Ночь, полная огня
Фраза «впал в отчаяние» ко мне совершенно не подходит. Я в этом самом отчаянии живу. Последние… сколько там уже прошло лет? Слишком много. А жить в отчаянии довольно неприятно. Неприятнее даже, чем ожоги от послушного когда-то огня. Я иду по следам человека, который всё время ускользает от меня. Но я не сдаюсь. Я должен его найти. Ведь только он может вернуть меня домой. Отчаяние — мой вечный двигатель. Оно течет по моим венам, побуждая продолжать двигаться вперёд. Это всё, что во мне ещё осталось. Отчаяние горит огнем в моих ладонях и оставляет на них свои отметины. Только в минуты выступлений, выдыхая клубы огня, вычерчивая в воздухе огненные фигуры, глядя в восхищённые лица зрителей, я… нет, не счастлив. В эти моменты я вспоминаю, как был счастлив дома. И отчаяние чуть отступает. Небольшой бродячий цирк, к которому я прибился, двигался в нужном мне направлении. У меня была палатка для ночлега, еда и дружелюбная ненавязчивость моих коллег. Никто не лез мне в душу, и я был за это благодарен. И это было намного лучше моих предыдущих полунищих бродячих скитаний с ночевками под открытым небом. В этот раз мы остановились на небольшой площади возле набережной. Разбили палатки, оставляя в середине место для «сцены». Установили свои нехитрые приспособления для выступления — натянутый трос для канатоходцев, реквизит фокусника. Музыканты настраивали инструменты, а к нам потихоньку начали подтягиваться зрители. Смеркалось медленно, и в наступающих сумерках наше выступление, освещаемое горящими факелами, выглядело куда привлекательнее, чем при свете солнца. Костюмы, расшитые потускневшими от времени блёстками, сияли россыпью драгоценных камней. Лица сделались красивее, глаза блестели загадочным блеском. Я с лёгким трепетом наблюдал эту, знакомую мне, метаморфозу — огонь меняет всё. Сколько раз я видел эти изменения, и всё равно не перестаю восхищаться. Именно поэтому мы всегда выступаем в сумерках при свете живого огня. Никакие прожекторы не способны на то волшебство, которое может дать огонь. Сегодня был удачный вечер. Зритель собрался благодарный и щедрый — шляпа, с которой наш конферансье обходил толпу, наполнилась монетами и купюрами. После выступления на нашей походной кухне радостно захлопотали стряпухи, готовя ужин для всех. Я внёс свою лепту — натаскал воды в котлы и разжёг под ними огонь. Заготовил дров и начистил овощи для жаркого. И решил пройтись по ближайшим к площади улочкам — я надеялся найти хотя бы один книжный магазин, где мог бы расспросить, не появлялся ли там Волшебный язык. Или нет ли у них книги… И, свернув в первый переулок, увидел группку людей в агрессивных позах — трое парней нависали над девушкой, отрезав ей путь к бегству. Она прижималась спиной к стене дома, глядя на них исподлобья. Я отступил в тень, наблюдая за происходящим. — Гони деньги, — громко выкрикнул один из парней. Я с удивлением заметил, что на лице девушки нет ни страха, ни паники, ни даже беспокойства. При этом она не выказывала и агрессии. Её лицо было мрачно и спокойно. Одета она была просто — джинсы, подвернутые до щиколоток, темная майка, простая трикотажная кофта на пуговицах. На плечах, кажется, висел рюкзак, которым она опиралась на стену. Она подняла голову и спокойно посмотрела в глаза парню, требующему денег. — Банк лопнул, — сказала она, — извини, братан. Парень явно растерялся. От её спокойного тона и от фразы, значения которой, кажется, он не понял. — Чё ты сказала? — с угрозой в голосе зашипел он. Девушка повысила голос. — Я сказала, что денег нет. Ты опоздал. Днём раньше такой же гадёныш, как ты, обчистил меня до нитки. Парень