-x-X-x-
Она повалила его на землю, опустилась на него… и неистово поцеловала. Что ещё она может сделать? Конечно, мгновение спустя, её разум поспевает за действиями, и тогда Миллисент сразу же начинает стесняться. Конечно, он излечил её от гнили… но это не значит, что он сделал это для того, чтобы она так вольно обращалась с ним! Хотя Миллисент и травмирована бесконечным потоком оберегающих пилюль, которые он заставил её проглотить, она также испытывает бесконечную благодарность. Это сработало… это действительно сработало! Она излечилась. Не просто стала здоровой на некоторое время, каким был эффект золотой иглы, а полностью излечилась. Алая гниль была вырвана из неё с корнем. Фактически, это произошло около часа назад. Последний час пилюли вводились лишь для того, чтобы убедиться, что последние остатки вируса покинули её организм, позволяя ей выработать устойчивость к гнили, пока всё это не смоется в потоке проточной воды. Тем не менее, это не давало ей права просто… нападать на своего Погасшего таким образом. Он спас её, и вот как она отплатила ему? Яростно покраснев, красная голова отпрянула назад, чтобы слезть с него и позволить своему спасителю подняться. — И-Извини. Я-! Её попытка извиниться пресекается двумя вещами. Во-первых, его руки опускаются на её бёдра и удерживают её, оставляя девушку лежать на его теле, стоя на коленях по обе стороны от его талии. Их промежности скандально трутся друг о друга, несмотря на то, что между ними находятся доспехи, кожа и ткань. Во-вторых, он ловит её взгляд, и голос Миллисент застревает у неё в горле, когда она видит ласковую, одобрительную улыбку на его лице. В этот момент она понимает… что он ничуть не возражает. Более того, он рад за неё не меньше, чем она сама. Он в восторге, как и она. Он разделяет с ней её экстаз. … Миллисент снова стремительно меняет курс. Не пытаясь отстраниться, не пытаясь извиниться, она бросается вперёд и снова приникает губами к губам Погасшего. На этот раз она не зажмуривается и не замирает. Она резко целует его, но поцелуй быстро переходит в нечто более значимое, почти нежное, но в то же время глубокое и страстное. Одна из его рук поднимается и берёт её за хвостик, и он целует её в ответ. Она не возражает. Это правильно, что он контролирует темп, как и всё остальное. Этот человек… этот Погасший ворвался в её жизнь, как вихрь, разрушив всё, что она знала, и втянув её в приключение всей жизни, даже не сказав «с вашего позволения». Если смотреть на эту ситуацию с подобной точки зрения, можно подумать, что у Миллисент есть повод для расстройства, что у неё есть претензии к этому Погасшему. Но это утверждение находится максимально далеко от истины. Он был её спасителем. Он был для неё всем. Междуземье было суровым и неумолимым местом. Здесь тебя могут заставить убить собственных сестёр, а в следующий момент ты уже занимаешься любовью с человеком, который помог тебе это сделать. Миллисент застывает на месте, когда эта, казалось бы, безобидная, шальная мысль приходит ей в голову. Неужели она собиралась заняться любовью со своим Погасшим? Неужели именно это должно было произойти? Её глаза широко раскрываются, и она на мгновение заглядывает в его глаза, пока их губы остаются сомкнутыми вместе. Затем… однорукая фехтовальщица снова приходит в движение. Она не может остановиться. В неистовом, стремительном порыве мании она одновременно снимает доспехи с Погасшего и сдирает с себя одежду. Ей нужно быть обнажённой; ей нужно, чтобы он тоже был обнажён. Она хочет его внутри себя так сильно, что ей больно. Кажется, что она может умереть, если не получит его прямо сейчас. Поражающее количество оберегающих пилюль может и излечило её от гнили, но он… он станет её постоянным средством от всего остального, что её беспокоило. Как только его рукоять освободилась от своих пут, как только его вторичный «меч» снова оказался «не в ножнах», Миллисент быстро обхватила его рукой. Рукой из плоти и крови, то есть. Она берёт его ствол и дрожит, глядя ему в глаза, даже когда гладит его вверх и вниз. Он тёпый… и большой. В её руке он чувствует себя хорошо. Но не так хорошо, как он будет чувствовать себя внутри неё. Она уже мокрая и готова к нему, но ей всё равно не хватает решимости… сделать это. На данный момент она и без того позволила себе много вольностей. И вдруг, она чувствует себя скованной. Хныча, Миллисент прижимается к его внутреннему бедру, её киска находится всего в нескольких дюймах от его подрагивающего члена. Она прикусила нижнюю губу и посмотрела ему в глаза. — П-Пожалуйста… К счастью, её спаситель понимает то, что она не может выразить словами. К счастью, он контролирует ситуацию… как всегда. Его руки опускаются к её бёдрам и крепко сжимают их. Миллисент делает резкий вдох, когда