За Волейбольной Сеткой

Большая, тёплая, мужская ладонь, больше не касалась нежной и холодной девичьей щеки. Наруми прикасалась к своему лицу, стараясь восстановить нежный след от руки Ушиджимы. Ей хотелось ощутить это ещё раз. Но не для того, чтобы воскресить рой бабочек в своём животе, а для того, чтобы понять, что точно она могла тогда почувствовать. Что же это было? Бесспорно, её охватили нежные чувства, и в какой-то мере, она хотела даже бóльшего. Но наравне с желанием стоял страх, вызванный неизвестностью перед будущем. Что могло их ждать? Она была уверена, что Ушиджима, будучи полной противоположностью Ойкавы, будет поступать с ней по-другому, совсем не так, как делал это связующий Аобаджосай. Он мог вести себя с ней как лучше, так и хуже. Мог дарить чувства, а мог их и ранить. — Ты чего здесь сидишь? М? Наруми? — Иваизуми подошёл к девушке, которая всё это время сидела в самом дальнем углу класса, раздумывая о всех прошлых, настоящих и будущих проблемах. Она не нашла, что ему ответить и просто пожав плечами, встала с места, желая уйти прочь. В последнее время она часто избегала друга. Наруми понимала, что Иваизуми знает про Ушиджиму. Предстоящий разговор с ним её пугал, ведь она понятия не имела, что отвечать на его вопросы которые он мог ей задать. Все эти чувства: неопределённость, незнания и страх - Наруми держала глубоко внутри себя, но её неловкость перед Иваизуми, так и била со всех краёв. Она знала - хоть и на площадке, но Ушиджима ему соперник. Иву терять ей не хотелось, как и доверие волейболистов своей школы, вместе с ролью менеджера. Уйти ей не удалось. Крепкая хватка Иваизуми, на её тонкой кисти помешали ей скрыться с этого места, избегая тем самым контакта с парнем. Он смотрел на неё злобно, но взволнованно и по-дружески чувственно. — Мы можем поговорить? — не ослабляя хватки и не изменяя взгляда спросил парень. Наруми молча смотрела на него, но спустя время всё же «прогнулась» под тяжёлым взором, строгих зелёных глаз и наконец-то её голова зашевелилась в еле заметном кивке. Ива освободил руку Наруми из своих крепких оков и во взгляде стал мягче и добрее. Как только их тела соприкоснулись со школьной лавочкой, прозвучал голос Иваизуми: — Рассказывай. — Что рассказывать? — Ты знаешь. Ива смотрел вперёд, сложив руки на своей крепкой груди. Наруми рассматривала профиль своего друга, в надежде понять его эмоции, его отношения и чувства к ней. Но Ива в упор смотрел в стену перед собой, с таким же каменным лицом. Тогда Наруми вздохнула и тоже отвела от него взгляд, устремляя голову далеко в сторону. — Ива-чан, — тихо промолвила девушка, сжав в руках ткань школьной юбки. — ты во мне разочарован и больше не хочешь общаться? — Чего?! — он резко изменился в лице, громко выкрикнув своё непонимания, и наконец, взглянул на Наруми и тот час же умерил пыл, увидев свою подругу такой поникшей и расстроенный. Он прочистил горло, — Откуда такие мысли, Наруми? — Я ведь ходила на свидание с Ушиджимой, и ты точно уже об этом знаешь. — она говорила тихо, будто стесняясь этого. — Ты поэтому меня избегаешь? Боже, Наруми! — Ива громко выкрикнул её имя, хлопнув рукой по её макушке. — Была б ты парнем, уже давно бы получила от меня! — он потрепал её по голове, растрёпывая волосы. — Так ты... — она аккуратно убрала его руку со своей макушки, сжимая в руках его запястье и таращась на него горящими глазами — Ты не злишься на меня?! — За что?! — он постарался выдохнуть из себя весь негатив и мыслено посчитал до десяти. — Папа сказал мне, что видел тебя с ним. Признаюсь честно, я был удивлён, но разозлиться на тебя из-за этого? Какая же ты дурочка, Наруми. — Ива-чан! — она хлопнула себя по лицу ладошками, — Прости меня. Я совсем с ума сошла, раз уж засомневался в нашей дружбе. Ойкава...