двинулся вперёд и, схватив девушку за руку, притянул её к себе. — Уверен, ты врёшь. А мы сейчас проверим тебя. На детекторе лжи. С этими словами он выхватил горящую сигарету изо рта своего подельника и медленно начал подносить её горящий конец к запястью девушки, вглядываясь в её лицо. Он видимо ожидал испуга, но в её лице не дрогнул ни один мускул. Она подняла вторую руку и быстро надавила ею на кисть парня, вдавливая горящую сигарету в свою кожу. Парень вздрогнул, а лицо девушки было по-прежнему спокойно. — Ты не понял? — произнесла она презрительным тоном, — Денег нет. Может, тебе работу поискать? Хотя такие мрази, как вы, ни на что не способны. В этот момент я её узнал. Я видел её на выступлении, она выделялась в толпе как белое пятно, своим безучастным видом. Но её глаза странно оживали при виде огня в моих руках. Я вышел из тени и пошёл к ним, стараясь казаться более грозным, чем ощущал себя на самом деле. На кончиках пальцев начало разгораться пламя. — Проваливайте отсюда! — громко крикнул я. Парни вздрогнули и нервно оглянулись в мою сторону. — Да ну её, Джо, — сказал один из них, — чокнутая какая-то. И они ретировались, пытаясь сохранить остатки достоинства. Я погасил пламя и подошёл к девушке, все ещё стоящей у стены с тем же безучастным видом. — Ты как? — спросил я, чтобы хоть что-то сказать. Она перевела на меня спокойный взгляд, который чуть изменился, когда она увидела моё лицо. Она меня узнала. Я взял её руку и посмотрел на запястье, обожженое сигаретой. — Тебе нужна помощь? — продолжал допытываться я. — Куда ты шла? Я могу проводить. Она молча покачала головой. Потом видимо решила всё-таки объяснить и сказала: — Я никуда не шла. Мне некуда идти. В её голосе не было ни капли грусти или сожаления. Она просто констатировала факт. Ей некуда идти. — Тебе некуда идти и у тебя нет денег, — резюмировал я. — А помощь ты принимаешь? Она снова посмотрела мне в глаза странным остановившимся взглядом. В её глазах на миг промелькнуло что-то живое. — Помощь? — голос прозвучал чуть удивлённо. — Какую помощь? — Ночлег, еда, мазь для ожога, — просто перечислил я. Минуту она молчала, как будто прикидывая что-то про себя. Потом снова посмотрела на меня и сказала одно слово: — Спасибо. Я, приняв это за согласие, повернулся и потянул ее за руку за собой. Она без возражений двинулась следом. Когда мы вернулись к лагерю, еда была почти готова, стряпухи снимали последнюю пробу. Я усадил девушку возле костра и вручил ей кружку с горячим пуншем. А сам пошел в палатку за мазью. Вернувшись, я потянул ее руку к себе, но она отобрала её. — Не нужно, — сказала она, — само заживёт. Я пожал плечами. — Ладно, как скажешь. Сел рядом и получил из рук стряпухи две миски с умопомрачительно пахнувшим мясом и овощами. Вручил одну миску девушке, передал ей хлеб и ложку. По тому, как жадно она ела, было понятно, насколько она голодна. Её миска опустела молниеносно. — Хочешь добавки, милая? — спросила стряпуха, протягивая руку к её пустой миске. Девушка чуть настороженно стрельнула глазами, но потом благодарно кивнула и протянула миску за добавкой. Получив вторую порцию, она поблагодарила и снова накинулась на еду. И умяла её почти с той же скоростью. — Спасибо большое, — громко сказала она, — вкуснее этого я давно ничего не ела. Стряпуха улыбнулась и забрала пустую посуду. Я доел свою порцию и тоже получил чашку с горячим пуншем. Мы сидели у костра бок о бок и молча пили напиток, согревающий нутро и разгоняющий кровь по венам. — Меня зовут Лили, — прервала она наше молчание. — Моё имя — Пыльнорук, — ответил я. — Тебе оно подходит, — в её голосе послышалась лёгкая усмешка. — В