МАЮ
В спальне было слышно их учащенное дыхание, влажные звуки проникновения и шорох простыни. Эваллё быстро и плавно входил в его тело, Маю с трудом сдерживал громкие стоны, чувствуя глубокие толчки — невероятное блаженство. Он уже почти забыл, где они; ощущения сводили с ума, разрывали на мельчайшие заряженные частицы, в голове не осталось абсолютно никаких мыслей, в теле — лишь сокрушающее все удовольствие. Тяжесть тела Эваллё, его жар и запах пропитали все вокруг, наполнили сам воздух в комнате. Они занимались любовью на матрасе на полу, и в этом что-то было, что-то будоражащее кровь. Они словно прокрались в чужой дом, чтобы заняться сексом. Маю обожал эту спальню, которая могла бы стать Эваллё, но Эваллё останется с ним в Финляндии; обожал эту квартиру, куда Эваллё мог бы переехать, но не сделал этого. Нагасаки казался лучшим местом на земле, а сейчас — самым значимым. Из комнаты Тины раздавалась индийская медитативная музыка. Маю только надеялся, что они не слишком шумят. Подушки скатились на пол. Маю запрокидывал голову, сминая затылком простыню. Эваллё шумно вздыхал, от каждого его толчка разум заволакивало волной блаженство, напряжение внутри росло, член Маю, обильно выделяя смазку, упирался парню в живот. Между ягодиц горело, от копчика и вверх по позвоночнику по телу расходилось тепло, грудная клетка взлетала и падала. Это был их последний день в Нагасаки, завтра утром самолет до Токио — и третий страстный секс за неполные сутки. Эваллё с шумом втянул воздух и на мгновение прервался, чтобы изменить угол проникновения: он развернул Маю на левый бок и задрал его ногу, ухватив под коленом. Внутри словно произошла огненная вспышка, превратив все тело в бурлящий котел. Член заскользил еще быстрее и Маю против воли застонал громче. Маю обожал, когда Эваллё руководил процессом, как собственнически вел себя, как страстно овладевал его телом, целовал, как сейчас… Несмотря на то, что он был весь мокрым от пота, задняя сторона шею мгновенно покрылась мурашками, стоило губам Эваллё прижаться к верхним позвонкам. Маю слегка откинул голову назад, и поцелуи сместились. Эваллё ласкал языком его шею, подбородок, мочки ушей, снова шею, заставляя пульс взрываться. Эваллё ускорился, и дыхание окончательно сбилось: у Маю вырывались рваные прерывистые вздохи. Он лежал с закрытыми глазами, по коже струился пот, член болезненно пульсировал. Маю коснулся себя, несколько быстрых движений и они кончили одновременно. Эваллё хрипло застонал ему на ухо, и Маю ощутил его обжигающее дыхание на своей коже. Это было что-то фантастическое. Находиться здесь вдвоем с любимым парнем, с его Эваллё, чувствовать его близость, запах его тела, крепкие объятия… Эваллё просунул руку под его талию, нежно обнял его и притянул к себе, прижавшись губами к задней стороне шеи. Солнце уже садилось. В комнате было слишком душно и по-летнему солнечно, окно нараспашку, штор пока не было. Маю согнул ноги в коленях, повторяя позу Эваллё, и позволил себе расслабиться. Кончиками пальцев задел влажное пятно на белой простыне — спермы оказалось совсем немного. Эваллё игриво прикусил чокер, заставив Маю фыркнуть. Украшение натянулось на шее, и Эваллё разжал челюсти, выпуская бусины изо рта. Потом провел по линии скулы Маю, лаская кожу чуть грубоватыми подушечками пальцев с коротко подстриженными ногтями. Запоздало вспомнил про наклейки на прыщи на лбу и подбородке и потянулся рукой, чтобы снять их. Эваллё, заметив это, фыркнул. Перетянув подушку с пола на матрас, подмял под себя и со вздохом плюхнулся на нее лицом. С тех пор как они прилетели в Японию, они занимались сексом настолько часто, насколько это было возможно. Отчасти благодаря этому Маю сумел немного наладить сон: еще раньше они с Эваллё заметили, что секс способствовал избавлению от бессонницы. Поскольку тетя раньше всех узнала об их отношениях, перед ней демонстрировать их любовь было проще всего. Так чудесно было просто подойти к Эваллё и поцеловать его, и не думать, что их кто-то осудит. С какой же четкостью он помнил каждый проведенный в Нагасаки день, каждую прогулку или поход в магазин, каждый ресторан и место, где им удалось побывать, каждый секс, каждую ночь, пробуждение, завтрак… — Маю закрывал глаза и видел каждое мгновение, словно проживал его ни одну сотню раз. Пожалуй, эти дни стали самыми счастливыми за последнее время. Они с Эваллё сделали множество фото на память; с сестрой и тетей они успели исследовать город, увидеть столько всего! Только сегодня они поднимались по канатной дороге, чтобы увидеть Нагасаки с высоты птичьего полета. Почти полных девять дней они проведут в Токио. Маю не терпелось поскорее оказаться там. В своей жизни он мало интересовался азиатскими странами, они не волновали его, как Фрею, а из японского он знал лишь несколько фраз и отдельных слов, но это не мешало прочувствовать эту поездку душой, насладиться каждой минутой, наполнить себя под завязку новыми впечатлениями. Он едва успевал делать посты в соцсетях и выкладывать фотографии. Ему наперебой писали одноклассники и друзья, но времени отвечать почти не было, он даже родителям слал короткие односложные сообщения. В Токио у них уже была расписана каждая минута. В тот вечер они отдохнули совсем немного и, полежав минут двадцать, начали собирать чемоданы. Все было бы идеально, если бы не кошмары. Они вернулись. С самого первого дня, после бурного и горячего секса, когда он почти сразу заснул. И это было в сто раз хуже, чем раньше. Он даже не сразу смог рассказать Эваллё о содержании снов, настолько они стали зловещими. Казалось, даже будучи мертвым профессор пытается запугать его. Маю был только рад, что может тратить часть ночи на работу и немного учиться: в выпускном классе, особенно в начале учебного года, домашних заданий почти не задавали, и хотя на дистанте приходилось нагонять материал по предметам, на которых он не мог присутствовать, почти все обучение было направлено на подготовку к выпускным экзаменам. Однако помимо участившихся кошмаров произошло еще кое-что. Маю заметил это уже в Токио, когда принялся удалять старые файлы на телефоне, чтобы освободить больше место для видео. С айфона куда-то исчезла запись их разговора с профессором, которую он сделал будучи пьяным, перед тем как пойти в клуб на день рождения Сатина. Эту запись он показывал Эваллё, давал