Случай с ушами Фрица Б.

Он направился к себе домой, к домовладению фрау Геслер, но сильное смущение мешало ему отыскать правильную дорогу. Временами ему казалось, что прохожие как-то слишком пристально приглядываются к его тщательно закутанной несмотря на довольно жаркую погоду голове. Фриц старался выбирать менее людные и более тенистые стороны улиц, часто переходил туда-сюда и старался перемещаться зигзагами. В конце концов ему показалось, что он окончательно заблудился. Вечерело, бесконечный человеческий поток двигался ему навстречу по какой-то незнакомой ему широкой нарядной улице. Первые этажи многих домов здесь были заполнены большими стеклянными витринами магазинов и учреждений общественного питания. Обилие вывесок поражало зрение стороннего наблюдателя. Фриц Б. совершенно затерялся в этой суете, не зная, куда ему дальше идти. Он попятился назад и столкнулся с каким-то молодым человеком. « Извините, – сказал Фриц, – похоже, я случайно наступил вам на ногу». « Кого я вижу? Граф»? – отозвался человек довольно плотного телосложения с объёмистым чемоданом в руке. Случайно встретившийся с Фрицем Б. был Ансельм Гавлик, студент медицинской Академии, временно подрабатывавший вояжёром одной текстильной компании, образцами продукции которой был набит его чемодан. С Гавликом Б. познакомился ещё на том самом благотворительном балу, который не только тем одним, как известно, запомнился Фрицу. Ансельм Гавлик предложил отметить их неожиданную встречу в одном из ближайших кафе. Фриц Б. с радостью согласился, приятно поражённый тем участием, с которым герр Гавлик относился к нему. У Ансельма были свои неприятности, о которых он простодушно сообщил Фрицу Б. Во время своих вояжёрских визитов Ансельм познакомился с одной привлекательной девушкой. Между ними возникла любовь, но разное происхождение и социально-имущественное положение влюблённых, а так же сословно-патриархальные предрассудки родителей этой девушки встали непреодолимой стеной меж ними. « Как я несчастен в моей любви, – вздыхал он, – понимаете, граф! Похоже вряд ли я могу ожидать от неё чего-то большего, чем дружбы. У неё такой высокомерный отец, да и мать склонна хранить заветы седой старины. Похоже, не видать мне своей любимой, как собственных ушей». « Это вы зря сказали, милостивый государь, – заметил не менее печально Фриц Б., – свои-то уши всё же вы можете иной раз увидеть, хотя бы, к примеру, в зеркале. А вот мне и собственных ушей, может быть, уж не увидать, а вместе с ними и успехов на службе». « Отчего же так»? – заинтересовался Ансельм. « Я бы всё-таки хотел, друг мой, – начал он, – что бы всё, что вы сейчас узнаете, осталось между нами. Впрочем, трудно скрывать все эти неприятности, раз уж такое приключилось». Фриц Б. снял головной убор и развязал свои стыдливые, как фиговый лист на месте причин, покровы. Ансельм Гавлик удивлённо присвистнул, внимательно осмотрел лицо Фрица Б. и промолвил: « Да, очень загадочная игра природы. Феномен в некотором роде. Вы были правы: скрывать это чрезвычайно трудно. Невозможно. Вспоминаю одну старую историю. Когда-то во Фригии жил тиран Мидас. Знаете, кто такой тиран? Это что-то вроде нашего императора, только очень древний. Этот тиран был баснословно богат, но его, как и большинство подобных ему людей, богатство не удовлетворяло. Он, влекомый алчностью, желал ещё больше и больше, сверх того, что уже имел. Что ж, порок сребролюбия не в диковинку нам. Любой из австро-венгерских министров – такой же Мидас, только в более элегантном и усовершенствованном виде. Его жадность не знала пределов, он приносил жертвы, поскольку был язычником, богу торговли, богатства и всего такого прочего Меркурию. Меркурий почему-то дружил с Мидасом, ну вот, как мы с вами. И, видя, что друг его пребывает в печали, спустился на землю. Этот бог, что б его утешить, а, может быть, и что бы проучить за непомерную жадность, предложил исполнить всё, что он попросит. Мидас пожелал, что бы всё, к чему он прикоснётся, становилось бы золотом. Очень скоро, убедившись, что ему грозит голодная смерть, так как пища так же становилась золотыми изделиями, Мидас умолил Меркурия снять с него чары. Меркурий сжалился над Мидасом, но в знак его глупости и неразумия наделил его ослиными ушами. Мидас сильно стыдился этого позорного украшения, которое не соответствовало носимому им высокому титулу, и ему приходилось прятать свои уши под соответствующим, известным не только