварь. Но это было тело человека. Он не видел лица Эваллё, опустившего фонарик, но ощущал исходящую от него тревогу: — Тебе жаль его… — констатировал Эваллё. — Мы убили человека. — Маю сглотнул, в горле застрял ком, губы и подбородок мелко дрожали. — Эти четыре года я не думал о нем плохо… это время так сложно удалить из памяти. — Маю, это Стокгольмский синдром, это очень страшная вещь… Маю замотал головой, словно хотел изгнать эти мысли. — Нет, нет, это не так! — Ты освободился от него. Ты должен перестать думать о нем. Все хорошо, его больше нет. — Эваллё нежно обнял его, обдавая теплым дыханием его веки. — Все хорошо, я рядом. Неужели он обрел свободу? Вернуться домой… Начать все сначала и быть свободным? Это возможно? Он победил в себе того запуганного мальчика, бежавшего из академии и все это время жившего в страхе. Неужели это все? И можно больше не бояться? К утру деревья расступились, пошел холодный дождь, сначала заморосил, а потом перерос в настоящий ливень. Ледяные иголочки жалили лицо, ладони мгновенно замерзли. Зуд в опаленных ладонях наконец начал проходить. Маю натянул капюшон толстовки, который лишь изредка снимал с головы, а у Эваллё не было капюшона. Сильный ливень смыл с них грязь и размыл почву до непроходимого болота. Маю уныло брел в паре метров от Эваллё, мышцы горели, хотелось прилечь, но глаза ни в какую не хотели закрываться. Небо, полное кучевых облаков, испещренное и изрезанное, не пропускало луны. По подсчетам Маю в лесу они провели ровно двое суток. Теперь он все больше курил, почти не притрагиваясь к остаткам печенья. Желудок сводило от голода, пыльцы в носках и кроссовках уже онемели. Во время дождя он совсем замерз и непрерывно дрожал. Всю правую кисть дергало, но припухлость пальцев почти спала. Постоянно было такое ощущение, что его били палками, все тело ломило, сильно болели шея и плечи, хотя рюкзак был полупустой. Эваллё упрямо шел вперед, игнорируя усталость и заливающий все вокруг дождь. Дождь вымыл из его глаз линзы, и теперь он едва что-то видел. Маю пришлось взять его за руку и забрать фонарик. Из-за дождя рассвет наступил гораздо позже. С обоих лило потоком, одежда сильно промокла, даже через кожаную куртку, в кроссовках хлюпало, носки были мокрыми насквозь. Эваллё часто моргал, смотря прямо перед собой. Они оба хранили напряженное молчание. Вода и снеки к тому моменту закончилась, и Маю смачивал губы дождем. Лес уходил влево и пролегал вдоль пустоши. Приглядевшись, за равниной Маю увидел шоссе. Резко остановился и обхватил Эваллё руками.