Дьявол носит маску

В то время, как Райли сообразно своему состоянию менял цвета, Кит оставался стабильно зеленым. Все утро, покуда у него еще были силы, он осыпал Бака отборной матерщиной, но вскоре надежда на быстрое избавление от мук интоксикации начала покидать его даже вместе с водой: все, что Кит мог к обеду – жалобно выть, когда рвотные позывы опять гнали его в сортир. Ну а Бак проклял не только Оливера и Дока со всеми их БАДами, но и собственный член, ради которого пошел на меры настолько крайние, что ненароком заделался отравителем. Должно быть, читатель уже заметил, что в жизнях многих островитян произошли разительные изменения. Прежде мы уделяли наибольшее внимание метаморфозам, приключившимся с отцом тропической мафии, да еще, пожалуй, сумели тонко намекнуть, что у Джейсона иссякли запасы сколь-нибудь подходящих женских имен, и его связь с Ваасом пришлось – к всеобщему, безусловно, удивлению – рассекретить. Для полноты картины прибавим также, что Оливер изрядно подтянул знания в областях химии и ботаники, а Райли (хотя, как видно, это не слишком пошло ему на пользу вкупе с былыми качествами) весьма остро наточил свой внутренний стержень. Но что же с Баком и Китом? Последний раз, кажется, мы видели их вместе в беседке, когда Хойт объявил о начале глобального кризиса. Не́ к чему таить, что кризис локальный внутри этой пары к тому моменту был далек от начала в той же степени, что и от конца – он заходил, скорее, на очередной вираж. Отправной точкой ему тоже стали события, которыми мы завершили предыдущую повесть. Но позволим себе обо всем рассказать по порядку. Итак, Кит, разом столкнувшийся со вдовьим горем и чудом воскрешения, долгие дни затем пребывал в биполярных настроениях. Просыпался он полным разрушительной энергии боевым гипномагом – таким, каким его всегда знали: он скандалил с лавочниками, кипятил своим телом прибрежную линию океана и угрожал расправой всякому, смевшему выразить мнение, что двадцать однообразных селфи в сторис – контент на редкого любителя. Однако как только солнце начинало брать крен на запад, Кит уносился прочь, буквально на середине бросая порой ту или иную деятельность. Лишь однажды по этому поводу Ваас высказал нечто, похожее на обеспокоенность: — Ты, блин, засыпаешь под «Спокойной ночи, малыши», что ли? Но и в тот раз Кит молча сбежал из киноклуба, так и не дождавшись сцены после титров новых «Мстителей». Никто не знал, что происходило с ним с наступлением сумерек. Никто, кроме Бака. Бывало, что истерика заставала Кита сразу за порогом или даже на крыльце; в таких случаях Бак волоком втаскивал его на загодя выложенные в гостиной одеяла. Иногда его панические атаки были такими длительными, что Бак засыпал, сидя на полу рядом с ним. Куда большим везением считалось, если Кит успевал добраться до кровати или даже принять душ – так Баку значительно удобнее было прижимать его к себе, да и сам Кит, как правило, в таких условиях спал без ночных кошмаров. Восстановление после пережитого заняло почти полгода. Приступы становились все более редкими, но им на смену пришли эпизоды затяжной печали; в подобном расположении Кит существовал несколько дней кряду, не покидая стен дома даже в часы солнцестояния. Он мог не проронить ни звука, а мог, напротив, до глубокой ночи делиться всем, что накапливалось в нем за период апатии. Благодаря этим душеизлияниям Бак узнал (вернее сказать, с ужасом уверился), как сильно Кит его любит и боится потерять. С ужасом – потому, что сколько бы Кит ни просил, часто даже со слезами, Бак так и не сумел выдавить из себя три заветных слова. Он задавался вопросом «почему?», но не находил ответ; серьезный разговор, который, возможно, привел бы их к истине, Бак откладывал так долго, что не заметил, как кончился год. Зато он хорошо запомнил вечер, когда Кит пожелал ему добрых снов и отправился на боковую, но не на ту сторону кровати, а на диван в гостиной. Так всегда бывало после мелких размолвок, однако тем вечером не было ни ссор, ни картинного метания молний исподлобья – Кит просто снова спросил, любит ли его Бак, а потом вернулся к скроллингу инсты, так и не услышав ничего внятного. Он, что называется, сделал выводы. На первый взгляд, в их отношениях ничего не поменялось, и прохладными ночами Кит даже возвращался