слушать родителям, но она была так хитро спрятана, что найти ее на телефоне было непросто. Удалить случайно он не мог, она была слишком важна — это было едва ли не единственное доказательство против Айнмере. Он трясся над этим файлом, но в то же время боялся делать копии, вернее, он передумал копировать файл на макбук или флешку после появления полиции в их доме: ему казалось, что тебе могут начать обыскивать его комнату, конфискуют технику, будут просматривать данные, выставив его чуть ли не главным подозреваемым. Позже паранойя прошла, и он совсем забыл, что собирался сделать хотя бы одну копию. Пропажа настолько его шокировала, что несколько часов он не мог думать ни о чем другом. Казалось странным исчезновение файлы после смерти профессора, словно его дух забрал все важные данные с собой. Они уже вернулись в номер гостиницы, когда он обнаружил пропажу. — В следующий раз, когда ты снова прилетишь в Нагасаки, у нас уже будет кровать или диван, — сказал Эваллё, продолжая ранее начатый разговор, и Маю машинально кивнул, думая о своем. Он долгое время искал файл на телефоне, и уже начали болеть глаза. — Да, точно. Кровать, отлично… — Все в порядке? — парень встал напротив окна, загородив закатный свет, и Маю поднял глаза. — Что-то случилось? Как стемнеет, они собирались вместе с тетей и Фреей пойти гулять по Токио. Парень уже переоделся в удобный спортивный костюм от GAP кофейного цвета, который так шел к оттенку загара Эваллё и его темным волосам и глазам. Точь-в-точь такой же костюм, только белого цвета, Маю надевал в аэропорт, когда родители улетали на Сейшелы. Жарковато для погоды в начале сентября в Японии, но вечером обычно было прохладнее. Сам Маю сидел на незаправленной постели в одних темно-синих боксерах, с чокером-подарком сестры на шее и телефоном в руках. Он перенял привычку Эваллё расхаживать по дому полураздетым, а теперь еще выставлял татуировку напоказ. В номер постучали, и за дверью раздался голос тети, просящей разрешения войти. На тете было одно из ее любимых льняных платьев-балахонов; она уже была накрашена для похода в ресторан и прогулки по вечернему Токио. — Ох, ну и страсть ты себе набил, — поскольку он был без майки, сразу же заметила Тина, покосившись на его татуировку. — Да еще такую огромную. — Это память об Эрике. Дело не в эстетике. — Да, я все понимаю, но можно было сделать хотя бы размером поменьше. Маю, я правда не знаю… Выглядит жутко. Не пожалеешь? Тетя была права: сколопендру нельзя было отнести к разряду бабочек и цветочков, но во время сеанса у тату-мастера он получил мрачное болезненное удовлетворение от каждого укола иголкой, напоминавшей о том, что произошло, и о том, что об этом никак нельзя забывать. Узнав о его затее заранее, родители наверняка бы попытались отговорить его, но ему было восемнадцать и никто не мог запретить ему наносить на свое тело те татуировки, которые он хотел. А эта сколопендра была его терапией, он словно выжег память об Эрике на собственной коже и эта память останется с ним до смерти. — Как по мне, смотрится очень даже круто, — вступился за него Эваллё, и Маю через силу улыбнулся, встретив его полный любви и нежности взгляд. — К тому же за первый час уже было больше тысячи лайков. Тина лишь усмехнулась, она не сомневалась, что Эваллё встанет на его защиту. Однако Эваллё был бы не Эваллё, если бы не начал тут же строить из себя клоуна. — Куисма написала, что Маю выглядит сексуально, — хихикнул Эваллё, и Маю демонстративно возмутился. — Разве ты не должен ревновать? — одними губами зашептал Маю. — Конечно, это кошмар, что Эрика и девочку так и не нашли. Прекрасно понимаю, что испытывают родители бедных детей, — на этих словах тетя многозначительно посмотрела на них с Эваллё. Маю лишь кивнул, ему до сих пор было не по себе от того, что он заставил родных волноваться, хотя поначалу вообще не был уверен, что захочет возвращаться домой. Обдав ароматом своих духов, тетя чмокнула его в макушку и потрепала по голому плечу. — У поисковой группы даже не было зацепок, поэтому пришлось свернуть поиски, — спокойнее, чем ожидал, произнес Маю, в глубине души он знал, что сполна отомстил за Эрика и Никки. Что произошло с остальными ребятами, Маю догадывался, но старался об этом не думать. В конце концов он был не многим лучше Айнмере, покрывая чудовище и обманывая полицию. — Ладно, собирайтесь. Сегодня я угощаю. — Тина еще раз обвела их с Эваллё взглядом и коснулась чокера на шее Маю: — Что за красота! Парные украшения? — Только заметила? — фыркнул Эваллё и протянул ему спортивные серо-розовые брюки с разноцветными штанинами, в которых он ходил почти все время в Японии и которые он отыскал в ворохе подаренной одежды. Тетя зашла поторопить их с Эваллё. Фрея еще собиралась. Маю поднялся с кровати как сомнамбула и отложил телефон. В конце концов, ничего поделать он не мог. Оставалось только принять исчезновение записи как факт и смириться с этим. На мгновение он выпал из счастливой реальности. Упоминание Эрика тетей и пропавший файл заставили сердце резко колотиться. Похоже, не так просто вытравить из себя Айнмере, как будто тот уже давно отравил его и этот яд теперь ничем не выжечь. Тина была в курсе, что он бросил академию из-за профессора, который по легенде вызвал у Маю жесточайшую депрессию и расстройство сознания, которое повлекло странную способность вызывать у жертв галлюцинации и вводить в состояние, близкое к панической атаке. Вместе с Тайсто и родителями они придумали историю, дабы уберечь его, о том, что Стенвалль владел высочайшим уровнем гипноза, чему обучил и Маю, вложив ему в голову стремление к насилию. Она знала, что все эти ночные кошмары, необходимость принимать антидепрессанты, бессонница и прочее — все это связано с Айнмере, но не знала, что в действительности произошло с Эриком, так же она не подозревала о гастрономических предпочтениях профессора Стенвалля. Легенда звучала до того убедительна, что, просыпаясь от очередного кошмара, Маю представлял, что это правда. Он часто жалел, что это ложь. В случае раскрытия преступлений профессора, они бы рассказали эту ложь, а Эваллё бы все подтвердил, как человек, с которым Маю делился самым сокровенным. Тогда Маю получил бы официальный статус жертвы, и никому бы и в голову не пришло связывать его со смертью школьного учителя.* * *
