Родом из войны

— Я расскажу вам историю о том, чье имя нагоняет страх. За окнами свистела метель, пепельно-серым снегом проносясь по заледенелым улочкам маленького провинциального городка. — Я расскажу вам о том, кем пугают непослушных детей. Блеклый язычок огня плясал на стенах старенькой, обветшалой таверны, рисуя на древних, местами покрывшихся мхом камнях замысловатые теневые узоры. — Я расскажу вам о том, кто черной молнией проносился по полю боя на своем тонконогом вороном коне. Бледный, покрытый оспинами лик луны заглянул в мутные окна, прислушиваясь к седому старцу, пригревшемуся у камина. Это его скрипучий голос разрывал сейчас прозрачный морозный воздух. — Я расскажу вам о том, кто одним криком своим обращал в бегство орды врагов. Поленья трещали уютно, а от них во все стороны бликовали красные огненные зайцы, весело прыгавшие с одного круглого столика на другой, отражаясь в зеленом стекле стаканов и полупустых бутылок. — Я расскажу вам о том, кто оставлял за собой лишь выжженную тьмой пустоту. Небольшое облако на миг закрыло луну, погрузив комнату в зловещий мрак. Но вот оно пролетело мимо, и мерцающий серебром мостик лунного света вновь соединил крохотную таверну с небесами. — Я расскажу вам о том, чьей силой восхищались даже самые опытные воины. По комнате разнесся аппетитный запах жареного картофеля, и тощий слуга мышкой прошмыгнул к дальнему столику, ловко пронося поднос сквозь толпу. — Я расскажу вам о том, чей взгляд заставляет кровь стыть в жилах. Бард затих на секунду, прикрыв затянутые уродливыми бельмами глаза, но вот снова его тихий старческий голос ножом разрезал зазвеневшую было тишину. — Я расскажу вам о том, чьим вечный спутником стала сама крылатая смерть. Легкий ветерок пронесся по таверне, перемешивая запах хрустящего мяса и легкой истомы, известной каждому путешественнику. — Я расскажу вам о том, чье сердце давно покрыто коркой льда. Где-то далеко протяжно и уныло завыла собака, раздирая своим тоскливым плачем безбрежную темноту беспредметной ночи. — Я расскажу вам о том, чье появление никогда не приносит счастье, но лишь боль и страдание. Разлившийся повсюду туман окутал городок теплым одеялом, скрывая его от глаз посторонних. Дымка медленно струящихся в спертом воздухе благовоний наполнила таверну, затуманивая исполненные любопытства взоры людей, устремившиеся на старца. — Я расскажу вам о том, кто привык к одиночеству, избегая любого светского общества. Удивленный шепот, похожий на шуршание осенних листьев, пронесся по комнате, но вскоре затих, подавленный необыкновенной, таинственной тишиной. — Я расскажу вам о том, кто черным вороном кружил над полем боя, разрывая врагов на части. Ночь едва слышно шагала по застывшему городу, оставляя следы остроносых сапог на едва выпавшем снеге и недовольно косясь на светлые окна старенькой таверны. — Я расскажу вам о том, кто по праву носит имя темного графа. Старец тихо усмехнулся каким-то своим, никому более не известным мыслям, и с шумом втянул носом зимний воздух. Посетители таверны замерли, с жадностью ловя каждый звук, каждое слово, срывавшееся с уст рассказчика. — Я расскажу вам о Раймонде Эльдене, о котором сложено немало былин и который достоин зваться легендой. — Нет, — резкий хриплый голос, напоминающий карканье ворона, заставил привыкших уже к тихой и монотонной речи певца слушателей встрепенуться и обернуться к дальнему углу комнаты, где молча поглощал свой скромный ужин одинокий мужчина, закутанный в легкий черный плащ. Еще пару мгновений назад его сгорбленная фигура не привлекла бы ни малейшей доли внимания гостей таверны, разве что какой-нибудь сонный посетитель скользнул по ней скучающим взглядом, подумав невзначай, что тип этот поразительно