Дьявол носит маску

Настойчивая вибрация сотрясла подушку Оливера еще до того, как первые лучи рассвета вскарабкались на подоконник. Отнюдь не относившийся к категории людей, способных обойтись одним будильником, Оливер провалялся в кровати еще полчаса. Затем он лениво потянулся и, сколь это было возможно в односпальных рамках, аккуратно перелез через женское тело. Тело тут же приняло на освободившемся пространстве позу морской звезды, в благодарность за обходительное отношение явив красивую смуглую грудь. На месте прикроватного ковра с мягким ворсом обнаружился голый мужик с ворсом довольно жестким; Олли погрузил ногу в черный лобковый мех, чем слегка испортил себе впечатления от утра. Он уверился, что этот гость тоже подает необходимые признаки жизни, и спустился на первый этаж. Джейсон по-турецки сидел на диване. Вокруг него в помпейском беспорядке валялись книги из лабораторной библиотеки, одежда и Ваас Монтенегро в будоражащем неглиже. Заметив Оливера, Джейсон салютовал ему брошюрой по уходу за суккулентами. — Посоветуй что-нибудь почитать, а то здесь одна ботаника. — На какую тему? Джейсон вытащил из-под толстой энциклопедии блокнот, почти до середины исписанный крупным торопливым почерком. Олли пробежался взглядом по нескольким страницам. На них он обнаружил «турецкую гурию», «красоту, явленную богами только раз», а также несколько преимущественно испанских выражений, криво транслитерированных на английский. — Записал все, что запомнил. Еще он сказал, что из моих глаз можно добывать янтарь, – зардевшись, прошептал Джейсон. – На французском! — Хм, так это были звуки высокой поэзии? Джейсон покраснел еще обильнее и с нескрываемым обожанием посмотрел на полиглота, который, не приходя в сознание, чесал высившуюся среди страничных дюн ягодицу. — В общем, мне тоже надо что-нибудь с эпитетами. Не хочу отставать. Пообещав сделать все возможное, Оливер стал бережно собирать разбросанные возле Вааса книги. Лишенный гнездилища, Ваас сердито заелозил в поисках тепла. — Не-не-не, амиго, пошел на хуй! – Он сбросил с себя Джейсона, попытавшегося согреть его собственной персоной. – Когда не ебемся – дистанция два метра. Он нащупал первое, что счел пригодным в качестве одеяла – тибетский коврик Дока для медитаций, – и, завернувшись в него, мгновенно уснул. Оливер потрепал отвергнутого друга по волосам: — Не огорчайся, чувак, это не к лицу турецким гуриям. Давай-ка позавтракаем, а потом поищем какие-нибудь эпитеты у меня в берлоге. Пока Джейсон допивал кофе, Олли собрал в контейнер несколько сэндвичей и достал из холодильника пару банок энергетика – Эрнхардт, несмотря на почтенный возраст, предпочитал дефолтные студенческие завтраки. У входа в теплицу Оливер обработал руки и накинул дежурный белый халат. Он заглянул внутрь, чтобы убедиться, что Док бодрствует; тот, не отрываясь от фасовки цветных пилюль, махнул рукой в пригласительном жесте. — Доброе утро, сынок, заходи скорее. Олли передал ему сэндвичи и банку. Со второй он устроился в плетеном гостевом кресле и сделал глоток. При этом ему пришлось спустить, а затем снова нанизать на нос медицинскую маску. — Да снял бы ты эту ерунду с лица. — Бать, нельзя. Ты, блин, старый уже. Мне так спокойнее. Док рассмеялся и похлопал его по колену. — Прости, я всегда забываю, что ты веришь в Санту. Он вернулся к пилюлям, от которых дальше отвлекался только на сэндвич и энергетик. Оливер тщательно запечатывал каждый зип-пакет – это длилось до тех пор, пока рабочая поверхность перед Доком не опустела. После этого Олли сложил пакетики в ящик с загадочным названием «Парк Юрского периода» и убрал его на подписанное соответствующим образом место на этажерке. — Так как там твой порошок Амура? — Отвал всего. Даже Вааса проняло, прикинь? Мы и через музыку их слышали. — Кстати, я понятия не имею, где он нашел эту парочку... Предвосхищая следующий вопрос, Олли отвернулся и сделал вид, что поправляет потревоженные «Юрским периодом» коробки. Он как бы ненароком сдвинул тяжелый стеллаж, и доково «надеюсь, ты предохранялся не только маской?» утонуло в этом звуке. — Классные ребята, – поспешил сказать Оливер. – Ладно, бать, меня ждет благотворительность. Ты как тут, справишься? — Попытаюсь уснуть. Передай-ка Джейсону заодно... Олли забрал у названного отца внушительный список необходимых растений. Напоследок изобразив пальцами телефонную трубку, он вышел на улицу, где заря уже перекрасила стены особняка в розовый цвет. Встреча, ради которой он вызвался наблюдать этот откровенно ранний процесс, вот-вот должна была состояться.