этом мире никто мне такого не говорил, — заметил я, — обычно начинают допытываться, кто дал мне эту кличку и как всё-таки моё настоящее имя. — Да уж, — она снова усмехнулась, — как это, должно быть, утомительно. Я допил пунш и поставил кружку на столик с грязной посудой. Потом осмотрел свои руки — надо было их обработать. Старые поджившие ожоги, несколько свежих, сегодняшних. Я открыл банку с мазью и начал накладывать густую, пахнущую травами, мазь на поврежденную кожу. Намазав левую руку, я намотал на нее полоску чистой ткани и закрепил на тыльной стороне ладони. Замотать правую так же ловко не получалось, я раз за разом разматывал и заново бинтовал ладонь, но плотно закрепить ткань не удавалось. — Давай я, — тихо сказала Лили и аккуратно помогла закрепить повязку. Чуть подержала руки на моей ладони. — Тебе больно? Я поморщился. — Немного. В этом мире огонь послушен мне, но обжигает. Никак не могу к этому привыкнуть, — я посмотрел на Лили. — Может всё-таки обработаем твой ожог? Наверное, кожу жжёт? Лили убрала руки и спрятала их между коленями. — Нет, — она помотала головой, — не надо. Я… я не чувствую боли. И у меня ускоренная регенерация, всё заживёт через день. Шрам останется, конечно, да плевать, — её голос звучал совсем тихо, — одним больше, одним меньше. Она одним большим глотком допила остаток пунша из кружки. — Ты что-то говорил про ночлег? — сказала она подчеркнуто бодрым голосом. — Да, пойдем, покажу тебе нашу палатку. Она удивлённо подняла брови, но без вопросов пошла за мной. Я откинул полотнище, открывая вход и первым шагнул внутрь. Лили вошла следом, оглядываясь по сторонам. Я снял со своей лежанки спальный мешок и расстелил его на охапке сена. И приглашающим жестом указал Лили на лежанку. — Здесь тебе будет удобно, — а сам разместился на своем импровизированном ложе, подкладывая руку под голову и вытягивая ноги. Лили смотрела на меня со странным выражением лица. — Устраивайся, — сказал я. — Спасибо, — голос Лили звучал глухо, и в нём наконец-то появились эмоции. — Пожалуйста, — ответил я, устраиваясь поудобнее и закрывая глаза. Через мгновение я услышал, как Лили укладывается на лежанке, укрывается одеялом. Мы погрузились в сон, не сказав больше друг другу ни слова.***
Не знаю, что именно меня разбудило. Я бы сказал, что крик, но из груди Лили вырывался только еле слышный сиплый шёпот. Но, глядя в её искаженное гримасой отчаяния лицо, на её зажмуренные глаза, из которых лились слёзы, на пальцы, которыми она вцепилась себе в волосы, я понял, что внутри себя она кричит. Кричит, разрывая горло и надсаживая лёгкие. — Неееееееееет!!!!! Я протянул руку и коснулся её локтя. — Лили, проснись! Она не слышала. Её тело содрогалось от сдавленных рыданий, а леденящий душу шёпот продолжал звучать: — Прошу, нееет!!! Я подсунул руки под её скрюченное тело, подхватил под плечи и колени, и перетащил на свою лежанку. Прижал к себе и начал покачивать её на своих коленях, пытаясь успокоить. — Лили, тихо, тихо, это сон, всего лишь сон, — говорил я ей на ухо, поглаживая её по волосам, — это просто дурной сон. Проснись, Лили, тише, не плачь. Я никогда не умел утешать, но мой несвязный лепет всё-таки помог. Лили судорожно вздохнула и открыла глаза. Её тело перестало трястись, как в ознобе, она расцепила пальцы и отпустила свои волосы. — Просто сон, — еле слышно проговорила она, — всего лишь сон. Слёзы все ещё текли по её лицу. Она посмотрела на меня. — Прости за неудобства, — сказала она хрипло, — я сейчас же уйду. И сделала попытку встать, но я её не отпустил. — Куда ты пойдешь среди ночи? — спросил я. — И с чего ты взяла, что доставила мне какие-то