Северный ветер больших перемен

Трибуны ревели, болельщики “Красного клевера” и “Каслтонских ласточек” напоминали море – волнующееся, живое, свирепое. Гермиона зажала уши руками, в то время как Джинни, которая привела ее сюда, на трибуну для репортеров волшебного стадиона “Дублин-квиддич”, не отрываясь следила за игрой, успевая отдавать распоряжения своему колдографу, не переставая при этом строчить в пухлом потрепанном блокноте. Первый тайм наконец-то закончился, и миссис Поттер встала и принялась протискиваться вперед, крепко удерживая Гермиону за руку. Они оказались в шатре, в котором “Ежедневный пророк” организовал своему репортеру место для отдыха. – Барри, ты пока иди, поснимай болельщиков, – напутствовала Джинни долговязого паренька с ранними залысинами, который без слов повиновался. – Так, – подруга развернулась, кладя свой реквизит на тумбочку, и убирая одежду с раскладного стула, чтобы Гермиона могла сесть. Сама она уселась напротив, раскинув ноги по бокам неизвестно откуда взявшейся тут пустой бочки из под эля. – Рассказывай, как жизнь? Джинни старалась быть дружелюбной, пытаясь замять некоторое охлаждение, наступившее между ними не так давно. Так или иначе, Гермиона ценила, что ее позвали сюда, на квиддичный матч, встретиться и поговорить лично. Поскольку по версии Гермионы жила она у Броган, Джиневра не ожидала приглашения в гости. В планах после работы была прогулка по Дублину. Наверное, эта их встреча имела все шансы стать такой же пустой и натянутой, как, к прискорбию Гермионы, была предшествующая, но, самым неожиданным образом, положение спас Северус. – О, Джиневра, та самая, что оставила народного героя бездомным, – неприятно растягивая слова, произнес он, когда она рассказала ему о письме миссис Поттер. – Конечно, иди, развейся. – Я надеюсь, что они с Гарри все-таки помирятся, – нахмурилась Гермиона, все-таки уязвленная за друзей. Конечно же, Снейп не отреагировал – лишь нарочито громко прочистил горло, не отрываясь при этом от утренней газеты, к удивлению Гермионы, магловской. Это безнадежно! Видимо, ему доставляло удовольствие вот так кривляться и вести себя, как… Гермиона принялась левитировать чайную посуду со стола. – Думаю, ты можешь сказать ей, что я жив. Гермиона резко обернулась, керамика зазвенела – скорее всего, не обойдется без репаро. Она посмотрела на него удивленно, пытаясь сообразить, не ослышалась ли. – Ты хочешь, чтобы я?.. – Скажи ей, что я жив и работаю в Аране, – слегка нетерпеливо пояснил он, хмурясь и все так же обращаясь скорее к развернутой перед собой газете, чем к ней. – Конечно, про нашу связь ей знать рано. Но думаю, полезно будет… подготовить ее к тому, что я, по крайней мере, жив и мы общаемся. – О, Северус… Гермиона широко улыбнулась. Как же в тот момент она была довольна! То, что Снейп позволил рассказать о себе Джинни, было… было… Она очень ценила этот жест. Он был подобен забрезжевшему сквозь пелену туч солнечному лучу – когда-нибудь, потом, их отношения станут полностью нормальными, открытыми, а окружающим придется их принять. И он тоже к этому стремится, как и она. И вот теперь ей, наконец, было что рассказать Джинни важного, а главное – правдивого, пусть и не до конца. – Джинни, – Гермиона глубоко вздохнула, как перед прыжком в воду, – на самом деле, знаешь, я рада кое-что тебе сообщить. Гермиона понимала, что для Джинни тема Снейпа никогда не была животрепещущей, и увлеченность им Гарри ее скорее здорово раздражала. Гермиона не могла ее в этом винить, учитывая, сколько сил поначалу тратил на поиски своего некогда ненавистного преподавателя ее муж. Но все-таки Грейнджер знала, что Джинни не была бездушной и новость ее наверняка впечатлит. – Что? – подруга тряхнула своей короткостриженной огненно-рыжей копной, выглядя чуть настороженно. – В общем, профессор Снейп жив, он преподает в Аране зелья и сейчас у него контракт с “Волшебными вредилками”. – Что? Лицо Джинни, все еще слегка раскрасневшееся от ветра и рабочего напряжения, как будто на миг потеряло всякое выражение. Гермиона потерла лоб, прежде чем повторить вновь: – В общем, Снейп преподает зелья в Аране. И не так давно начал сотрудничество с Роном, а я что-то наподобие его делового агента. Это была та информация, которая могла помочь ей направить мысли Джинни в правильное русло – пусть бы пока она думала, что именно на этом основано общение Гермионы с профессором. – Снейп жив? Ты его деловой агент? А почему ты не говорила раньше? – брови Джинни поднялись, прежде чем она сама ответила на собственный вопрос: – Эти ваши дурацкие запреты… И что же изменилось теперь, раз он разрешил рассказать о себе? Не стоило недооценивать меткость суждений Джиневры Поттер – что называется, не в бровь, а в глаз. Вот кому стоило идти в авроры; Гермиона невольно поежилась. – Поскольку мы сейчас проводим больше времени вместе и о нем знает даже твой брат, я попросила разрешения рассказать тебе. Скепсис на лице Джинни только усилился. – Ты попросила об этом Снейпа, а он разрешил? – она заломила рыжеватую тонкую бровь. – Сколько на самом деле времени ты с ним проводишь? – Гермиона сглотнула, но Джинни, к счастью, переключила свое внимание: – Даже Рон знает! Стоит ли спрашивать, в курсе ли Гарри? – Гермиона кивнула и Джинни фыркнула, качая головой. – Ну я все же должна сказать тебе спасибо, что поделилась со мной. Все же обидно было бы одной оставаться в неведении, учитывая, что этот человек здорово подпортил наш брак. Гермиона знала, что тема Снейпа была для Джинни триггером, поскольку некоторое время после войны Гарри помешался на его поисках. До тех пор, пока Кингсли милостиво не бросил герою эту подачку, предоставив ему ежемесячный доступ к Снейпу на блюдечке. Ко всему прочему, на ситуацию явно накладывалось то, насколько сейчас сестру Рона раздражало буквально все, связанное с мужем и отцом ее ребенка. Но это не отменяло того, как Гермиону покоробило последнее замечание подруги. Снейп подпортил их брак! Надо же, а она полагала, что это сделало полное несовпадение ожиданий обоих с реальностью. Пожалуй, она больше начинала понимать Рона в его раздражении. К ее некоторому облегчению, раздался резкий звук, оповещающий о начале нового тайма. Джинни подскочила со своего места, ринувшись к выходу из шатра, Гермиона поспешила следом. *** День был удивительно дождливый, и когда они выбрались со скользких от влаги, несмотря на чары, трибун, Гермиона немного подмерзла. Джинни отправила ее в шатер отогреваться чаем, а сама поспешила к игрокам и тренерам, мокрым в равной степени и от физической нагрузки, и от тяжелых капель дождя, чтобы взять интервью. Когда Джинни и Гермиона, к немалому облегчению последней, покинули стадион, и уставшие, брели вдоль оживленной торговой улицы, омытой после неожиданного июньского ненастья, в поисках места поесть и поболтать, Джинни какое-то время была удивительно неразговорчива. Они уже сделали заказ, когда она наконец заметила: – Значит, он просто его нашел, поэтому успокоился? – уголок ее рта пополз вверх. – А я-то думала, что это наше будущее все-таки стало для него важнее. К такому ходу разговора Гермиона все же не была готова. Она осторожно пожала плечами: – Ну одно не мешает другому. Джинни нетерпеливо махнула рукой. – И что, Снейп сам решил выйти на связь? Гермиона откинулась назад, скрещивая руки на груди. – Нет, – взглянула она на подругу исподлобья. – Это Кингсли назначил Гарри куратором по тем из Пожирателей и сочувствующих, кто не получил реального срока. – Как так? – не поняла Джинни, хмурясь. – У Снейпа же Орден Мерлина. – Скажи это ублюдкам из министерства и нашему дорогому Кингсли, который к ним прислушивается, – ядовито процедила Гермиона. Джинни окинула ее каким-то странным долгим взглядом. – Ты всегда принимала его историю близко к сердцу, не так ли? – Как и любой человек, у которого есть совесть, – быстро парировала Гермиона. Джинни поморщилась, явно имея, что сказать на это утверждение, но, видимо, врожденная порядочность все-таки помогла ей удержаться от неприятного комментария. – Ладно уж, я поняла, что у вас там образовался своеобразный клуб поклонников Северуса Снейпа, – ухмыльнулась она, делая глоток чая. Так или иначе, она выглядела куда более довольной, чем на их предыдущих встречах. – Думаю, мне не стоит говорить тебе, что обо всем сказанном не следует распространяться? – на всякий случай уточнила Гермиона. – Сама собой, – пожала жена Гарри плечами, но тут же хитро прищурилась: – Ну мужу-то я могу сказать, что тоже теперь вхожу в число посвященных в эту вашу сакральную тайну? Хочу увидеть его лицо! Гермиона задумалась. В конце концов, если Поттер был в курсе, что о Снейпе знал Рон, то почему его должно было сильно удивить, что Джинни тоже осведомлена? – Думаю, да. Только, пожалуйста, не заостряй лишнее внимание на этой теме. Гарри… – Гермиона вздохнула, невольно понурившись, – несколько… В общем, теперь он скорее близок к тому, чтобы вновь подозревать профессора Снейпа во всех смертных грехах. Джинни округлила глаза. В следующую секунду ее руки взметнулись к лицу, чтобы усиленно его потереть, не обращая внимания на макияж. – Мерлин… Это когда-нибудь закончится? Поэтому он хотел, чтобы ты за кем-то там следила в университете? – В том числе, – расстроенно признала Гермиона. – Честно, мне кажется, что он просто в обиде на профессора Снейпа, потому что тот не был в восторге от их общения после войны. Вел себя резко, как… Как Снейп, – она извиняюще