Убиваю чудовищ

      Что про Шинобу Кочо не говори, а она была очень проницательной девушкой. Легко определяя настрой собеседника, ей не составляло проблем вывести кого-то из себя (этим кем-то зачастую был Гию Томиока), приободрить, воодушевить, огорчить и поддержать. Она любила общаться с людьми, понимать их. Возможно, тем самым спасаясь от своего одиночества, которое год за годом глодало её изнутри. Несмотря на то, что её все любили: девочки, ученица, Ояката-сама, столпы, (один из которых был к ней неравнодушен, и даже один раз улыбнулся ей), она всё равно была одинока, как ей не хотелось не признавать этого. Время не лечит, вопреки всеобщему суждению. Оно лишь заштопывает раны. Таким шрамом на её душе стала смерть сестры.       — Луна сегодня особенно прекрасна, да, Геральт-кун? — девушка, стеснительно улыбаясь, села рядом с ведьмаком на ступеньках поместья, который утолял жажду.       — Да, правда, в это время больше всего вылезало тварей, но луна и правда очень красива, — согласился мужчина, — не спится по ночам?       — Порой. Видимо, переволновалась за сегодня, эмоции зашкаливают, вот и не могу уснуть, — улыбнулась Кочо. Они помолчали, слушая шум деревьев Глицинии. Небо освещали звёзды, которых было не сосчитать на небосводе. Они нескоро исчезнут: ночи всё ещё длинные. Шинобу что-то мирно напевала, покачиваясь из стороны в сторону. Ведьмак допил воду и принялся насвистывать себе мелодию под нос. Девушка тут же прекратила, прислушиваясь. Музыка была очень красивая: тонкая, пробирающаяся в недры души, пронзительная и успокаивающая одновременно.       — Как красиво! Что это за песенка, Геральт-кун? — поинтересовалась Кочо.       — А, да так, колыбельная, которую часто пели, — ведьмак прекратил насвистывать, о чем-то задумавшись.       — Вам? — спросила девушка.       — Нет, конечно. Мне никто не пел колыбельные, — усмехнулся Геральт.       — Откуда вы тогда знаете мелодию?       — Один… Знакомый напевал. — поморщился белый волк.       — А какие там были слова? — наклонила голову Шинобу.       — Я не умею петь, — немного смутился Геральт.       — Да ну вам... Мы тут одни, не на выступлении, в конце концов. Не стесняйтесь, — приветливо улыбнулась Кочо.       Ведьмак вздохнул, поняв, что от него не отвяжутся, и прочистив горло, тихим хриплым голосом запел.       «В поле спят мотыльки       Уж свернулся у реки       Только котик не спит и в окно всё глядит       Кто же от бури его защитит?»       Несколько минут после колыбельной прошли в молчании. Каждый думал о своём. Геральт вспоминал о Гюнтере О’Диме, который всегда жутко насвистывал эту детскую колыбельную, создавая липкую, неприятную и безвыходную атмосферу всего происходящего. Кочо же вспоминала сестру, тоже певшей ей в детстве колыбельные. Её доброе лицо вновь промелькнуло перед глазами, тепло грея душу. Добрая улыбка; мягкие, шелковистые волосы, спадающие с плеч, которые так и хотелось потрогать. Бездонные глаза, наполненные сожалением и состраданием к любому, даже демонам. А потом… Ничего. Съедающая тоска, пустота. И ненависть.       Из глаз предательски стали течь слёзы, которые Шинобу тщетно пыталась скрыть. Геральт заметил это.       — Всё хорошо? Ты в порядке? — спросил ведьмак. Но он заранее прекрасно знал ответ. Девушка подняла глаза, натягивая улыбку, которая предательски дрожала, словно огонь свечи, когда дует ветер.       — Всё в порядке, Геральт-кун. В полном порядке. Просто… Что-то в глаз попало, — девушка попыталась сбежать, спрятаться от жёсткого внешнего мира, как делала всегда. Никто не лез к ней в душу, оставляя её в покое, списывая на переутомление, усталость. Но не в этот раз.       Геральт устало вздохнул, и они пересеклись взглядами. Судьбы двух брошенных, никому не нужных людей встретились. Глаза девушки, так и не способной пережить утрату, и глаза ведьмака. Шинобу не верила. Ведьмак словно постарел лет на десять. Она впервые повстречала человека… У которого в глазах было больше горя, чем у неё.       — Не ври, хотя бы сама себе. Не умеешь ты этого делать, — отвёл взгляд мужчина, — Я такое вижу не в первый раз.       — Что «такое»? — Кочо попробовала последний шаг к бегству, пробуя смутить его. Но понимала: она проиграла.       — Ненависть.       Мертвая тишина накрыла своим пологом этих двоих. Ни один звук не раздавался в округе. Только слезы девушки падали на деревянный пол, стукаясь об него, как первые капли ливня.       — Ты ведь потеряла кого-то? Слишком много в тебе печали, — Геральт не соврал: узнать глаза людей, что пережили многое, он умел.       Улыбка треснула, разлетаясь на тысячи мелких кусочков. Обнажая подлинную натуру: злобную, ревнивую и очень уставшую. Шинобу перестала улыбаться, смотря вниз и захлебываясь слезами. Она не знала, что с ней происходило. Она плакала, как маленькая беззащитная девочка. Кочо считала, что слёзы и сожаления — удел слабых, неспособных пережить прошлое и двигаться дальше. Но теперь она поняла. Люди плачут не потому, что они слабые, а потому, что они были сильными слишком долгое время.       — Моя сестра умерла, Геральт-кун. Это было давно, но я прекрасно помню тот день. Как она погибла на моих руках. Тот ублюдок… Вторая высшая луна. Доума. Он хотел съесть её, но не успел. Она затухала на моих глазах. Раны были слишком глубоки. Раздробленная печень, многочисленные переломы, обмороженное сердце. А я…НИЧЕГО НЕ МОГЛА СДЕЛАТЬ, — Шинобу яростно стукнула рукой деревянный пол со всей силы. Кожа содралась, но она не чувствовала боли. Вообще ничего не чувствовала. Только ярость и ненависть, переполняющую её.       — Я тоже… Терял близкого человека,— ведьмак придвинулся ближе к девушке.       — Нет… Ты не знаешь… Ты... Не можешь... Знать! — Кочо неожиданно закричала, — Вы все лжецы! Никто из вас никогда не почувствует то, что пережила я. Её даже никто не вспоминает, предпочитая молчать! Или кидают сожалеющие взгляды, в которых нихера нет сожаления! Только жалость ко мне, что Я НЕ МОГУ СМИРИТЬСЯ!!!       Девушка резко замахнулась, пытаясь врезать ведьмаку, но тот с легкостью поймал её маленькую руку. Их взгляды снова пересеклись. Из глаз Шинобу исчезло помутнение, и она только что осознала, что делает. Геральт грустно усмехнулся, с улыбкой глядя на неё.       —:Скажи, что твоя сестра сказала тебе перед смертью?       Кочо растерялась, рука ослабла, разжимая кулак.       — Она сказала уйти из истребителей и прожить счастливо обычной жизнью. Но я не могу. Пока этот мерзавец будет жив, я не уйду на покой. Он поплатится за всё, что сделал. Даже если ради этого придётся пожертвовать всем, — глаза девушки снова наполнились яростью. И тут в голове ведьмака что-то щёлкнуло. Всё сложилось в один пазл. Теперь нужно только одно…       — Так вот почему ты пьёшь эту дрянь.       И снова наступило молчание. Теперь глаза девушки растерянно бегали, словно не понимая, о чем говорит мужчина. Но Геральта провести было непросто. Он почти утвердился в своих догадках, когда сел рядом с ней. Имея острейшее обоняние, он почувствовал этот дурманящий и разъедающий изнутри девушку ингредиент масла против демонов.       — Скажи мне одно, Шинобу. Это твоя жизнь, ты можешь распоряжаться ей как хочешь. Я сделал в этом мире слишком много плохого и не могу говорить кому и как надо что-то делать. Но всё-таки ответь. Если ты умрёшь — твоя сестра будет там счастлива?       Этот простой вопрос выбил почву из-под ног девушки. А ведь правда, она никогда об этом не думала. Кочо понимала, и месть ослепила её. Ведь когда она крикнула: «Скажи что-нибудь, сестрёнка, я обещаю, что сделаю всё, что угодно!», после этого последовали её тихие слова: «Живи, Шинобу, и не умирай. Не торопись ко мне, я подожду тебя. Там ведь так… Красиво...».       — Какая же я дура… — заревела Шинобу, ничуть себя не контролируя. Ей было плевать на толком незнакомого мужчину, сидящего рядом, плевать, что от её рыданий может кто-то проснуться. Сейчас существовала только она и эта деревянная веранда, поскрипывающая от старости.       — Иди сюда, — ведьмак притянул девушку к себе. Та замерла, а потом продолжила хлюпать носом, прижимаясь к его рубашке. Ей стало так стыдно, что захотелось провалиться сквозь землю. Дать обещание и забыть о нём!       — Тебя окружают любящие люди, готовые всегда выслушать и помочь тебе. Эти твои помощницы, ученица, которую я видел мельком. Та девушка Мицури вообще ходячее солнце, освещающее любого. Да даже Гию ты явно нравишься, можешь поверить. Эти люди поднимут тебя, пока ты не вернёшься домой. Ты это… Главное живи и радуйся каждому дню. Потому что в нашей работе не понятно, что будет завтра.       Геральт улыбнулся, отпустив девушку. Затем посмотрел на первые лучи восходящего солнца.       — Заговорились мы что-то. Мы и правда очень похожи, скажу по секрету. Я тоже… Потерялся. Но я знаю, она меня там где-то ищет и ждёт. Только поэтому я просыпаюсь по утрам.       — Любимая? — тихо спросила Кочо.       — И она тоже. Я верю, что мы снова однажды встретимся. Потому что она — моё Предназначение. Как бы я не говорил, что не верю во всю эту чушь. Только одна просьба, Шинобу. Не рассказывай никому о том, о чём мы беседовали сегодня. Я редко открываюсь перед незнакомыми людьми. Надеюсь, это останется между нами. Когда время придёт, ты всё поймёшь.       Ветер усилился, развевая волосы двоих собеседников. Геральт поднялся, идя в поместье. Он обернулся: отблески первого солнца играли в зрачках, белые волосы колыхались, заслоняя вид. Он зевнул, прикрыв рот ладонью. Видимо, поспать ему действительно не дадут. Шинобу Кочо посмотрела на Волка, впервые искренне улыбаясь.       — Геральт, спасибо. Просто спасибо. — сказала она, благодарно глядя на него. Она не забудет этот день. День, когда этот седовласый, немного странный, но такой добрый и понимающий мужчина вернул её к жизни. Той жизни, какую она обещала прожить своей сестре. Может пусть и недолгую, ведь яд не даст прожить до старости, но определённо счастливую.       Геральт, ничего не ответив, развернулся. Но по пути вспомнил кое-что.       — И да, Шинобу, твоя сестра была права. Там правда чертовски красиво, — сказал он, оставляя девушку в недоумении смотреть на рассвет и слушать эти скрипы старого, но такого родного для неё поместья, которое, всё ещё, несомненно помнит, как по его полу стучали лёгкие шаги четырех родных, пусть и не по крови, сестёр.