неудобства? Она вскинула на меня блестящие от слёз глаза. — Что с тобой случилось? — тихо спросил я. Она промолчала. Но и вставать не спешила. А я все также обнимал её за плечи и тоже молчал. Когда я уже подумал, что она ничего так и не скажет, Лили ответила на мой вопрос. — У меня была семья. Муж и сын. Они погибли при пожаре. Я пыталась их вытащить, но меня выбросило в окно взрывной волной, когда взорвалась газовая плита. Я выжила. Я не чувствую боли и у меня ускоренная регенерация. А они не спаслись. И мне снится каждую ночь этот пожар. Я молча слушал. — Каждую ночь я прошу, чтобы огонь взял меня, а их оставил в живых, — слеза скатилась по её щеке, — но этого никогда не случается. Я мучаюсь и ночью и днём. Её голос упал до шёпота и она уткнулась лицом мне в грудь. Я ещё крепче прижал её к себе и молчал, просто не выпуская её из объятий. Моя боль меньше, мои родные всё-таки живы, и у меня есть хотя бы призрачный шанс к ним вернуться. Но мне было так понятно, что она чувствует. — Мне так жаль, — сказал я негромко. А потом, абсолютно неожиданно для себя, коснулся губами её виска. Она замерла в моих руках натянутой струной, воздух вокруг нас просто зазвенел от напряжения. Я сам замер, не в силах понять, что это на меня нашло. Но пока я пытался осознать свой поступок, моё тело снова выкинуло тот же фортель. Я коснулся губами щеки Лили. Чуть отстранился и поднял её лицо за подбородок. Она смотрела на меня широко открытыми глазами и молчала. Я провел пальцами по её лбу, убрал прядь волос за ухо. И прикоснулся губами к мокрой от слёз щеке. Лили судорожно вздохнула, прикрывая глаза и запрокинула голову, подставляя лицо под мои поцелуи. А я аккуратно прикасался к её лбу, скулам, щекам, векам, подбородку… На мгновение мои губы замерли возле её губ. Лили снова хрипло вздохнула, и я порывисто впился в её горячие приоткрытые губы. Она мгновенно ответила на поцелуй, зарываясь пальцами в мои волосы и притягивая меня сильнее к себе. Потом оторвалась от моих губ и провела языком по моему подбородку, проложила дорожку из поцелуев по моей шее вниз. Чуть слышный стон вырвался из её груди, когда я приподнял ее со своих колен и толкнул на лежанку, в которой она спала. На миг она подумала, что я ее отталкиваю, и провела руками по лицу, будто пытаясь стряхнуть накатившее на нас безумие. Но я уже оказался рядом, снова притягивая её лицо к своим губам. Она застонала громче, когда я стянул с неё кофту и начал покрывать горячими поцелуями её шею и плечи. Её пальцы пробежались по пуговицам моей рубашки, ловко расстегивая их, потом ладони скользнули по моему телу, спуская её с моих плеч. Я высвободил руки из рукавов и отбросил рубашку куда-то за спину. Она чуть отстранилась и стащила с себя майку. Белья под майкой не было, и меня на мгновение словно ослепило вспышкой внезапно обнаженного женского тела. Она была прекрасна, но на её коже видны были многочисленные шрамы. Небольшие, чуть заметные, они, как рельефный узор, покрывали её кожу. Я протянул руку и провел по её груди, словно пальцами пытаясь считать эти метки, как шрифт Брайля. Она прогнулась в спине и закрыла глаза, подставляя себя под мои руки. Я обнял её за спину и притянул к себе, впиваясь губами в её грудь. Она снова застонала, руками прижимая мою голову ещё сильнее к своей груди. У меня кружилась голова от её запаха, от её стонов, от отзывчивости её тела в моих руках. Желание вспыхнуло во мне с такой силой, что я начал задыхаться от подступающего жара. Я целовал Лили, проводя с силой руками по её телу, и мне казалось, что её кожа загорается под моими ладонями. Она откинулась на постель, а я расстегнул и стянул с неё