Умоляю, скажи, что он ничего не знает! — она с надеждой смотрела на него, мечтая услышать заветные слова, но глаза Ивы, выражавшие некое сожаление и его поджатые губы говорили об обратном. — Чёрт. — прозвучало шёпотом, а затем послышался отчаянный вопль со стороны девушки. — Я не знаю, что между всеми вами происходит. Но если тебе сложно, — Ива вновь положил руку на её макушку, на этот раз нежно поглаживая, — ты всегда можешь поговорить со мной. Ты ведь знаешь, если кто-то из этих идиотов, у которых вместо мозгов, волейбольный мяч, что-то тебе сделают - я им всем сделаю сэппуку*. И тогда лёд тронулся. Стоило губам Наруми разомкнуться, как тут же, всё, что тяжёлом грузом давило на душу девушки, выплеснулось из неё. Она рассказала ему всё. Про Ойкаву, про Ушиджиму, и что двоих этих в её сердце объединяют непонятные чувства, зародившееся в ней не так давно, но они уже успели пустить корни, охватывая любовный орган в свои цепи, сжимая его: то с болью, то с удовольствием. Ива о многом догадывался, ведь парнем был проницательным и эмпатичным, в особенности, когда дело касалось близких ему людей. Девушку он не отверг, ни в коем случае от дружбы не отказался, как она думала. Напротив. Уровень доверия этих двоих с того самого разговора, вырос вдвое. Отныне Ива чувствовал некую ответственность, и за Наруми следил тщательнее, как и за Ойкавой. Но за одним он всё-таки уследить не смог... Близилась зима. В Сендае она проходила не так холодно, как на северной части Японии, но многие школьники уже повытаскивали из глубин своих шкафов, зимнюю школьную форму, да и ходили в ней, как например сама Наруми. Девушка прятала нос в нежно-бежевом шарфе, который ей подарил дедушка ещё в том году на Рождество. Его тепла было достаточно, чтобы согреть окоченевший нос и щёки. Сегодня, двадцать третьего ноября, спустя немалое количество времени волейбольная команда Аобаджосай, вновь возобновляет тренировки. Ради такого дня Наруми проснулась пораньше, считая, что будучи менеджером, она должна прийти в тренировочный зал раньше всех и подготовить всё для ребят. За все те дни, когда тренировки отсутствовали в расписании, Наруми ни разу не пересеклась с Ойкавой, за что мысленно благодарила высшие силы и Иваизуми, уверенная, что парень как-то был в этом замешан, ведь теперь он всё знал и понимал, что этим двоим неплохо было бы остыть, не пересекаясь друг с другом. Но вечно избегать его не получится. С этой мыслью Наруми шагала по школьному двору. Она излучала уверенность и гордость, но внутри была напуганна предстоящей встречей с ним. «Но мы же не будем с ним один на один! Чего мне боятся?!» — думала девушка, отыскивая в своём рюкзаке ключи от спортивного зала. Уже готовая открыть дверь, ведущую в святое место всех спортсменов, Наруми поняла, что дверь была открытой, но звуков с площадки не шло. Медленно двинув дверь в сторону, она оказалась в тёплом помещение, освещённое суровыми осенними лучами солнца, что слепили её и так слепые глаза, но сощурив их, она увидела его. Того, кого видеть желала меньше всех на свете. Ойкава вытянулся, парень стал ещё выше, ещё складнее, его волосы отросли, красиво укладываясь нежными каштановыми волнами на его голове, которая была устремлена взглядом в стену. Он будто и не слышал, как открылась дверь и прозвучали шаги маленьких стоп. Крепко вцепившись сильными пальцами, в резиновой мяч, Ойкава своим дыханием убивал тишину в большом спортивном зале. — Что ты делаешь здесь так рано? — не сдержавшись, окликнула того Наруми. Услышав её голос, Ойкава дрогнулся, от чего, его обмякшие руки, выпустили из своего плена мяч, который с характерным грохотом полетел вниз, закручиваясь вокруг ног юного парня. Он медленно, нехотя, не желая, не мечтая, развернул голову к ней и она ужаснулась. Взгляд парня был наполнен чем-то страшным, чем-то тёмным, пугающим и отталкивающим. Он не смотрел холодно, наоборот, его глаза горели огнём, но он не грел, а обжигал: больно, сильно и всецело. По спине Наруми пробежал