улыбнулась, как будто частично была в ответе за поведение Северуса. – Короче, понятно. Пожалуй, лучше в это вообще не лезть, – Джинни поджала губы. – Да и честно говоря, я не то чтобы стремилась много разговаривать с Гарри. Он приходит в воскресенье, а я стараюсь уходить. Теперь, когда Джейми чуть подрос, всегда берет с собой Тедди. – Он до сих пор живет у Джорджа? – Насколько знаю, – миссис Поттер побарабанила наманикюренными пальцами по дереву стола. – Хоть в этом от него есть толк, потому что Джордж, судя по всему, взял себя в руки. Гермиона медленно кивнула, испытывая облегчение. – Это очень приятно слышать. Честно говоря, в какой-то момент мне показалось, что он и сам может пойти по пути Джорджа. На миг маска отстраненной насмешливости спала с лица Джинни – та заметно погрустнела. – Ну, я не думаю, что проблемы Гарри можно сравнить с проблемами Джорджа. Знаешь… мой брат ведь больше не способен к телесному Патронусу. В груди у Гермионы кольнуло. Эта тема была ей слишком близка. – Ты ведь знаешь, что у них обоих были сороки? – продолжила Джинни, и пусть она не пояснила, Гермиона отлично знала, что она имеет в виду Фреда. – Как там? Две сороки – к радости? Ну вот, когда одна из них улетела, вторая последовала за ней, – она сморгнула слезы. Гермиона на миг прикрыла глаза, с трудом понимая, что тут можно было сказать. – Возможно, когда-нибудь… – выдавила она, запуская пальцы в свои густые кудрявые волосы и оттягивая их в сторону, сама того не замечая, – когда-нибудь… – Все наладится? – сквозь слезы поинтересовалась Джинни. Гермиона посмотрела на нее с болью. – Честно, не знаю. Сомнительно. Меня волнует не сам факт того, что он не может его вызвать… Ты ведь знаешь, что телесный Патронус означает не только то, что волшебник способен испытать достаточно яркие эмоции, вспоминая что-то хорошее... Тут уж дело скорее в способности глубоко переживать радость, а дано это не всем. Но как там говорил целитель, который осматривал нас, когда все закончилось? В некоторых случаях, это может служить маркером психической нестабильности, нарушения целостности личности. Гермиона припоминала что-то подобное. Как примерно через несколько месяцев после битвы за Хогвартс в школе был организован прием колдомедика для всех желающих. Мужчина в лимонном халате действительно каждому, кто раньше владел телесной формой заклинания, предлагал вызвать Патронуса. Он тоже говорил что-то о важности воспоминаний, способности переживать позитивные эмоции глубоко и ярко. Большего Гермиона ничего толком не помнила, пребывая тогда, даже спустя два месяца, в каком-то угаре, почти помутненном сознании. Будучи почти что не в себе, она и сама не смогла вызвать тогда полноценного телесного Патронуса – ее юркая выдра то принимала неясные очертания, то превращалась в сгусток беловато-молочного света, даже не самый яркий. Колдомедик сделал какое-то замечание по этому поводу, но она едва ли обратила внимание. Теперь Гермиона и вовсе могла поспорить с утверждением, что для телесного Патронуса нужно было испытывать радость; из того, что она успела заметить в воспоминаниях Северуса, было достаточно, чтобы чувства были сильными и чистыми, возвышенными, даже если это не счастье, как таковое, а тяга к искуплению, к свету, желание обрести приют истерзанной душе, пусть и с примесью жуткой, выворачивающий сознание наизнанку, боли. Именно из этого, казалось, состоял его Патронус. Это можно было назвать мазохизмом чистой воды, иначе как объяснить такое стремление из раза в раз вновь и вновь перебирать все эти осколки воспоминаний о мертвой девочке, которая никогда его не любила. – Я думаю, что если Патронус – это своего рода отпечаток нашей души, как его называют, то душу очищает и делает целостной далеко не только счастье, Джинни, – вымученно улыбнулась она. – Я надеюсь, и ты надейся и верь, что Джордж еще найдет что-то или кого-то, что поможет ему собрать себя воедино. *** Все же разговор с Джинни не выходил у Гермионы из головы. Она постоянно прокручивала его, примеряя все сказанное на Северуса. Что могло означать отсутствие телесного Патронуса в его случае? Видимо, Северус начал о чем-то подозревать. Он смотрел на нее пристально и недовольно, и чтобы как-то развеять его подозрения, она принялась рассказывать, как прошла встреча. – О, – из сумки выпали билеты. – Надо не забыть отдать Броган. Снейп обернулся к ней, сидя за обеденным столом. – Что это? – Билеты на матч в следующую субботу, в вип-ложу. – И почему ты хочешь отдать их? Глаза Гермионы округлились. – Ну а что мне с ними делать? – Пригласить меня? – черная бровь преломилась. – Я думала, ты не любишь квиддич, – растерянно призналась она. – С чего бы это? А ведь если подумать, он даже судил матч. Гермиона помнила это зрелище – Снейп, восседающий на метле подобно коршуну, со слизеринским шарфом, намотанным вокруг шеи. В те времена это был едва ли не единственный раз, когда она видела на нем что-то не черное. Всё ради фаворитизма. – Будут ли в моей жизни мужчины, не обожающие эту игру? Снейп закатил глаза, не произнеся ни слова. Конечно, как же так, она поставила его в один ряд с Уизли и Поттером! – Странное недовольство со стороны девушки, двое молодых людей которой были игроками в квиддич, один даже всемирно известным. Удивительно было бы, не поддень он ее в ответ. Гермиона лишь закатила глаза. Не хватало еще вспоминать беднягу Виктора Крама. – В этот момент ты напомнил Риту Скитер, дорогой! Все-то мне припоминаешь, – она растянула губы в подобии улыбки. – Как там у нее было… Расчетливая охотница за знаменитостями? Снейп замер. Его мрачный лоб прорезали горизонтальные морщины. Он поджал губы, прежде чем все-таки выдавить с видом человека, терзаемого зубной болью: – Извини, ничего подобного я в виду не имел. Несмотря ни на что, прозвучало вполне искренне, и в последний момент Северус даже отвел взгляд, явно испытывая неловкость. Гермиона вздохнула, усевшись напротив и подперев подбородок рукой. Действительно, Снейп как будто не решался смотреть ей в лицо, страшась увидеть обиду или гнев. Это не могло не умилять. – Проехали, – вздохнула Гермиона. – И, кстати, ты тоже меня прости. За ту сцену в кафе. Я просто поддалась минутному дурному настроению. На самом деле… – она чуть замялась, – нет среди них никого замечательного. Даже Лиам – большие вопросы к человеку, настолько увлеченному кем-то вроде этой свистульки Дороти. А Майкл и вовсе – напыщенный и слишком высокого о себе мнения. Ни с кем из них мне даже общаться больше не хочется. Признавшись в своем сумасбродном поведении, Гермиона почувствовала облегчение. Пусть лучше считает, что она дурочка, чем за ней будет числиться такой грешок, как провокативное поведение. Снейп даже как-то повеселел. – Гермиона, – самодовольно хмыкнул он, – едва ли я такой трепетливый кустик, чтобы всерьез обижаться на женщину из-за какой-то ее взбалмошной выходки. Гермиона вновь закатила глаза, думая о том, что если для его хрупкого эго важна вера в собственную неуязвимость, пусть будет так. *** День следующего матча был ясным – солнце палило так, словно хотело испарить всю влагу из мира вокруг. Даже трава на квиддичном поле слегка пожухла, пожелтела. Благо в вип-зоне вовсю работали охлаждающие чары, да и белоснежный навес давал приятную тень. Гермиона в своем льняном костюме чувствовала себя терпимо, посасывая через трубочку лимонад. Решение убрать волосы в тугой хвост тоже было правильным, иначе при таких температурах она со своей шевелюрой давно бы уже взмокла, никакая магия бы не помогла. Да и Снейпу рядом было намного легче, чем обычно. А все благодаря его временному обличью – сухонькому джентльмену лет семидесяти, с белыми и редкими, напоминающими пух, волосами. Однако когда в последний момент выяснилось, что, если не считать волоса какой-то полноватой маглы-блондинки неопределенного возраста, этот образ пожилого человека – единственный, доступный ему (ну не отправляться же на улицу в поисках чужих волос!), поскольку больше частиц, собранных прозапас, не оказалось, Снейп чуть не отказался от их затеи. Гермиона так и не поняла, что это за новый выверт мужского тщеславия – Северуса, видимо, коробило, что он будет рядом с ней во время общественного мероприятия в таком возрастном теле, напрочь лишенным мужественности. Ответом на ее предложение превратиться в женщину и вовсе был взгляд, напоминающий дамасский клинок. Зато он смог позволить себе куда более расслабленный стиль, больше подходящий для жаркой погоды! Так что, возможно, сейчас он был наоборот рад такому повороту событий? Когда Гермиона посмотрела на своего спутника, то чуть не прыснула – на тонких, уже по-старчески слабых чертах, обычное для Снейпа отрешенно-угрюмое выражение смотрелось довольно отталкивающе, делая из интеллигентного вида джентльмена старого брюзгу. Не то чтобы на лице Северуса такая гримаса служила приобретению всеобщих симпатий, но явно была ему более комплементарна. Игра началась, и Гермиона изо всех сил старалась следить за тем, что происходит на поле. Однако если на матчах в Хогвартсе ее интерес хоть как-то подпитывался духом факультетского соперничества, то смотреть на то, как игроки носятся туда-сюда, лишь из любви к искусству было почти невыносимо скучно для нее. Судя по Снейпу, ему напротив, все происходящее доставляло большое удовольствие. Никогда бы Гермиона не подумала, что ее профессор настолько близок в своих увлечениях к чему-то такому… примитивно-мужскому. Гермиона отвела