Маю застыл посреди ледника. Жуткий холод мгновенно впился в кожу, закрался глубже, пробираясь до самых костей. Волоски на теле встали дыбом. Опустил взгляд: на нем лишь форменная толстовка с нашивкой академии и брюки. Маю попытался закричать, но не смог. Дыхание сбилось, а крик застрял в горле. Прямо напротив, у металлического стола, об угол которого Маю ударился при падении, засучив светло-голубые рукава, стоял профессор Стенвалль в своем излюбленном преподавательском костюме без пиджака, в рубашке с шерстяной жилеткой. Он разделывал Никки: ее обнаженное мертвое тело лежало на столе. Свалявшиеся длинные русые волосы, свешивались с края. Маю уставился на бледные мускулистые руки, покрытые яркой кровью. Вверх по пищеводу поднялась горечь. Стенвалль взглянул на него своими льдисто-блеклыми глазами. Этот человек умер! Они с Эваллё убили Айнмере на болотах! Напряженную линию окровавленного рта смягчила улыбка. Профессор поднес палец к губам, призывая к молчанию. Маю, будто замороженный, с трудом пошевелился и заморгал. Тут же ледник сменился безупречно-чистой кухней, куда отвел его Стенвалль в их последнюю встречу. В следующее мгновение перед глазами снова возникла чудовищная картина и оскал профессора, стоящего над телом Никки с огромным мясницким ножом, таким, чтобы отрезать руки и ноги. Он видел обе реальности, кокон: его изнанку и внешнюю сторону. Неожиданно все заволокло кровавой пеленой. Маю почувствовал, что не может пошевелиться. Он медленно опустил взгляд и понял, что у него нет ног, лишь окровавленные культи. Хватая ртом воздух, Маю подскочил на постели и оказался прямиком в объятиях Эваллё. Первые мгновение он не понимал, где находится. В академии, дома, в Нагасаки или в Токио? Чудовищное чувство дезориентации и утраты точки опоры. Снова и снова это ощущение: словно во сне Стенвалль был жив, он вернулся после своей смерти, вернулся, потому что не все сделал, вернулся за Маю, чтобы отомстить. Этот сон повторялся так часто, что Маю казалось, он уже пережил с десяток возвращений профессора. — Тихо, тихо, тихо, — Эваллё шептал, прижимаясь губами к волосам. — Все было таким реальным, — простонал Маю, сдерживая слезы. Он весь вспотел, до самых пальцев ног, простыня под ним была вся мокрая. Позволив себе еще немного побыть в надежных руках Эваллё, Маю слегка отстранился: — Но разве ты не видел? Во сне я себя не контролирую, я как-то передаю эти кошмары любому, кто спит рядом. Это происходит бессознательно. — Да, я знаю, но я проснулся сразу, как ты застонал во сне. Сейчас я сплю очень чутко. Сам сон длится всего несколько секунд. Вероятно, я успеваю проснуться до этого момента. Возможно, пару раз я видел что-то… — Понятно. — Ответ Эваллё невероятно обрадовал, но и смутил одновременно: как они вообще будут жить, если он так и не научился контролировать себя во сне. Если в сознании он может заставить кого угодно, за исключением себе подобных, видеть любые ужасные галлюцинации, вынуждая человека испытывать паническую атаку, то во сне все происходит помимо его воли. — Прости, что я бужу тебя. Но если я смог разобраться с тем, как действует моя сила, я пойму, как… — Все хорошо, успокойся, — прервал его Эваллё. — Уж какой-то дурацкий кошмар я переживу. Просто не думай об этом. Дай себе отдохнуть, — Эваллё помог ему улечься и устроился рядом, опустил горячую ладонь Маю на грудь. Маю никогда не забудет реакцию Эваллё, когда это произошло впервые. В тот день, когда Маю чуть не угодил под колеса и когда разбил телефон. Это было ужасное утро, ему казалось, что Эваллё теперь будет его ненавидеть. Любой бы другой на месте Эваллё не стал бы это терпеть, но Эваллё прошел с ним через ад и был сейчас рядом. Ласковые пальцы зацепили чокер на шее, очертили его контур, погладили ключицы. Пальцы Эваллё украшало несколько колец, в том числе подаренный на день рождения перстень; на ногтях было прозрачное покрытие с редкими черными акцентами: крохотными смайлами и иероглифами. Перед самым отлетом Аулис сделала Эваллё брови, и теперь Маю мог любоваться их совершенной формой. — Этот период обязательно пройдет, — заговорил парень. Его тихий мягкий голос приятно обволакивал. — Твой разум пытается перестроиться, после того как мы уничтожили тварь. Кошмары у тебя начались только в Японии, до этого все было хорошо, значит, тебе еще нужно время. Просто дай себе время адаптироваться. За меня не беспокойся. Всем людям снятся кошмары, у меня нет такой эмоциональной привязки к нему, как у тебя, я не настолько его боюсь, поэтому какой-то сон не имеет для меня значения. Объяснение Эваллё казалось логичным, и Маю сумел немного расслабиться. К сожалению, насколько он теперь это понял, секс помогал ему погрузиться в глубокий сон, но не избавлял от кошмаров на все сто процентов. Это было необычно: твари не испытывали сексуального влечения по словам Айнмере, тем не менее, будучи одним из них, он будто успокаивал какие-то свои инстинкты после секса. Слишком многого он еще не знал, он словно дрейфовал в безбрежном океане вопросов в поиске ответов на них. — Я попробую АСМР. Помогу тебе заснуть, — прервал его мысли Эваллё. — Закрой глаза. — Эваллё дотронулся до его лба и, едва касаясь кончиками пальцев, провел линию до подбородка. Парень оперся на локоть для удобства, водя свободной рукой по его волосам и лицу, он лежал совсем близко, Маю согнул ногу под одеялом и прижал колено к ноге Эваллё. Они уже вычислили, что постукивание по поверхности действует на него расслабляюще как ничто другое. В Японии Эваллё начал пробовать другие способы: поглаживания, перебирание волос, чтение шепотом, влажные звуки ртом, шуршание и шорохи — все это, конечно, не имело такого же эффекта, как постукивание, но они продолжали пробовать. — Сатин сам научился менять цвет глаз, — прошептал Маю, — это значит, что со временем я тоже разберусь, как работает сознание во сне. — Видимо, твой мозг не нуждается во сне, во всяком случае, в регулярном. Такое тоже может быть, — пожал голым плечом Эваллё. — Это бы многое объясняло. — Нет уж, представь, ужасно опасную тварь с супер-прочной оболочкой, выдерживающую сильные температуры. У этой твари есть мозг. А люди ее излюбленная пища… да чтобы еще она не нуждалась в отдыхе… это как-то чересчур, не кажется? — Маю даже слегка рассмеялся такой чудовищной перспективе. — У всего есть слабые стороны. — Айнмере не говорил мне о