***

С тех пор, как пандемия ударила по экономике островов, прошел без пары месяцев год. За это время архипелаг заметно поредел в разрезе населения: приезжие наемники и пираты рассосались по родным краям, а ракъят, и прежде малочисленные, скучились в одной деревне. Аванпосты и поселки пустовали. В некоторых можно было обнаружить еще пару-тройку жилых домов: там бытовали местные семьи бывших пиратов, а также те, кому не хватило мотивации или денег, чтобы покинуть обнищавшие земли. Заканчивались даже те неизвестного рода забулдыги, что населяли Бэдтаун; тех, кто не успел спиться до смерти и не сгорел в период почти забытого бунта, наряду со СПИДом и сифилисом теперь косил еще и ковид. Именно здесь, в мертвенно тихом Бэдтауне, Райли ждал Оливера. Он сидел на почерневшей от сажи огромной клетке, примыкавшей к тому, что осталось от старой хижины – той самой, в которой многие годы жил Бак, нынче вместе с Китом перебравшийся, как помнит читатель, в один из лучших коттеджей острова. Закрыв глаза, Райли мысленно рисовал перед собой вместо пепелища прежние стены и дверь. Он вспоминал запахи: крепкого табака и чайного гриба, которые разносились из открытого окна на добрый десяток метров; звуки: надрывный хай собак, ругавших местную пьянь, и разгульные вопли завсегдатаев борделя; образы: еще не тронутое или незначительно задетое Китом внутреннее убранство дома, и, разумеется, его хозяин, чьи грубые черты лица смягчались всякий раз, когда Райли появлялся на пороге. Не менее приятными были и поздние воспоминания: например, когда подвал уже был не страшной темницей, а вполне уютной гостевой комнатой, куда не мог добраться ни Хойт, ни его рэп. Частенько в нее, убедившись, что недовольный присутствием посторонних Кит начинал сопеть, спускался Бак, чтобы всю ночь рассказывать о ценнейших экземплярах его коллекций, правильном пользовании аквалангом и титанических усилиях воли, прилагаемых порой против желания переломать Киту все пальцы. — Ну что, братишка, впитал атмосферу? Голос Оливера выдернул его из грез о прошлогоднем снеге. Помедлив, Райли кивнул и вложил в протянутую руку пачку сигарет. — Это кринж, который я все еще не осознал, – произнес он, наблюдая за тем, как во рту Оливера заходится алым табачный ореол. – Но спасибо, что согласился. — Говно вопрос. Да и потом – если не я, то кто? Хойт или, прошу прощения, Кит? Хотя вот это было бы забавно. — Да иди ты на хрен. — Расслабься, а? Тебя, блин, колотит. Я бы предложил дунуть, но, боюсь, это повлияет на чистоту эксперимента. Так что просто подыши поглубже, пока я добью эту помойку. Вняв совету, Райли сделал несколько мощных вдохов, вместе с кислородом вбирая в легкие знакомый как «добрый вечер» горький дым. Олли затушил окурок о железные прутья и занял выжидательную позицию. — Бля, чувак... — Все хорошо, ничего из ряда вон не происходит, окей? Давай, слезай, не зажимайся. Райли покорно стащил себя с клетки. С улыбкой святой Матроны Оливер приобнял его за плечи: — Выдохни еще раз... вот так, молодец. Не парься, это будет быстро, с языком обещаю не лезть. Готов? То, что произошло дальше, было на деле не слишком быстрым, но уж точно не смертельным; хотя со стороны – окажись там, конечно, кто-нибудь знакомый, – выглядящим безусловно неожиданно. — Ну че? – спросил Оливер, отклеившись от губ Райли. Тени мыслетерзаний какое-то время бродили в темных глазах, но в конце концов их обладатель весьма уверенно резюмировал: — Фу блядь! — Что и требовалось! А я сразу сказал: мужик с русалкой тебе как батя. — Но ты ж не совсем мужик с русалкой – вдруг, если бы... — С русалкой или без – вопрос десятый; главное, что мужик. Тебе не вкатило? — Ни разу. Оливер щелкнул пальцами. — Вот и все, откисай. Можешь топать на работу. — Нет, постой, а как ты объяснишь Хойта, моего брата, и этого, блин... торчка поехавшего? — Да карты так легли, чувак! Никакого гомогаза на острове нет, или на что ты там грешишь... Погоди, не