взгляд, представляя это напряженное выражение, с которым он следил за игрой, на лице Снейпа, а не неизвестного пожилого мужчины, и, к своему удивлению, почувствовала нечто, близкое к возбуждению. Пришлось даже глубоко вздохнуть, чтобы развеять этот морок. Жаль все же, что они не решились идти сюда, как есть, опасаясь встретить знакомых. Она бы с удовольствием сейчас скользнула стопой вдоль его икроножной мышцы… Делать это, пока он под оборотным, казалось извращением. Быстрее бы им вернуться домой! Тем временем к ее немалому облегчению, раздался свисток, означающий окончание тайма. Снейп глотнул из своей фляги, тут же спрятав ее под лацкан светлого пиджака. Они решили пройтись вдоль трибун, чтобы немного размяться. Снейп все больше молчал, явно не желая лишний раз даже смотреть на нее в этом престарелом обличье. Гермиону его настроение веселило и расстраивало одновременно – сколько же в этом было от задетого мужского достоинства! – Гермиона! Окликнули откуда-то сзади, уверенный мужской голос показался знакомым. Обернувшись, Гермиона сразу же увидела Майкла с неким приятелем. Она сощурила глаза, досадуя, насколько невовремя приключилась эта встреча. – И ты здесь, – Майкл приближался широкими стремительными шагами, весь в белом, одетый с иголочки и какой-то по-особенному свежий. Его прекрасные шелковистые волосы оттенка молочного шоколада лежали сегодня особенно элегантно. – Позволь представить… Она мельком улыбнулась его спутнику, тут же поискав глазами Северуса. Тот стоял чуть поодаль, буравя ее знакомого тяжелым неприятным взглядом. В этом теле его надменная стойка, которую он, видимо, неосознанно принял, признаться, смотрелась комично. Майкл проследил за ней и произнес, обаятельно улыбаясь: – Ты здесь не одна? Представишь? – Ох, да, – она кивнула Северусу, побуждая того приблизиться и обращаясь к нему: – Это… Майкл О’Ши, мой знакомый по министерству… Майкл… это Джим Коллинз… дедушка моей школьной подруги, из Лондона. Он сейчас гостит в Дублине. Рука Майкла слегка дернулась, явно в предвкушении того, что мистер Коллинз, как старший, сейчас инициирует рукопожатие. Однако этого не последовало: Снейп лишь отрывисто кивнул, выглядя абсолютно равнодушным. Гермиону такой его вид не мог обмануть. Майкл решил сгладить возникшую заминку, опять заговаривая с ней, бросив напоследок недоуменный взгляд на хмурого старикана. – Шикарно выглядишь, Гермиона. Впрочем, как и всегда, – он подмигнул ей, улыбаясь. – У нас не было возможности поговорить еще раз, но надеюсь, между нами все в порядке? Я рассчитываю на твое общество, пока ты в Дублине, да и потом… Кто знает, – он приподнял бровь, что на ее вкус смотрелось пошловато в его исполнении, – может, тебе так понравится у нас в отделе, что после учебы ты решишь податься к нам? – его смех был полон какого-то скрытого намека на соблазн. – Уверен, малышка Броган будет не против. Гермиона вымученно улыбнулась, косясь на Северуса, который смотрел теперь куда-то в сторону. Тон, который взял Майкл для разговора с ней, был до ужаса фривольным. Оставалось только порадоваться, что она успела рассказать правду о том, как на самом деле обстоят дела – что никто из ее новых знакомых не вызывает у нее никакой особой симпатии. Страшно было представить, на какую почву упали бы сейчас семена слов О’Ши, не сделай она этого признания! – Да, очень мило с твоей стороны подумать о таком, – сухо заметила она, кивнув. – Нам пора, к сожалению, – развернувшись к Северусу, она подхватила того под локоть, разворачивая в противоположном направлении. К ее радости, тот не сопротивлялся. – До встречи на работе! Последнюю фразу она произнесла, уже удаляясь. Гермиона даже не обратила внимания на реакцию Майкла, целиком поглощенная обдумыванием того разговора, который, видимо, был неизбежен между ней и Снейпом. С опаской поглядывая на своего спутника, она не могла до конца понять его отношение к произошедшему – по-большому счету ведь не произошло ничего такого, из-за чего стоило так напрягаться. А Снейп между тем выглядел смурнее неба в ноябре. – Хочешь еще пройтись? Или вернемся? – осторожно спросила она. – Пожалуй, старые колени дедушки Джимми нуждаются в отдыхе, – прошипел он, и Гермиона поняла, что ее мужчина находится в ярости. – Послушай, – вздох вырвался из ее груди, когда Гермиона дотронулась до мужского локтя, – я признаю, что это была плохая идея, уговорить тебя пойти сюда в этом виде. Ведь ясно было изначально, что тебе некомфортно. Но ты вроде хотел побывать на этом матче, и я решила, что глупостью будет… – Достаточно. Гермиона вздрогнула от ледяного тона, которым это было сказано. – Ну и пожалуйста, дуйся сколько душе угодно! До конца игры ни один из них больше не проронил ни слова. *** – И что это за выходки? – стоя в центре гостиной, Гермиона уперла руки в боки. – Почему ты меня игнорируешь? Снейп (слава богу уже в собственном теле!) в ответ взирал на нее с особенно раздражающей насмешкой. Гермиона почувствовала, как закипает. Наверное, он считал ее состояние: на секунду глаза его прикрылись, он опустил голову, глядя в пол. Когда Северус вновь взглянул на нее, скрестив руки на груди, вид у него был решительный, как у человека, который собирался в чем-то признаться сам и в то же время – уличить другого. – Я не игнорировал тебя, – но упрямство явно мешало ему продолжить. – Просто обдумывал, – добавил он так снисходительно, как будто считал, что сей мыслительный процесс был трудно доступен ее пониманию. – Ну и? Продолжай! – она нетерпеливо махнула рукой. – Ты явно пришел к каким-то выводам, так может поделишься жемчужинами своей мудрости? Смесь недовольства и смущения отразилась в его глазах, в том, как плотно сжались губы и выдвинулся вперед подбородок. – Ты не была со мной честна, – многозначительно приподнял он брови, – в том, как обстоят дела у тебя на работе. В общении с новыми знакомыми. Гермиона нахмурилась, размышляя над сказанным. Понимание пришло к ней, пусть и с небольшим опозданием. – Как ты узнал? Постой… – Есть методы. – Легилименция! – Какая догадливость – протянул он, ощетинившись. – Северус! – Что, Гермиона? Этот дурак едва ли даже понял, что происходит. Давно не встречал настолько неорганизованный ум. Он поправил манжеты, лучаясь презрением, но стараясь не смотреть на нее прямо. – Часто ты проделываешь такие трюки? Снейп бросил на нее яростный взгляд. Гермиона чувствовала, как от напряжения ее тело почти болело: шея и плечи окаменели, лицо вытянулось. – Нет! – рявкнул он. – Только когда вижу, что люди, с которыми ты общаешься, – хлыщи, считающие, что каждая женщина должна падать в их объятия. Гермиона фыркнула. Накал эмоций внутри нее постепенно спадал. Наверное, злиться дальше было бы нормальной реакцией, но желания превращать все это в некую драму не было. Она прекрасно понимала, что прошлое Северуса могло толкать его к подобным поступкам и методам. Это было нехорошо, но в каком-то смысле она сама спровоцировала подобное, своей легкомысленной провокацией привлекая его внимание к личности Майкла. Конечно, не то чтобы она собиралась полностью спускать все на тормозах. – И как ты определил это в первые же три минуты знакомства? Северус мотнул головой, не реагируя на явную шпильку в свой адрес, и приблизился, чтобы обогнуть ее и сесть обратно за стол. Он откинулся на удобную спинку стула, не сводя с нее пристального взгляда. – Ну, – уголок его рта дернулся, – положим, ты разожгла мое любопытство уже некоторое время назад. Несмотря на его нарочито небрежный тон, ему явно было не по себе от того, какой могла быть ее реакция. Это внушило ей некоторое спокойствие – во-первых, Северус, по крайней мере, осознавал, что такой поступок с его стороны не совсем приемлем, а во-вторых – не слишком злился на ее частичное утаивание. – И как, доволен тем, что узнал? – вздохнула Гермиона. Она взяла в руки пустую чайную чашку, чтобы чем-то занять себя, теперь испытывая неловкость. Можно было только гадать, каковы будут чувства Снейпа от увиденного. Стоило признать, что в глубине ее души зашевелилось что-то, напоминающее облегчение. Ей не хотелось самой рассказывать ему обо всем – получалось, что она как будто жаловалась, причем на то, что никто из них не в силах пока изменить, когда бы даже и хотел. Не говоря уже о том, что это выглядело как явный намек с ее стороны, как ни крути. Не было никакой возможности преподнести все это мужчине так, чтобы не делать его обязанным отреагировать определенным образом. Иное могло бы быть расценено как полное игнорирование ее запросов с его стороны. Теперь же он оказался в курсе, а инициатором была не она. Снейп сжал переносицу, как будто его настиг внезапный приступ головной боли. Гермиона внимательно следила за ним, все-таки страшась того, что могло быть сейчас произнесено. – Гермиона, – когда он посмотрел на нее, то выглядел таким уставшим, как будто не спал несколько суток к ряду, – я всегда знал, что в отношениях со мной ты едва ли получишь то, чего заслуживаешь. И также я говорил тебе не так давно, что все будет так, как ты захочешь. Я не тот человек, что бросается такими словами. Гермиона кивнула, соглашаясь со сказанным и отставляя чайную чашку в сторону. Однако у нее были и другие мысли на этот счет. – Возможно, я бы хотела услышать, чего хочешь ты сам. Для начала. Снейп выглядел сбитым с толку, как будто такое предложение было полной дикостью. Часто ли его спрашивали о подобном? – По-моему, это полностью очевидно, – выдавил он. Увы, видимо, большего