них. — Но мы же убили его, а это о чем-то уже говорит. На этом Маю затих, просто наслаждаясь ощущениями. Эваллё водил по его шее, легонько постукивал, чертил узоры, оставлял едва ощутимые поцелуи. Маю казалось, он плывет на волнах блаженства. Затем Эваллё начал повторять триггерные слова и фразы близким липким шепотом, и Маю снова начал засыпать. Перед тем, как окончательно погрузиться в сон, он почувствовал на своем лице горячее дыхание Эваллё и нежный поцелуй на губах. Маю четко видел под плотной полупрозрачной оболочкой твари-Стенвалля раздутое лицо мертвеца — лицо Эрика. Словно кто-то запихнул человеческое лицо под кожу медузе. В какой-то момент их взгляды с Эриком встретились, и Маю отшатнулся, оступился и упал на спину. Огромное тело твари выросло до размеров медведя, длинные ленты цеплялись за стволы деревьев. Мертвая впивалась в него невидящими поблекшими глазами под слоем слизистой оболочки. Бескровные губы Эрика зашевелились, и Маю закричал, но из связки не выдали ни звука. Между губ мелькнул почерневший язык. Маю резко сел и отвернулся, чтобы не видеть этого ужаса. С другой стороны к нему по земле ползло ополовиненное тело полицейского, оно оставляло за собой дорожку из внутренностей и темной густой крови. Мужчина, активно работая руками, был уже близко — еще десяток метров и он сумеет дотянуться до Маю. При этом на его лице была такая мука, что даже смотреть на это было невозможно. Из конца его перерубленного тела свисал кишечник, волочась по траве. Разбудил Маю будильник на айфоне. Как обычно, он проснулся весь в поту, на скомканной простыне. Маю не знал, насколько именно сны отражали реальность: но пока что все, что ему снилось, могло быть правдой. Он не понимал, почему именно в Японии все пошло под откос. Эти кошмары были невыносимы. Он уже выпил все успокоительное, что взял с собой, но лучше не становилось. Если бы не Эваллё, который его будил посреди ночи или расслаблял при помощи АСМР, если бы не эти поддержка и забота, Маю начал бы прикладываться к алкоголю намного чаще. Он и так позволил себе слишком расслабиться, дважды в Токио он напивался до такого состояния, что не мог стоять прямо. Кроме того, он курил почти непрерывно электронную сигарету, потому что это помогало немного взять себя в руки. Перед сестрой и тетей приходилось вести себя как ни в чем не бывало, чтобы не портить никому отдых. Поэтому когда они оставались с Эваллё вдвоем, он был даже рад, что больше можно не притворяться, будто с ним все в порядке. В Токио они снимали два номера: один — Тина с Фреей, второй — делили они с Эваллё, — в одном из популярнейших отелей столицы. За пару дней они уже успели побывать в самых оживленных кварталах Акихабара и Гиндза, где провели буквально часов девять-девять и вернулись в номер с целой кучей пакетов с покупками. После чего побывали в Токийском Диснейленде, на Телевизионной башне, музеях Эдо и Гибли. Большую часть времени они проводили на Акихабаре, из-за Фреи, которая наконец дорвалась до всего, о чем мечтала, уйти оттуда была практически невозможно. Глаза разбегались от огромного количества косплееров и причудливо одетых японцев, и не только местной молодежи, но и людей возраста Сатина и Рабии. Сестру влекло все, связанное с аниме и культурой Японии, Маю же нравилось больше есть или гулять по многолюдным улицам с бесконечными яркими табло и витринами. Квартал Роппонги, где прямо-таки жизнь кипела в любое время дня и ночи, оказался идеален для них с Эваллё. Именно в одно из таких свиданий Маю сильно напился. В отель они вообще вернулись под утро. С тетей и сестрой они часто брали с собой вино или пиво, чтобы посидеть всем вместе вечером или поздней ночью и весело провести время, выпить, поиграть в настольные игры. Фрея спустила в Токио все свои накопленные деньги. Эваллё подшучивал над ней, что Моисею она обойдется дорого, если когда-нибудь он захочет пригласить ее в Токио. Как-то они гуляли все вчетвером в районе Гиндза, Маю с сестрой периодически что-то жевали, при этом фотографируя все подряд. Тина пыталась отыскать новое интересное место, чтобы поужинать и отдохнуть. Время уже было вечернее, и синие глиттеры Фреи, покрывавшие скулы и похожие на чешую русалки, переливались на загорелой коже. Эваллё взял с собой сладкий запеченный картофель, от которого был просто без ума. Сам Маю купил большой картонный стаканчик с вафлей, наполненный шапкой из сладостей: здесь было, наверное, все, начиная от сладкой кукурузы и маршмеллоу, политых несколькими топпингами, до ягод, печенья и кусочков сникерса, из моря глюкозы торчали палочки соломка в розовой глазури — все, как любил Маю: побольше и послаще. Тина пила бабл-ти, мечтая однажды снова сесть на диету. — Как там твой Мистер Смайл? — Маю взглянул на сестру, жующую огромную жареную сосиску на бамбуковой шпажке и запивающей ее айс-латте. Тина и Эваллё заулыбались, одна Фрея гневно вытаращилась на него. — Ты так и не рассказала: он пирсинг-то сделал? Во имя любви! Или он уже готов отдать тебя этому японцу? — Да пошел ты! — обозлилась сестра, потянулась, чтобы дать ему подзатыльник, Маю отскочил и затрясся от смеха. — Давай лучше проверим вашу с Эваллё силу любви! Набейте себе парные татухи на заднице! — Обязательно попроси у него фотку! — продолжал издеваться Маю. Фрея, уже доевшая сосиску, бросилась на него, и Маю был вынужден защищать свою вафлю от падения на тротуар. — Маю, ну все, кончай, — шикнула на него тетя, — здесь же полно людей, все только на тебя и смотрят. На самом деле это была месть. Фрея донимала его расспросами, как у них с Эваллё все было, как прошел их первый поцелуй, первый секс — ее интересовало все. Почему бы ему тоже немного не подразнить сестру, тем более все давно знали, что Валто запал на нее, и у них это вроде взаимно. Целыми днями они гуляли по многолюдным улицам, садам и паркам, заходили в музеи, сидели в кафе и барах, успели побывать в Императорском дворце целых два раза, увидели целый воз различных аниме и косплей кафе, даже ходили в какой-то музей, посвященный японскому року, на выставку роботов, поучаствовали в битве машин, даже тетя выбрала своего робота и выступила против Фреи, а потом они сразились два на два. Были и на аниме-выставке, да тут каждый день был как аниме-фест. Фрея и Эваллё закупились мангой на японском и английском. Наверняка у них у всех уже перевес