***
Эндрю не нервничает. Он не нервничает, что все его будущее находится на волоске - все зависит от карт в его руках. Эндрю не нервничает, что на столе, среди мелких монет, есть три билета в «Третий Класс» компании Уайт Старт Лайн Он не нервничает, даже если он чувствует напряжение в плечах Аарона и обеспокоенный взгляд Ники, бегающий по его лицу. Швейцарцы напротив него, кажется, тоже нисколько не нервничают, но вскоре будет наоборот. Эндрю ощущает напряжение. Оно толстое и удушающее, но он отказывается задыхаться под твердым взглядом чужих глаз. Он здесь, чтобы честно их победить, окончить покер. Он не нервничает. Эндрю знает, что в любой момент эти билеты станут его. — Ну, — говорит он; его глаза проскальзывают по остальным. — Момент истины. Выражение Эндрю остается мутным, а голос безразличен. Мужчины напротив изо всех сил стараются прочесть его, но он - каменная стена, когда того требует ситуация. Непроницаемый, защищенный. Эндрю смотрит на свои карты и еле сдерживает уголки губ, ползущие вверх. — Чья-то жизнь сейчас изменится. Через три с половиной минуты Аарон и Ники следуют за бегущим Эндрю, маневрируя сквозь толпу. Раздаются возмущенные возгласы людей и огорченное ржание лошадей, которых Эндрю подрезает, но его это не волнует. Там находится Титаник, огромный, гладкий и элегантный, окруженный толпами зевак, пытающихся хоть чуть-чуть поглядеть на него. Мимо их ушей проносится свист. Эндрю запрыгивает на деревянную платформу, ведущую к лайнеру, как только он начинает отчаливать. — Стойте, — кричит Ники, и мужчина поворачивается, его глаза расширяются и устремляются на увеличивающееся расстояние между платформой и лайнером. Его глаза пробегаются по их одежде, а затем по билетам в их руках. — Вы проходили очередь на досмотр? — Конечно, — спокойно соврал Эндрю. Проверка здоровья пассажиров третьего класса была очень тщательной. Они не беспокоились о пассажирах высшего класса, словно с их здоровьем безоговорочно все было в порядке. У них есть свои личные врачи. У них есть горничные, которые вызовут врачей, если они просто чихнут в салфетку. Мужчина все еще не выглядел убежденным. Аарон подпрыгнул, сказав: — Мы Американцы. Все трое. Бросив еще один взгляд на грязь на лбу Эндрю, мужчина говорит: — Прекрасно. Проходите. И так они ступили на Титаник. Они пробежали сквозь рой пассажиров третьего класса, чтоб попасть на палубу корабля. Людей на нижней палубе, казалось, они совсем не побеспокоили, что и касалось первого класса, но некоторые прокричали вслед: «Следите куда идете!» Никто из них не послушал. Когда они поднимались на верх, Эндрю услышал среди толпы крик Ники: — Мы самые удачливые сукины дети в мире, вы это осознаете? Они добрались до верха. Ники и Аарон восторженно махали толпе. Эндрю не машет, но наблюдает. Он смотрит на кучу людей, и смотрит, и смотрит вниз на воду под кораблем, и смотрит на удаляющийся Саутгемптон. «Мы самые удачливые сукины дети в мире?» - теперь не кажется таким далеким от правды. *** К следующему вечеру они проплывают к Западу у берегов Ирландии, впереди ничего нет кроме обширного, глубокого океана. Натаниэль сидел за столом вместе со Стюартом и Лолой. Два мужчины , которые как-то связаны со строительством корабля, что-то увлеченно рассказывают, отвечая на случайные вопросы Стюарта и Лолы. Натаниэль ни в малейшей степени не заинтересован в конструкции корабля. Корабль доставит его в Америку, где его не ждет ничего, кроме боли. Факт того, что это самый огромный двигающийся объект в истории ни чуть не интересует его. То же касается факта, что некий мистер Эндрюс, кем бы он ни был, спроектировал дизайн лайнера от килевых плит и выше. Но они без остановки разговаривают. Натаниэль думает, что они никогда не прекратят говорить. Кажется, они наслаждаются звучанием собственных голосов. Натаниэль зажигает сигарету, тщательно выдыхая дым и вдыхая — он считает три секунды прежде чем выдохнуть, сильный вкус напоминает ему о матери. Мэри Хэтфорд всегда пахла сигаретами. Она пыталась избавиться от привычки, но зависимость была сильнее. Стюарт многозначительно посмотрел на него: — Ты же знаешь, что я не одобряю это, Натаниэль. Натаниэль упрямо выдыхает дым в сторону Стюарта. Лола кладет руку на его собственную и забирает сигарету другой. Она тушит ее и говорит: — Он это знает. Правда, Натаниэль? Боковым зрением он замечает движение со стороны Эллисон Рейнольдс. Она является той, кого Стюард называет «новые деньги» — у ее мужа есть запас золота где-то на Западе. Она была главной частью разговора с другими, нарушая тишину громкими замечаниями и вопросами. Натаниэль замечает отвращение, излучаемое Стюартом. — Мы оба будем баранину и немного мятного соуса, — заказывает Лола. Она поворачивается к Натаниэлю и мягким голосом спрашивает: — Ты любишь баранину, да, милый? Натаниэль не любит баранину. Он лишь отрывисто кивает. Прозвище «Милый» впивается в кожу словно неприятное насекомое. — Ты порежешь ему мясо, Лола? — говорит Эллисон. Она усмехается, преподнося это как шутку, но ее глаза темнеют, когда она смотрит между Натаниэлем и Лолой. Она не отвечает. — И так, кто придумал название «Титаник»? Ты, Брюс? На лице мужчины - Брюса, - пробивается маленькая улыбка. — Вообще-то да. Я хотел придать ему большой размер. Размер означает стабильность, роскошь и, более того, прочность. Рот Натаниэля открывается прежде чем он успевает подумать. Его слова кажутся безобидными, но присутствует ядовитый подтекст, на который, кажется, Брюс Исмей не обращает внимания. — Вы знаете доктора Фрейда, мистер Исмей? — Я… Я не могу сказать, что да. — Хорошо, — на губах Натаниэля растет снисходительная ухмылка. — Его идеи о мужской озабоченности размерами могут вас заинтересовать. Наступает тишина. Эллисон Рейнольдс борется с улыбкой, потягивая напиток и вздернув брови. Стюарт просто смотрел на него, словно Натаниэль обесчестил всю семью Хэтфордов. — Натаниэль, — предупреждающе говорит Лола. — Что на тебя нашло? — Прошу прощения, — говорит он, встает и поворачивается к ним спиной. Когда он разворачивается, то слышит как Элисон говорит: — Он шустрый, Лола. Надеюсь, ты сможешь с ним справиться. Он достаточно далеко, чтоб услышать ответ Лолы, но он думает об одном: «Нет, она не сможет»***