он поднимает её в воздух на несколько дюймов и опускает прямо на большой, выпуклый кончик своего члена. Она чувствует, как он упирается в щель её киски, и вздрагивает от того, как крепко он держит её, её рука обхватывает его. Затем… затем он медленно начинает тянуть её вниз. Это… неизбежно. Красная голова стонет, её обнажённое тело трепещет, когда она чувствует, как дюйм за дюймом его пульсирующий меч пронзает её, проталкиваясь внутрь. Она девственна. Она жила с гнилью дольше, чем может вспомнить, и у неё никогда не было возможности испытать что-то подобное. Но в каком-то смысле Миллисент рада этому. Все страдания, через которые она прошла, вся боль и агония… по крайней мере, она может сказать, что всё это вело её к этому моменту. С помощью этого Погасшего она наконец обрела возможность выйти за рамки того, чтобы просто жить. Она собиралась вытерпеть это. Но она больше не хочет просто выживать. Если она собирается жить дальше, до истечения своего срока годности… Миллисент согласилась бы на меньшее, чем процветание. И она сделает это… стоя рядом со своим Погасшим. Именно тогда в её груди зародились первые предчувствия того, что она должна сделать, но в тот момент они были лишь шёпотом. В этот момент она сосредотачивается на деле, как и её спаситель. Всё больше и больше его толстого, пульсирующего меча входит в неё, погружаясь в неё дюйм за дюймом. Ощущения… потрясающие. Он не торопится, и Миллисент… Миллисент вся кипит от желания, делая проход всё более плавным, поскольку он проникает в неё всё глубже и глубже с каждым мгновением. В конце концов, её рука вынуждена покинуть его ствол. Она мешает, и, откровенно говоря, Миллисент хочется зайти дальше. Вместо этого она переводит руки на его грудь, проводя ими по… откровенно ужасающим шрамам, которые она там обнаруживает. Напугана ли она, увидев такие ожоги на туловище своего Погасшего, доходящие до самой спины? Миллисент солгала бы, если бы сказала, что нет. Но, по крайней мере, в данный момент он выглядит невредимым. Он кажется слишком довольным, слишком счастливым, и это счастье заразительно, особенно когда она сама испытывает такое же счастье. Он спас её… он действительно спас её. Выпустив смешок недоумения и неверия, она наклоняется и снова прижимается своими губами к его. Они целуются, пока она опускается всё ниже и ниже по его мачте, пока, наконец, её нижние губы не касаются основания его ствола, рукояти его меча. Он так глубоко внутри неё. Он полностью заполняет её. Она может… она может только надеяться, что в свою очередь доставит ему такое же удовольствие. В течение, кажется, целой вечности они лежат так, она на его члене, а он под ней, прижимая её к себе и жарко целуясь. В конце концов, Миллисент облизнула губы и посмотрела на своего Погасшего с прищуренным взглядом. — Е-Если тебе будет приятно… я бы хотела попробовать начать двигаться. Подкрепляя свои слова действиями, Миллисент медленно начинает подниматься… а затем опускаться обратно. Он так приятно наполняет её, но движение… движение делает это ещё лучше. И к её полному восторгу, её Погасший, кажется, согласен с этим, даже изредка стонет, когда она скачет на нём, когда она снова и снова погружает в себя его меч. Можно было бы побеспокоиться об износе «ножен», учитывая скорость, с которой она начала двигаться… но Миллисент не беспокоится. Её глаза трепещут, а стоны становятся всё более задыхающимися и трепещущими, по мере того, как она отдаёт ему себя. Это её тело… оно принадлежит её спасителю. Без его прямого вмешательства она была бы сейчас просто кучей гнили. Её даже нельзя было бы узнать. Только благодаря ему она получила возможность наслаждаться этим удовольствием… и поэтому она посвятит ему свою жизнь. Да, другого выхода не было. Нет более достойного дела. Её существование полностью принадлежало ему, и он мог поступать с ней по своему усмотрению. И она сделает всё, что в её силах, чего бы ей это ни стоило, чтобы доставить ему удовольствие своим телом. Сердце заколотилось в груди, Миллисент выгнула спину, издав сладострастный стон. Вздрогнув, она смотрит вниз на своего Погасшего и облизывает губы. — М-Моя грудь… о-она тебе нравится? Н-Не хочешь ли ты… полакомиться ими, храбрый Погасший? Он улыбается ей и небрежно протягивает руку вверх, чтобы положить ладонь на одну половину её груди. Другая его рука остается на её бедре, притягивая девушку к себе, но Миллисент не возражает. Она скачет на нём всё быстрее и быстрее, а удовольствие от того, что он играет с одной из её грудей, заставляет красную голову трепетать от восторга и блаженства. Гниль появилась на её теле в нескольких местах. От того, насколько широко она распространилась, Миллисент уже давно перестала считать себя красивой. Белые пятна инфекции были на её лице, на