напоминает того самого героя, о котором говорит бард. Теперь же все до единого взоры слушателей были направлены на него, хоть сам загадочный незнакомец и не обратил на это особого внимания. — Прошу прощения? — певец заинтересованно обернулся к источнику звука. — Я сказал нет. — Мужчина резко встал, выпрямляясь во весь рост и надменно взирая на жадную до историй толпу из-под широких полей своей черной шляпы. — Ты заблуждаешься, слепец. Раймонд Эльден был трусом. Трусом с душой, отравленной войной и болью. А ему не хватало смелости принять эту боль. И она порождала злобу, бесконечную злобу и ярость. Раймонд Эльден не был героем, слепец. Он прогнил насквозь. А ты бессовестно врешь. — Неблагородно с твоей стороны смеяться над больным человеком, незнакомец, — бард покачал головой, добродушно улыбаясь. — Я не вижу и не слышу ничего смешного в своих речах, слепец. А ты просто гнусный лжец. — Эй, парень, остынь, — вмешался было кто-то, пытаясь защитить рассказчика, но тут же замолчал, испуганный диким и неукротимым блеском глаз незнакомца, и, выдавив из себя лишь нечто, отдаленно похожее на "Безумец", благоразумно смешался с остальной толпой посетителей. — Ответь мне, почему я должен слушать тебя? — бард прищурился, словно пытаясь лучше разглядеть невидимого для него человека. — Ты не воевал, слепец. Ты не знаешь, что такое умирать и снова оживать по десять раз на дню. Ты не знаешь, что такое падать от усталости и приходить в себя под стоны раненых. Ты не знаешь, что такое надеяться на спасение, когда самое слово "спасение" уже кажется чем-то глупым и пустым. Ты не знаешь, что такое думать и мечтать только о том, чтобы смерть пришла скорее... Ты не знаешь... Война всегда значит смерть, слепец. А для тех, кто прошел войну, смерть стократ желанней жизни... Ибо лишь в смерти избавление, а жизнь приносит только боль. Запомни это, слепец. Запомни это раз и навсегда и не смей больше осквернять своей сладкой ложью священное имя войны. — Ты говоришь складно, незнакомец, — бард одобрительно похлопал, но тут же нахмурился, — однако я не вижу, какое отношение твоя речь имеет к моему рассказу, разве что мы оба говорим об одном событии. — Война не порождает героев, слепец, но лишь ломает судьбы, — мужчина быстро шагнул вперед, словно поддавшись секундному порыву броситься на противника, но тут же застыл на месте, с вызовом глядя в пустые глаза старика. — Ты несправедлив по отношению к тем, кто прошел войну, незнакомец, хоть и сам ты, видно, едва расседлал боевого коня, — певец удрученно покачал головой. — Твое мнение однобоко, несмотря на всю его правдивость. — Но что есть справедливость, если не власть победивших над побежденными? И что есть большая несправедливость, чем эта власть, ответь мне. Проиграв в войне, мы обрекли себя на вечное смирение, хоть сердца наши и жаждут мести. — Ты дерзок, незнакомец, слишком дерзок. — Быть может. Но по крайней мере я не сижу в подполье крысой, стыдясь и опасаясь собственного мнения. — Вместо этого ты предпочитаешь смущать умы молодежи, насаждая свое бунтарское мнение повсюду, как я погляжу, — скрипучий смех барда разнесся по таверне, возвращая к реальности задумавшихся было посетителей. — Да и умалять заслуги других ты горазд. — Уж не завидуешь ли ты славе Эльдена, парень? — выкрикнул кто-то, подбадриваемый соседями по столу. — Сам-то ты чего в жизни достиг? — Намного большего, чем любой из вас может себе представить, но намного меньшего, чем то, на что я когда-то смел надеяться, — сумасшедшая улыбка проскользнула на губах мужчины и тут же исчезла, оставив после себя какое-то странное чувство опустошенности и глухой тоски, тяжелым молчанием повисшее в воздухе. Голос барда прозвучал в этой тишине неественно