Эндрю смутно осознает присутствие Ники и Аарона рядом с ним, обсуждая происхождение корабля с каким-то ирландским незнакомцем, но, в конце концов, он теряет заинтересованность в разговоре. Вместо этого он делает набросок мужчины и дочки рядом, опираясь на перила и восхищаясь работе пропеллеров. Это практически ощущается как побег. На бумаге жизнь может быть тем, чем он хочет. Он может нарисовать что-угодно, оживить уверенными штрихами угля. Его блокнот наполнен людьми - людьми, которых он не знает; людьми, которых он знал одну ночь; людьми, которых он знал всю жизнь. Несколько страниц назад находится набросок мужчины из Германии: глаза закрыты, ноги перекинуты. Другой мужчина, которого он увидел в кафе, с росписью веснушек на перегородке его носа. Работник со светлыми волосами, потный и улыбающийся. — Это типично, — усмехается Аарон, когда несколько уродливых собак проходит рядом с ними. — Собаки первого класса приходят сюда вниз посрать. Не поднимая головы, Эндрю говорит: — Это позволяет нам не забывать свое место. — Будто мы могли забыть, — вклинивается в разговор незнакомец. Он - один из людей, с которыми разговаривал Ники, сигарета была зажата между пальцев, а лицо было грязным. — Эй, ты зарабатываешь на этих рисунках? — Нет. — Ты когда-нибудь собирался их продавать? Я слышал, что первый класс в наше время довольно заинтересован в рисунках. — В искусстве, а не в «рисунках». — Одно и то же, разве нет? — незнакомец улыбается. — Мэтт Бойд, — добавляет он и протягивает грязную руку. Эндрю не пожимает руку, но отвечает: — Эндрю Миньярд. Бойд говорит что-то еще про искусство, но Эндрю его игнорировал. Вместо этого, Ники вклинился в разговор. Он вновь возвращается к наброску. Мужчина улыбается своему ребенку, а ее лицо озарено детским восторгом, улыбка собралась в уголках ее глаз, когда она держится на безопасном от воды расстоянии. Эндрю некоторое время наблюдает за ними, разделяя несколько областей и добавляя темные штрихи где это уместно, чувствуя, как что-то вроде гордости расцветает в его груди. Он любит рисовать людей, выражая их личности на бумаге. Несмотря на это, он всегда рисовал людей индивидуально. Странно смотреть на блокнот для рисования и осознавать, что на обычной бумаге он зафиксировал их связь. Связь отца и дочери навсегда запомнится куском угля. Эндрю закрывает свой кожаный блокнот и выпрямляет спину. После долгой скрученной позы всегда наступала боль. Он покрутил шеей и совершил ошибку, взглянув наверх Он никогда не любил первый класс. Они снобы. У них есть свои права. Они недостойны денег, для получения которых они буквально ничего не сделали. Но этот мужчина, как бы высококлассно он ни выглядел внешне, не держится так, как должен держать себя человек. Он облокачивается на перила, словно нес на своих плечах тяжесть всего мира, смотря на океан взглядом, говорящем, что он лучше бы находился где-то еще, но только не на корабле. Даже с расстояния Эндрю может видеть мучение в его выражении. Волосы хорошо уложены, обувь полирована, его костюм выглядит дорого - но каким-то чудесным образом, несмотря на идеальный и собраный вид, этот человек, кажется, разваливается. Закатные блики отражаются на нем в правильном направлении. Эндрю зудит от желания взять блокнот и нарисовать его, но, похоже, он не способен оторвать от него взгляд на такое долгое время. Парень выглядит непредсказуемым. На секунду Эндрю думает, что позволит себе перебраться через перила и прыгнуть в океан. Затем появляется девушка и кладет свою руку на плечо парня. Первые несколько секунд ее присутствия мужчина напрягается, словно защищаясь от чего-то. Эндрю не видит в этой девушке угрозу — она выше, но худая, словно один толчок способен сломать ее. Несколько секунд они спорили. Это не тот тип ссоры, которому есть место на территории третьего класса. Он сдержанный и учтивый. Эндрю бы подумал, что они просто разговаривают, если не злость в плечах парня и не нахмуренные брови девушки. В конечном итоге, мужчина проталкивается мимо нее и уходит. Прямо перед тем, как он пропадает из виду, парень оглядывается. Его глаза пробегаются по Эндрю. Это был едва ли секундный обмен взглядами, но грудь Эндрю напряглась, а в горле встало странное чувство. Он проглатывает его и желает ничего не чувствовать, но внутри еще остался осадок. Оставшийся интерес. Сохранившаяся увлеченность узнать как кто-то, кто выглядит так собрано, может выглядеть сломленным. *** Натаниэль видит всю свою жизнь, словно он уже прожил ее. Он чувствует отцовский гнев, пока каждую проходящую секунду Титаник несет их ближе и ближе к Нью-Йорку. Он чувствует, как длинные пальцы Лолы хватают его за рубашку. Натаниэль слышит болезненные крики людей, вынужденных терпеть боль, которую он причиняет. Он чувствует, будто стоит на краю. Никто не соберет его обратно. Никому нет дела. Никто даже не замечает. Он встает, прежде чем успевает осознать свои действия. Лола смотрит на него и спрашивает: — Куда ты идешь, милый? Он игнорирует ее. — Натаниэль, — говорит Стюарт, и он решает, что ненавидит это имя. Натаниэль хочет новое имя, новую личность и новую жизнь. Он не хочет быть Веснински или Хэтфордом. Он не хочет Лолу. Он хочет другую жизнь. Но желание не может помочь. Это не случится. — Натаниэль, — повторил Стюарт. Это