Весна, выросшая на костях зимы

Лайя

Такси из аэропорта привезло меня в один из отелей в центре города. На очень плохом английском пожилой таксист рассказал, что из этого отеля город, как на ладони. Он говорил что-то ещё, но я не слушала. Я поднимаюсь в номер, и первое, что я делаю — это снимаю со стен зеркала и переворачиваю их тыльной стороной, стараясь избегать отражения. Я принимаю горячий душ, привожу в порядок волосы, собираюсь и выхожу, не выселяясь, как будто я вышла пройтись. Но через пару минут внутри такси я поняла, что и в номер, и в этот отель я уже не вернусь. В туристическом центре, в котором кроме меня никого не было, я купила шапку, перчатки и карту острова. Мне очень повезло, сказала женщина, работавшая там. Она считает, что мне повезло в том, что я пришла в тот день, когда этот центр работает — туристы сейчас большая редкость на острове. Мне показалось, что это так же грустно, как парковка для человека, который даже водить не умеет. Потом я рассматриваю карту и выбираю город на карте, сидя в небольшом кафе. Что-то в этом есть романтическое, такое чувство свободы и одновременно глубокого отчаяния. Я не знаю, вернусь ли я вообще куда-то. Женщина из туристического центра, кажется, оказалась права - я очень везучая, ведь я успела попасть на автовокзал и купить билет на автобус. У меня было немного времени до отправления, поэтому я взяла себе кофе и рассматривала прохожих. Так всегда бывает в других городах, сидишь, смотришь на проходящих мимо людей и думаешь, куда они идут, о чем они думают. Моменты, в которых ловишь ощущение, что только что понял, что ты не один на этом свете, и есть ещё другие, живущие свои собственные жизни. Но сейчас я им завидовала, ведь они хотя бы уверены в том, что эта жизнь — собственная. Практически пустой автобус неспешно ехал по такой же пустой дороге, которая сменялась тоннелями и ледяными пейзажами. Иногда виды гор поражали и восхищали меня, заставляя вертеть головой. Я видела горы и раньше, но каждый раз они меня завораживали своими тишиной и величием. Я размышляла о том, как природе удалось создать такое? Эти пейзажи и ландшафты, рельефы с огромными вершинами и глубокими безднами. Тогда я решила, что вся красота нашей планеты создана путём тотального разрушения. Когда автобус проезжал в тоннеле, я испугалась, когда в отражении в стекле в этой кромешной тьме заглянула в глаза незнакомки, такие пустые, будто они никогда не знали света, тепла и радости. Отражение исчезло и вот уже мимо проносились невысокие горы, сменяясь пустыми равнинами, покрытыми снегом. Сквозь снег кое-где торчали корявые ветки кустов. Небо, затянутое свинцовыми тучами давило на голову, будто желая раздавить меня и всё живое на земле. Хотя я и так раздавлена, как насекомое, попавшееся под ногти невнимательному человеку. Вскоре автобус въехал черту небольшого городка. Я выбрала этот город, просто потому что его название выговорить проще всего, как будто я собиралась с кем-то это обсудить. Пока мы ехали до точки назначения, я насчитала всего несколько человек, которые торопились домой. Яркие дома и крыши радовали глаз среди бесконечного снега. Крошечные бары, небольшие магазины, часовни, полупустой порт, набитый рыбацкими лодками и яхтами. Из ресторана выходила семья, они смеялись, кутаясь в шарфы, разгоряченные и веселые. Я невольно улыбнулась, думая о том, как это здорово — быть частью чего-то, либо создать что-то большее, чем ты сам. Любовь должна приносить плоды. Мне нравился этот контраст ярких домишек среди серых и белых оттенков, это похоже на надежду, которая угасает во мне с каждой секундой. Кто-то бы сказал, что это ужасное место, но я не могу с этим согласиться. В городе, на стенде автовокзала, не без помощи угрюмой женщины, я нахожу объявление об аренде квартир, выбираю небольшую рядом с пляжем. Улыбчивая хозяйка сразу же соглашается сдать мне жилье, видимо, туристов сейчас нет, а деньги всегда нужны. Она плохо знает английский, но на удивление всё понимает. Женщина показала мне фотографию своей семьи - её муж, рыбак, и их сын. Мальчик на снимке держит в одной руке удочку, а другую сжимает в кулак. Зато на его лице улыбка. Я киваю ей, благодарю, отдаю деньги, и она уходит, оставив мне распечатанную на принтере карту города и огромную теплую куртку. Я надеваю её, сажусь обратно на стул и не могу не почувствовать себя одетой в одежду другой девушки. Также я чувствую себя, когда смотрю в зеркало. Проходит пара дней, я провожу их, созерцая океан. Для этого мне не нужно никуда идти, все окна моей квартиры выходят на ледяной пляж. Когда ветер стихал, я выходила на улицу, одев на себя все свои вещи. В те долгие часы я смотрю на бушующий или спокойный океан, и кажется, что мне становится лучше. Я молчу уже несколько дней, потому что мой голос иногда кажется мне чужим, поэтому, скорее всего я ошибаюсь, что мне лучше. Вот так и проживаю все дни в этом богом забытом месте - пытаюсь заполнить дыры в своем сознании - будто я задраиваю люки в большом корабле, который дал течь, но пытается остаться на плаву. В один из дней был шторм, и я думала о Ноэ, приходя к выводу, что любовь - в действительности такой же шторм, только в воображении. Однажды Ноэ спросил, на что похожи мои провалы в прошлое, и я сказала, что они похожи на фильм, а возвращение из них - как если бы я вышла из кинотеатра посреди сеанса. Я плутаю где-то снаружи, а кино продолжается. Думать о нём в разлуке было практически невыносимо, так же тяжело, как вспоминать имена погибших людей, которых я знала. Мне больше нравилось думать о том, сколько поцелуев нас ждёт в тени Флоренции конца XIII века, на самой высокой башне очередного замка, и в глубинах миров, тёмного и этого, человеческого, и наша любовь будет такая большая, что дни станут короче, когда ночи напротив — длиннее. Но потом я думаю, что если я так уверена, что всё это случится, почему прямо сейчас я ощущаю, что мир подходит к концу? Когда, в какой из этих серых дней я проснусь, забыв его имя? Мне всё-таки становится хуже - этим утром я не узнала свои руки, как будто мне приделали другие. Я сидела на краю кровати и с ужасом смотрела на трясущиеся пальцы чужого мне человека. Я потеряла уверенность в реальности происходящего. Мне нужна помощь, но я снова смотрю на океан. Когда мне это надоедает, я брожу по пустынным улицам. Местные жители любят не только яркие дома, но и цветастые куртки, на острове вечной зимы это отличная идея, думаю я. Моё внимание привлекает вывеска, кроме исландского на ней надпись на английском "Доктор Стелла Мартин, психотерапевт". Мне стало смешно, ведь из всех вывесок на неизвестном мне языке, самая важная оказалась на моем. Это небольшое событие было похоже на глоток воздуха после погружения под воду. И почему-то это напомнило появление Ноэ перед моей дверью, когда он пришел с лавандовым чаем, который по вкусу был идентичен тому, что заваривала моя мама. От воспоминаний о нём, во мне разлилось тепло. Недолго думая, я потянула ручку, как будто мне пришел знак, и я решила его не упустить. За дверью меня ожидал небольшой холл и женщина средних лет, которая читала журнал. Когда я вошла, она отвлеклась от чтения и широко улыбнулась. - Добрый день, - растерянно произнесла я, не узнавая свой голос, то ли из-за прогрессирующего безумия, то ли из-за долгого молчания. - Добрый, я - доктор Стелла Мартин, чем я могу помочь? - женщина встала и с улыбкой пошла мне навстречу. - Меня зовут Лайя, - тихо ответила я, - Меня зовут Лайя Бёрнелл… Я правда не понимаю, зачем я здесь… - Тогда может просто поговорим? Я как будто тысячу лет не говорила по-английски! - рассмеялась женщина. - Давайте, а я как будто тысячу лет не разговаривала в принципе, - неуверенно попыталась пошутить я. Через некоторое время мы с доктором расположились за столом и пили горячий чай. За окном пошел снег, снова. Стелла рассказала, что ее муж геолог, поэтому несколько лет назад они переехали сюда, его увлекают льды и то, что в них таится, а ее увлекают айсберги человеческой психики. - Клиентов у меня тут не очень много. Здесь люди