громко и резко: — Кто ты, незнакомец? — О, это не столь важно, — мужчина хрипло рассмеялся, запрокинув голову. Поля шляпы колыхнулись, обнажая на миг его лицо, молодое по сути, украшенное длинным шрамом, темно-алым швом проходящим от глаза через всю левую щеку и резко выделявшимся на необычайно бледной коже этого человека. — Не об этом речь сейчас. Вы все, — его хриплый голос разнесся по всей комнате и глухим эхом отразился от каменных стен, разорвав внезапно наступившую тишину. — Вы все! Посмотрите на этого человека. Он слеп. Но и вы, будучи зрячими, слепы, господа. Вы не видите ничего дальше своего благородного горбатого носа. Он прославляет войну, и ему это простительно, его глаза никогда не видели горя. Но вы... Побери вас Вапур, вы прославляете войну вслед за этим немощным стариком. Вы, на себе испытавшие все ее ужасы. Вы, помнящие еще кровавые слезы, которые проливали боги, наблюдая со своих небесных тронов за войной. Видно, сердца ваши застыли, запечатав в себе воспоминания о боли, как янтарь запечатывает в себе муху, придавая ей необычайную красоту и перевирая ее сущность... Видно, оглохли сердца ваши от бесконечного грохота рушившихся надежд... Мужчина замолчал, обводя комнату взглядом. Таверна замерла, словно охваченная льдом его презрения. Кто-то в углу зашушукался было, но вскоре умолк, подавленный. — Что ж, я так и думал... — разочарованно произнес незнакомец. — Вам даже нечего сказать в ответ, ибо истину невозможно отрицать. — Постой... — Молчи, слепец, молчи. Твои слова не изменят реальности, каким бы сладким не был их бальзам, льющийся на уши этим несчастным людям. Прислушайся, слепец. Ты слышишь тишину? Это звучит растерянность людей, осознавших вдруг свое ничтожество, понявших, что не они центр бытия. Пусть глаза твои слепы, я верю, что ты чувствуешь их смятение. Они подавлены и разочарованы. И ты ничего не сможешь поделать, слепец. Оставь их, слепец, им сейчас не до твоих сказок. Да и мне давно пора откланяться. Мужчина легко коснулся рукой шляпы и слегка наклонил голову, словно учитель, только что закончивший урок и распускающий утомленных учеников. — И все же, — старый бард дотронулся до плаща мужчины, привлекая к себе внимание, — кто ты такой, незнакомец? — Я? Раймонд Эльден. Вы, должно быть, слышали обо мне, — ослепительно улыбнувшись, мужчина вышел из комнаты. Крохотная каморка под самой крышей никогда не пользовалась популярностью у гостей. Лишь изредка снимал ее на ночь какой-нибудь бродяга, чтобы переночевать и вновь пуститься в дорогу. Именно поэтому управляющий, толстый и розовощекий, отдаленно напоминавший борова, и удивился так, когда два человека ввалились ночью на постоянный двор и потребовали именно эту комнату. Наметанный глаз мгновенно распознал в них несомненно благородных людей, что только прибавило таинственности происходящему. Управляющий же, будучи человеком чрезвычайно любопытным и падким до подобных историй, не мог не заинтересоваться новыми постояльцами и всячески старался ни на секунду не упускать их из виду, благо, комнату свою они покидали крайне редко, да и то в основном по ночам. Вот и теперь, несмотря на поздний час и морозную погоду, он стоял босиком перед дверью в их скромную комнатушку и, наклонившись к замочной скважине, тщетно пытался успокоить свое все нараставшее возбуждение. — Куда подевалась эта черная каналья? Еще утром ведь был тут, — мужчина с досадой хлопнул себя по колену. Этот самый "экземпляр", как управляющий про себя величал его, вызывал у старика живейший интерес. Никогда еще он не видел лица того человека в черном, хоть и пытался установить за ним постоянную слежку. — Уж не меня ли вы тут поджидаете, уважаемый? — прозвучал прямо над ухом управляющего