-x-X-x-
Ничто не длится вечно. Но… в том, что касается конца, Миллисент находит много интересного. Возможно, у нее нет всех ответов, которые она искала… и, по правде говоря, она все еще не хочет уезжать. Но в то же время… она уже давно прожила свой срок службы, не так ли? Здесь… здесь все для нее и закончится, рядом с этим бассейном Алой Гнили. После момента в церкви, когда Миллисент почувствовала себя незваной гостьей, но не смогла удержаться от… участия, она спасший и ее Погасший отправились дальше. Немного отступив назад, они пошли на юго-восток от Руин Вероотступника и быстро добрались до города Ордина. К сожалению, она не смогла войти с ним в Узилище, так как туда пускали только по одному. Вместо этого она была вынуждена оставаться снаружи и ждать его, чувствуя себя несколько бесполезной. Но в конце концов он вернулся, выглядя не хуже прежнего. Миллисент могла только предположить, что это было не слишком трудное задание, но в то же время, откуда ей было знать, глядя на него? Она никогда не видела, как он отбивает удары. С зажженными свечами проход к Святому Древу был открыт. Наконец-то они продвинулись вперед. Миллисент была в восторге… но и устала, если не сказать больше. По мере того как она и ее Погасший путешествовали к Святому Древу Микеллы, по мере того как она узнавала все больше и больше окружающего и открывала все больше и больше своей природы, Миллисент постигала правду о себе. Разумеется, она поделилась ею с ним. Как она могла не поделиться? В тот самый момент, когда она осознала свою сущность, она сообщила ему об этом, когда они отдыхали у Места Утраченной Благодати в Молитвенной комнате в глубине Храма Святого Древа. — Позволь мне объясниться, Храбрый Погасший. Во мне течет кровь Малении. Но в каком качестве, я не знаю. Я могу быть сестрой, дочерью… или просто отпрыском. Как бы там ни было, я уверена в нашем родстве. Она не была уверена, какой реакции ожидала от него. Отвращения? Отторжения? Конечно, она и боялась, и ожидала этого. Очевидно, она должна была знать лучше. Погасший просто кивнул, улыбаясь ей со знанием дела, в полном понимании. Иногда… иногда казалось, что он знает о ее истинной природе больше, чем она сама. Но это было невозможно, не так ли? Тем не менее, Миллисент подалась вперед. — Есть кое-что, что я должна вернуть Малении. Волю, которая когда-то принадлежала ей. Достоинство, чувство собственного достоинства, которое позволило ей противостоять зову Алой Гнили. Гордость, от которой она отказалась, чтобы соответствовать меркам Радана. Миллисент наконец-то поняла. Почему она была спасена. Почему Погасший был вынужден помочь ей в первую очередь. Она была запасным вариантом. Резервное решение. Игла, которую использовали против нее… она никогда не предназначалась для нее. Вернее, не предназначалась для нее ее первоначальным создателем. Она была использована кем-то другим. И это была не только она. Миллисент не удивилась, когда ее и ее Погасшего настигли сестры. Она… не была уверена, как она их забыла. Она также не была уверена, что помнит их. Ее сестры, — шептал голос в глубине ее сознания. Но была ли это она сама? И все же, она смогла назвать каждую из них по имени, как только увидела их. Мария, старшая сестра. Она предпочитала косу. Морин, вторая сестра. Любительница полевого оружия. Эми, третья сестра. Она предпочитала меч. И Полианна, младшая сестра. Она использовала нож и заклинания. Их было четверо. Ее сестры, но и… не сестры? Миллисент не могла не чувствовать себя отдельно от них. Они двигались вместе, как единое целое, сплоченная группа с единой целью. В сравнении с ними цели Миллисент не казались такими же, как у них. Она была здесь не по той причине, по которой были здесь они. Или… была? Миллисент поняла это только в последующей битве, которая закончилась совсем недавно. Все это было испытанием. Она, изгнанная своей слабостью. Ее сестры остались, чтобы стать еще сильнее в ее отсутствие. Кто из них преуспеет? Природа или воспитание? Что окажется лучше — рука, протянутая в мягком руководстве, или отказ? … Она и Погасший убили их всех. Она убила своих сестер, используя протез, который дал ей ее спаситель. Они сражались бок о бок, пока все не закончилось, и квартет сестёр лежал мертвым у их ног. Только тогда Миллисент поняла достаточно, чтобы наконец осознать… что она не хочет в этом участвовать. Ни в чем. Пусть планы тех, кто все это устроил, умрут здесь и сейчас. Хруст сапог заставляет Миллисент вздрогнуть, ее решимость на мгновение пошатнулась, но затем снова окрепла. Лежа рядом с лужей алой гнили, она поднимает глаза и видит, как к ней приближается Погасший. В зеркальном отражении их первой встречи Миллисент лежит, не в силах пошевелиться. Боль слишком сильна. После