суровые, привыкшие выживать во льдах и холоде, в основном работаю с англоязычными пациентами через интернет, - сказала Стелла. - Мне нужна ваша помощь, - неожиданно для себя выпалила я, поперхнувшись чаем, - простите… я так устала. Я поставила чашку на стол и спрятала руки. Опустив взгляд, я заметила, что расплескала напиток по всей поверхности стола. Дрожь в моих руках не осталась незамеченной доктором Мартин, поэтому она ободряюще положила свою руку на моё предплечье. Интересно, как я выгляжу, что видит она, кто сидит перед ней с трясущимися руками и глазами, полными отчаяния? - Я буду рада вам помочь, Лайя, не нужно извиняться, вы же не зашли, например, в соседнюю дверь, а зашли в дверь с вывеской "Доктор Стелла Мартин, психотерапевт", - успокаивающе сказала женщина. - Расскажите, что вас беспокоит, я попробую вам помочь. И кстати, за соседней дверью пекут лучшие пироги на этом острове. Последнюю фразу она сказала с улыбкой, подмигнув мне. Стелла, безусловно, располагала к себе, и я абсолютно точно знала, что сама я не справлюсь. Я вижу, что каждый день что-то ускользает от меня, а освобожденное пространство наполняется чем-то тяжелым. Словно я иду по пляжу, набивая карманы камнями. И я всё ей рассказала, в надежде облегчить этот свой груз. Я рассказала, что завешиваю зеркала, а если случайно или по необходимости смотрю в них, то не узнаю человека в отражении. Я не узнаю своих рук и не уверена, что то, что мы вот так сидим и разговариваем, происходит на самом деле. Мне иногда кажется, что это наваждение отступает, а потом оно накатывает на меня, затягивая куда-то в пучину сомнений. Я рассказала, что сбежала, не видя иного способа выжить. Когда я закончила говорить, Стелла молчала, сосредоточенно глядя на меня. На её лице больше не было улыбки, на нем было сожаление. Так мы смотрим на людей, которые только что потеряли свои дома в катастрофе, так мы смотрим на бездомных, калек и осиротевших детей. Мы смотрим с сожалением, но идём мимо, стараясь поскорее забыть увиденное. Забывать — наша привычка и наше спасение и наш кошмар. - Лайя, нам надо будет ещё поговорить и не один раз, чтобы выяснить причину вашего состояния, но сейчас я могу сказать лишь то, что у вас диссоциативное расстройство личности, и оно продолжает прогрессировать. И... Лайя, ваше состояние ухудшится, если у вас не будет внешних источников поддержки, таких как приём лекарств и терапия... - практически по слогам сказала Стелла. Несколько минут я думаю о том, что наверное, врачей учат приносить плохие новости своим пациентам. Она берет меня за руку и тактично ждёт, когда в моей голове пройдет осознание. Однако в моей голове пожар, и я не могу достать из пламени ровным счетом ничего. - Я... я что, сумасшедшая? - тихо спросила я. - Вы не сумасшедшая, вы пережили сильнейший стресс, и ваша психика дала ответную реакцию как способ адаптации к нему. Сегодня могу лишь предположить что ваш синдром называется депересонализацией, люди, у которых он присутствует, могут не узнавать части своего тела, лицо, фигуру, улыбку, речь. В своем теле они чувствуют себя посторонними. Вы описали похожие ситуации, вы сможете предположить, что стало источником стресса? - спокойно проговорила она. - Нет...- неуверенно ответила я, - я не знаю, что именно... Вряд ли я смогу когда-то рассказать ей, что сильнейший стресс в моей жизни связан с демонами и путешествиями в прошлое. Эти путешествия в какой-то момент стали моим спасением от реальности - картины отнимали у некоторых вещей их ад. Записавшись на прием к Стелле на послезавтра, я отправляюсь домой. Снег уже не идёт, по дороге я смотрю, как он переливается в свете фонарей, слушаю, как он хрустит под ногами и думаю, что мне это нравится. Поглядывая в карту, я, наконец, прихожу к своему дому. Где-то неподалеку справа, в морозном воздухе беснуется свет маяка, указывая путь кораблям. Мне бы такой маяк, ведь я как будто бреду во тьме, не способная отыскать дорогу домой. Есть ли у меня дом? Даже есть и есть, то я не могу быть точно уверенной, что