ей было сегодня не дождаться. Вполне вероятно, что он испытывал неловкость от этой беседы, до сих пор толком не умея говорить о подобном. Если подумать, все их разговоры о чем-то важном, о чувствах, происходили только во время эмоциональной раскачки, когда, наконец, плотину прорывало и слова лились из обоих, жаля, убивая, но и излечивая их одновременно. Были и другие мысли, которые неотступно преследовали ее в последние несколько дней, подавленные, но от этого не менее навязчивые. – Знаешь, Джинни говорила о Патронусе… Джордж потерял возможность вызывать телесную форму. “Как и ты”, вертелось на языке. Снейп наверняка и сам понял, к чему она ведет: на сумрачной глубине его глаз сверкнуло нечто, очень близкое к предостережению. Которое она упрямо решила проигнорировать. – Джинни утверждает… – Джинни утверждает? – осклабился он издевательски. – Это не только ее мнение, но и ряда колдомедиков, – резковато одернула она. – Что телесный Патронус, помимо всех лирических отступление, – признак стабильной психики, целостности личности, – она все же замялась под его убийственным взглядом. – Просто я вспомнила, как нас проверяли после войны, и там был целитель, который также просил продемонстрировать Патронус. Моя выдра тогда едва удерживала форму, – улыбка ее вышла бледной. – Я всего лишь хочу узнать, как на самом деле ты это ощущаешь – невозможность творить телесную форму этого заклинания? Не мучает ли тебя такая невозможность? Ты пытаешься? Совсем ничего не выходит? Снейп глядел почти с жалостью, когда удостоил ее сбивчивую речь ответа: – Гермиона, я говорил уже, с чем связана невозможность вызвать Патронус в моем случае, более того, ты видела, если так можно выразиться, мои мысли на этот счет. Смертоносное проклятие повлияло на меня, – она тут же собралась рьяно возражать, но он вскинул ладонь в повелительном жесте, который уже так давно не использовал с ней, – Авада Кедавра есть Авада Кедавра, Гермиона. Это заклинание, для успешности которого необходимо впустить ненависть очень глубоко в собственную душу. Именно поэтому Альбус хотел от меня именно его использования, чтобы у Темного Лорда действительно не осталось сомнений. Пусть с отсрочкой, но подобное возьмет свое. Несколько мгновений они молчали, Гермиона лишь недовольно пыхтела. – Ну хорошо, – неохотно кивнула она, – предположим. Но ты не думал, что Патронус потерял форму просто потому что что-то внутри тебя изменилось… – Если ты размышляешь, приблизило ли это меня к тому, что невежды называют “темными волшебниками”... – Я вообще не об этом! – на этот раз рявкнула уже она. В смущении от собственной короткой вспышки Гермиона пригладила буйные кудри. – Боже, Северус, ты вообще понимаешь, о чем я пытаюсь с тобой поговорить? – он повел подбородком, как бы побуждая ее продолжить, и она сцепила зубы, вновь начиная: – Я о том, что может быть изменились какие-то твои… установки, ценности, – она покраснела, чувствуя себя полной дурой. Что она хотела услышать? Что он скажет, что образ дорогой Лили Эванс больше не является для него святилищем всего самого прекрасного в жизни? К ее ужасному стыду, ей показалось, что Снейп понял, к чему она клонит. Выражение его лица окончательно смягчилось, но в этот момент она почти ненавидела это – ей померещилось оскорбительное снисхождение с его стороны. Он молчал, но если в нем шла жестокая борьба, то какое-то чувство взяло верх. Его плечи опустились, а лицо совсем побледнело, казавшись ей теперь беззащитным. Грейнджер тут же устыдилась собственных страхов, как мелочных и недостойных по сравнению с тем подвигом воли, который он, судя по всему, сейчас совершал, решившись говорить с ней. – Было время – ты ведь знаешь – я приходил в отчаяние от того, что лани больше нет со мной. Хотя вызывать её, видеть её, всегда было сродни истязанию – глупы и поверхностны те, кто считает, что Патронус может быть основан только лишь на всецело светлом воспоминании, – он слегка отвернулся, склонив подбородок к груди и сутулясь. – Но сейчас, по прошествии времени… я испытываю облегчение. Если вернуть телесную форму означает, что вернется та боль, то я предпочту обойтись. – Я видела, ты почти не помнишь её, не знаешь, какой она стала и какой бы была сейчас, – Гермиона почувствовала, как горячо стало щекам, когда она упрямо продолжила: – Любовь – слишком сложное чувство, состоящее из многих других, чтобы испытывать ее к человеку, которого ты не понимаешь, не знаешь и не помнишь. Она боялась, что он рассвирепеет или закроется, но Снейп удивил ее еще больше, сохранив самообладание, пусть и ценой титанических усилий. – Совсем не нужно, – выдавил он, его голос был глух, а взгляд темен, когда он вновь посмотрел на нее. Черные маслянистые пряди волос падали на лицо, – помнить и даже знать человека, чтобы испытывать в его отношении сильные чувства. Достаточно сильные, чтобы это могло вызвать Патронус, знак того, что не все в тебе еще умерло, не все поддалось скверне. Что ты еще способен, по крайней мере, скорбеть. – Сильные чувства? Любовь? – Любовь, – повторил он, усмехаясь. – Называй, как хочешь. Все хорошее, что было во мне, долгое время обращалось к этой шестнадцатилетней девочке. Потому что ничего другого не было. Но этого хватало, чтобы… окончательно не заблудиться в этом адском лабиринте двуличия и полутонов. Гермиона отметила, какой возраст Лили он обозначил. Как будто для него она не приблизилась даже к моменту своего выпуска из школы, так и застряв в тех годах, когда их общение прекратилось. – Это довольно жалко само себе, – он пожал плечами, его плечи опустились. Она была до глубины души потрясена, что он вообще решил вести с ней подобную беседу. – Знаешь… в какой-то момент я даже перестал мечтать о ней… в определенном смысле… – его голос почти перешел на шепот. – Внезапно понял, что не могу толком представить ее близкой к тому возрасту, в котором это не было бы извращением, учитывая, сколько лет мне на тот момент было самому. Не то чтобы думать в таком ключе о мертвой женщине, которая никогда тебя не хотела и причиной чьей смерти ты являешься, не извращение само по себе… Вместо этого я вновь и вновь оживлял тот образ, который был мне доступен, делая из него алтарь того, что могло помочь мне идти дальше, вполне сознательно поддерживая в себе все эти воспоминания, которые в какой-то момент совершенно истерлись. Настолько, что мне необходимо было цепляться за какие-то материальные источники, даже мне не принадлежащие. Как тогда, с той долбаной колдографией, – пробормотал он, и она, признаться, не поняла, о чем он. Что за колдография? – После того, как я использовал Непростительное, удивительно, что это еще помогало какое-то время… В конце концов, без лани я не уверен, как бы смог передать меч. Гермиона не знала, ни как дышать, ни что думать. Она была напугана, что вообще затеяла этот разговор. Казалось, что время было ею выбрано на редкость неудачно. С другой стороны, для подобного с трудом можно было представить удачный момент. И вместе с тем, нечто в ней самой как будто не давало ей остановиться. – Ты говоришь так, будто это в все прошлом, так или иначе. Гарри, – все-таки упомянула она это имя, вынужденная проигнорировать, как мгновенно перекосилось его лицо, – совсем немного рассказал мне. Но про “всегда” упомянул. В какой-то момент она была уверена, что он взорвется – от напоминания о том, что знает Поттер, от ее любопытства, от всей этой неуклюжей, болезненной откровенности, – но когда он заговорил, то явно подбирал слова, мужественно сдерживаясь: – Видимо, я ошибался. Но едва ли жалею теперь об этом. *** После этого разговора они разбежались каждый по своим углам; оба были полностью обессилены. Гермиона уж точно чувствовала себя выжатой как лимон. Как будто по ней проехался Хогвартс-экспресс. Но пусть этот разговор с ее стороны был отчаянной затеей, она была склонна оставаться довольной тем, что он состоялся. И хотя на свои первоначальные вопросы она услышала не совсем те ответы, на которые рассчитывала, зато получила другие подтверждения, не менее ценные. “Видимо, я ошибался”, сказал он. Для такого человека, как Северус, признаться в заблуждениях касательно чего-то настолько фундаментального для себя было сродни чуду. Ей бы очень хотелось разговоров и признаний куда более чувственных, откровенных, душевных между ними в том, что касалось именно их отношений, не только тех фраз, что были сказаны в пылу ссор и потрясений, но, видимо, к такому он был пока не готов. Сказанное – сказанное в обычном разговоре, а не та, почти вырванная ею у него легилименция, как акт отчаяния в попытке дать ей хоть какое-то верное понимания себя, – и так было чем-то невероятным. Хмурый, он сообщил ей, что собирается еще наведаться сегодня вечером в лабораторию. Ей стало немного грустно от такой почти явной попытки к бегству, но Гермиона не могла судить Снейпа за то, что сейчас он хотел восстановить временный статус-кво. Натянутый, как струна, напоследок, перед тем как аппарировать, он обратился к ней: – Если этот урод станет досаждать тебе и дальше, я надеюсь, ты скажешь мне об этом? Гермиона скривила губы: – Чтобы ты проклял его? Снейп провел по волосам, делая макушку еще более зализанной, и этот жест сильнее, чем любой другой, выдавал в нем нервное напряжение. – Мне не нравится то, что он позволяет себе в твоем отношении. Она ценила его сдержанность, его попытки держать себя в руках. – Больше он ничего себе не позволит. Я буду полностью игнорировать