багажа. Для Фреи купили еще один чемодан поменьше, для всех вещей, что она купила в Токио. Они с сестрой обожали фотобудки и каждый раз тащили туда Тину и Эваллё. У каждого было, наверное, с десяток распечаток с фото. Постоянно что-то ели и пили, обошли по несколько раз излюбленные районы Токио. Часть планов пришлось пересматривать, так как в любой момент они могли устроить спонтанный поход в музей, выставку или парк, просто проходя мимо. После очередного звонка родителям, когда Маю в красках рассказал обо всем, чем они занимаются в Токио, Сатин перевел им с сестрой денег на карту, которой Маю расплачивался в Японии. Растроганный до глубины души, не зная, что сказать, Маю отправил сердечко и пообещал вести себя хорошо. Маю было совестно: после ремонта кофейни, покупки дорогого автомобиля и недешевых путевок на Сейшелы, которые стоили как треть этого автомобиля, у его родителей наверняка опустели кошельки, к тому же Сатин и Рабия помогли деньгами им с Фреей перед поездкой в Японию. Кроме того, как оказалось, Сатин оплатил аренду квартиры Эваллё на полгода вперед, пытаясь тем самым извиниться перед парнем, и к его огромному облегчению Эваллё, мечтавший наладить отношения с Сатином, принял этот подарок, впервые не став упрямиться. Маю был настолько тронут этим поступком, что до сих пор не знал, что сказать отцу. Он все подшучивал над Эваллё, что тот официально может звать Сатина папой. Маю начал набирать новое благодарственное сообщение, потом стер и начал заново. Видевший, что он набирает сообщение, Сатин вскоре отправил: Сатин: Давай оторвись там и отстань от меня :) Накануне отъезда тети с Фреей на Хоккайдо Эваллё подарил ему билеты на турнир сумо, просто отдав те после утреннего секса, вместе со стаканчиком дымящегося кофе. Этот момент особенно запомнился: полностью голый Эваллё присел рядом на их двуспальную постель и с загадочной улыбкой на лице протянул ему кофе и конверт. В это время по телевизору шла диснеевская «Русалочка» на японском с английскими субтитрами. — Я заказал доставку до двери номера. Круассанов не было, поэтому я взял данго и тайяки, — усмехнулся Эваллё и потянулся, чтобы его поцеловать. — Я еще не почистил зубы, — вяло запротестовал Маю. — Я вчера столько выпил, что во рту как будто кто-то сдох… — Да мне плевать вообще-то, — оборвал его Эваллё, повалив на постель. Запрокинул его руки над головой и сжал запястья. Язык Эваллё оказался у него во рту, и в животе разлилась волна блаженства. Член дернулся под одеялом, Маю завозился, устраиваясь удобнее. Еще минут пять они просто целовались, изредка отстраняясь и залипая друг на друга. После чего Маю вытянул ноги и блаженно потянулся, разминая мышцы. — Открывай конверт, — наконец потребовал Эваллё, широко улыбаясь. — Вот черт! — восхитился Маю, достав два билета на ежегодный турнир басё. — Как тебе удалось достать?.. — Он должен был проходить в Нагое, но из-за пандемии турнир перенесли в Токио во Дворец сумо «Кокугикан», — объяснил Эваллё. — Он проходит каждый нечетный месяц. Я давно купил билеты, в этом году их количество ограничено. Сначала хотел на бокс… — Да это просто отвал всего! — эмоционально воскликнул Маю и одной рукой обхватил парня за шею, второй рукой он сжимал билеты. — Мы увидим настоящий турнир сумо в Токио! Эти билеты, наверно, почти невозможно достать! Я не брал с собой костюм. Туда нужен парадный вид? — Да нет, надеть то, в чем будет удобно, — фыркнул Эваллё, похоже, довольный его энтузиазмом. Вспомнив, про стаканчик кофе на тумбочке, Маю принялся хлебать слегка остывший капучино. — Ты вел себя так же? — Эваллё кивком указал на напевающую себе под нос Ариэль в комнате с сестрами. — Сох по мне, Пряня? — Да что ты, — хмыкнул Маю. Он вытянул ногу из-под одеяла и пихнул рядом сидящего Эваллё в бедро. Парень засмеялся: — Да ладно, моя мать говорила, что ты едва ли не прыгал по дому, даже Рабия догадалась, что ты влюбился, да все догадались. Сколько раз ты кончил, думая обо мне? Маю издал громкий стон, переросший в мычание. Эваллё откинул одеяло и провел по татуировке на его коже. — А мне нравится, — пробормотал он, и во взгляде парня мелькнуло что-то, отчего по телу пронеслась горячая волна возбуждения. Внезапно лицо Эваллё снова приняло шутливо-заговорщическое выражение: — Так как насчет парных татух на заднице? — А-а-а! — снова взвыл Маю. — Слышь, камон, уймись уже! Они досмотрели мультфильм до того момента, когда Урсула прикинулась спасительницей Эрика и заколдовала принца, чтобы он на ней женился. Маю до глубины души возмущал этот момент, и хотя он знал, чем закончится мультик, каждый раз приходил в негодование. После отъезда тети и Фреи в планах у них с Эваллё было еще с десяток мест, где обязательно нужно было успеть побывать, раз уж они в Токио. Одно из них — огромная многоэтажная библиотека с несколькими кафе внутри, коворкинг-зоной и конференц-залами. В этом месте часто выступали с лекциями известные личности, в том числе многие японские популярные писатели. Это была одна из самых громадных библиотек мира, и Эваллё тянуло сюда с первого дня. Они отправились в библиотеку перед самым турниром, планируя потом где-нибудь пообедать и вечером отправиться на сумо. Маю надел все те же удобные спортивные брюки со штанинами разных цветов. На Эваллё был светло-коричневый костюм GAP. Маю обул кеды, которые купил в Гиндзе. Прихватил с собой сумку-бананку, которую перекинул через грудь. Маю хотел выбрать что-то такое, чтобы гармонировать с одеждой Эваллё, поэтому надел кофейного цвета носки и похожую футболку. В библиотеке они провели почти все утро, исследовав большинство зон, здесь были даже залы, напоминавшие библиотеки старины, и ультрасовременные зоны с ноутбуками и планшетами, которыми можно было пользоваться бесплатно. Между этажами находились эскалаторы, кроме того здесь были лифты. Маю ничего не понимал в японском и искал в основном залы с книгами на английском языке, но нашел даже раздел на финском и шведском. У них не было читательского билета, поэтому они не могли взять книги в отель, поэтому оставалось лишь любоваться. Устав, они нашли уютное пространство на седьмом этаже с несколькими зонами отдыха. Засели в уголке на подвесных креслах с пакетами еды на вынос из местной кофейни. Из панорамных окон открывался сногсшибательный вид на город. Солнце находилось в самой высокой точке. День