мерзкий холод. Она не хотела снова ссориться с ним, снова чувствовать этот гадкий осадок, ведь его слова всегда оказывали влияние на её состоянии, и чаще всего ничего кроме боли, он ей не дарил. Когда хотелось, чтобы было наоборот. — Хотя знаешь, — вновь послышался голос Наруми, — можешь мне не отвечать. Не надо. — снова наступать на те же грабли, чувствовать боль - она не собиралась. — Мне плевать. — еле разборчивым шёпотом, промолвила девушка, но Ойкава всё услышал. И тут его глаза налились кровью, взгляд стал ещё бешенее, вены на висках готовы были вот-вот взорваться. — Да что ты, мерзкая дура, как ты вообщ... — его крик оборвался, как и его первый шаг. Упал. Он пытался не стонать, и не корчиться от боли, но он не выдержал. По его щекам текли слёзы, которые он отчаянно пытался спрятать руками. Наруми поняла, что просто так парень не упал, и тот час же позабыв обо всех обидах, помчалась к нему, присаживаясь рядом с ним на одно колено. — Что такое? Что произошло? Что болит? Так много «что?» прозвучало с её уст, но в ответ она получила лишь недобрый, недовольный взгляд парня. — Предательница. — он шмыгнул носом, — Как ты посмела нас предать? Чем эта горилла лучше меня?! — он кричал, но она пропускала все эти слова мимо ушей. — Что у тебя болит, идиот? — У меня ничего не болит! Кроме моего сердца! — он хотел было встать, но тут же снова приземлился на свою пятую точку, рефлекторно хватаясь за девичье плечо. — Твоё колено странно опухло. Я звоню своему отцу. Он сейчас отвезёт тебя в больницу. — она шустро кинулась к своему рюкзаку, в котором был телефон, пока парень, кричал ей в след: — Дура! Остановись! Не смей, не смей, не смей! Но она посмела. Набрав отца, в двух словах объяснив ему ситуацию, она снова подошла к нему. На этот раз он сидел, лишь изредка шмыгая своим носом. Оценив состояние парня, Наруми присела рядом на пол, аккуратно прикладывая к его колену похолодевшую от уличного мороза бутылку воды. Он шикнул, но противиться не стал. Ойкава старался не смотреть на неё. Он молча прожигал взглядом стену, мысленно проклиная, избивая и убивая самого себя. Ойкава снова сорвался, и снова на неё. Парень не осмеливался ничего ей сказать, так и продолжая играть в молчанку, ибо был уверен, что чтобы он не сказал - это всё прозвучит грубо, агрессивно и неправильно. Поэтому лучшего варианта, кроме как молчать - он не нашёл, как и сама Наруми, ведь у неё попросту и не было желания говорить с ним, и ранить свои чувства из раза в раз, ей не хотелось. Так и просидели они в неуютной тишине, пока не приехал отец Наруми. Он помог парню подняться, а тот лишь тихо, и стыдясь принимал его помощь. Уже на выходе из зала, он схватился рукой за рукав девушки. — Наруми... — он взглянул на её отца —сан.. Ты бы не могла поехать со мной? П-пожалуйста...? Она бы с удовольствием поворчала на парня, но не при своём отце. Сдержанно кивнув она прошла к машине, открывая туда дверь. Дорога в больницу сопровождалась монологом Нагай-сана, который любил поболтать и поудивляться с молодёжи, ведь и сам был волейболистом, хоть и не таким каким был Ойкава. Юный Тоору бы с удовольствием с ним разделил разговор о волейболе, но не сейчас. На пороге больницы, Ойкава снова схватился за Наруми, всё с той же просьбой «побыть рядом с ним». Она была слишком добро и слишком привязанной к нему своими непонятыми чувствами, ведь невзирая на всё то, что произошло с ней, её до сих пор тянуло к этому оболтусу, в голове которого, вместе мозгов или ветра, летел волейбольный мяч. Растяжение колена. Средней степени. — заключил врач и прибавил, что если бы чуть-чуть, то парню бы пришлось очень туго. Ему натянули специальный бандаж на колено - брейс, чтобы обеспечить неподвижность и покой его суставам, выписали мази, рекомендации и постельный режим в течении двух недель. Ойкаву снова разбили. Боль отдавала никак в колене, как в его сердце, но