шее, на груди… по всему телу. Она была больной, заражённой тварью, единственная «красота» которой заключалась в глазах тех монстров, которые пытались охранять её в Храме Чумы. Но теперь всё иначе. Безостановочный поток пилюль сделал свою работу, и сделал её хорошо. Даже её кожа очистилась, поскольку инфекция была полностью, без остатка искоренена из её организма. Теперь её тело снова принадлежит ей. Её красота, чего бы это ни стоило, снова принадлежит ей. А точнее… принадлежит её спасителю. Наслаждаясь ощущением того, как он погружается в её сердцевину, как он забавляется с её грудью, как он крепко держит её, когда она скачет на нём и подпрыгивает на его мачте, Миллисент позволила своим глазам зажмуриться, позволила им слегка закатиться назад, позволила себе ощутить каждую унцию этого удовольствия и понять, что она… она полноценна. С громким, похотливым криком она достигает кульминации… и мгновение спустя её Погасший вторит ей. Они достигают взаимных высот вместе, и пока она дрожит и содрогается от собственного освобождения на его члене, он, в свою очередь, наполняет её своей сущностью. Как долго она фантазировала об этом моменте? Сколько ночей она представляла его себе, несмотря на то, что «знала», что он никогда не наступит? И всё же… вот он настал. Миллисент держала спину прямо в течение всего времени их взаимного освобождения… а затем она рухнула вперёд, тяжело дыша, положив голову на грудь своего Погасшего. Она обессилена… полностью истощена. В этом нет ничего удивительного, но, несмотря на это, она ещё мгновение покачивается на члене своего спасителя, прежде чем отказаться от попыток подняться. Она ещё многое хочет сказать… но придётся подождать. Слова, которые она хочет сказать, не могут быть сказаны, пока они обнажены и лежат друг на друге. И она не хотела бы произносить их невнятно, опасаясь, что не сможет выговорить их от усталости. Вместо этого, когда её глаза начинают закрываться и сознание начинает покидать её, Миллисент сосредотачивается на том, чтобы сказать всего два слова, чтобы выразить свою величайшую благодарность мужчине, который сейчас держит её рядом. — Спасибо… тебе…-x-X-x-
После продолжительного отдыха, во время которого он всё время находился рядом с ней, Миллисент, наконец, снова одета, как и её Погасший. Нет, не её Погасший… её Лорд. И в самом деле, теперь, когда она хорошо отдохнула, Миллисент больше не будет откладывать это дело. — Храбрый Погасший… Я готова присягнуть тебе. Он смотрит на неё, и в тот момент, когда она привлекает его внимание, Миллисент опускается перед ним на одно колено, поднимая в руках свой Шамшир и удерживая его на определённой высоте. — Я, Миллисент, клянусь стать твоим клинком, сир Погасший. Как Маления до меня и её брат Микелла до тебя, я стану твоим мечом. Я стану вместилищем твоей воли в этом мире, оружием, которое ты будешь использовать по своему усмотрению, будь то милосердие или осуждение. В мире или на войне я стану тем, чего ты от меня потребуешь. Подняв голову, Миллисент пылает глазами, и её челюсть сжимается, когда она смотрит ему в глаза. — Я знаю, что ты стремишься к трону Повелителя Элдена. Получишь ли ты его или нет, возьмёшь ли меня своим клинком или нет, знай, что ты ВСЕГДА будешь МОИМ Лордом… а я всегда буду твоей. Даже когда она говорит это, сердце Миллисент бешено бьётся в груди, ожидая его ответа. Если он отвергнет её клятву, она всё равно сделает всё возможное, чтобы его Воля стала реальностью в этом мире, но… Прежде чем она успевает додумать эту мысль, он улыбается ей и осторожно берёт меч из её рук. Кивнув ей, он поворачивает Шамшир к ней, слегка опираясь плоской стороной клинка на одно из её плеч. Нет слов… это не путь её лорда. Но Миллисент испускает вздох, о котором и не подозревала, и, когда он возвращает ей меч, рыжая голова поднимается на ноги, гордо сияя. Конечно, она не знает его имени… но ей и не нужно знать имя своего Лорда. В конце концов, всё достаточно просто. — Очень хорошо. С твоего благословения, с этого момента я буду известна как Миллисент… Клинок Погасшего. Звучало слишком, не так ли? Она была его клинком, но пока её прошлое оставалось в прошлом, она никогда не забудет, откуда она родом, и кто поднял её на ноги и дал ей волю к жизни. Да… это было правильно и к тому же хорошо звучало. Она будет исполнять волю своего Лорда. Она будет стоять рядом с ним, и никто, кроме него, не сможет использовать её как оружие. Ибо она была Миллисент, Клинок Погасшего, и она знала только одного Повелителя.-x-X-x-
A/N: Завтра бой Малении. Вернее, первая половина боя с Маленией, потому что в итоге получилось две главы, разделённые между двумя её фазами. Вполне уместно. Она была самым сложным боссом, по крайней мере, для меня. Для нашего Погасшего МС? Не очень…