в его стране колпаком. Никто, даже ближайшее окружение тирана, не знал причины, по которой Мидас не снимает колпака. Никто с тех пор никогда не видел своего правителя с непокрытой головой. Естественно, что, опасаясь, как бы кто-нибудь не увидел примет его былой глупости, Мидас редко мыл голову. И, как часто бывает в подобных случаях, у него скоро завелись вши. Мучимый этими неприятными насекомыми Мидас позвал одного из лучших цирюльников во Фригии, предварительно взяв с него клятву, что бы не увидел чего он во время выведения вшей, молчал об этом. Когда он остался наедине с тираном, то увидел его уши. Цирюльнику было трудно держать язык за зубами, но всё же он не смел ослушаться Мидасова приказа. Тогда, – уж не знаю, кто его на это надоумил, спросил ли он совета оракула в храме у пифии или сивиллы, или произвёл иное что-то в этом роде, – проделал он отверстие в почве и проговорил туда всё, что хотел. На этом месте вырос тростник, и когда он шелестел, было слышно: « У тирана Мидаса ослиные уши»! Так об этом стало известно всему свету. Так что вы сказали правду. Что уж скрывать, да? Такое вот случилось странное происшествие… Ну, уж если владыке Фригии не удалось скрыть наличия таких ушей, то вам, граф, уж тем более не скрыть их отсутствие. Искренне вам сочувствую». « Видите ли, – ответил Фриц Б., – ещё вчера они были на своём месте, а на следующий день исчезли». И он рассказал, подобно Овидию, Ансельму Гавлику всю историю своей неожиданной метаморфозы. Фриц Б. был растроган и охотно пользовался оказываемым ему студентом уважением, которого так ему не доставало. Люди в штатском за соседним столиком настороженно прислушивались к их разговору. Им казалось, что беседа Фрица Б. и Ансельма Г. Приобретает опасный оборот и содержит непозволительные намёки относительно австро-венгерской монархии. « Да, вот ведь как бывает, – сказал нисколько не смущённый Ансельм, – что ж, это внезапное происшествие может и в самом деле серьёзно повредить вашей карьере». Пенистое янтарное пиво, хрустящие булочки и аппетитные сосиски располагали к более интимному общению. « А знаете, – заметил студент-вояжёр, – я бы сказал вам на ухо, будь оно у вас, конечно, что ваш начальник, Отто фон Бретшнейдер в действительности никто иной, как, в некотором смысле, дракон». « Как это может быть»? – удивился Фриц Б. « Ну, днём-то, на работе, он совершенно как человек, а лишь стемнеет, он становится драконом или, вернее сказать, саламандром. И чешуя у него, и хвост. Самый натуральный саламандр», – отвечал Ансельм Гавлик. « Вот уж как! Никогда бы не подумал», – изумился граф Б. Наблюдатели в штатском после этих слов многозначительно переглянулись между собой. « Однако, вернёмся к вашим ушам, хотя возвращаться не к чему, – заметил Ансельм Гавлик, – я всё же постараюсь вам помочь. Я не медик, а только учусь, в таких делах я не специалист. Совершенно очевидно, что у вас отсутствуют те самые черты лица, которые так затейливо описаны испанским учёным Хуаном Луисом Вивесом. Кажется, я знаю, куда вы можете обратиться. По этому адресу, возможно, вы получите необходимую вам помощь. Всего хорошего, граф». С этими словами Гавлик протянул Фрицу Б. визитную карточку клиники наружных и глазных болезней доктора Рихтера. В эту отоларингологическую и офтальмологическую лечебницу не так-то просто было попасть, потому что находилась она почти на другом конце города. Фрицу Б., к несчастью, опять предстояло воспользоваться общественным транспортом. Бедный чиновник поблагодарил господина Гавлика, раскланялся и вышел. Когда Ансельм Гавлик так же решил покинуть кафе, странные люди, сидевшие поблизости, моментально вскочили со своих мест и заслонили ему дорогу. « Следуйте за нами», – раздался грубый, неприятный голос. « Да что же я такого сделал»? – удивился вояжёр. « Вы позволили себе непочтительно выражаться в адрес некоторых высокопоставленных служащих империи. Вы арестованы и обязаны дать необходимые объяснения, – произнёс, вероятно, переодетый полицейский, сидевший в кафе для того, что бы выискивать врагов империи, прислушиваясь к их разговорам. « Какое вы имеете право арестовывать честного человека»? – возмутился Ансельм. « Ах, так вы – провокатор»? – воскликнул другой полицейский. « Вот как? Неужели? Я? Надо же! А я, признаться, полагал, что провокатор – вы». « Ни слова больше, следуйте за нами», – был ответ. Полицейские надели на руки Ансельма Г. наручники и вывели его из кафе.