открывай рот, мне смешно от твоих наездов на реальность. Райли обиженно выдул из ноздрей воздух, заготовленный для поиска истины и выражения сомнений. — Не пыхти, я тоже поначалу пытался понять, что происходит, а потом осознал банальную вещь... – тут Оливер с нескрываемым наслаждением перебил, наконец, вкус табака сочной затяжкой каннабиса. – Жизнь происходит. Ну да, блин, странная – но ты оглянись! Что тут делать, кого здесь трахать? Забей вообще! Дыши и все. — Легко говорить, когда со школы каждый день начинаешь с косяка. — Так потому и начинаю, что пиздец – повсеместное, а не локальное явление. По трезвой башке я раньше тоже страдал от того, что видел только белое и черное, но это надо перерасти. Или перекурить, раз уж перерасти не получается. Максимально плохой совет, если что, не слушай меня – я жестко не доспал... С этими словами Оливер полез в карман, откуда извлек маленький непрозрачный пакет. — Кстати о перекурить – это для твоего босса. — Что там? — Чисто стариковская аптека, комплимент от Дока: набиваешь, расслабляешься... Спишь как младенец, а наутро просыпаешься без болей в суставах и стрельбы в коленях. — Не жаловался он мне что-то на суставы. — Еще бы он тебе пожаловался – ты ж, блин, его и без того недосягаемый краш. Райли скривился, чем очень насмешил Оливера, и забрал пакет. Сговорившись дойти вместе до пристани, откуда Райли мог уплыть на соседний остров, друзья направились вдоль разоренных лачуг к выходу из поселка. Когда они приблизились к единственному жилому дому на окраине, Оливер достал телефон. — О, смотри-ка, Бак не спит. Щас я отдам ему кое-что, раз уж мы здесь, подождешь? Он поднялся на непривычно высокое для этой местности крыльцо и негромко постучал в дверь. Райли мог издалека наблюдать, как Бак и Олли отбили кулачки, обменялись чем-то и расстались довольно быстро. Прежде чем исчезнуть за порогом, Бак заметил спутника Оливера и помахал рукой, что вмиг довело того до ледяного пота. — Ты че застыл? – удивился Олли. — Да я... хер знает, что происходит. Ничего не понимаю. — А-а-а. Зря сосались, что ли? — Заткнись. Просто пойдем отсюда поскорее. Боже, ну и гадость... На пристани им сразу удалось найти лодочника, готового за любую мзду доставить пассажира хоть в самую Антарктику. Оливер распрощался с товарищем и, со спокойной душой мусоля пухлый блант, двинул в сторону дома. По пути он с упоением думал о предстоящем сне до глубокого послеобеда и о том, насколько великодушно отплатит ему карма за столь насыщенное подвигами утро. Он был уже далеко от причала, когда Райли поинтересовался у лодочника, можно ли курить на борту и получил положительный ответ. Оливер, конечно, не мог видеть, как Райли осторожно выдавил из сигареты половину табака и набил ее содержимым пакета, похожим на засушенный и перемолотый зефир – причем цветов настолько нежных, что называть это «лекарством для суставов» казалось кощунством. Между тем Олли наткнулся в джунглях на небольшую грибницу редких псилоцибиновых; впрочем, даже не увлекись он их сбором, вряд ли ему удалось бы узнать, что Кит уже проснулся от запаха чая, принесенного ему в постель, и сравнил его вкус с куриным пометом. Оливер очень ценил порядок в вопросах, связанных с делом его жизни, но по хронотипу все-таки уверенно относился к совам. Именно поэтому не следует винить его в том, что Кит, чье либидо пострадало не то от кризиса среднего возраста, не то от пагубного влияния тик-тока, до вечера блевал противорадикулитной курительной смесью. И уж конечно то, что Райли, стремясь накануне важной встречи с партнерами Хойта унять последствия стресса, выкурил тройную дозу «порошка Амура», совершенно не было результатом злого умысла или коварной шутки. В полной мере удовлетворенный событиями, Оливер добрался до своей кровати и крепко уснул, так и не узнав, что перепутал пакеты и допустил в своей сложной и требующей математической точности работе первую серьезную оплошность.