Спонтанные бабочки в животе или о том, как зарождается любовь.

— Я всего лишь мечтаю о том, чтобы стать красивой. Это неузнаваемое отражение в зеркале все трещало по швам, пустоту глаз в пелене забытых мечтаний терзало ощущение грубой ненависти, прожигающей горло, оставляя запах тухлой, гнилой еды в проеме унитаза. — Я так устала. И с каждым новым словом то чувство неибзыточности, потерянности где-то далеко, будто кто-то завладел твоим телом, а ты жалкий единственный зритель, питавший злость к собственной омерзительной туше. Пусть даже все то, что казалось для тебя когда-то вкусным и сейчас дает то самое дешевое ощущение счастья, ты об этом забудешь, когда встанешь на весы. И тогда снова кто-то возьмет тебя за шкирку, заставит смотреть в зеркало и питать собственную ненависть словами черпающими свои мотивы из давно забытого тобой счастливого прошлого, отдавая ту самую огромную часть лжи на растерзания мукам совести. — Я омерзительна. Фишль выглядит так, словно легкое колыхание ветра сломает все ее кости. И пусть та боль будет несравнима ни с чем на этой планете, ей по-прежнему будет казаться, что всего этого недостаточно. И ей пора с этим заканчивать. Только как? Прошел целый год занятий с психиатром, психотерапевтом и психологом – уйма потраченных нулей, сумма банковского счета стремительно катиться вниз, после каждого прожитого сеанса. Беннет по-прежнему надеется на лучшее, остается рядом и верит в свою девушку. Только вот Фишль не хватает веры в себя. Ей тошно от себя. — Эми, я могу войти? – глухой стук ванной комнаты, капельки слез стекающих медленно по бледным щекам, оставляли тонкую дорожку блеска, мерцающей на тусклой лампе потухающего света. — Конечно. — Ты... сорвалась? Беннет тут же почуял былой аромат рвоты, ветавшей тихо-тихо по поверхности ванны, резким запахом вдавившим нос – пропало всякое желание есть, юноша остается с ней в очередной раз в стенах кафеля и в компании белого трона. — Можешь не отвечать. Он подходит к ней из-за спины, кладя руки на ее хрупкие плечи, дрожавшие от последствий истерического припадка, — Я рядом, – обняв ее, он прошептал эти слова в правое ухо, Фишль нежно повернулась к стороне его лица, легонько губами касаясь щеки, она оставляет ледяной поцелуй. Беннет был готов звонить в похоронное бюро, ведь он ощутил тепло мертвеца. — Спасибо, Беннет, – она отвечает тихо, уставше и холодно. Еле пытаясь двинуть ногой – Фишль падает на пол, больно столкнувшиеся коленки о кафель стали ныть и принцесса снова стала капризно плакать. Беннет поднял ее на руки, поцеловал в лоб и донес ее до кровати. Фишль не хотела его отпускать потому вжалась руками в его шею, злобно приговаривая, – Не бросай меня. Прикрывший глаза юнец пустил струю воздуха из губ вжатых в трубочку в знак усталости. Этот ужасный период обострения ее депрессии пережить становится с каждым разом еще тяжелее. — Завтра мы должны уехать обратно в Монд. На Хребте тебе стало только хуже. — Мне плевать, куда мы поедем. Главное останься со мной, – Фишль чеканила эти слова, словно была роботом. Настолько заученные фразы перестали иметь всякий смысл. — Ты самая очаровательная, Эми, я тебя не оставлю, – и только слова Беннета звучали искренне и с теплотой, пускай даже не такой страстной как раньше – но все с той же интонацией любви с его слетали слова прекрасные, трогающие душу и лечащие глубокие раны, оставленные одиночеством. — Мать с отцом хотят подать в суд на мою недееспособность. Якобы мои походы к психиатру и попытка суицида год назад дали повод для их полной опеки, – забавно услышать звонок от предков спустя такое долгое время. — Почему они не подали раньше? – на самом деле Беннет думал не об этом. Он злился, потому что Фишль не рассказала об этом сразу. — У меня же сейчас есть деньги, – мягко улыбнулась она, с усмешкой оглядывая Беннета. — Тебе не тяжело? – и только она знает, спрашивала ли Фишль о его жизни с ней или о том, не устал ли он держать ее на руках. — Терпимо.