своего возвращения Алая Гниль, текущая по ее венам, обладает слишком большой силой, чтобы она могла это выдержать. В конце концов… она вынула иглу. Улыбаясь сквозь агонию, проходящую через ее тело, Миллисент все же заставила себя встретиться взглядом со своим Погасшим. После всего, через что они прошли вместе, она должна ему хотя бы это. — С-Спасибо тебе… за то, что протянул руку. Без твоей помощи я не смогла бы победить этот квартет. Миллисент не сомневалась, что это правда. Бой был подстроен от начала и до конца. Но, возможно, в этом и был смысл. Только благодаря великим испытаниям, только благодаря великой борьбе, в Малении, клинке Микеллы, расцвела Алая Гниль. Как уже говорила Миллисент Погасшему, Маления отказалась от своей гордости, когда на полях битвы в Каэлиде взяла пример с Радана. Кто-то или что-то там хотело того же для Миллисент. Кто-то или что-то там играло с ее разумом и натравливало девушку и ее сестер друг на друга. Их было не спасти, она видела в глазах каждой из них решимость убить ее. Даже… даже юная Полианна нанесла удар с намерением убить, заставив Миллисент усмирить ее. Но, к счастью, когда рядом с ней был Погасший, она не дошла до того, чтобы использовать… использовать ИХ. Что бы это ни было, оно бушевало в ней и сейчас. Игла, которую дал ей ее спаситель, не просто сдерживала Гниль… она ее накапливала. Если бы она выпустила ее на волю, то могла бы легко победить своих сестер в одиночку. Но какой ценой? Нет… нет, так было лучше. И все благодаря Погасшему, что все могло закончиться именно так. — У меня такое чувство, будто я была у тебя в долгу от начала и до конца. Слабо улыбнувшись, Миллисент хихикнула, но от этого стало довольно больно. Она и забыла, как это больно, если быть честной. Или… боль стала еще сильнее, учитывая скорость, с которой Алая Гниль опустошала ее организм? Тем не менее, у нее оставалось достаточно сил для этого. Благодаря мужчине, который молча смотрел на нее. — Спасибо. С твоей помощью я смогла жить как человек, хотя бы мимоходом. Н-Но-ак! К горлу подступает комок кровавой мокроты, и она презрительно выплевывает его в сторону, несколько долгих мгновений тяжело дыша, прежде чем снова заговорить. — Но… на этом все заканчивается. Мне жаль, правда жаль… но я сама вытащила иглу. Она держит ее своей протезной рукой. Ее настоящая рука из плоти и крови больше не отвечает ей, так как боль пронизывает каждую часть ее тела. — Скажи… с-скажи тому, кто подговорил тебя на это, что если я должна превратиться в нечто иное, чем я сама… я предпочту сгнить в небытие такой, какая я есть. Она ждет, что он возьмет иглу. Она уверена, что она нужна ему для того, что он задумал дальше. И поэтому, когда он берет ее из протянутых пальцев, Миллисент довольна. Однако она совсем не рада, когда он просто убирает иглу… а затем наклоняется и берет на руки ЕЕ. Издав придушенный писк, ее тело сотрясается от боли, и она не в силах сопротивляться, она все же качает головой. — П-пожалуйста! Дай мне пройти… одной! Теперь Алая Гниль корчится, хуже, чем когда-либо! Скоро… скоро я стану не более чем куском плоти! Он идет вдоль берега бассейна, к входу в стене. Его шаг уверен, непоколебим, он несет ее с поля битвы, тела ее сестер уже поглощены вирулентной гнилью вокруг них, и скоро с ней произойдёт тоже самое. — Проклятая! Неприкасаемая! Пожалуйста… Я бы не хотела, чтобы такая дрянь принесла тебе вред! И все же он не дрогнул. Он несет ее в Место Утраченной Благодати, в комнату с удивительно чистой проточной водой. Он укладывает ее у кромки воды, и Миллисент смотрит на него, как в тумане. Она почти умерла… конечно, он должен это видеть? Какой в этом смысл? Через мгновение он нащупывает что-то в своем рюкзаке… а затем разжимает ей рот и сжимает челюсть пальцами, пока губы не разойдутся. Затем он запихивает горсть Оберегающих Пилюль прямо ей в рот. Миллисент захлебывается маленькими округлыми массами пещерного мха. Но Погасший не позволяет ей выплюнуть их, поэтому она вынуждена глотать их, чтобы покончить с ними. Это нелегко, учитывая боль. Но… они немного помогают. На краткий миг она чувствует облегчение. Но лишь на мгновение, как и знала Миллисент. — М-Мне жаль, Храбрый Погасший, но это не сработает. Я слишком далеко продвинулась. Это — ммф! Он запихивает ей в рот еще одну горсть, и Миллисент вынуждена глотать, даже не смотря на своего спасителя. За все время, прошедшее с тех пор, как он пришел к ней в Церковь Чумы, у нее не было ни одной негативной мысли по отношению к этому человеку. Но сейчас, когда он вливает ей в глотку все больше и больше Оберегающих Пилюль, она начинает испытывать к нему неприязнь. Ее попытки объяснить, что это не сработает, наталкиваются на еще большее количество лекарства на основе