имя - нож, и каждый раз, когда кто-то произносит его, нож впивается все глубже. — Я выйду подышать, — Натаниэль лжет, голос напряжен. — Я вернусь. — Если хочешь, я пойду с тобой, — предлагает Лола, надевая на себя образ обеспокоенной невесты только ради других. — Ты себя плохо чувствуешь? — Я просто хочу подышать свежим воздухом, — говорит он и уходит, прежде чем она успевает среагировать. Люди смотрят ему вслед, когда он пробегает и перешептываются, когда он проталкивается мимо них, не извиняясь: — Что ж, это грубо. Но Натаниэлю было все равно. Его глаза устремлены в конец корабля, где был прыжок в никуда. Где был прыжок в воду, о которую он со смаком ударится, и его тело поглотит тьма, чтоб больше никогда не появиться. Он идет, пока не доходит до конца. Натаниэль медлит, тяжело дыша, внутри него ползущее сомнение. Он смотрит через край. Днем море темное, но с небольшим синим оттенком. Сейчас же море черное. Он видит черную поверхность где пропеллеры, пока корабль пробирается по воде, нарушают спокойную гладь уродливыми разводами. Долгий прыжок - примерно двадцать метров, — достаточно, чтоб убить его; но прыжок - далеко не пугающая часть. Когда он упадет, на дне его не ждет ничего. Он погрузится в темные глубины и никогда не появится. Натаниэль думает об отце. Думает о Лоле. Думает о кричащих людях. Думает о своем будущем и ступает на ограждение. Еще один шаг, на этот раз медленный. Он цепляется за флагшток. Третий шаг. Он перекидывает ногу. Другую. Хватается за перила. Наклоняется вперед. Если он отпустит, то ничто не спасет его от прыжка. Натаниэль отрывисто дышит. Он чувствует слезы, стекающие из глаз и пару даже капает. Его сердце тревожно бьется об грудную клетку, а руки, держащие его на поверхности, дрожат. Натаниэль не слышит, как кто-то подходит к нему. Когда чей-то голос прорывается сквозь воздух, его сердце почти останавливается. — Если бы я был Вами, то я бы этого не делал. Натаниэль поворачивает голову. Низкий парень третьего класса смотрит на него, в одной руке у него сигарета, а в другой - блокнот для рисования. — Оставайтесь на месте, — резко говорит он, но в его голосе отсутствует обычная ему опасность. Натаниэль звучал так, словно ему не хватало воздуха. — Не… не подходите ближе. — Давайте, — говорит мужчина. Его голос пустой. Почти успокаивающий. — Дайте мне свою руку. Я потяну Вас назад. — Нет. Стойте там, где Вы стоите, — говорит Натаниэль, но мужчина, кажется, не слышит его. Он приближается на пару шагов, вытянув одну руку. — Делай, как я говорю. А то отпущу руки. Мужчина выкидывает сигарету за борт. Он скучающим взглядом провожает ее и вновь смотрит на Натаниэля. Он не кажется чрезмерно обеспокоенным тем, что кто-то собирается прыгнуть в воду. На самом деле, он выглядит странно спокойным, почти невозмутимым. — Неа, Вы не сделаете этого. Несмотря на боль в плечах, Натаниэль хватается сильнее. — В смысле, я не сделаю? — в нем разгорается злость. — Не говорите, что я сделаю, а что нет. Вы не знаете меня. — Если бы Вы хотели, то уже сделали бы это, — твердо отвечает он. Мужчина беззвучно положил блокнот на пол. — Как будто Вам это знать. Вы мне мешаете. Уйдите. — Я не могу. — Нет, Вы можете, — говорит Натаниэль. — Теперь я соучастник, — мужчина снимает свой жакет и отбрасывает его в сторону. — Если Вы отпустите, то мне придется прыгать за Вами. — И что? Спасете меня? — Натаниэль смеется, холодно и грустно. — Вы умрете. Мужчина снимает обувь. Он невольно говорит: — Я хороший пловец. — Одно только падение может убить Вас. — Это будет болезненно. Я не говорю обратного. — Уходите, — говорит Натаниэль, почти умоляя. — Если бы я был Вами, я был бы озабочен тем, насколько вода холодная. — Насколько она может быть холодной? — огрызается Натаниэль. — Ледяная, — мужчина не звучал, будто пытался убедить кого-то. Он звучал так, словно это был простой факт, не требующий обсуждения. — Может быть, несколько градусов. — Мне все равно. — Вам будет не все равно, — мужчина остановился, а затем добавил: — Когда Ваше тело ударится об воду, это будет ощущаться, словно тысячи ножей в одно мгновение вонзились в Вас. Вы не сможете дышать. Вы не сможете думать. Натаниэль взглянул на воду. Она смотрела в ответ. Он бормочет: — Вы сумасшедший. Оставьте меня в покое. Брови мужчины вздернулись. — Может, я и сумасшедший. По крайней мере у меня нет привычки свешиваться с задней части корабля. Натаниэль опять смеется, еще более безжизненно чем до этого. — Просто уйдите. — Я сказал уже, я соучастник, — мужчина медленно приблизился. Его рука в опасной близости и способна в любой момент схватить Натаниэля. — Просто возьмите меня за руку. Позвольте мне вытащить Вас. Натаниэль подумал о ледяной воде. Он подумал о незнакомце, протягивающим ему руку, предлагающим достать его с края, в то время как никто из его родных бы не сделал этого. Прошла секунда. Он устало вздыхает и хватается за руку. На удивление, мужчина был силен для человека такого роста, с легкостью помогая Натаниэлю перелезть через перила. Его ноги дрожат, и он зацепится ногой за последние перила. Когда он спотыкается, мужчина помогает ему не упасть на пол - твердая опора, которая, кажется, никогда не сдвинется с места. Ноги Натаниэля со стуком ударяются об пол. Он стоит на твердой поверхности. Он в безопасности. На его щеках были еще не высохшие слезы. Когда он видит приближающихся Лолу и Стюарта, то вытирает их и выпрямляется. Натаниэль чувствует на себе взгляд мужчины, но не смотрит в его сторону. — Натаниэль. И вот опять это имя. Имя, которое является его смертельным приговором. — Куда ты ушел, милый? — тошнотворно сладко спрашивает Лола. — Мы беспокоились. Мы подумали… Она улавливает взгляд Эндрю, который точно не являлся представителем первого класса. Он