молчаливое присутствие этой доброй, нежной и чёртовой (как говорил парень) Наруми - сглаживало углы этой колючей, неприятной истории. Ойкава знал - останься он один на один со своими мыслями, он точно сожрёт себя и крошки не оставит, поэтому, он не в первый раз за этот день, плюнув на свою бешеную гордость, попросил Наруми опять побыть с ним, только не в белых стенах больничных кабинетов, а у него дома. Девушка замялась, но почувствовала лёгкий толчок от своего отца, обозначающий, чтобы она не колебалась и поддержала парня. Ей самой было больно от этого, даже невзирая на то, что парень снова хотел её ранить. Наруми понимала - она ему нужна, особенно сейчас и в этом случае своим чувствам она противиться не сумела и осталась с ним, один на один, в его большом и пустом доме. — Я хочу с тобой поговорить. — на этот раз его голос звучал не угрожающе, в какой-то степени он даже располагал к себе. Ойкава сидел на широком диване в гостиной комнате, вытянув правую ногу вперёд, под которую Наруми подложила подушку. — Слушаю. — Наруми-чан...ты — он вздохнул — прости меня. Правду Ива-чан говорит: я полный долбозавр и придурок, сначала делаю, а потом только думаю. Это я только на волейбольной площадке такой собранный, а в жизни я полный ноль! — он схватился за волосы на своей голове, ещё громче вздыхая, — Я просто... — его щёки начали краснеть, и парень приложил к ним ладони, чтобы хоть как-то скрыть своё смущение, — Я не хочу тебя терять! Понятно тебе?! — будто ребёнок, прикрикнул парень, отворачиваясь от неё. — Но ты не можешь потерять меня. — Да? — его глаза загорелись пламенем надежды. — Да. Ведь я тебе не принадлежу. Огонь погас, как и улыбка, что вот-вот собиралась окрасить губы парня. — Знаешь, Ойкава, ты - отвратительный козёл, и я тебя просто терпеть не могу. — Тогда почему ты здесь? Рядом со мной? Она наконец взглянула на него, и он понял, что она и сама не знает ответа на этот вопрос. — Но я всё равно очень хочу, чтобы ты простила меня, Наруми-чан. Я не буду лезть в твою личную жизнь, обещаю. Но...ты обо мне не забывай, хорошо? — Да как я могу забыть о тебе, придурок?!— она ударила того по голове газетой, что лежала рядом. — Вы все то и делаете, что раните меня, а потом умоляете, чтобы я простила вас! Зачем?! Ты что без моего прощения жить не сможешь?! — она разозлилась, тяжело дыша, будто от бега и уставилась на спокойного парня. — Я не смогу жить без тебя, Наруми-чан. — Ой, да что ты говоришь? Раньше же жил как-то. Боже, меня скоро от вас, волейболистов, тошнить начнёт. — девушка потёрла лоб, и отвела голову к окну. — Так прощаешь? — спустя недолгие минуты молчания, Ойкава потянул к ней мизинец. — Прощаю. — недовольно пробубнила девушка, взаимно потянув к тому свой палец. Они скрепили их в маленьком замочке, но расцеплять руки не спешили, оба устремили взор к окну, за которым идеально ровный асфальт и голые ветки деревьев, большими хлопьями покрывало снежной одеяло. — Я хочу доказать тебе, что я не такой плохой, каким тебе показался. Наруми, — он повернулся к ней всем корпусом, не выпуская её мизинца, — Позволь стать тебе другом. Настоящим. Она не находила слов, хлопая глазами тому в ответ, а он всё не унимался. — Наруми, давай так, — он почесал у себя за ухом, продумывая в голове свой план. — Давай пока на земле лежит первый снег, мы будем общаться, словно мы друзья. А когда он растает, ты ответишь мне: готова ли ты продолжать со мной общение, или нет. — А если всё это время ты будешь притворяться хорошеньким, а потом вся твоя гниль вылезет наружу, как только снег растает? А? — Так не получится. — С чего это ты взял? — Потому что рядом с тобой у меня не получается быть неискренним. Она старался скрыть взгляд изумленных глаз, но парень это заметил, еле подавляя в себе ухмылку. — Так что? Договорились? — Договорились. — выдохнула девушка. Но тут, в двери дома кто-то громко постучал.