выдался невероятно жарким, но в прохладе библиотеки жара совсем не ощущалась. Эваллё захватил с собой полистать пару книг и стопку комиксов и сложил все это прямо на деревянный настил, ступенями уходящий вверх. Маю открыл упаковку с сэндвичем и сделал большой укус. — Ты не думал насчет универа? — спросил он с полным ртом. Он слегка волновался, задавая этот вопрос. Как-то пару недель назад они уже поднимали тему учебы, но Эваллё тогда готовился к матчу по футболу, а потом почти сразу началась школа, и Маю полностью сосредоточился на уроках и работе. — Скорей всего, в следующем году осенью попробую поступить на бизнес и управление. Нужно подтянуться. Возможно, даже найти курсы или репетитора. — Если в Хельсинки, то придется искать новую квартиру. Я не хочу, чтобы ты жил в общаге, там мы не сможем встречаться. — Это еще не завтра, а через год. В любом случае, если не поступлю, это не конец света. Может, я захочу открыть свой бар. — Если тебе не хочется на бизнес, может, стоит поступить на спортивный факультет? — опустив голень на колено, предложил Маю и глотнул баночной газировки со вкусом сакуры. Он уже думал об этом раньше, но не представлял, как отреагирует Эваллё. — Даже не надо будет искать репетитора. С твоей подготовкой ты поступишь без проблем, а с остальными экзаменами я помогу. Я бы сдал их за тебя, если бы это прокатило. Парень надкусил свой сэндвич и принялся ногами отталкиваться от пола, кружась в кресле-яйце. — Я могу играть в футбол на любом факультете, — заметил Эваллё. Из-за жевания и шороха его голос прозвучал невнятно. — Ладно, видно будет. Времени еще дофига.* * *
На арену вышли гёдзи, судьи турнира, облаченные в старинные кимоно, напоминающие одеяния служителей храма. На турнир, даже несмотря на пандемию, пришло неимоверное количество народу. Маю потерянно оглядывался по сторонам, пока не услышал размеренное постукивание палочек, не такое громкое, как барабанный бой. — Сначала Восток, потом Запад, — шепнул Эваллё, вытягивая шею, он внимательно следил за действиями на арене. — Рикиси бьют в ладоши, чтобы отогнать злых духов. Дохё-ири, церемония вступления на помост. На глазах Маю борцы выстроились по кругу вдоль арены, лицом к зрителям, позволяя себя хорошенько изучить и запомнить лицо. На сумоистах — длинные праздничные пояса, кэсё-маваси, из шелка, отделанные золотыми и серебряными нитями. Мальчик опустил взгляд на глинобитную арену, присыпанную песочной пыльцой, по краю дохё было окаймлено соломой. На дохё не имела права выходить женщина, дохё считалось священным местом. Йокодзуна хлопнул в ладоши, развел руки, притопнул. На дохё поднялись сумотори почетного ранга сэкивакэ в однотонных шелковых маваси «со струнами». Каждому сумоисту рикиси преподнес деревянный ковшик с водой. Прополоскали рты и обтерли тела бумажными полотенцами. Приблизительно то же самое проделывали при вступлении на священную землю. — Прополоскав рот, борец очищает свои помыслы, — пояснил Эваллё. — Чтобы показать свою честность, а также очистить поле от злых духов, сумотори черпают из ящика кристально-чистую соль и подкидывают над полем. Было приятно смотреть на участников поединка: непоколебимая воля, сила и могучая стать… Неудивительно, что японцы такие поклонники сумо, этого древнего вида спорта с его неизменными традициями. Не заступая за разделительные белые полосы, борцы хлопнули в ладоши, развели руки в стороны и, высоко подняв каждую ногу, поочередно ударили ими об пол. На арену вынесли свитки. — Награда победителю от спонсоров, — заворожено глядя на арену, произнес Эваллё. — Ставлю на изумрудный пояс, — с улыбкой прошептал парень. Борясь с желанием коснуться его руки, Маю слегка повысил голос, чтобы его было слышно в общем гуле: — Я ставлю на оливковый. Маю посмотрел на «своего» борца. Японец был больше противника, толще и мощнее, с темной красноватой кожей и блестящими черными волосами, собранными в пучок. «Изумрудный пояс» первым коснулся кулаками земли, дожидаясь ответного жеста от оппонента. Братья переглянулись. Участники молниеносно сорвались с места. Поразительное проворство, с которым передвигались сумоисты, просто потрясало. «Оливковый» и «изумрудный» впечатались в друг друга, норовя отвести лицо противника в сторону и надавливая на щеки, переминались на одном месте. Используя раскрытые ладони, они пытались оттеснить друг друга из круга. Вцепившись в пояса, топтали арену, отступив на пару резких шагов вперед, потом назад. «Изумрудный пояс» положил ладонь на спину второму, а свободной рукой захватил пояс. Это походило на объятие гигантов. Рука поехала вверх, пальцы легки на шею, опрокидывая голову «оливкового» назад. Второй вытянул руки вперед, стряхивая с себя помеху, и облапил грудь «изумрудного», зажимая её кольцом своих рук. Маю хищно улыбнулся, когда оба сумотори повалились на арену, зрелищно вздымая ноги вверх и отталкиваясь руками от пола. Один утаскивал за собой второго, крепко обхватив того за живот. После окончания турнира они с Эваллё заняли столик в ресторане, решив попробовать традиционной еды сумоистов — калорийного сытного тянко. После того, как они все расселись за столом, официант принес им поднос с подогретым саке и тянко, аккуратно расставил все и пожелал приятного аппетита. Маю выиграл пари, «оливковый» сумоист одержал победу, поэтому сегодня угощал Эваллё. Тщательно прожевывая, Эваллё выразительно покосился на него. Парень коснулся его предплечья, и Маю улыбнулся ему. Придвинул к себе котелок набэ. Доверившись вкусу Эваллё, он поднес к губам ложку терпко пахнущего варева. Тянко напоминало густой суп или разваристое рагу из мяса, рыбы, овощей, грибов, соевого сыра, соусов и множества других продуктов, каждый глоток этого блюда не был похож на предыдущий, малый, но нюанс все же присутствовал, который расщеплял вкус на составные части, наполняя всякую последующую ложку своим оригинальным привкусом и ароматом. Разжевывая стручковую фасоль и курятину, слишком медленно для своего урчащего желудка, Маю ловил на себе многозначительные взгляды Эваллё. Жуя, Маю обошел стол и пересел к Эваллё поближе. Губы Эваллё оказались вымазаны бульоном со слегка острым вкусом соевого соуса; язык сладкий от приправы, зубы скользкие. Рот еще хранил теплый овощной привкус тянко. Эваллё легонько прижимался к его губам своими. Невинный, едва ощутимый поцелуй, Маю