тяжело смотрит в ответ, словно он был разочарован в ней. — Этот мужчина напал на тебя? — спрашивает Стюарт, выступая перед Натаниэлем, словно он был способен защитить его. Забавно, учитывая, что Стюарт является причиной, по которой Натаниэль направляется в Нью-Йорк. Это он хочет заключить мир с Веснински. Это он - причина, по которой Натаниэль практически спрыгнул. Когда Лола начинает говорить, как это «неприемлемо» и «ужасно» , Натаниэль перебивает ее: — Он не нападал на меня. — Тогда что случилось? — Я облокотился через ограждение, — говорит им Натаниэль. Это не далеко от правды. — Я облокотился, чтобы увидеть пропеллеры. — Пропеллеры, — раздраженно повторяет Стюарт. — Я слишком сильно наклонился. И поскользнулся. Я бы упал, если бы не… — Натаниэль смотрит на мужчину, который смотрит в ответ. — Кто ты, парень? — спрашивает Стюард. — Эндрю Миньярд, — говорит мужчина, его глаза вспыхивают при обращении «парень». — Сэр. — Это правда было так, мистер Миньярд? Ты спас Натаниэля от падения? Эндрю смотрит на Натаниэля, его глаза сверкают. Он мог прямо сейчас рассказать всем правду про Натаниэля, про прыжок. Потом бы за ним маниакально наблюдали, и у Натаниэля не было бы возможности выбраться из этой ловушки. Он был бы доставлен своему отцу, все время находясь под наблюдением. Но Эндрю, к облегчению Натаниэля, просто кивает. — Что ж, — говорит Стюарт, выглядя облегченным. — Этот парень - герой. Молодец, сынок. Эндрю смотрит на Стюарта и нескольких людей из команды корабля, пришедших вниз. Он не выражает никаких эмоций. Словно ему нет дела до того, что с ним произойдет; не важно, поставили ли на него клеймо героя. Натаниэль задумался, почему кто-то такой спас его от смерти. Он ничего не мог поделать с мыслями, что это маска. Нет людей, которые ничего не чувствуют - очевидно, не считая его отца, у которого нет ни единой эмоции, пока он режет людей. Поэтому, Эндрю Миньярд либо притворяется, либо опаснее, чем кажется. — Давай, — Лола берет его за руку. — Ты, должно быть, замерз. Он вырывается из ее хватки. Ее кожа ощущается вялой и ужасной. — Мистер Миньярд спас мою жизнь, — говорит Натаниэль, смотря на Стюарта, а затем - на Лолу. Когда они не двигаются с места, но добавляет: — Безусловно он заслуживает большего, чем простое «Спасибо», — говорит он, не прилагая усилий, чтоб спрятать свой гнев. Лола замечает его решимость и вздыхает: — Мистер Хэтфорд? — Двадцатка должна подойти, — говорит Стюарт. Натаниэль вновь усмехается. — Разве двадцатка является платой за спасение твоего жениха? — рявкнул Натаниэль. — Я мог умереть. Замерзнуть до смерти в море. Как минимум, предложите ужин. Тишина. Стюарт не выглядит довольным, но он вздыхает и говорит: — Хорошо. Не окажете ли Вы нам честь, мистер Миньярд? Возможно, Вы сможете рассказать… эту героическую историю за едой. Эндрю поднимает бровь в сторону Натаниэля. Он даже не смотрит на Стюарта, когда отвечает: — Хорошо. — Превосходно, — говорит Лола и вновь берет его за руку. На этот раз Натаниэль пытается не выдернуть ее. Вся эта «влюбленная» игра требует некоторой формы привязанности. Он игнорировал ее с того момента, как они ступили на корабль. — Тогда решено, — Стюарт решает, стоит ли пожать руку, потом решает не делать этого, очевидно обозначая, что это человек третьего класса, недостойный этой формальности. Лола просовывает свою руку под руку Натаниэля. Когда они поворачиваются, чтоб уйти, она шепчет: — Это будет забавно. Думаю, он никогда не был на ужине. — Да, — хмуро соглашается Натаниэль. Он спиной чувствовал на себе взгляд Эндрю. — Просто весело. — Мне интересно, что он наденет, — злорадно говорит она. — Безусловно не эти обноски. Натаниэль не обращает на нее внимания, предпочитав взглянуть назад. Эндрю Миньярд все еще смотрит на него. Между его губ зажата не зажженная сигарета. Несколько членов экипажа крутятся вокруг него, наверняка допытывая из него ответы на вопросы о его встрече с парнем из первого класса, но, видимо, он не обращает на них внимания. Натаниэль подавляет дрожь и вновь оборачивается к Лоле.***
Натаниэль Хэтфорд выглядит катастрофически неуместно среди пассажиров третьего класса. Люди смотрят на него, в восторге от его аккуратных волос, чистого лица и шикарного костюма. Люди снизу видят человека, как Натаниэль, с далекого расстояния, всегда идущих над ними. Но сейчас он стоит в той же грязной обстановке в нескольких метрах от них. Должно быть, для некоторых это как сон. — Мистер Миньярд, — вместо приветствия говорит он. — Я искал Вас. Опять же, в одиночестве он выглядит по-другому. Отсутствие сверстников странным способом успокаивает его. Все напряженные линии его тела смягчаются. Его глаза не кажутся такими уж тревожными. Эндрю очевидно помнит прошлую ночь, когда глаза Натаниэля Хэтфорда были яркими и отчетливыми, почти дикими. Он был похож на животное в клетке, отчаянно ищущее освобождение. Единственным выходом было сброситься в холодные, холодные глубины Атлантического океана. — Где Ваша охрана, — с издевкой говорит Эндрю, смотря за спину Натаниэля в поисках компании людей. — Я не взял их с собой. — Это не мудро, — Эндрю обвел рукой окружающих. — Третий класс - опасная зона. — Я сомневаюсь в этом. На самом деле я пришел, чтоб поговорить с Вами. Внешне Эндрю никак не отреагировал. Он достал сигарету и положил ее за ухо. Но внутри него вспыхнула надежда. Всего-навсего день назад он с палубы восхищался Натаниэлем, а в кончиках его пальцев горело желание нарисовать его. А сейчас Натаниэль обязан Эндрю жизнью. Эндрю никогда не был удачливым, учитывая его несчастное детство и проклятие эйдетической памяти, но в некотором роде это могло считать за удачу. Страдания одного человека - удача другого. Натаниэль попадает в ловушку жизни, которую он, очевидно, не