знакомый хриплый голос. Старик медленно поднял голову. — Я думал, то есть, нет, не думал, то есть... Эээ... Я совсем не... — насмешливый взгляд пронзительных фиолетовых глаз заставил его замолчать, сконфузившись. — Что вы, уважаемый, я прекрасно понимаю вас! — ухмыльнулся мужчина. — Моя персона вообще в последнее время стала привлекать все больше и больше внимания. Интересно, почему? Видите ли, только за сегодняшний день мне пришлось дважды избавиться от ужасно настойчивых шпионов. Управляющий побледнел и закашлялся, пытаясь скрыть свое смущение. Он-то прекрасно знал, о каких именно шпионах говорил сейчас этот странный постоялец, ведь не далее, как вчера вечером он заплатил этим людям, назвавшимся профессионалами, кругленькую сумму. — Какой кошмар, — натужно улыбаясь, выдавил он из себя, надеясь, что растерянность его будет истолкована гостем неверно. — Действительно. Полагаю, вы понимаете, уважаемый, что мне не нравится такой интерес, — рука мужчины недвусмысленно скользнула к серебряному эфесу шпаги, прикрепленной к его поясу. — Конечно, разумеется, в чем вопрос! — управляющий судорожно сглотнул и быстро закивал головой. — Какие преследования? Это же нарушение ваших прав, это же просто бессовестно, бесче... — Я рад, что мы нашли общий язык, — мужчина достал из кармана золотую монету и задумчиво покрутил ее в руке. — Скажите-ка, уважаемый, сколько нынче стоят люди? — монета полетела на пол. Кряхтя, управляющий наклонился, чтобы подобрать ее, но лишь задел ногой, отбросив случайно в сторону. Недолго думая, он опустился на колени, глаза его горели от жадности, а толстые пальцы мелко тряслись, приближаясь к золотому кружочку, заманчиво блестевшему в пыли. — Недорого, видно... — мужчина в черном печально вздохнул. — Что за шум, а драки нет? — дверь неожиданно скрипнула, открываясь, и из комнаты высунулся тощий мужчина среднего роста, одетый в необычайно яркий красный костюм с накинутым поверх него кислотно-зеленым плащом. — Опа, да никак блудный некромант с прогулки вернулся, — он весело и легко рассмеялся, окидывая открывшуюся его взору картину проницательным взглядом янтарных глаз. — Много крови невинных младенцев выпил сегодня, чудо мое? — Алан, прошу тебя... — мужчина в черном поморщился, вызывая тем самым новый приступ смеха у своего друга. — Ну чего ты такой злой? Твоей рожей сейчас только детей пугать! — Алан притворно вздохнул и всплеснул руками. — Рей, ну как можно быть таким серьезным, а? — Рей? Раймонд? Раймонд Эльден? Граф Эльден? — управляющий недоверчиво посмотрел на своего мрачного гостя. Но вот какое-то понимание мелькнуло в его глазах, и он расплылся в слащавой улыбке. — Господин Эльден... — Великие боги! — недовольно проворчал мужчина, игнорируя возглас управляющего. — Ну кто тянул тебя за язык, Алан? Теперь этот мошенник сдерет с нас втридорога. — Коли он мошенник, чего ж ты с ним говорил? Неужто подумал, что ему есть дело до твоих заумных речей? — Алан покачал головой. — Видно разум твой притупился в боях, чудо из чудес, коли ты перестал разбираться в людях! — Замолкни, Алан, моя голова раскалывается от твоей трескотни. А ты, — Эльден повернулся к застывшему в почтительном полупоклоне управляющему, — исчезни с глаз как можно быстрее. И позаботься о том, чтобы завтра на рассвете наши лошади были готовы. Свободен, — мужчина махнул рукой, отпуская управляющего выполнять поручение, и обернулся к своему товарищу: — Вапур побери этого мерзавца! Он снова пытался установить за мной слежку. — И почему я не удивлен? — пожал плечами Алан. — Кстати, не знаю, как ты, а я не собираюсь топтаться на пороге до конца Эпохи. — Да, извини, — Раймонд рассеяно кивнул, заходя в комнату. Легкий ветерок, ворвавшийся в каморку, качнул