мечтал зарыться в его волосы, нащупать под футболкой твердые соски, провести тыльной стороной ладони по гладкому подбородку. Эваллё легонько прижался к его губам своими. Невинный, едва ощутимый поцелуй, Маю мечтал зарыться в его волосы, нащупать под футболкой твердые соски, провести тыльной стороной ладони по гладкому подбородку. Медленно Маю оторвался от парня, пытаясь зафиксировать его вкус в памяти. Эваллё опустил ладонь ему на затылок и, притянув к себе, обнял. — Я люблю тебя, — произнес Эваллё с непередаваемой нежностью в голосе, у него даже голос слегка охрип. Маю облизал свои губы, сглатывая пряный вкус Эваллё. Уткнувшись носом ему в шею, Маю вдыхал запах его одеколона. — На нас смотрят? — прошептал Маю, чувствуя, что краснеет. — Хочешь подняться на обзорную площадку? — спросил Эваллё спустя долгое мгновение, когда они оторвались друг от друга. — Рядом с нашим отелем есть обалденное место… так что если не хочешь… сделаем, как скажешь. Удивленный внезапным предложением Маю кивнул. Карие глаза тут же загорелись азартом, Эваллё ухмыльнулся своей хулиганской улыбкой. Они взялись за руки и переплели пальцы, Маю потер крохотный улыбающийся смайл на большом пальце Эваллё, ощущая гладкость лака. Это был потрясающий день, масса невероятных впечатлений. Почему бы нет? Маю был готов на любую авантюру, если ее предложил Эваллё. — Там, рядом с обзорной площадкой находится музей. Уже поздно, он закрылся, и на площадке никого не должно быть. Вечером там шикарная иллюминация. Мы уже были там с матерью. Однако уже на улице Маю понял, что слишком объелся, чтобы идти пешком, и они вызвали такси. На обзорной площадке Эваллё впился в его губы, и все мысли дружным строем покинули голову. Язык Эваллё скользил по его, губы парня вжимались в его. У Маю едва почва не ушла из-под ног от той страсти, с которой Эваллё набросился на него. Маю уже успел пожалеть, что не предложил отправиться прямиком в номер. Эваллё опустил ладонь сзади на шею, запустил пальцы в волосы и слегка сжал затылок Маю. От его прикосновений по коже бежали мурашки. Маю почти впал в блаженное забытье. Язык Эваллё скользил у него во рту, жадные губы ласкали его рот. Маю почувствовал оживление в паху. Невероятно чувственный поцелуй — это было все, о чем он мог думать в тот момент. Эваллё слегка сжимал его шею, массируя. Снова и снова впивался в его губы. Их дыхание сбилось, в голове царила приятная пустота. Хотелось просто стоять так и целоваться до скончания времен. Наверху потрясающе пахло зеленью и цветущими клумбами. Над головой темнело небо, повсюду сияли гирлянды, украшающие парк. Они словно перенеслись вдвоем на самую верхнюю точку мира, который светился миллиардами огней у их ног. Маю поглаживал спину Эваллё, мягкую ткань худи. Теплый ветерок скользил по коже рук, лицо и шея горели от притока крови. Они смаковали поцелуй. Казалось, это было лучшее мгновение дня. Маю приподнялся на мысочки и забросил руки на шею Эваллё, вжимаясь в парня всем телом. Неожиданно Эваллё прервал поцелуй и нежно провел по его щеке, вызвав у Маю мгновенную улыбку. Эваллё все еще обнимал его одной рукой, но уже не так крепко. — Мясо неудобно жевать человеческими зубами, — произнес Эваллё тем же чутким ласковым тоном, которым признавался в любви. До Маю не сразу дошел смысл и еще несколько секунд он тупо улыбался. Пока улыбка не стала застывшей маской. — Что ты сказал? — нелепо переспросил Маю, думая, что ему послышалось. Эваллё не сводил с него карих глаз. — Мир гораздо больше, чем львы и антилопы, — сказал он прежним тоном. Эваллё разжал объятия, и Маю резко отшатнулся. — Я хочу сказать, что мир определенно сложнее, как и ты, строящий из себя невинную жертву, но на самом деле ты очень жесток. Правда, Майре? Маю замотал головой, пятясь. — Нет… Нет, этого не может быть… Радужки Эваллё почернели. НЕТ! Он повторял это и повторял, как будто одно слово могло все изменить. Этого просто не могло быть. Это неправда. — Почему?.. — пролепетал Маю, едва совладав с голосом. — Вы уничтожили мое тело, считаешь, это так легко забыть? — тон Эваллё с каждой фразой становился все более холодным. — Все, что я вложил, все, чем я жил, все мои труды, чтобы сохранить это тело и свою жизнь… Вы уничтожили это! — рявкнул лже-Эваллё, и Маю вздрогнул. Маю наткнулся поясницей на металлическое ограждение: отступать было некуда. Вцепился в поручень и машинально глянул с высоты вниз. Они забирались по лестнице через парк минут двадцать. Внизу простирался вечерний город, сейчас он казался особенно далеким. — Да, я убил твоих друзей, но они это заслужили! Но я заботился о тебе! Терпел твои выходки! Я не причинил вреда ни тебе, ни твоей семье. А ты решил меня убить! — Эваллё… ты… ты захватил его тело… — получился какой-то писк, Маю казалось, он задыхается. Перед глазами все плыло, в голове была чудовищная пустота, черная воронка, она засасывала Маю. — Когда? — Перед самым отлетом. Почти две недели… Маю показалось, что земля ушла из-под ног. Он упал на четвереньки. Он задыхался. Все это время рядом с ним был Айнмере. Не Эваллё. Лишь оболочка его парня. Его тело. — Да, твое бессознательное на меня не действует, и я не вижу кошмаров, которые тебе снятся. Твоя сила не действует на меня. И это я удалил запись нашего разговора! Просто взял твой телефон, пока ты спал, и нашел файлы за июнь, — лицо Эваллё исказилось, и в гримасе гнева Маю узнал выражение профессора. Однако уже через мгновение его лицо снова приняло довольный вид: Айнмере склонил голову на бок и жутковато улыбнулся: — Я всю жизнь притворялся кем-то другим, я один из лучших преподавателей Театральной академии, неужели не смогу сыграть роль твоего парня? — Айнмере расхохотался смехом Эваллё, и Маю сглотнул, чувствуя, что его сейчас вырвет остатками ужина. — Как ты мог забыть о том, что я тоже актер. Это тело стало моим, даже его память, все самое сокровенное… даже ты! Профессор смеялся, запрокидывая голову. От ужаса происходящего Маю хотелось кричать, рвать на себе волосы. — Оставьте Эваллё, я умоляю! — воскликнул он. — Пожалуйста! Айнмере расхохотался еще громче, а потом резко смолк и прожег его яростным взглядом. — Вы… вы… — Маю задыхался от злости. Вдруг голова резко закружилась. Желудок скрутило, во рту собралась слюна. Он все стоял на коленях; схватился за поручень трясущимися руками. Он никогда не отмоется от