мха. Честно говоря… это скорее невозможно. Где он все это берет? Миллисент начинает довольно странно наблюдать за сумкой Погасшего, пока он достает все больше и больше пилюль, до такой степени, что это начинает казаться смешным. Если поначалу она и замешкалась… то быстро приходит в ужас, когда он ожидает, что она будет продолжать принимать лекарство, чтобы продолжать бороться с Алой Гнилью. По правде говоря, это был не первый раз, когда она пыталась использовать Оберегающие пилюли. Еще когда гниль только начала брать верх, когда инфекция только начала свирепствовать, Миллисент тайком принимала их то тут, то там. Они помогали, но ненадолго. Для такой, как она, созданной из крови Малении, было уже слишком поздно. Алая Гниль всегда будет жить в ее теле, да что там… в самой ее душе. Потребуется немалое количество Оберегающих Пилюль, чтобы изменить это. Но шли минуты, а Потускневший не проявлял никаких признаков остановки, и Миллисент быстро поняла… что он не намерен останавливаться на малом количестве лекарства от гнили. — П-пожалуйста… с-слишком много… так с-сухо… Он смилостивился над ней, но лишь на мгновение. Тогда Миллисент понимает, почему они пришли сюда, в эту комнату, а не сделали это снаружи. Не только для того, чтобы укрыться от вирулентного бассейна Алой Гнили… но и чтобы иметь доступ к чистой проточной воде, возле которой они сидели. Погасший дает ей напиться, чтобы смыть вкус во рту и горле, который начинает становиться невыносимым… но затем продолжает. Если Миллисент была в ужасе от навязчивой идеи ее спасителя… ну, спасти ее, то теперь она быстро переходит от ужаса к откровенной психологической травме. Если так будет продолжаться всю ее жизнь, то она не хочет в этом участвовать. Она сидит здесь, у воды, пьет глубоко, только чтобы поглощать все больше и больше Пилюль. Она бы предпочла умереть. Она говорит ему об этом, проглатывая то, что он навязывает ей. Но он не желает слушать. Он настаивает на том, чтобы спасти ее, независимо от ее желания, независимо от ее воли. Как бы трогательно это ни было, но вскоре по лицу Миллисент текут слезы. Она умоляет, чтобы все это закончилось, чтобы он сдался. — П-пожалуйста… это не работает… конечно, ты это видишь! Но он не сдается. Снова и снова он возвращается к ней с новыми красными, круглыми шариками пещерного мха. Снова и снова он навязывает ей их, пока Миллисент не убеждается, что ее слезы такие же красные, как и они. Но не только слезы, вскоре понимает она… каждая пора ее тела… источает Алую Гниль. Гниль реагирует в ответ на вторжение в ее организм такого количества своего аналога, переходя на усиленный режим работы. Осталось недолго, полагает она. Вот только… вот только боль отступает. Как бы ни было ужасно постоянно глотать все новые и новые пилюли, зачерпывая протезом воду из импровизированного ручья рядом с собой, Миллисент обнаруживает, что боль утихает. Именно тогда она начинает осознавать это, хотя должно пройти еще некоторое время, прежде чем она примет это. Ее слова… ее слова, обращенные к Погасшему, были ложью. Хотя она этого не знает, они прошли всего три четверти пути, когда Миллисент начинает чувствовать поворот. Действительно, последняя четверть, как ни парадоксально, одновременно и самая легкая, и самая трудная. Она была настолько готова умереть, настолько готова позволить гниению забрать ее… что у нее не было ни плана, ни желания, что может случиться, если она выживет. Она отказалась стать тем, кем ее пытались сделать. Она убила своих сестер, чтобы не дать возможности второй Малении, не связанной мелочной моралью, подняться и занять место первой. Она не стала бы и Богиней Гнили. Она предпочла бы умереть. Казалось, у нее было два выхода. Сдаться и причинить невыразимый вред, как это сделала Маления… или отдать иглу и умереть, как она должна была сделать это так давно. … Она должна была знать, что ее Погасший найдет третий вариант. И хотя она ни в коем случае не вела счет, Миллисент было бы интересно узнать, что ее Погасший скормил ей ровно девятьсот девяносто девять порций Оберегающих Пилюль, чтобы излечить ее от Алой Гнили, которая давно, очень давно пустила корни в ее теле. Когда последняя четверка пилюль попала ей в горло, после чего она запила их водой, Миллисент вздрогнула, улеглась рядом с местом Утраченной Благодати и уставилась на своего Погасшего, расширенными от шока глазами, матовыми от пота волосами, прилипшими к ее лбу, и телом… телом, свободным от болезни, гнили, которая так долго мучила ее. Стоит ли удивляться, что как только он закончил удерживать ее и заталкивать шары в ее горло, первое, что делает Миллисент, это прежде всего набрасывается на своего Погасшего?-x-X-x-
A/N: Давай Миллисент, вперёд, вздорная однорукая девчонка.