его. А если не поможет, то сама прокляну. Поверь, я знаю некоторые неприятные сглазы. Снейп лишь хмыкнул, больше ничего не говоря, прежде чем уйти. А она осталась обдумывать произошедшее. Ей хотелось бы сказать ему еще много вещей. Например, о том, что она искренне считает, что настоящая любовь не бывает невзаимной. Что невозможно действительно любить того, кому ты не интересен, кто закрыт от тебя, кто не понимает тебя и не старается понять. В ком все противится тому, кто ты есть. Но она, конечно, не решилась бы озвучить такое вслух. Да и стоило исторгать все эти по сути банальности? Многое он, кажется, теперь понял и сам. Когда он вернулся, то был чуть менее не в настроении, но все такой же молчаливый. Гермиона сидела за монографией, которую пообещала подготовить для мадам Вуйчик, чтобы, если на то будет воля последней, выпустить таковую в соавторстве. Перед ней на столе очутился букет из душистых веточек поздней сирени – белых и фиолетовых, перевязанных атласной лентой голубого цвета. Снейп отошел к стойке, чтобы налить себе воды. – Это?.. – Гермиона смотрела на его напряженную спину. – Букет, – безразлично обронил он, оставаясь к ней в полоборота. – Мне? Он обернулся, теперь раздраженный: – Ты видишь здесь других женщин? – Нет. Более не удостоив ее вниманием, он принялся за ужин. Гермиона встала, чтобы достать из кухонного шкафа небольшую стеклянную вазу, и, наполнив ее водой с помощью Агуаменти, поставила сирень в воду. – Очень красиво, – ей пришлось привстать на носочки, чтобы, подойдя к нему сзади и обвив мужской торс руками, оставить на щеке легкий поцелуй, потому что Северус никак не помогал, оставаясь отстраненно-невозмутимым и малоподвижным. – Такая пушистая! – хихикнула она, искренне восхищаясь и не обращая внимание на его поведение: вдруг подумалось, что ей впервые в жизни дарили цветы, если не считать тех, что обычно вручал отец на некоторые праздники. Отстранившись, она заметила мелькнувшую тень улыбки на его таком совсем не улыбчивом лице. Не усмешка, не ухмылка, а что-то… такое движение подбородка, сжатие губ, их слегка приподнятые уголки, игра мимики. Что-то совсем иное, редкое. – На самом деле, мне придется попросить тебя об одолжении, – внезапно сказал он, одним движением палочки нарезая морковь тонкими слайсами. – Это касается последних недель нашего отпуска. – О, – Гермиона подалась вперед, тут же сгорая от интереса, – ты что-то говорил о Коукворте. Это связано? – Да, – Снейп кивнул, не отрываясь от готовки. – Признаться честно, я решился на отдых в Италии еще и по той причине, что конец августа и часть сентябре мне придется провести в этом дрянном городишке. И я… могу ли я просить, чтобы ты отправилась туда со мной? – Конечно, – Гермиона с готовностью тряхнула головой, – конечно, да, без проблем. А почему ты решил пожить там? Он окинул ее долгим взглядом, в котором как часто с ним бывало, трудно было что-то разобрать. Прежде чем вернуться к своему занятию, Снейп пояснил: – Я не хочу продолжать владеть этим домом. Неизвестно, как могут сложиться дела дальше, особенно, когда подойдет срок моего недонадзора, – выплюнул он. – Предпочитаю продать это ничтожное имущество, пока есть такая возможность. За сам дом выручить скорее всего удастся лишь копейки, но и дарить его аврорам я не намерен. Не говоря уже о том, что там осталась часть моей библиотеки, куда более ценная, чем все остальное в этой рухляди, и кое-какое лабораторное оборудование. – Понятно, – кивнула Гермиона. – Только… ты собираешься как-то договариваться с Кингсли по поводу того, что будешь жить там? Насколько знаю, за домом пусть не слишком пристально, но следят? Снейп нетерпеливо повел головой. – Нет, – отозвался он непреклонно. – Я не хочу этого делать по ряду причин, одна из которых в том, что я не желаю, чтобы министерство знало, что я планирую порвать с магической Великобританией окончательно. Я уже выставил дом на продажу, к нужному моменту магловский риэлтор должен подобрать покупателей. До этого времени мы должны упаковать то имущество, которое я не намерен оставлять. На дом наложены следящие чары, но его никто не проверяет регулярно, я точно об этом знаю. Поверь, с этим я в состоянии разобраться, – он высокомерно улыбнулся. – Мы прибудем туда, как маглы и продадим дом маглам. Пока это мое имущество – на самом деле, с тех пор как я полуофициально объявлен живым, оно даже больше не опечатано, – и я вправе им распоряжаться по своему усмотрению. Кингсли не касается, что я делаю в Британии, если не лезу в волшебный мир. Если сделаем все по уму, то они еще некоторое время даже не узнают, что произошло. Я перенастрою их защиту так, что она не будет срабатывать на новых жильцов. Не говоря о том, что с большой долей вероятности покупателем будет застройщик, который просто отправит постройку под снос в течение месяца от покупки. Гермиона понимала, что весь этот план звучит как вызов, но, конечно же, готова была поддержать Северуса всем, чем могла. Она не сомневалась, что Кингсли рассвирепел бы, узнай министр, что Снейп без предупреждения живет в Англии и продает свой дом, чтобы, по всей видимости, уже меньше чем через год распрощаться с отчизной навсегда. Им придется действовать очень осторожно. – Я помогу всем чем могу, – еще раз подтвердила она свою готовность быть полезной. – Ты, думаю, не до конца понимаешь, – пробормотал он, – в каком месте тебе предстоит жить почти месяц. – Чего я там не видела? Пыли и плесени? – фыркнула Гермиона. Северус покачал головой. – Это место… Оно как будто пробуждает все худшее в человеке. Все там пропитано несчастьем. Гермиона вскинула брови, слегка удивленная нервозностью, обычно ему не слишком свойственной. – Что ж, – протянула она, – думаю, вместе мы справимся. Уже многим позднее, почистив зубы и приняв душ, она залезла в ботанический справочник, подаренный Невиллом на один из ее дней рождения. Она даже не почувствовала особого стеснения, когда жирно подчеркнула карандашом то, что значит растение на языке цветов. Белую сирень, говорилось там, дарят лишь однажды, ведь это символ истинной любви, единственной в жизни каждого, а фиолетовая – скажет о том, что сердце дарящего принадлежит конкретному человеку. Конечно, скорее всего Снейп всего лишь приобрел цветы по пути в той лавке на углу улицы, где располагался их дом, просто потому что они понравились ему. Но с другой стороны… мог ли зельевар не разбираться в подобном символизме? Пусть это было глупо донельзя, но в тот вечер Гермиона предпочла верить, что случайности неслучайны. *** Конец июня принес с собой скорое окончание практики, и Гермиона ощутила колоссальное облегчение – наверное, она просто действительно устала. Хотя до дня рождения Джинни Уизли, одиннадцатого августа, было еще больше месяца, та уже посвятила Гермиону в свои планы касательно его празднования, намереваясь провести торжество с размахом. Гермионе пришлось честно признаться, что на это время у нее уже есть планы. По версии для школьной подруги это была семейная поездка, с родителями. У Гарри, как подозревала Гермиона, настроение для празднеств вряд ли было – и, видит Мерлин, это было только к лучшему. Оставалось три дня, после чего им с Броган предоставили бы справку, подтверждающую все то, чем они занимались, и до октября обо всем, что связано с университетом, можно было забыть. Гермиона стучала каблуками по мраморному полу седьмого этажа, где находилось представительство Верховного суда, чтобы оставить в специальном ящике (документы там исчезали, чтобы появиться уже в суде Тары) проект документа с сопроводительной запиской. Близился конец рабочего дня, и после выполнения этого маленького поручения с чистой совестью можно было бежать домой. Броган, например, уже отпустила себя пораньше сама. Из-за дубовых дверей приемной, за которыми она была лишь единожды, когда навещала судью О’Доннела вместе с его дочерью, доносилось сразу несколько голосов. Это было неожиданно, потому что Гермионе думалось, что никого, кроме дежурного представителя, в такое время не будет. Низкий и гулкий, усиленный высотой потолков, принадлежал самому Верховному судье, женский, доносящийся не часто, высокий и мелодичный, его здешней помощнице Эйфе, ну а третий… его Гермиона тоже признала, это был голос Кириана, обычный для него, слегка вкрадчивый и любезный тон, абсолютно гадкий, если спросить ее. Быстро закинув документ в ящик, она секунду поколебалась, однако тут же подавив в себе невольное желание прислушаться к разговору, и уже отступила назад, когда одна из дверных створок, верхняя половина которых была украшена витражным стеклом, отскочила назад. Отпрянула в сторону и сама Гермиона. – Ну что ж, Кириан, я полагаю, мы поняли друг друга? – Верховный судья, сэр, – кивок, который послал Кириан своему потенциальному тестю, был отрывистым. На губах молодого человека приклеенная улыбка походила на оскал. Лицо Эйфы, стоящей чуть поодаль с какими-то бумагами, было бледными и встревоженным, хотя было видно, что девушка пытается выглядеть как можно бесстрастнее, как человек, который присутствовал при чужом неприятном разговоре просто потому, что говорящие воспринимают тебя не более, чем мебелью. Эйфа заметила Гермиону первой, отмерев и громко поприветствовав ее: – Мисс Грейнджер, доброго дня! – Уже скорее вечера, Эйфа, – дружелюбно улыбнулась Гермиона. – Здравствуйте. Мужчины повернули к ней, забившейся в угол, головы. Судья О’Доннел издал веселый смешок, словно бы обрадовавшись