хочет проживать. Эндрю получает благодарность за то, что загнал его в эту ловушку. — Мы можем прогуляться? Эндрю поднимает брови и встает. — Ведите. Весь путь от комнаты их провожают пристальные взгляды. Конечно, так будет. Столкновение двух разных миров в такой вежливой манере является редкостью для этих людей. Они наверняка думают, почему Эндрю не целует землю, на которой стоял Натаниэль Хэтфорд. Но он знает богачей. Они заинтересованы лишь в непостоянных вещах: деньги, одежда, фамилии. — Ну, Эндрю Миньярд, — говорит Натаниэль. — Можно звать тебя Эндрю? — Зови меня, как тебе удобно. — Хорошо тогда, Эндрю. Расскажи мне о себе. Эндрю улыбается, но это не дружелюбная улыбка. Это ужасная вещь, шальная часть его горести, которую он припрятал для такого момента. — Это правда необходимо? — Почему нет? — Не притворяйся тупым. Если тебе угодно, мы можем поиграть в эту игру, в которой мы обсуждаем мое трагичное детство и погоду, но я полагаю, что это не причина, по которой ты пришел. Натаниэль хмурит брови. Он, вероятно, пойдет обратно и расскажет всем за ужином о том, какие ужасные манеры у третьего класса. Потом кто-то подключится о том, как им не должно быть дозволено находиться на таком уважаемом корабле как Титаник; о том, как не стоит продавать билеты ниже чем второму классу. Но Натаниэль отмахивается от прямоты Эндрю и продолжает: — Слушай, Эндрю. Я пришел сюда, чтоб поблагодарить тебя. За… вчерашнюю ночь. — Напомни мне. — За то, что отдернул меня. Эндрю вспоминает пустое отчаяние в глазах Натаниэля. Он вспоминает твердое ощущение тела Натаниэля в руках, когда он затащил его на корабль. — Я сделал это не ради тебя, — говорит Эндрю. — Если бы меня поймали разгуливающим рядом с местом, где секунду назад мужчина первого класса пропал в океане, как думаешь, кого бы обвинили? Это лишь наполовину ложь. Натаниэль громко сглатывает. — Я знаю это. Я не прошу тебя жалеть меня. Я выражаю благодарность. Мою благодарность, вместо моего дяди. Эндрю просто смотрит на него. Они перестали ходить вокруг палубы, застыв по середине, люди проходят вокруг них. Обычно люди проходят прямо через Эндрю. Смешно то, как присутствие пассажира первого класса заставляет людей сойти с пути чуть правее. — Я знаю, что ты думаешь. Ты думаешь, что у меня нет причин прыгать. Бедный богатенький мальчик, — говорит Натаниэль, холодно улыбаясь. Улыбка заставляет его голубые глаза опасливо вспыхнуть, и Эндрю кажется, что он разглядел, кто скрывается под этой маской. Но маска прочно возвращается на место, острая улыбка смягчается, превращаясь в нечто скучающее и вежливое. — Какие у меня могут быть проблемы? Ха. Может, он и не такой невежественный, каким кажется. У Натаниэля есть деньги, которые переполняют его тупые глубокие карманы. У него есть горничные и слуги, каждую ночь полирующие его обувь. У него определенная жизнь, в то время как Эндрю будет бороться за работу в ту самую секунду, когда он сойдет с корабля. Натаниэль будет танцевать вальс у себя в особняке, в то время как Эндрю будет пачкать свои руки, чтобы найти жилье, которое они могут себе позволить. Тогда почему он несчастлив? Какое право он имеет быть настолько недовольным своей жизнью. Это разочаровывает. Это сбивает с толку. Эндрю никогда не нравилось быть зацикленным на одном человеке. Это отвлекает, тратит столько времени и усилий на то, как работает один ум. — Ты прав, — говорит Эндрю. — Я думаю именно так. Натаниэль издает странный звук — наполовину насмешку, наполовину смешок. — В конце концов, ты честен. — Ложь для людей, которые беспокоятся на счет реакции. — А ты нет? Эндрю хмурит брови. — Я ни о чем не беспокоюсь. Натаниэль поднимает брови, становясь невыносимым. — Все о чем-то беспокоятся. — Не я. — Ни о чем? Ни о ком? На одну секунду Эндрю думает об умоляющем взгляде Аарона и теплой улыбке Ники. — Нет. Натаниэль усмехается. — Я тебе не верю. — Ты не обязан, Натаниэль. Он произносит имя, словно это яд. Как ни странно, Натаниэль реагирует так же. Эндрю сильнее хмурит брови. Он никогда не видел, чтоб кто-то вздрагивал от собственного имени, словно от удара кулаком. Это просто имя, просто слово, просто несколько букв, брошенных вместе. Многие богатые люди гордятся своими именами. В конце концов, их имена стоят чего-то, в то время как имя «Эндрю Миньярд» не войдет в историю. Имя «Натаниэль Хэтфорд» скорее всего, будет написано на золотой доске, чтоб все восхищались им. Но Эндрю отчетливо помнит, как семья Натаниэля произнесла его имя — как будто это был приказ. В конце концов, у Натаниэля были проблемы, которых было достаточно, чтоб заставить его хотеть прыгнуть за борт. Какими бы ни были эти проблемы, они не могут быть легкими. Эндрю поднял одну бровь. — Что? Это твое имя, не так ли? — Да, — говорит Натаниэль. — Это имя. Я просто… не особый фанат моего имени. — Твоя мама выбрала его? — саркастично спрашивает Эндрю. — Нет, на самом деле, — Натаниэль опять улыбается. Улыбка вытягивает жизнь из его глаз. — Мой отец выбрал. Тишина кажется холодной. Осанка Натаниэля будто провисает, и он испускает вздох, долгий, усталый вздох. — Твой отец здесь? — На корабле? — спрашивает Натаниэль. — Нет. Но он ждет меня. На другой стороне. — Как мило. Семейное воссоединение, — холодно говорит Эндрю. — С одного замка в другой. Натаниэль вновь наполовину смеется. — Это черта Американцев или это просто твой характер? — Что это может быть за черта? — спрашивает Эндрю, хотя догадывается об ответе. — Отсутствие манер. Грубость. Неуважение. Эндрю достает наполовину выкуренную сигарету из-за уха. — Думаю, это просто я. Натаниэль выглядит слабо обиженным, но он, вероятно, слишком оцепенел от шока, чтобы осознать это. Скорее всего, никто ниже него никогда не разговаривал с ним подобным образом. — Я