небольшую лампаду, свисавшую с потолка, и стены каморки тотчас же покрылись замысловатой паутиной теней, придавая ей какой-то особый, загадочный шарм. — Я опустошен, Алан. И не знаю, что мне делать, — Раймонд тяжело опустился на кровать, недовольно скрипнувшую под ним. — Эти королевские псы повсюду, я не могу ступить и шагу, чтоб не наткнуться на очередную ловушку. — А чего ты хотел, чудо? Мало того, что ты, вопреки всем моим разумным словам, каждый вечер шляешься по тавернам, так ты еще и революцию начал открыто проповедовать. Было бы странно, если бы они не насторожились. — Сам знаю, — Эльден устало махнул рукой. — А раз знаешь, то чего жалуешься, а? Я тебя, кажется, не заставлял лезть в политику. — Алан, Алан... — Рей вздохнул и замолчал, откинувшись на спину и уставившись в потолок. Шляпа слетела с его головы, и длинные снежно-белые волосы разметались по подушке. — Алан, Алан... — Ну чего тебе, Рей? Ох ты, чудо мое неугомонное, — Алан аккуратно опустился рядом с другом. — Что ж тебе на месте-то не сидится, а? Все время лезешь под самые стрелы бледной Смерти, все подставляешься под ее клинок... — мужчина легко и ласково прикоснулся к шраму на щеке друга, заставляя того недовольно мотнуть головой. — Ты ведь и сам знаешь, что война проиграна и сражаться больше не за что. Нас были миллионы. Миллионы обученных солдат. И все погибли за какую-то прозрачную идею. Не осталось никого кроме нас, Рей. Конец это. И как это ни грустно, как не хочется выть от этого и как сердце не болит, ничего не сделаешь. Нас были миллионы, и они ничего не смогли. Нас двое теперь. А ты еще смеешь надеяться. — Миллионы... Нас трое тогда было, — Рей вздохнул, погружаясь в воспоминания. — Слышишь, трое. Я, дедушка и старый звездочет. Нас было трое, и мы удерживали замок неделю, надеясь, что королевские войска придут на помощь. Нас было трое против сотни, нескольких сотен закованных в броню воинов. И мы держались до последнего, не сдаваясь. А они не пришли, — Рей стиснул зубы и покачал головой. — Бросили нас. Только прислали гонца сказать, что бесполезно сопротивляться. Обманный маневр и все такое прочее... Что жизни трех людей в сравнении с выигранной войной? Ничего не значат. Ровным счетом ничего не значат они для государства. А вот для тех, кто был там, для тех, кто своими глазами видел смерть, эти жизни — всё. Посмотри на меня. Мне не было и сотни лет, когда меня настигла война. И я сражался. Сражался за свою жизнь. Сражался за свободу. В войне нет пафоса, да и чуда там тоже нет. Есть только приторно-сладкий запах пота, смешанного с кровью. И крики. Ни на секунду не замолкающие крики умирающих. Война — это страшно. И я пережил ее. Пережил, несмотря на все ее ужасы. Я видел смерть своего деда, самого дорогого для меня человека. Он вышел из замка с белым флагом, надеясь добиться хоть недолгого перемирия — мы были истощены. Они не дали ему сказать и слова. Просто схватили и уволокли в свой лагерь. А на следующее утро я увидел его голову, насаженную на кол, воткнутый перед воротами. Он погиб героем, а я продолжал жить. Жить ради победы. Только вот мы проиграли. Ирония судьбы, да? — мужчина хрипло и как-то горько рассмеялся. — Ирония... Война вскормила меня, Алан. Я родом из войны. И я не сдамся, пока сердце мое биться будет. А там... Пусть мир этот факелом вспыхнет, и огонь этот — блаженный огонь — да очистит землю от грязи и лжи. — Раймонд замолчал, погруженный в какие-то свои, далекие мысли. Еще на мгновение вспыхнули было темные глаза яркой искрой, и какое-то потерянное было воспоминание заставило мужчину печально улыбнуться. — А ведь мне еще и трехсот нет, — тихо пробормотал он, и одинокая слеза соскользнула по его щеке, задержавшись на мгновение на шраме.