встрече. – Мисс Грейнджер! Он коротко хлопнул Кириана по плечу, тяжело опустив свою мощную руку, от чего тот на секунду вздрогнул. Видимо, этот жест означал окончательное увольнение. Лицо жениха Кендры заострилось от злости, но он все же выдавил: – Гермиона, приятно встретить вас. – Сэр, Кириан, здравствуйте, – она обращалась скорее к мистеру О’Доннелу – смотреть на Кириана отчего-то было по-особенному неприятно. – А где же моя дочь, мисс Грейнджер? – уголок рта Домналла О’Доннела пополз вверх. – Дайте угадаю! Уже, – он кинул взгляд на наручные часы, – резвится где-то подальше отсюда? – Я видела ее в последний раз в отделе, – обтекаемо ответила Гермиона, игнорируя лукавый взгляд мужчины, рассмеявшегося от такой ее дипломатии. – А вы к нам какими судьбами? – Я принесла бумаги для отправки, – она кивнула в сторону ящика. – Ах! Ну что ж, не буду вас задерживать. Признаться, и самому надо спешить, в противном случае с удовольствием выпил бы с вами чашку чая. – Я провожу мисс Грейнджер, – подал голос младший Моубрей. Домналл бросил на него взгляд, в котором читалось явное удивление и неудовольствие от того, что тот все еще здесь. Однако судья лишь кивнул, ничего более не сказав. Они двинулись вместе с Кирианом дальше по темному из-за использованного в отделке дерева коридору. Неожиданно его рука поднырнула под ее локоть, прижимая Гермиону к боку, обтянутому дорогой тонкой шерстью. Она дернулась, попытавшись отстраниться, но Кириан не позволил ей. Навстречу шли другие сотрудники министерства, и к его губам вновь приклеилась вежливая улыбка, с которой он произнес, не глядя на нее: – Уже некоторое время хотел с вами побеседовать, Гермиона. – О чем же? – прошипела она, инстинктивно пытаясь нащупать левой рукой волшебную палочку, которую носила прикрепленной к внутренней стороне жакета. Кириан ухмыльнулся, проследив за ее неловкими действиями, а после резко, воспользовавшись тем, что более никого рядом не было, толкнул Грейнджер в глубокую нишу у стрельчатого окна, отгороженную карликовой финиковой пальмой. – Что вы себе позволяете? – нахмурилась Гермиона, уже не таясь доставая волшебную палочку. Однако Кириан оказался на долю секунды быстрее, и теперь кончик его волшебного древка упирался ей прямо в левый бок. – Я не собираюсь вам угрожать, дорогая мисс Грейнджер, – промурлыкал он, улыбаясь. – Всего лишь вношу ясность в расклад, чтобы беседа наша шла живее, – она фыркнула, и он скривился, как будто ее реакция вызывала в нем лишь презрение. – Ну что ж, раз вам не хватает манер, чтобы вести цивилизованный диалог, спрошу сразу: где Норма Лайонелл? Он не особо удерживал ее, потому Гермиона слегка отступила назад, чувствуя, что упирается икрами в низкую тахту, стоявшую тут. Она с удобством уселась, вытянув наискосок перед собой ноги в колготках, скорее, чтобы просто выиграть время и прийти в себя. Кириан продолжал стоять, буравя ее ненавидящим взглядом. – С чего вы решили, что я в курсе, где подруга вашего дяди? – ядовито поинтересовалась она в тот момент, когда вновь доверяла собственному голосу. Кириан сплюнул себе под ноги. Гермиона видела это в нем – то же тяжелое, неприятное свойство, похожее на которое можно было заметить и в Кендре. В нем оно, в отличии от его невесты, было запрятано под слоем напускной любезности и даже имитации дружелюбия, но сейчас ясно было, что человек этот опасен и несдержан. Как мелкий хищник, страдающий бешенством, который, однако, вполне мог вцепиться в горло. К некоторой его чести, племянник Марка возобладал над собой, делая шаг и садясь с ней рядом. На этом расстоянии было видно, что Кириан Моубрей уже не так молод, как казалось из-за его слегка мальчишеской комплекции, – вокруг почти таких же черных, как у Снейпа, глаз собрались лучики тонких морщин, делающих их прищур злым. Чувственный изгиб рта был жестоким. Он внимательно вглядывался в ответ в лицо Гермионы, и она внутренне подобралась, но никаких попыток легилименции не было. Однако на всякий случай лучше было отвернуться. – Не считайте окружающих за дураков, Гермиона, – тихо, с нажимом произнес он. – У меня есть свои источники в Аране. Я точно знаю, что Норма Лайонелл питает к вам определенную склонность. Уж не знаю, почему именно она всегда искала вашего общества, учитывая ее вкусы и склонности, – он скабрезно заулыбался, – но что именно вы можете быть в курсе, где прячется от меня эта сука, я не сомневаюсь, – на последних словах его слишком миниатюрная для мужчина рука легла на ее скулу, разворачивая лицо Гермионы к себе. Она посмотрела на него как на дурака, хотя внутри все обрывалось. Где Норма? Та вроде не собиралась исчезать раньше августа, а сейчас только начинался июль. Видимо, что-то изменило ее планы. – Не думайте, что вам поможет ваш любовник, – продолжил Моубрей. – В первую очередь, он человек моего дяди. Гермиона вскинулась: – Дяди, с женщиной которой вы спутались? – желчно поинтересовалась она. – Не удивлен, что вы в курсе, маленькая любопытная англичанка, – спокойно кивнул он, улыбаясь, хотя улыбка вышла скорее злобной и нервной. – Не читайте мне мораль, я не буду ее слушать от героини войны, которая трахается с Пожирателем смерти. Гермиона сжала кулаки, вставая. Она гневно взирала на Кириана, когда процедила: – Он тоже герой войны, не равняйте его со своим родственником. – Герой войны? – нагло ухмыльнулся Кириан, переспрашивая. – А об этой связи знают ваши военные друзья в Лондоне? Этот ваш министр, Шеклболт, кажется? Или вы скрываете ее как нечто порочащее вас? Ах эти двойные стандарты! Гермиона поджала губы, считая ниже своего достоинства вступать в эту полемику. Кириан вновь подошел к ней вплотную, так близко, что она почувствовала его запах – тяжелые восточные ноты, что-то со специями и амброй. Статусное сочетание показалось ей удушающим. – Я знаю, что эта тварь как-то связана со всем, что со мной происходит, – процедил он. – Со мной и с Кендрой. И называйте это чутьем, я думаю, что вы тоже в курсе многого. Скажите мне, где она, Гермиона. – Да не знаю я! – она всплеснула руками. – И сейчас же ухожу, – ей пришлось отскочить в сторону, вновь выхватив волшебную палочку, когда стало понятно, что Моубрей собирается удержать ее. – Не советую меня больше трогать, иначе разбираться будете не со мной. Она выбралась в коридор, бросая на него злые взгляды из-за плеча, чтобы убедиться, что не будет проклята в спину. Кириан смотрел мрачно, не отрываясь, оставаясь полностью неподвижным и сжимая в руках свою волшебную палочку. Несмотря на ее попытку бравады в конце, Гермиону потряхивало от нервного напряжения. Надо было убираться отсюда поскорее подобру-поздорову и поспешить домой. Северус еще не вернулся, и она нервно принялась мерить шагами гостиную. Гермиона была уверена, что поступила верно, не выдав Норму. Дело было не только в моральной стороне вопроса. Если существовало нечто, что могло идти вразрез с выгодой для Кириана Моубрея, убийцы Максимиллиана Берроуза, племянника Пожирателя смерти, человека, который наверняка стоял за тем, чтобы усугублять состояние Кендры, подговаривая её сжить со свету собственную сестру, это нечто необходимо было поддерживать. Конечно, между тем, чтобы помочь Норме и помочь Моубрею-младшему, она выберет первое. Однако его подозрения на ее собственный счет… Это вызывало, по меньшей мере, беспокойство. Вот такой, обеспокоенной, покусывающей ноготь на большом пальце правой руки, с мечущимся взглядом, ее и обнаружил Северус. – Что случилось? Тревога в нем читалась без всякого усилия. Гермиона остановилась посреди комнаты, не зная, как подобрать слова. Его реакция могла быть какой угодно, она не бралась ее предугадать. – Кажется, Кириан о чем-то подозревает. *** – Я поговорю с Марком. В том, как он сказал это, не сводя мрачного взгляда с каминной полки перед собой, сквозило нечто жуткое. – Прошу, только без опрометчивых поступков. Снейп повернул к ней голову, и хотя он посмотрел прямо на нее, его взгляд был устремлен, казалось, куда-то внутрь него самого. – Никаких опрометчивых поступков, Гермиона. – Тебе не кажется, что лучше вообще оставить все, как есть? Практика скоро закончится, а после мы уезжаем. – Да, это хорошо. – Я имею в виду, есть шанс, что все решится само собой, в наше отсутствие. Его немногословность пугала сильнее ярости. Гермиона была уверена, что ему не стоило в это лезть, по крайней мере – сейчас. Идти к Марку Моубрею разбираться… почти наверняка навести того на ненужные размышления. – Я должен послушать, какие оправдания он сможет привести для своего племянника, решившегося зажимать тебя в коридорах, угрожая палочкой. – Северус, ты ведь понимаешь, не стоит давать Моубрею повода считать, что между нами нечто большее… чем просто довольно тривиальная, хоть и несколько непристойная связь... между профессором и студенткой? Не говоря уже о том, что так ты выдашь интерес Кириана к Норме, чем можешь сделать только хуже. – Тебе будет легче, если я просто отравлю его, верно? Потому что я с радостью, только скажи. Снейп встал. Гермиона вскочила следом. – Куда ты? – Ты останешься дома. – Давай без повелительного наклонения! Он лишь скептически посмотрел на нее, уже проходя мимо. На часах было около восьми. – Тебе не кажется, что уже поздновато для светских визитов? – Этот визит едва ли будет светским, – усмехнулся он и в следующий момент аппарировал прямо из прихожей. Ей оставалось лишь созерцать пустоту. Гермиона вернулась обратно, расстроено плюхнувшись на диван. Она не