всего, что делал с ним Айнмере. Айнмере успел впитаться в его кожу. Все это время не Эваллё признавался ему в любви… — Это ты убил меня! — заорал лже-Эваллё, но, к сожалению, на такой высоте их никто не слышал. — Вдвоем с этим мальчишкой! А теперь я захватил его тело! — Нет… нет, пожалуйста, — застонал Маю. В голове все перемешалось. Он умолял, но не знал, за что. Его трясло, Маю вжимался в холодное ограждение, силясь встать на ноги, но колени подгибались. Айнмере выпустил ленту, которая обвилась вокруг его горла, и вздернул над землей. Маю бешено забил ногами, пальцы цеплялись в плоть, сдавливающую шею. Из глаз посыпались искры. Продержав его несколько секунд в воздухе, Айнмере швырнул Маю на каменную площадку. От удара дыхание перешибло. Маю больно ударился спиной, и едва смог пошевелиться. Но эта боль была ничто по сравнению с тем, что он испытывал, глядя на тело Эваллё. Лента заострилась. — НЕТ!!! — вырвалось у Маю, когда лента ударила Эваллё в бок. Айнмере лишь скривил губы и слегка пошатнулся. Маю резко приподнялся на локтях. — Нет, оставьте его! Пожалуйста! Я умоляю вас! Не трогайте его! — его голос хрипел, по подбородку потекла слюна, Маю захлебывался плачем. Он готов был ползти к Айнмере и умолять, валяясь у него в ногах. Монстр в человеческом обличии. — Нет! Аха… нет… Прекратите!!! НЕТ!!! — Маю дернулся вперед, когда из тела Эваллё вырвалась другая лента и пронзила его грудь. На кофейном худи тут же выступило огромное пятно крови. Айнмере закашлялся кровью, его пошатывало, когда он сделал нетвердый шаг вперед. Айнмере сам себе наносил удары, пронзая тело Эваллё. В ушах шумела кровь, Маю давился рыданиями. — Я прошу вас… я сделаю все, только перестаньте… — Мне не жаль это тело, — прохрипел Айнмере, и от звука голоса Эваллё Маю зарыдал вдвое громче. — Вы оба виновны в том, что совершили! Окровавленная лента метнулась к нему, молниеносно обвилась вокруг пояса и взмыла вверх, а Маю вместе с ней как тряпичная кукла. Айнмере снова швырнул его о землю, Маю закричал от боли. — Пожалуйста… — шептал он. Глаза Эваллё полностью затянуло чернотой. На окровавленных губах заиграла ленивая улыбка существа, убежденного в своем праве господствовать. Маю попытался воздействовать на тварь, но от боли он не мог соображать, он не мог даже встать. Его легкие наполнила канализационная вонь. Маю разлепил веки и увидел, что лента снова протянулась к нему. Но внезапно, так и не успев его коснуться, вернулась обратно к Айнмере. — Убей меня!.. — прохрипел тот, и у Маю вырвался всхлип. Эваллё на мгновение овладел сознанием. — Пожалуйста, убей… — Нет!!! Его крик вновь пробудил Айнмере, и лента впилась в тело Эваллё, нанеся ему новую рану. Маю заметил валяющийся в нескольких метрах собственный телефон. «Убей меня» — звенело в ушах. Надрывный, отчаянный голос. Он мог разбить телефон о голову Эваллё и прекратить его страдания прямо сейчас. Маю с трудом сел и закачался, рыдая. Тяжело дыша, Айнмере двинулся к нему. Мерзостная вонь твари ощущалась даже на расстоянии. Два длинных заостренных отростка, покрытых щетинками, покачивались в воздухе, как воздушные змеи. — А, может, мне убить сразу вас двоих? — и тут же одна из лент потянулась к Маю, а вторая застыла в сантиметре от горла Эваллё. Маю напряг все силы, пытаясь заставить тварь корчиться от боли. Из ушей потекла кровь. Ему удалось проделать это с целой бандой отморозков, но Айнмере, словно одно его присутствие, выжимало из Маю все соки. — Это бесполезно, — спокойно заметил Айнмере, приближаясь. — Ты только ускоришь свой конец. — Айнмере присел рядом с ним и спросил: — Хочешь узнать, как я украл образец из сейфа этого идиота? Я занял его тело, пока он спал, обыскал его кабинет и открыл сейф, код все время был здесь, — Айнмере постучал пальцем по виску. — А после я усыпил его и покинул тело, он даже ничего не заметил. Ты не имел права отдавать ему образец! Я велел тебе скрывать, кто ты есть! Я предупреждал тебя столько раз… Пойми, я забочусь о сохранении своего вида. Вы придумали с семьей отличную легенду про меня, мол, я воздействовал на тебя. Умно… Не рассказали тете всей правды, но зачем было отдавать клетки в лабораторию?! Я предупреждал! Ох, Майре, почему ты никогда не слушаешь, о чем тебя просят взрослые? — Профессор снова изменился в лице: теперь лицо Эваллё исказила гримаса сумасшедшего: — Я убил ночного сторожа и охранника, которые видели тебя, чтобы никто не узнал о том, что ты сделал. — Айнмере усмехнулся уголком рта, копируя хулиганскую ухмылку Эваллё: — Не скажу, что это самое вкусное мясо, которое я ел. Маю с ужасом смотрел на кровавые пятна, растущие на одежде Эваллё. Сколько способно выдержать его тело? — Возможно, Оскель и сможет противостоять мне, но не ты! Ты всего лишь жалкая копия! Даже твоя сестра способнее тебя! Маю задрожал и попытался отползти. По его лицу текли слезы и сопли. Тело ломило, ладони покрывала пыль с земли. Айнмере схватил его лицо за подбородок, с силой сжимая его пальцами. От твари несло кровью и гнилой водой. Маю всхлипывал и глотал слезы. Губы Эваллё дрогнули, Айнмере был в восторге от себя, его забавляло происходящее. Его дыхание было сдавленным, голос хриплым, он чувствовал все, что ощущало тело. — Неужели ты думал, что вам по силам убить существо, которое пережило падение корабля на Землю? Я способен выживать в космосе без кислорода, при давлении и температурах, которые тебе и не представить. Если бы ты больше интересовался, как продвигается исследование доктора, то узнал бы, что на меня не действует даже серная кислота. Огонь и кислота способны повредить лишь верхнюю оболочку моей плоти, но я быстро восстановлюсь, если дать мне питательных веществ. — Свободной рукой Стенвалль медленно утер губы от крови. — Вы сожгли лишь человеческое тело, где я находился. Но, право, это было блестяще. Я тебя недооценивал. Какая отвага! А Эваллё готов был пойти на любую глупость ради тебя. Что за преданность! Пальцы вдавились в щеки, и Маю дернул головой. Он едва видел Айнмере за пеленой слез. — Пожалуйста, профессор… Айнмере наклонился к его лицу и прижался липкими губами ко лбу Маю. Его голос зазвучал совсем близко: — Раз уж ты не смог прекратить его страдания, я сам убью Эваллё. У тебя на глазах, мой милый Майре, — отстраняясь, произнес Айнмере, и лента вонзилась в шею Эваллё с такой силой, что лопнул чокер.