в семейное ложе, но на все поползновения интимного характера в свой адрес реагировал категорическим отказом. Не привыкший слышать «нет», Бак поначалу не верил ушам, затем – злился, и в конце концов так отчаялся, что пригрозил Киту изменой. Но Кит только руками развел: дескать, надо значит надо – все мы, люди, с потребностями. Разумеется, Бак легко распознал провокацию и решил назло выебать все, что еще шевелилось в Бэдтауне и окрестностях, но почему-то не смог этого сделать ни тогда, ни потом. Во всем ином, как уже было сказано, их совместный быт остался прежним. Разве что нечастые ссоры на домовой почве, которые обходились раньше парой взаимных колкостей, стали более затяжными, да вместо «ты меня любишь?» звучало теперь «чье это кольцо?». На этот вопрос Бак, дело ясное, знал ответ, но сообщить его не столько не мог, сколько не хотел, причем никогда и ни при каких обстоятельствах. Некое подобие сексуальной оттепели наступило в первые ковидные месяцы: Кит сам пошел на контакт, но игру вел исключительно по своим правилам. Бак, истосковавшийся по плотским утехам, был рад и этому. Увы, лишь до тех пор, пока карантинные меры не вышли из моды, у Кита не появился досуг за пределами дома, а его интерес в отношении сожителя не сузился вновь до кольца на шее. На этапе происшествий, связанных с «порошком Амура», его автор был единственным посвященным в реальное положение дел. Собственно, с целью их отладки «порошок» и был задуман Оливером, когда к нему нагрянул Бак с новыми жалобами на беспросветное динамо. Но к концу того же дня Кит, забежавший на гостевую марку, поведал о своем намерении покинуть Бака, и тогда Оливер заключил, что создание «Амура» и вовсе не терпит отлагательств. Все, что касается короткого перерыва между началом лабораторной работы и моментом, когда ее продукт прошел финальный тест-драйв, читатель вполне может додумать самостоятельно; или, как любит говаривать Ваас Монтенегро, «прикинуть хуй к носу». Милый, добрый Оливер! благими намерениями выстлана дорога в ад. Бак честно признался Киту в причинах его недуга, и это стало последней каплей. Прежде чем опять скрыться в клозете, Кит заявил, что как только ему станет лучше – он уйдет раз и навсегда. Хоть Кит и был по-гоблински зелен, слова его прозвучали без злобы, зато с такой толстой наледью решимости, что Бак сразу понял, что они давно готовились быть озвученными и лишь ждали подходящего случая. Кит, абсолютно измученный, прижимался виском к прохладному фаянсу, когда очередной бес дернул Бака глянуть на экран смартфона: звонил Оливер Карсвелл. — Ебал твой... — Чел, прости! Я перепутал стафф – да, я хуевый. Пожалуйста, скажи, что Киту не очень плохо. — Не отлипает от толчка и собирается меня бросить, – проворчал Бак, косясь на дверь уборной. — Черными пятнами не пошел? Глаза, как жаба, не выкатывает? — Блядь, чего? Что за поеботу ты мне впарил?! — Ну не выкатывает? — Да хер его... кажется, нет. Из трубки послышался вздох облегчения: — Значит, будет жить. Слушай, чувак, у нас тут... блин, я не знаю, как тебе это все преподнести. Ты можешь пригнать к Хойту на сарай? — Ничего, что у меня тут семейная драма? Или говори сейчас, или иди на хуй, а я никуда не собираюсь. Глаза Кита божьей милостью действительно так и не выкатились, чего нельзя было сказать о Баке: после откровений Оливера он натурально походил на жабу. От небывалого избытка эмоций он вполне мог покрыться даже черными пятнами, но вывалившийся из сортира Кит нечаянно приложил его дверью – основной удар пришелся по лбу и несколько привел Бака в чувство. — Что, подельничек звонил? – сипло спросил Кит. – Хотел узнать, не двинул ли я кони? — Типа того. Слушай, я слетаю к Доку – возьму для тебя кое-какие таблетки. — А вы, я погляжу, всерьез за меня взялись. — Перестань. Если бы я хотел тебя прикончить, то сделал бы это давно и трахал, пока ты еще тепленький. Но я хотел тебя живым – уж прости, что проебался. — Ну, хоть здесь не юлишь, и на том спасибо... Ладно, иди. Но если мне станет лучше до твоего возвращения – имей в виду, чемодан спланирован, осталось только собрать. — Два часа, максимум три. Не уходи, обещаю, мы поговорим, когда тебя попустит. Кит хотел сказать что-то еще, но Бак уже был на крыльце. Так быстро ему не приходилось бегать даже в армии.