знала, когда была опечалена больше: тогда, когда Снейп явно действовал сугубо рационально, всячески дистанцируясь от нее при Марке, или теперь, когда он явно был намерен отстаивать ее честь и интересы. Возможно, он до сих пор чувствовал некую вину за первое? Никогда еще мысль о том, что практика заканчивается и можно будет просто залечь на дно, а после они и вовсе уедут подальше на некоторое время, не грела ее так сильно. Лишь бы этим вечером не произошло ничего непоправимого. Теперь, с течением времени, которое она проводила одна в вечернем сумраке, постепенно поглощающем квартиру, вид Северуса, с которым он покинул ее, казался ей крайне зловещим. Наверняка это было лишь разыгравшимся воображением, следствием умения себя накрутить, но к тому моменту, когда в коридоре послышался хлопок, Гермиона готова была сама ринуться в университет, хотя если подумать, вряд ли Моубрей сейчас находился там. Мерлин, он ведь даже не сказал ей, куда именно направлялся… Она выскочила навстречу Снейпу, с беспокойством вглядываясь в, как и обычно, бледное лицо. Черные волосы были в некотором беспорядке, видимо, вызванным ветром, и Северус откинул их назад резким движением. За матовой чернотой его взгляда невозможно было ничего разглядеть. – Ты встречался с ним? Что ты ему сказал?.. Мужчина лишь кивнул в направлении гостиной, по пути расстегивая и скидывая черный сюртук, ослабляя шейный платок и манжеты. Усевшись напротив небольшого камина, он бросил заклинание, и в нем занялся огонь, к которому Снейп тут же вытянул свои длинные ноги. Несмотря на июль, ночи часто были дождливыми и зябкими, а с залива тянуло сыростью. Пламя придало комнате уюта, разгоняя по углам темные тени. Гермиона подтащила к его креслу банкетку, присаживаясь подле. Сидя чуть ниже, ей пришлось слегка задрать голову вверх, чтобы видеть его лицо, которое всполохи делали похожим на своеобразное произведение искусства – напрочь лишенное гармонии и классической красоты, но от этого лишь более притягательное. – Кириан в любом случае никогда не посмеет сказать своему дяде о связи с Лайонелл, – неожиданно произнес Северус, не глядя на нее. – Марк воспринял информацию о его несколько ненормальном интересе к Норме, как страх племянника перед тем, что та может потеснить его с пьедестала единственного наследника. Снейп говорил и выглядел достаточно расслабленно – его крупные, но элегантные руки покойно лежали на подлокотниках, а взгляд был скорее созерцательным, словно огонь полностью захватил его внимание. – Почему Кириан так сильно об этом печется? Ведь ты сам смеялся над идеей того, что Марк Моубрей женится на такой, как Норма. Снейп, наконец, посмотрел на нее. Он протянул ладонь, чтобы нежно провести пальцами вокруг абриса ее лица, сомкнув указательный и большой палец на женском подбородке, слегка приподнимая его. – Его помолвка с Кендрой расторгнута. – Что?! Снейп кивнул, а Гермиона чуть не свалилась на пол. Это было немыслимо! Чтобы отвергнуть племянника Марка Моубрея, надо было иметь основания очень веские. Тем более учитывая, что найти для Кендры еще одного жениха, согласного на ее недуг… Неужели судья О’Доннел… – Об этом пока никто не знает, документы подписали только вчера. Для Марка случившееся – оскорбление, но он не смеет требовать с О’Доннела сатисфакции, поскольку тот недвусмысленно дал понять, что располагает всеми необходимыми доказательствами того, что Кириан подначивал Кендру сделать то, что она сделала. Насколько я понял, Кириан пока останется на своей должности, но думаю, это вопрос времени. Учитывая обстоятельства, О’Доннел не будет требовать ответа перед законом или вспоминать обычай кровной мести, но не думаю, что для Кириана найдется теперь место в министерстве. Гермиона слушала его, прикрыв рот рукой. В этом состоял план Нормы? Но для чего, если она, казалось бы, не собиралась продолжать с Марком отношений? Понятней не становилось. – И Кириан считает, что теперь дядя, разочаровавшись в нем, как в названном сыне, поспешит обзавестись собственной семьей? У твоего Марка вообще… могут быть дети? Учитывая, что до сих пор не появились. Снейп хмыкнул, вновь поглядев на огонь. Он призвал из бара на кухне бутылку огневиски и два стакана. Налив себе четверть, а Гермионе плеснув не больше мизинца, он протянул ей ее порцию. – Я до сих пор уверен, что Лайонелл не станет Марку женой, чего бы она себе не навоображала, – он опрокинул в себя янтарную жидкость. – Уж не знаю, способен ли он иметь детей. Твои подозрения имеют право на существование, хотя среди волшебников бесплодие и редкость. Возможно, Кириану известно что-то еще, что питает его страхи, или он просто окончательно поехал головой. То, что Марк не простит ему подобного позора, не вызывает сомнений. – Я до сих пор сомневаюсь, что цель Нормы – стать Моубрею женой, – горло обожгло. Все-таки по ее мнению огневиски был редкостным пойлом! – И сегодня меня посетила мысль о том – на самом деле, о чем-то подобном я уже давненько думаю, но сегодня для меня это стало окончательно очевидно – что, учитывая осведомленность Нормы о планах своего молодого любовника… не она ли подсказала ему идею со шкатулкой, чтобы извести Броган, как лишнюю наследницу, сыграв на ревности Кендры к отцу? – Не удивлюсь, – скривился Снейп. – А потом, как в дрянных романах, они с Кирианом планировали постепенно избавиться и от остальных, включая Марка, в итоге оставшись вдвоем с деньгами и О’Доннелов, и Моубреев. По крайней мере, этот недоумок вполне мог верить во что-то подобное, в то время как у этой потаскухи явно были какие-то другие планы. – Как думаешь, – медленно произнесла Гермиона, подбирая под себя ноги, – нам следует предупредить Норму о том, что Кириан ее ищет? Насколько поняла, не ясно, знает ли сам Марк, где она. Я могу написать на тот адрес… Она осеклась, уловив его взбешенный взгляд. – Это всего лишь идея, высказанная вслух! – воскликнула Гермиона, кладя ладонь ему на колено в успокаивающем жесте. – Единственное, о чем я действительно переживала, так это о том, чтобы эти люди не отправили на тот свет Броган в своих интригах. А учитывая, как моего вмешательства жаждала и Белая леди… Теперь я собираюсь просто отстраниться и наблюдать. Хорошо, что скоро мне больше не нужно будет ходить в министерство, а после мы вовсе уедем… Кстати, с чего Моубрей был так откровенен с тобой о своем семейном фиаско? – Я был слишком недоволен тем, что его недоумок-племянник впутывает тебя в дела этой дамы полусвета… Тем более, учитывая его фактически угрозы раскрыть информацию о наших отношениях в Англии… Как он там выразился – я человек его дяди? – Снейп усмехнулся. – Да и какая разница, скоро всем станет обо всем известно. *** Во время обеденного перерыва в свой последний день практики Гермиона и Броган растянулись на одной из многочисленных зеленых лужаек парка Святого Стефана в окружении благоухающих цветочных клумб. Броган перевернулась на живот, пытливо разглядывая подругу. – Гермиона… – Да? – Я тебе кое-что расскажу, – тон, в котором не было привычной бойкости, невольно привлек Гермиону, заставив ее отвлечься от задумчивого созерцания легких, как перышко, облаков, проплывающих над ними. – Пока об этом широко не объявили, но думаю, в скором времени это изменится. Отец расторг помолвку Кендры с Моубреем. – Как же так? – пришлось имитировать изумление. – Почему? Броган села, скрестив по-турецки ноги в джинсах. – Сама не знаю. Хотя это не так, чтобы совсем неожиданно, да? Учитывая, что сначала отложили свадьбу. У меня создалось ощущение, что папа считает, что Кириан… плохо влияет на нее или что-то вроде этого. Она неуверенно повела плечами. Гермиона внимательнее вгляделась в О’Доннел, пытаясь углядеть торжество или злорадство, но видела лишь настороженность и растерянность. – И что Кендра? – Я ее даже не видела. Отец вновь отослал их с Медб в Килларни, до конца лета. В Килларни ли? И даже если, то что это было? Домашний арест? Принудительное лечение в домашних условиях? – Это так странно. Ведь такие помолвки, это не просто… слова. Есть обязательства, зафиксированные в прямом смысле слова на бумаге. Ты ведь понимаешь, – Гермиона кивнула. Теперь, после этих лет учебы, все, что ранее казалось ей лишь причудами чистокровных, стало куда понятнее. Не ближе, но как будто реальнее для нее, как действительность, которую необходимо учитывать. – Не говоря уж о том, что боюсь даже представить, как это скажется на Кендре. – Тебе ее жаль? – Нет, – Броган замотала головой. – Но… я не чувствую никакого удовлетворения. Был момент, мне казалось, что я буду летать от счастья, если этой дуре щелкнут по носу. Но теперь… Кендра… она ведь тоже в своем роде жертва. За все эти годы вражды, которая только усилилась, я стала забывать, что среди меня, Медб и Кендры не стоит искать людей… счастливых. Гермиона опустила руку ей на спину, поглаживая. – Думаю, Кендра способна за себя постоять. Если у них с Кирианом действительно любовь, никто не мешает им поступить по-своему. – Ох, сдается мне, Гермиона, что моя дурная сестрица переоценивает степень привязанности к ней ее опального женишка. Теперь, когда отец отказал в своем благословении, нужна ли она будет Кириану? – И то верно. *** Согласно маршруту, который она составила, на Флоренцию они отвели четыре дня. Не слишком много для такого города, но ей быстрее хотелось отправиться туда, где солнечные лучи заставляют белоснежные вершины Аппенинских гор сиять так, что становится больно глазам, в то время как у