джинсы вместе с трусиками. Лили закинула руки за голову, пока мои губы и руки ласкали её покрытое шрамами тело. Она прикусила губу в попытке приглушить свои стоны, но это слабо помогало. И честно говоря, мне было плевать, услышит нас кто-нибудь или нет. Я хотел слышать ее хриплый голос. — Пыльнорук, — прошептала Лили, — прошу… Дай мне свой огонь. У меня остановилось дыхание от её слов. Я избавился от штанов, кажется, вырвав застёжку с мясом. И навис над ней, опираясь на вытянутые руки и глядя на неё. Она открыла глаза и медленно развела ноги в стороны, открываясь для меня. Я судорожно вздохнул и вошёл в нее, безошибочно найдя головкой члена вход во влагалище. Какой она была влажной и горячей внутри! Лили громко вскрикнула, прогибаясь в спине и впиваясь ногтями в мою спину. Я сделал ещё один толчок, затем ещё один, и ещё, ещё, ещё… Наши тела словно охватило пламя. Сознание выхватывало отдельные фрагменты происходящего — наши громкие стоны, грудь Лили, колышащаяся от моих движений, лёгкая боль в плечах, куда впиваются ногти Лили, искусанные поцелуями губы, вцепившиеся в пряди волос пальцы, хриплый шёпот Лили «Ещё!», её ноги, обвивающие мои бедра, подкатывающая волна острого наслаждения… Лили закричала первой и выгнулась подо мной дугой. Я ускорился, усиливая её оргазм и подгоняя свой. Когда накрыло и меня, мне показалось, что в нас взорвалась бомба. По крайней мере я ощущал себя разорванным на куски и размётанным по всей площади. Но у меня хватило сил обнять Лили и нежно поцеловать её в губы. Она расцепила ноги и я перекатился на бок рядом с ней. Молча устроил её голову на своём плече, прижал её к себе и накрыл нас обоих одеялом. Она уткнулась лицом мне в грудь и притихла. Я прикрыл глаза. Мы уснули, не сказав больше друг другу ни слова. Когда я проснулся, в моей палатке никого не было.***
Спустя пару месяцев в очередном маленьком городке во время своего выступления я вдруг увидел Лили среди зрителей. От неожиданности я даже чуть сбился с ритма. Мне стоило больших трудов довести свой номер до конца, я сдержанно поклонился, пробегая взглядом по лицам зрителей. Её не было. Показалось? Я внезапно испытал болезненный укол разочарования. Я сидел возле костра, делая перевязку обожженым рукам. Мне никак не удавалось закрепить бинт на правой руке. — Давай я, — тихий голос Лили прозвучал за моей спиной, и я вздрогнул, оборачиваясь. Лили присела передо мной на корточки и ловко закрепила край бинта на тыльной стороне правой ладони. Потом ласково погладила мою руку и подняла на меня глаза. Я смотрел на нее, не в силах сказать ни слова. Она слегка улыбнулась, отвечая на мой невысказанный вопрос: — Со мной всё в порядке. Прости, что тогда исчезла, не попрощавшись. Она изменилась. Её лицо больше не выглядело безэмоциональной маской, глаза смотрели спокойно и в них больше не плескался непроглядный мрак. Нет, она не сделалась беззаботной веселушкой. Но и перестала излучать безнадежное отчаяние. — Зашла узнать, как ты, — продолжала она, — может, тебе нужна помощь? Я усмехнулся. — Еда, ночлег и мазь для ожогов у меня есть, — сказал я, — а всё остальное… Единственное, что мне нужно, может дать только один человек — тот, кто когда-то вытащил меня в этот мир. Только он в силах вернуть меня к моим близким. И сегодня я его нашёл. Лили улыбнулась и обняла меня. — Это прекрасная новость, — сказала она, — удачи тебе, Пыльнорук. Она выпустила меня из объятий и встала, собираясь уходить. Постояла рядом, серьезно глядя мне в глаза. — Мне больше не снятся пожары, Пыльнорук, — сказала она негромко, — с той самой ночи. Она коснулась моей щеки прощальным жестом и ушла, не оглядываясь…