он мой. Думая о доме, я снова вспоминаю Ноэ. Наверное, это и есть мой дом, где-то там далеко, в его объятьях. Я захожу в теплую чужую квартиру, сажусь прямо на пол в прихожей, прижавшись спиной к двери. Доктор Мартин выписала мне лекарства, которые создадут, как она сказала, фундамент для моего восстановления. Я ей верю, поэтому сосредоточенно рассматриваю аптечный пузырек, который с трудом нашла в одной из крошечных аптек, после чего принимаю лекарство. В этот вечер я засыпаю на полу в прихожей и не вижу ровным счетом ничего. Прошло ещё несколько дней, и меня никто не нашел. Разумеется, я точно не знаю, сколько прошло дней, но мои встречи с доктором продолжаются. Мы много говорим. Когда я говорю "мы", я в основном, имею в виду себя. Я говорю, а она что-то записывает в своей тетради, бросает на меня взгляд из-под очков и задает вопросы. Я всегда думала, что врачи этой специальности призваны распутывать клубки, развязывать узлы на нитях. Но сейчас мне кажется, что всё наоборот. Она говорит, что так думать - это нормально. Вообще, что бы я ни говорила — для неё это нормально. Наверное, их всех так учат, что весь бред, который несут люди на кожаных кушетках, нормален. Так или иначе, то ли от разговоров, то ли от препаратов, я начинаю чувствовать себя лучше. Стелла привела сравнение, которое мне ясно, как белый день: "Вспомните, как вы реставрируете картину? Шаг за шагом, сантиметр за сантиметром вы очищаете полотна от грязи, дефектов и следов времени. Сейчас мы делаем то же самое, только с вашей психикой." По дороге домой, я вспоминаю о маяке и думаю, что в своей беспросветной тьме я увидела едва уловимый луч света. На следующий день, я просыпаюсь и чувствую себя человеком, оставшимся невредимым среди обломков рухнувшего самолета. Я бодро одеваюсь и выхожу на улицу. Магия медицинской химии воистину творит чудеса, выпить бы за это, но я решаю отметить это самым вкусным пирогом на острове. Напевая какую-то бессмысленную песню, которую я слышала где-то раньше, я иду в центр города в лучах солнца. Как давно я его не видела? Я подставляю лицо лучам и блаженно улыбаюсь — сквозь этот холод я ощущаю его тепло, как легкий поцелуй. Я снова думаю о Ноэ, и мне уже не грустно, ведь прямо сейчас я иду по своему длинному пути, чтобы у нас двоих был шанс. В местном супермаркете оживление, наладилась погода, а значит, рыбаки ушли в океан. Это моё предположение, ведь здесь мало кто говорит со мной на одном языке. Выбирая продукты, я обратила внимание на нескольких человек, вошедших в магазин. Они не были похожи на местных, ведь они были в темных куртках, и ещё они говорили по-английски. Меня охватила паника. Я подумала, что это Тетра, я подумала, что сейчас они возьмут меня под руки и отвезут обратно, и тот луч света померкнет, и я лучше брошусь в океан в сети рыбаков, чем позволю себе вернуться обратно в тот удушливый кошмар. Нет, дорогие друзья, не сегодня. Оставив тележку с продуктами посреди магазина, я побежала прочь. Снова я бегу, хотя за мной никто не гонится, натягиваю шапку и капюшон на голову и продолжаю бежать с риском поскользнуться. На меня устремлены недоуменные взгляды прохожих, их непривычно много, что мне кажется, будто сегодня какой-то праздник, но это лишь солнце осветило улицу. В голове всё кружится, и я останавливаюсь, озираясь по сторонам. Спиной ко мне в нескольких метрах стоит рыжеволосый человек. Мне кажется, что это Лео, и я как вкопанная останавливаюсь посреди улицы. Сердце колотится так, будто сейчас вырвется из груди, как та ласточка из его историй. Из историй Аслана, которые он рассказывал мне на поле, усеянном тюльпанами. Когда это было? И было ли это вовсе? Я этого не знаю, поэтому я просто стою, оцепеневшая, схватившись за грудь, как будто я пытаюсь удержать тело. Он начал оборачиваться, и мир вокруг стал кружиться, уплывать, выскальзывать из рук, будто я пытаюсь поймать что-то скользкое в воде. К горлу подступает огромный ком, и я чувствую, как проваливаюсь в темноту. В этой тьме я вижу, как гаснет слабый луч света.