их подножия раскинулись все эти пышные виноградники, оливковые рощи и сады долины Кьянти, защищенной могучими хребтами от всех ветров. А потом можно было уплыть на Эльбу, с ее извилистыми берегами и комфортными пляжами. Первый день во Флоренции прошел немного утомительно, и она видела по Северусу, что пока ему скорее не нравилось – слишком громкая речь, слишком много туристов и слишком жарко. – Поверь, Флоренция один из самых спокойных итальянских городов, – она сочувственно склонила голову, поглаживая его по плечу. Одет он был почти по погоде, а по его меркам так вообще легко: лишь льняная рубашка темно-болотного цвета с простым вырезом горловины, застегнутой впрочем, до самой последней пуговицы, и черные джинсы. – Вот Неаполь… – Все нормально, – прервал ее Снейп, делая глоток своего эспрессо и не отрываясь от путеводителя, который они купили тут же, в уличной лавке возле джелатерии, в которой отдыхали этим вечером после заселения в отель. – Что конкретно ты хочешь, чтобы мы здесь посмотрели? – Ну, – не в силах скрыть предвкушения, Гермиона потерла руки, – тебе обязательно надо взглянуть на галерею Уффици, на Святую Марию с лилией , посмотрим кое-какие палаццо – снаружи они все довольно однообразны, но внутри стоят того, – может быть сходим в оперу… Северус не выглядел слишком уж воодушевленным, во многом потому что, как догадалась Гермиона, все эти названия ему ни о чем особенно не говорили. Но он готов был следовать за ней, полностью доверяя ее суждению. Они вернулись в отель, уютные номера которого располагались в небольшом старинном палаццетто и были оформлены в довольно изысканной манере, воспроизводящей элементы ренессанса со сводчатыми потолками. Северус тут же ушел в душ, а Гермиона растянулась на огромной кровати, занимавшей большую часть пространства, и лениво размышляя, не следует ли ей присоединиться к нему. В номере было лишь одно окно, и то не слишком большое, но выходящее, к их общему облегчению, во внутренний дворик с фонтаном. Все же заглушающие чары делали жизнь, по мнению Гермионы, не слишком комфортной, погружая все в неестественную тишину, но и шум итальянских улиц, даже в таком тихом по местным меркам городе, как Флоренция, мог сильно утомлять. За этими раздумьями время промелькнуло, и Северус вернулся, тут же укладываясь с ней рядом в одной только рубашке и нижнем белье, будучи сам еще влажным после водных процедур. – Это странно, – заметил он. – Что именно? – Находиться тут, вдали от всего. Я впервые так далеко от Британии, если не считать Австралии или Греции. Но там это чувство не приходило, потому что так или иначе решались задачи, связанные с жизнью на островах. Да и язык… тут в основном слышишь итальянский. – Ну английского здесь вокруг тоже не мало, – Гермиона пожала плечами. – Но я понимаю, о чем ты. Совсем другая культура, если сравнить с Мельбурном. И никаких дел. В этом и смысл, знаешь, – она рассмеялась, игриво проводя ладонью по его груди. Он перехватил ее руку, поднося к губам. Гермиона притихла, как и всегда, завороженная моментами их физической близости, слегка подавляющей и вместе с тем сладостной для нее. – Я рад, что мы уехали в такое время, – неожиданно заметил он, сжимая ее ладонь. – Предлагаю задержаться тут как минимум до середины августа, а то и дольше. – А Коукворт? – Успеем. Впереди еще сентябрь, раньше второй его половины я не собираюсь возвращаться в Аран. – Как же твое назначение? Разве теперь, когда ты декан, тебе не надо быть там раньше? – Я постарался оставить все дела в максимальном порядке, многое сделав заранее. И у деканов есть не только обязанности, но и привилегии, – он криво улыбнулся. – Я только за, – Гермиона улеглась рядом, целуя его в плечо. – Так действительно будет намного спокойнее. Я до сих пор считаю твое поведение с Моубреем необдуманным, – она слегка нахмурилась, поджимая губы. Он покосился на нее, прежде чем приподняться на локте, чтобы взглянуть прямо с неприкрытой насмешкой в черных глазах. – Для человека, обещавшего потусторонней твари “всё, что угодно”, ты теперь на редкость благоразумная женщина. Гермиона сглотнула, немного растерянная и уязвленная тем, что он так неожиданно и походя вспомнил тот ее поступок. – Не делай вид, что не понимаешь разницу ситуаций – там твоя жизнь висела на волоске, а тут в реальности мне ничего не угрожало. – Да, – гневно и ядовито согласился он, – ничего. Только псих, считающий тебя настолько легкой добычей, что подловил прямо на работе… – И что, теперь это в прошлом? – Пусть лучше знают, что за тебя есть кому постоять. – Северус, да ведь что хорошего, что твой Марк начнет подозревать, что между нами не просто интрижка… Он прервал ее, выглядя так, будто собирался стоять насмерть в своем упрямстве – густые брови сведены на переносице, челюсть окаменела. – Пусть подозревает. – Ох, – Гермиона прикрыла глаза рукой, недовольно пробурчав: – Тогда какие претензии ко мне? Даже если это было опрометчивое обещание с моей стороны, в конце концов оно ничем не отличалось… – она прикусила язык. “Ничем не отличалось от того, что ты дал Дамблдору когда-то” – хотела она продолжить, но не осмелилась. Северус смотрел на нее выжидающе, с притворным вежливым вниманием, как бы побуждая продолжить. Она не сомневалась, что он каким-то шестым чувством понял, о чем она хотела сказать. – В общем, я сказала ведьме то, что сказала, и ни о чем не жалею, – закончила Гермиона и рассердилась, выпрямляясь в кровати. – Это было чистой воды гриффиндорство, – заметил он мягко, и хотя она не смотрела на него, то поняла, что он на самом деле не желает ее больше злить. – Не было никакой нужды приносить себя в жертву, потому что чем бы ни закончился тот вечер для меня, это не твоя вина. – Да причем тут это, Северус! Вина! Это вырвалось непреднамеренно, не потому что я такая чокнутая гриффиндорка, готовая геройствовать, даже когда никто не просит, и не потому что я считала себя чем-то обязанной из чувства ложной ответственности. В тот конкретный момент страх за тебя был так силен, что я действительно имела в виду то, что говорила. Да, не слишком умно, но что поделать… Это чувства, понимаешь? Они не рациональны. Ты же сам вполне способен действовать под их влиянием, – метнула она на него взгляд из под ресниц. – Почему же так удивляешься тому же, только в собственном отношении? Снейп промолчал, но его вид выдавал некоторое смятение. Как будто ее вопрос поставил его в тупик. – Ладно, – проворчал он, складывая руки на груди. – Хорошо, что это существо по всей видимости твое предложение не слишком заинтересовало. Считай себя везучей. – Ага, – Гермиона поковыряла цветочную вышивку на покрывале. – Броган уже, кстати, знает о расторжении помолвки. – Что ж, наверняка для нее это радостная весть, – заметил он саркастически. – Не сказала бы… Думается, Броган несколько переживает за Кендру. Снейп насмешливо фыркнул, Гермиона нахмурилась. – Знаешь, я недавно вспоминала свой сон. Тот, в котором Кендра всадила себе в живот кинжал в тисовой роще. Я уже говорила, что это напомнило мне о Маэле, который также вспорол себе живот. А ее кровь… она словно питала корни тех деревьев, – Гермиона поежилась, невольно испытывая суеверный страх. Она продолжила, незаметно для себя перейдя на шепот: – Что если… Луна как-то приводила в пример легенду о реке Боан, утверждая, что все волшебные источники связаны… – Мы уже обсуждали все это, Гермиона, – Снейп нахмурился. – Я думаю, тебе следует отвлечься, не накручивай себя, – он подтянул ее ближе, сгребая в объятия, прижимаясь к ней теснее всеми острыми углами собственного тела в попытке успокоить. Хотя Гермиона ощущала, что ему и самому стало неспокойно. – Короли Тирконелла сажали тисы, а их корни питали воды незримого мира. В том месте есть подземный источник – моя палочка точно обнаружила кладку старого колодца… И в те времена Белая леди захотела, чтобы в ту землю лег Маэла, а уже после там стали хоронить и остальных. Недаром кельты приносили своим колодцам человеческие жертвы. Если тисовая роща и колодец Арана связаны… Может быть, Кендра… – Если ты хочешь сказать, что Кендра будет следующей, то скажу так – это ее проблемы. Она разбудила эту… это… чем бы это ни было, и я буду только рад, если она сама за все и заплатит, – проворчал Снейп. – Хотела бы я знать, что это вообще такое, – прошептала Гермиона. – Бабка? – Снейп приподнял бровь. – Ты же наверняка слышала, что многие считают Хогвартс полуразумным, – Гермиона кивнула. – Сила основателей, непростое место, века магических выбросов и мощного колдовства, которое творили на его территории. Та же битва за Хогвартс. А теперь представь, что Хогвартс, основанный в десятом веке – лишь подросток по сравнению с землями, о которых идет речь – Аранскими островами с их фортами железного века, друидскими колодцами по всей территории Ирландии и Британии, и тисовой рощей О’Доннелов. Магия этих мест связана, и один Мерлин знает – во что она могла претвориться, какую форму принять и какой, судя по всему, кровожадный разум обрести. Возможно, этой магии вовсе не по нраву то, как люди ее используют или вовсе забросили, если говорить о Корнуолле. С такими вещами нельзя играться, и Кендра О’Доннел – совершенная дура, если решила, что ей под силу использовать подобное в собственных интересах. Не хочу расстраивать таких впечатлительных сердобольных барышень, как ты с твоей Броган, – он изогнул губы в нехорошей усмешке, – но сдается мне, что старшая дочка судьи плохо закончит.