не буду винить тебя. Полагаю, именно так выглядит моя жизнь для вас. — Что ты говоришь? — яростно говорит Эндрю. — Это твоя жизнь, разве нет? — Нет, — отвечает Натаниэль. — Я говорю… Я не знаю тебя, ты не знаешь меня. Нет смысла заставлять тебя понять. Эндрю не отвечает. Он смотрит на Натаниэля, на синяки под его глазами и усталые плечи. Натаниэль смотрит на него в ответ, наблюдая, как Эндрю зажигает сигарету и бросает спичку за борт. Натаниэль не курит такие сигареты: дешевые, со свернутым табаком без фильтра. У первого класса есть хорошие сигареты, которые они курят после еды, или дорогие сигары, которые они курят, запивая столь же дорогим бренди. — Пожалуйста, не пойми меня неправильно, — через секунду говорит Натаниэль. — Я не пытаюсь быть грубым. Я просто… — Мне не нравится это слово. Натаниэль моргает. — Какое слово? «Просто»? — Нет. «Пожалуйста», — едко повторяет Эндрю. — Не говори его. — Что не так с «Пожалуйста»? Это просто.. — Ты прав, Натаниэль. Это просто слово. Натаниэль встречается с ним взглядом и выдыхает. Он выглядит избитым, словно полностью сдался. — Думаю, ты правильно рассуждаешь. — Я заключу с тобой сделку, — говорит Эндрю, выдыхая дым в лицо Натаниэля. — Ты не говоришь это слово, а я не буду больше так тебя называть. Натаниэль упрямо говорит: — Что ж, как еще ты можешь меня называть? — отворачиваясь от дыма. — Это твое решение. Как ты хочешь, чтоб я тебя называл? Натаниэль секунду кусает губы, решая. Он смотрит на Эндрю, словно его пытаются обмануть, почти опасаясь, что тот назовет его имя. Но, видимо, ему очень не нравится его имя, потому что он вздыхает и складывает руки. — Нил, — в итоге говорит он. Эндрю несколько раз кивает. Это простое имя, очень далекое от «Натаниэля». Наверное, поэтому он и выбрал его. — Какая-то конкретная причина? Натаниэль - теперь Нил - некомфортно хмыкает. — Моя мама иногда так называла меня. Он не говорит ничего больше. А Эндрю больше и не спрашивает. На этом их разговор, кажется, можно считать законченным. Когда Эндрю поворачивается и уходит, Нил окликает его. — Не забудь про ужин завтра вечером. — Как я могу забыть, — отвечает Эндрю. — Это яркое событие в моей третьеклассной жизни. Либо он сходит с ума, либо он замечает как губы Нила складываются в маленькую улыбку. Она так же быстро пропадает, но все же остается - почти невыносимый подвиг, если учесть, что Нил постоянно выглядит несчастным. Улыбка выглядит на нем не так уж и плохо. Эндрю подавляет трепет удовлетворения, которое он получает от этого.***
Он всегда любил искусство. У Нила в комнате на стенах весит бесчисленное количество работ, над которыми Лола насмехалась и говорила: «Только не эти пальчиковые рисунки, Натаниэль», как будто они были чем-то, созданным ребенком. Но он не может не испытывать к ним восхищения. Пальчиковые рисунки или нет, они говорят с его обеспокоенной душой, вихри и бури цвета на холсте. Работы Эндрю - не картины, но через линии, нарисованные углем, он передал то же самое чувство, к которому тянется Нил. Когда Нил нашел Эндрю на палубе, с углем в руках и глазами, устремленными на горизонт, он не мог не спросить: — Могу я посмотреть? Нил не знал, что ожидать, но точно не это. — Эндрю, это… восхитительно, — говорит Нил, переворачивая страницу на портрет улыбающегося мужчины с кудрявыми волосами. Нил проводит пальцами по темным штрихам и контурам. Внимание к мелочам невероятно. — В Париже так о них не думали. — Париж, — почти с тоской говорит Нил. — Что ж, ты безусловно неплохо обходишься для бедного… Он быстро прерывается, уловив свою ошибку. — Для человека с ограниченным ресурсом, — поправляет он. — Нет. Все в порядке. Ты можешь говорить «бедный человек», — Эндрю смотрит на небо и позволяет себе искупаться в солнечных лучах. Он не кажется оскорбленным. Если и есть что-то, то он выглядит слегка забавным. — Я не обижусь. Нил слегка смеется. — Это не… Я не это имел ввиду. Он вновь переворачивает страницу, но поражается, когда видит набросок голого мужчины. Он захлопывает блокнот с кожаном переплете и чувствует, как кончики его ушей горят. Эндрю с интересом смотрит на него. — Что? — Там был довольно откровенный рисунок. — Я бы не сказал «откровенный», — говорит Эндрю, совершенно не беспокоясь, хотя Нил чувствует дискомфорт, ползущий по коже. — Что? Никогда раньше не видел голых мужчин. — Э, не… не в таком смысле. Эндрю стряхивает пепел с сигареты. — Мое приглашение на сегодняшний ужин отменено? — Нет. Конечно нет. Извини… я просто… был потрясен. Теперь Эндрю смотрит на него. Правильно. До этого Нил никогда не был достаточно близко, чтобы определить цвет его глаз, но они лесные и пронзительные. — Я понял. У тебя есть жена. Голые иностранные мужчины тебя не интересуют. — Она не моя жена, — автоматически отрицает Нил. Мысль о голых иностранных мужчинах не успевает дойти до его сознания. — Тогда кто она? — спрашивает Эндрю. В его голосе нет ни капли любопытства, но его глаза говорят за себя. Они смотрят между Нилом и все еще закрытым блокнотом, словно он ищет ответ. — Невеста. Эндрю недолго молчит. Он делает несколько затяжек, прежде чем спрашивает: — Ты любишь ее? Нил хмурит брови. Его мгновенный ответ - «нет», но это не тот ответ, который люди хотят услышать. Но ответ «да» - ложь, которую он не может озвучить, особенно Эндрю, человеку, которому он доверил имя «Нил» — Не думаю, что ты можешь спрашивать у меня это. — Так ты любишь? — Честно говоря, это не твое дело. — Это не ответ, Нил. Может быть, дело в том, как Эндрю произносит имя Нила — естественно, как будто у него в жизни никогда не было другого имени. Нил до сих пор колеблется. Произнося это, он чувствует себя предателем. Но услышав это, он испытывает восторг. Как будто он возвращает себе часть себя, к которой Стюарт