Спонтанные бабочки в животе или о том, как зарождается любовь.

Что происходит с человеческой влюбленностью, когда она на грани исчезновения, а отпускать это чувство абсолютно не хочется: Казуха витает в облаке нерешимости, не позволяющем ему ни сделать ни шагу вперед к развитию отношений с Мией. И вот так, только Казуха может ее называть. Мией. Не сказать, что давно Казуха разгоняет порхающих бабочек в животе, но и не сказать, что буквально в этот момент он прозрел. Скорее это щекочущее чувство будоражило с самого мгновения знакомства с настолько яркой, безумно цепляющей Ёймией. Он не хочет говорить о том, как сильно она ему нравится. Как жалко выглядит поэт, чувства которого не может описать даже... Он сам?

***

— Мо-она, попрошу о небольшом одолжении, – прелестный вид топчущегося на месте Скарамуччи придавал Моне некоторую уверенность и вес в её действиях. Так она понимает, что ничуть не безразлична тому, чьи ушки краснеют та-ак мило. — Ты? Об одолжении? Я вся во внимании, – прикусив нижнюю губу с некоторым озорством, Мона приложила к щеке ладонь, хлопая ресничками. — Не делай так больше на трансляции, – Скарамучча хоть и стеснялся, но взгляда от Мегистус не отводил. С явственностью обозначая свой интерес к её смелым поступкам, все же его искусно затейливой натуре не так просто исчезнуть. А исчезала ли она? — Только на трансляции? – по-прежнему восседая на коленях, Мона приблизилась к его лицу, снова опасно сокращая расстояние между губами. Чувствовать этот пылкий жар его кожи – невыносимо мучительно, потому как пропадает всякое самообладание. Хочется поддаться блудному желанию потаенных мыслей. — Только на трансляции, – горячий шёпот громко звучащего томного голоса с лаской очертил последние слова с явным намёком на продолжение игры девицы. Казалось ещё чуть-чуть и ему совершенно не придется больше краснеть. — Тогда..., – Мона слегка толкнулась бёдрами, скрещивая на шеи парня свои руки, — ... могу я? – она медленным спуском от лица к шее губами дотронуться до чужой кожи, немного задевая языком кадык, Мона чмокнула его. — Тебе нужно моё разрешение? – Скарамучча прикрыл глаза, оставляя все как есть, дрожащими руками крепко держась за ручки его кресла, — Когда в нем нужна была необходимость? — Ну-у, – ещё раз толкнувшись бёдрами вперёд, Мона издала глухой вздох. Вздернутые бровки подрагивали и губы заметно отмыкались, блеском приманивая парня напротив, — Не знаю, – приятное ощущение тяготеющего чувства внизу живота, подкреплялось горящим желанием толкнуться вперёд сильнее. Невольно девчушку вспомнила влажный сон и, посмотрев на Скарамуччу, что не придавал значения действиям Моны, грустно хмыкнула, обратив свой взор на пирсинг своего парня. — А как это, – Мона схватила парня за щеки ладонью, чуть придавив мягкие опухлости так, чтобы Скарамучча приоткрыл рот, с огоньком в глаза смотрела на блестящий металл, — Ощущается во рту? – Моне не хватило пару мгновений, чтобы самой не сгореть от нетерпения, как влажный язык оказался у неё во рту. Бусинка пирсинга особенно чётко ощущалась на языке, щекоча его – возбуждал этот яркий контраст огня и льда, смешивающихся внутри. Мягкие губы смыкали её язык, зубы Скарамуччи вцепились в нижнюю губу Моны, а потом вновь, словно извиняясь, парень оставлял след теплеющего металла. Поцелуй не был долгим, но достаточно смущающим, чтобы заставить Мону задрожать от желания. Наконец, отстранившись, Скарамучча потянул за собой нить слюны и, выдыхая, обнял Мону. — Ну и какие ощущения? Были слышны бесшумные хныканья, которые Мона пыталась скрыть за ладошкой. Теперь уже красная она, но от смущения ли? — Впечатляющие... — Я того же мнения. Мегистус просто упала на Скарамуччу, прижимаясь к нему. Не таким представлялся ей первый поцелуй... Она мечтала о чем-то романтичным под светом луны и щебетанием птиц. Но и это тоже неплохо. — Когда проведём следующий эфир? — Когда сделаешь мне фотографии. — Какие ещё фотографии? — Для моего патреона, любимый, – Мона пожалуй не будет оглашать факт об ощущениях снизу, ведь что-то заметно твердеющее упиралось ей прямо между ног. — Из вежливости к моим подписчикам сделаю пару красивых кадров. Не хочешь полюбоваться очарованием своей девушки? — Я бы предпочёл любоваться тобой в гордом одиночестве. — Мне не кажется? Это ревность? — Она самая, моя очаровательная девушка, – на последних трех словах Скарамучча заметно снизил тон, но приветливую, будто одобряющую улыбку с лица не убрал. — Любимый парень, мне нравится фотографировать своё тело. — Мне тоже нравятся фотографии твоего тела. И я далеко не один такой. — И что? Заставишь меня бросить это дело? – очерчивая незамысловатые фигуры поверх толстовки Скарамуччи, Мона выжидающе ждала ответ. — Отнюдь. Умная, сама прекратишь. — И даже не позлишься? – с удивлением спросила Мона. Её круглые глазки были сходны с глазками олененка. Очень уж удивлённые. — Не-а. — Скучно, – после слов Ху Тао, Мона и подумать бы не могла, что реакция Скарамуччи будет такой... спокойной. Она ожидала привычного ворчания, может на него повлияло недавно произошедшее? Честно, будь Мона на месте парня, то поцелуй также придал бы ей уверенности в их симпатии, — Но я не расстроена. — Верю.