***

Мимо промчался внедорожник местного бомбилы с Баком на пассажирском кресле. Дорога вела в Городок не сворачивая, поэтому в пункте назначения сомневаться не приходилось. Ваас торжествующе взревел: — Че, Броди, выкусил?! Вот и, драть тебя в жопу, сам Бак! Они в сговоре! — Да ты ж укололся, что тебе еще надо? Олли точно ему сообщил, что с Райли неладное – Бак ведь с ним, как с яйцом наседка... А Киту наверняка уже лучше, дело-то к вечеру. — Дура ты, Джес, наивная. Во, давай наберем его? Бля буду, он уже не жилец. Джейсон, разочарованный и грустный, решил больше не вмешиваться в расследование Вааса, который по пути провозгласил себя не только Коломбо, но еще и Шерлоком Холмсом, и – дважды – Эркюлем Пуаро. — Амиго, ты не сдох! – изможденное лицо Кита показалось на экране видеозвонка. — Какая жалость, да? Бак и Оливер, небось, уже позвали вас на мои похороны. Джейсон поперхнулся и вырвал телефон из рук Вааса: — Что ты имеешь в виду? — Судя по приветствию, вы все знаете. — Ясен пенис! – Лицо Вааса снова втиснулось в кадр. – Я только не понимаю: ты ж, блин, ебаный чернокнижник – как Бак умудрился ускользнуть? Или это высокие чувства, и ты такой: «Я тебя отпускаю», а он потом еще так слезу, короче, с твоей щеки вытер? Не в шутку озадаченный чернокнижник молчал достаточно, чтобы Джейсон успел прочесть по губам ликующего Вааса слово «о б о с с а н». — Ты о чем вообще? – наконец, спросил Кит. – Я щас физически не могу разбирать твою шизофазию. Джей, он упорот, что ли? — Нет, то есть, да, но мы реально только что видели Бака. – Джейсон нахмурился. – Никогда бы не подумал, что он оставит тебя в таком состоянии. — Надеюсь, он уже на обратном пути? Если нет, то не сильно он торопится облегчить мои страдания... — Хорош там мудя мять, ты мне скажи: Оливер и Бак тебя внатуре траванули? — Ну да. У нас давно не все гладко, так что я типа включил целку. Оленуся, видимо, устал от хэндмэйда, и заказал у наших Парацельсов приворотный фито-чай или... В общем, я с утра навернул какого-то говна, и Бак час как метнулся в особняк за противоядием. Стараюсь вот не выблевать кишки до его прихода. Ваас и Джейсон переглянулись. — Слушай, мы-то на южном, собираем всякое... И Бак ехал в Городок, а не к Доку. Может, вы друг друга недопоняли? Просто там, у Хойта, Райли – он тоже передознулся с утра, ему фигово... — Так, погоди, – Кит перебил Джейсона на полуслове, – Бак поехал в Городок, а в Городке – Райли, которому фигово? — Да. Я и говорю: никогда бы не подумал, что он бросит тебя такого... зеленого. Я решил, что тебе полегчало, и ты в курсе насчет Райли, а Бак поехал его навещать, забирать или что-то вроде этого. Но Кит явно был не в курсе. Гнев очертил скулы на его лице, и они выступили, как кочки среди болота. — Вы, блядь, прикалываетесь? Пока Джейсон осознавал, что, возможно, сказал что-то лишнее, Ваас вдруг заорал так бешено, что с фруктовых деревьев в радиусе километра самособрался урожай. Он согнулся пополам и, воткнувшись лицом в колени, проревел: — СУКА!!! КАК Я НЕ ДОПЕР?! Джес, ёбни мне в паяло, ну! Дважды просить Джейсона не пришлось: от всего сердца, перенесшего микроинфаркт, он наградил любимого настолько мощным чапалахом, что раскроил ему нижнюю губу. Такой реакции на риторическую просьбу Ваас не ожидал. Завязалась драка с элементами