и его отец не могут притронуться. В конце концов он говорит «Нет». Прежде чем Эндрю успевает что-либо сказать, он поспешно добавляет: — Но проблема не в ней. Не конкретно. Мне… мне никогда не нравились женщины. Эндрю вздыхает. — Ты действительно сбиваешь с толку. Ты ненавидишь быть богатым; ненавидишь, когда женщины стоят в очереди, чтобы быть с тобой; ты ненавидишь свое знаменитое имя - я уверен, что большинство мужчин готовы убить, чтобы иметь то же, что и ты. Нил кивает. — Да. — Так кто тебе нравится? — взгляд Эндрю опускается на блокнот, который Нил до сих пор держит. — Может мужчины значат для тебя больше, чем ты готов принять? — Нет, — Нил хмурится. — Они мне тоже не нравятся. Ни мужчины, ни женщины. Это странно, понимаешь? — несмотря на все инстинкты, Нил продолжает. — Когда другие мужчины говорят о своих женах или любовницах, это просто озадачивает меня. Я не понимаю, как кто-то может смотреть на женщину и думать… об этом. — Тоже самое со мной. — Но ты… играешь за другую команду. Эндрю смеется. — Это один из способов выразить это. В то время как ты не интересуешься вообще. — Полагаю. — Почему? Нил думает о своей матери, которая шипит ему в ухо о том, чтоб он оставался в безопасности, оставался неизвестным. Он помнит, как она дергала его крашеные волосы, словно хотела вырвать их с его головы. — Я не уверен, — врет он. Правда о его семье вне дозволенного. Рискованно говорить Эндрю маленькую правду, как сейчас. Эти маленькие истинны могут стать уколами, маленькими дырочками, которые в последствии могут быть вскрыты, пока в защите Нила не появится зияющая дыра, и его секрет не станет известен всему миру. Единственные, кто в курсе его родственных связей с Натаном Веснински - Лола и Стюарт. Он намерен оставить все как есть. — Хорошо, — говорит Эндрю. Он делает еще одну затяжку и говорит: — Спроси меня о чем-нибудь. Нил моргает. — Что? — Ты только что рассказал мне все это, не прося ничего взамен. Я не буду у тебя в долгу. Спроси что-нибудь. Нил думает. Вопросы проносятся в его мозгу, бессмысленные вопросы, пока он не останавливается на одном, в котором есть хоть немного смысла. — Что это за штуки у тебя на руках. — Нарукавники. — Для чего? Эндрю сует одну руку внутрь, а когда достает, то держит что-то серебренное и острое. Нож. Нил моргает и нож пропадает, но этого взгляда достаточно, чтобы прояснить одну вещь. Нарукавники Эндрю - ножны для ножей. — Ох, — единственное, что говорит Нил. Тишина длится еще несколько минут. Нил вновь открывает блокнот, в этот раз ожидая увидеть картину, поэтому он не настолько шокирован. Вместо этого он любуется уверенными черными штрихами на бумаге, линиями, которые запечатлели тяжелые глаза полностью обнаженного мужчины, прислонившегося к стене. На следующей странице тот же мужчина, только теперь в одежде. Он улыбается, потягивая напиток, его длинные волосы убраны в причёску, которая кажется феминной. Нил почти слышит, как Стюарт хмурится и говорит: «Солидные мужчины стригут волосы» — Кажется, тебе нравится этот мужчина. Ты его не единожды рисовал, — рассеяно комментирует Нил, однако понимает, что внимание Эндрю больше не обращено на небо. Оно на нем, на его реакции. — У вас были отношения? Эндрю недолго молчит, прежде чем ответить. Его слова тщательно подобраны. — В какой-то степени. Но мне пришлось уйти. — Ты бы остался с ним, если бы мог? Еще одна пауза. Эндрю с опаской кивает. — Скорее всего. — У него есть имя? — Роланд. Нил переворачивает страницу. Это рисунок рук. Одна из них покоится на колене, а другая держит сигарету, прямо как Эндрю сейчас. — Эти руки принадлежат Роланду? — Да, — Эндрю немного морщится, словно ему тяжело вспоминать Роланда. Вероятнее всего. Оставлять кого-то, кого ты любишь не может быть чрезмерно приятным. Там изображено еще немного Парижа, а потом вновь мужчина с начала. У него более темная кожа, чем у парня рядом с ним, которым является Эндрю, только он не может нарисовать себя с таким совершенством. — Это Ники. И Аарон, — Эндрю указывает на свою копию и говорит: — Брат близнец. — У тебя есть брат? — И кузен. — И они с тобой на корабле? — К сожалению, да, — произносит Эндрю. — Ники хочет встретиться с тобой. Нил моргает и смотрит на улыбающегося парня с темной кожей, которого нарисовал Эндрю. — Почему? — Его кузена позвали на ужин с первым классом - это самое интересное, что происходило с ним. Нил чувствует укол жалости к кузену Эндрю. Это не похоже на слишком захватывающий образ жизни. — Кстати говоря об ужине, — говорит Нил. — Что ты наденешь? Эндрю осматривает свою одежду. Она не грязная, как у многих пассажиров третьего класса, но она не подойдет для ужина. Не со Стюартом. — Почему бы не похвастаться своими «ограниченными ресурсами», — саркастично говорит Эндрю. — Я гражданин третьего сорта, Нил. У меня больше ничего нет. Нил вспоминает ликующее заявление Лолы о том, что наверняка он никогда в жизни не был на званом ужине, и его пронзает дротик защиты. Эндрю может быть третьего класса, но он не позволит Стюарту, Лоле и другим богатым мужикам выставлять его дураком. Эндрю не дурак. У него острый язык, талант, который был бы замечен, если бы не его происхождение. — Все хорошо. Я разберусь с этим. У нас примерно одинаковый размер, — говорит Нил, но его глаза улавливают бицепсы Эндрю, и он с сомнением смотрит на свои худые руки. — Или - может быть, я смогу найти кого-нибудь… — Не беспокойся. — Нет. Стюарт не… добрый. Он смотрит на низшие классы будто они паразиты. Это будет ужасно. Он будет ужасен. — С каких пор ты беспокоишься о чужом мнении? С таких, когда ты достал меня с края, — думает Нил. Он молчит, но чувствует, как независимо от этого Эндрю слышит его. *** Эндрю не знает, кто такая миссис Рейнольдс, но она ему не нравится. Она превращает Нила в прямолинейного незнакомца, который слишком часто говорит «да» и «спасибо». Но Эндрю замечает, как он старается избежать «пожалуйста», и с трудом сдерживает спираль тепла в своей груди. Эндрю задается вопросом, не настолько ли он отчаянно пытается избежать «Натаниэль», что набросится на любого грубого незнакомца, который предложит назвать его по-другому. — Костюм? — спрашивает миссис Рейнольдс. Эндрю не уверен, она специально нарисовала свои брови вызывающе или нет. Женщины первого класса безусловно непостижимые создания. — Ну, у Вас их много, конечно. — Да, миссис Рейнольдс, конечно. На самом деле, это для моего друга, — Нил показывает на Эндрю, который до сих пор уютно себя чувствовал в тени. Женщина несколько мгновении безучастно смотрит на него, пока Нил не спрашивает: — Вы помните человека, который спас меня от падения. Это подействовало как щелчок. Ее улыбка закручивается еще больше, сверкая зубами из-за красных губ. — О! Конечно. Мужчина, который присоединится к вам сегодня на ужин. Как я могла забыть? — Присоединитесь к нам, миссис Рейнольдс. — Пожалуйста, — говорит она, и Нил, кажется, вздрагивает, смотря на Эндрю. — Зовите меня Эллисон. И я верю, что так и будет. Вы два джентельмена, можете провести меня. — Звучит восхитительно, Эллисон, — говорит Нил, голос светлый и фальшивый. Эндрю это не нравится. Он предпочитает неловкого, нескладного человека, который говорит, не подумав, а потом паникует по этому поводу. Ему нравится мужчина, который не прячется за первоклассной маской. Ему нравятся необработанные эмоции в глазах Нила, а не туманный, пустой взгляд, который возникает у него, когда он находится рядом с себе подобными. Эллисон Рейнольдс проводит их через главную комнату, которая больше, чем любая комната, в которой когда-либо бывал Эндрю, и они доходят до шкафа, который выглядит так, будто сам может вместить корабль. Нил не выглядит обеспокоенным, но Эндрю не понимает, как кому-то может понадобиться столько места. Возвращаясь на территорию третьего класса, он делит комнату с Ники, Аароном и еще тремя иностранцами. Там стоят двухъярусные кровати, поставленные друг на друга, как клетки для животных. А здесь… одежда Эллисон занимает больше места, чем они сами. — Думаю, вам повезло, мальчики, — говорит она. Она с чем-то возится, а потом протягивает длинную сумку в форме костюма. Эндрю не может представить, что ему понадобится складывать свою одежду в отдельные сумки, сколько бы денег у него не было. — Мой сводный брат такого же телосложения, как и твой друг. Хотя, возможно, нам придется подшить низ брюк. Он был немного выше. Эндрю игнорирует этот комментарий и смотрит, как Нил бережно забирает костюм, будто берет что-то ценное. Ну так и есть, но если он уронит костюм, что случится, кроме как небольшой складки. Но у Эндрю складывается ощущение, что помятые костюмы - большая проблема для этих людей. — Ты сможешь переодеться здесь? — спрашивает Нил. Кажется, он находит ответ в напряжении в его плечах. Это странно, учитывая, что кузен и брат Эндрю находят его обескураживающим, и все же этот человек, которого он знает менее двух дней, может так читать его. Это должно нервировать его. Это должно ощущаться неправильно. Он так долго подавлял свои эмоции, что они стали слабым раздражителем, а иногда и неудобством. Но вот Нил Хэтфорд, нагромождение проблем, лжи и правды, заставляет его это чувствовать. Эндрю ненавидит это. Когда его привели в другую маленькую комнату (сколько комнат нужно человеку, чтобы прожить жизнь?), Эндрю натягивает костюм, пока Нил ждет его снаружи. Как только он оделся, он почувствовал себя безопаснее, щекотание воздуха на его открытой коже заставляет грудь сжиматься, а его разум повторяет «небезопасно, небезопасно, небезопасно» Эллисон была права - низ брюк был длинный. Пиджак сел чуть лучше, хоть и не идеально. Когда Эллисон и Нил замечают его, они испытывают шок. — Оно подходит? — спрашивает Нил. Его глаза бегают, словно он не знает куда смотреть. — Мы подрежем низ, — говорит Эллисон. — И сделаем что-нибудь с… — она показывает на его волосы и лицо. — Но ты справишься. Возможно, ты даже выйдешь живым из змеиной ямы. Это шутка, над которой она и Нил смеются, хоть смех Нила любезный и обманчивый. В его глазах темное понимание, которое появилось после жизни в змеиной яме. В порыве мыслей Эндрю представляет, что берет Нила с собой. Как только Аарон и Ники в безопасности вернутся в Нью-Йорк, у них будет целый мир для совместного путешествия. Может, Нил сможет увидеть Париж. Эндрю сможет нарисовать его вместо случайных иностранных мужчин, охотно снимающих с себя одежду. Это может быть далеко от его обычной роскоши, но, по крайней мере, он будет улыбаться. По крайней мере, он будет счастлив. Эндрю лишь мельком видел улыбку на лице Нила, когда предложил ему сделку, и он думает, что искреннее счастье будет ему к лицу. Он отгоняет эту мысль. Нил не захочет пойти с ним. Нил может и несчастлив в первом классе, но, в конце концов, ему не придётся бороться за деньги, работая до синяков. С Эндрю он будет просто несчастлив. В какой-то момент Эллисон исчезает, чтоб найти что-то еще, и Нил говорит: — Прости, что заставил Стюарта позвать тебя на ужин. Тебя, наверное, устроила бы и двадцатка. Да, Эндрю бы устроила двадцатка, теперь когда он думает об этом. Но тогда он никогда больше не увидел бы Нила - он так бы и остался Натаниэлем Хэтфордом, первоклассным мужчиной, которого Эндрю мог бы увидеть только во сне. Теперь он Нил. Теперь Эндрю близко к сердцу хранит несколько тяжелых секретов, принадлежащих Нилу. Теперь между ними правда что-то есть, что-то, что кажется незнакомым. Что-то сырое и волнующее. Что-то похожее на доверие. — Да, Нил, — Эндрю врет. — Меня бы устроила двадцатка.