агрессивного флирта, в ходе которой распалившийся Ваас так увлекся заигрываниями, что случайно избил Джейсона до потери сознания. Он заботливо уложил его в небольшую ямку подле дороги, цвыркнул оземь красной слюной и пошел искать улетевший в кусты телефон. — Прием, хермано! – вскоре перед Китом появилась его окровавленная физиономия. — Ага. Так до чего ты там допер? Ваас с важным видом достал из кармана узкий предмет цвета слоновой кости и покрутил им перед экраном: — Узнаешь? — Нет. Но ради дешевого саспенса Ваас был готов идти до конца: он надорвал бумагу, и из самокрутки прямо на глаз камеры посыпался табак. Он сдул его с искаженного трещинами изображения Кита и эффектно поиграл бровями. — Все ясно, объебос, иди проспись. — Мудак ты тупой, это папироса твоего мужика! Да погоди ты, блядь, не отключайся!.. Новые подробности навели Вааса на абсолютную истину: Оливер, этот святой человек, не был причастен к серии отравлений – он лишь оказался там, где в нем нуждались. Возможно, раньше он даже отговаривал младшего товарища от решения облегчить сумасшедший быт наркотиками... конечно, отговаривал, ведь это лапушка Олли, который сделает все, чтобы защитить ту самую муху, что все вечно стремятся обидеть. А вот Бак – мучимый недобровольным целибатом ебырь-террорист, он как пить дать воспользовался упадком малыша Райли: на, мол, затянись, расслабься, поговори со старым приятелем. Откуда этот ангел, сумевший простить такое страшное чмо, как Хойт, мог знать, что самый близкий человек способен на столь беспощадное коварство?.. Да, Бак действительно наверняка заказал «порошок Амура» для Кита, но молодые синие водоросли дали побочку – а похотливый зверь, уже воспрянувший в предвкушении соития, так и раздирал изнутри рогатую наколку... Но нет, нет! никаких оправданий не может быть тому, что произошло! Крошка Ру готов был поручить Баку жизнь; такое доверие – да, Ваас видел это с самого начала – не могло быть благостью, а лишь уязвимостью, ахиллесовой пятой. И Райли принял из братских рук эту козью ножку, где терпкий сирийский табак уже был смешан с приворотным порошком. Само собой, он никогда не рассказал бы об уроненной чести, но овердоз развязал ему язык: «Возьми сигареты и уничтожь их, я больше никогда никого не поцелую», – Ваас слышал это собственными ушами. И теперь Бак, которого Хойт и Олли вызвали на правах дражайшего друга Крошки Ру, на всех парах мчался, чтобы – в этом больше не оставалось сомнений – навсегда заткнуть ему рот. К сожалению или к счастью, Кит не видел, как Ваас катался по земле, сотрясаясь рыданиями и глотая дорожную пыль. Еще Кит не слышал ни слова с тех пор, когда продолжать беседу с угашенным в нуль тестировщиком БАДов счел разбазариванием драгоценного времени. Ему достаточно было, что Бак, несмотря на тяжесть внутрисемейного положения и свою в ней прямую вину, сознательно сделал выбор в пользу другого человека. И какого?! Впрочем, с горкой хватало и того, что не в пользу Кита. Среди множества брошенных бэдтауновских хибар Кит давно присмотрел наиболее удобоваримую: в ней, судя по интерьеру, наркоманы если и жили, то не до самой смерти – никому обычно не интересной и оттого зловонной. Туда он и потащил на закате свое все еще зеленоватое тело, внушительных размеров чемодан и самые что ни на есть серьезные намерения.