[1]
Молчание. Наконец-то чёртова тишина. Буквально каждую секунду своей жизни Фрэнк пребывал в шуме и даже не осознавал этого. Однако теперь он понял разницу, стоило лишь позволить поезду убаюкать его покачиванием и проносящимися за окном ночными пейзажами. Дело в том, что обычно он питал особенную ненависть к молчанию. Фрэнк всегда был громким парнем: вечно млел в желании навести шум, ведь нуждался в нём, как в воздухе. Но не сейчас. Сейчас тишина приобрела чёртову ценность. В основном так сложилось из-за того, что Фрэнк ненавидит то, что приходится слышать до молчания, и то, что придётся услышать после него. Как только поезд остановится, он вернётся домой спустя целый год отсутствия — и придётся вновь впитывать слова, кои нутро наотрез отказывается внимать. Это не первый раз, когда Фрэнк возвращается в Бельвилл с виновато опущенной головой и с клятвами, посвящёнными маме — это всё было в последний раз. Он поступил так, когда вернулся домой в середине первого тура, потому что все из группы являлись ещё детьми — никто ничего не продумал, ребята разорились уже на полпути, а их фургон воспылал алым пламенем. Он сделал так, когда оставил колледж позади — это до сих пор больная тема — и нуждался в наличных, потому что в этот раз всё точно должно было получиться, но не получилось. И теперь ему придётся совершить это вновь — уже завтра утром. Опять, чёрт возьми. Только это правда последний раз. Фрэнк принял как факт то, что так и останется талантливым неудачником на целую вечность, и ему придётся найти дерьмовую работу «с девяти до пяти», как и любому другому мудаку из его Богом покинутого пригорода. Его мечта была настолько большой, что оказалась неосуществимой. Не сработало. Всё. Конец шоу. Поезд остановился на первой станции. Фрэнк наслаждался одиночеством, развалившись на диванчике, в течение первых десяти минут, пока компания из подростков-ублюдков не села в нескольких шагах от него, разрушая хрупкий покой в пух и прах. Чёрт, Фрэнк ненавидит ночные поезда всем своим нутром. Он ненавидит их при любых обстоятельствах, но особенно не переносит, когда вещи — честно говоря, просто пара баксов и гитара — приходится тащить с собой. Он бы подождал, чтобы уехать утром, но от идеи остаться в Нью-Йорке хотя бы на дополнительную секунду Фрэнка тошнило ещё больше. Да, можно лгать себе, сколько угодно, но даже если бы группа не распалась, она всё равно осталась бы в своём первозданном виде: все участники под кайфом притворяются репетирующими, делают вид, что не ненавидят друг друга. Если бы Шон не кричал Фрэнку в лицо, что ему нужно ехать домой, потому что он превращается в конченого наркомана, Фрэнк бы и с места не сдвинулся. Теперь он будет сидеть на диване с незнакомцами или на пассажирском сиденье, или чёрт знает каким ещё неудобным дерьмом должна оказаться его кровать на ночь. На самом деле, Фрэнк не помнит, какой выдумал план. Он всё время был под кайфом. Что он помнил, так это то, как облажался. Фрэнк сказал то, чего не хотел говорить, и перегнул палку — возможно, даже слишком сильно. Он хотел задушиться собственными руками, чтобы не дать этим идиотским словам выбраться из горла, но на самом деле даже не контролировал себя. У всего есть последствия — в итоге Фрэнк остался с чёртовыми синяками и без группы. Так что, да. Ночной поезд. Самое подходящее путешествие для такого грёбаного неудачника, как он. За то, насколько грустной и жалкой является эта поездка домой, Фрэнк может заслужить только одно вознаграждение: лицо Майки будет первым, что он увидит, как только приедет обратно в Нью-Джерси. Они всегда шутили об этом — о пригороде, который не позволит кому-то уехать навсегда. Они оба находили эту мысль забавной и обсуждали одноклассников со старшей школы, которые в конечном итоге женились, будучи очень молодыми, и работали на дерьмовой работе, прожигая всю свою жизнь в Бельвилле. Какая ироничная картинка, да? Его напарник в искусстве надеяться-на-лучшее-и-мечтать-о-большем, тот, кто ни разу даже не покидал Бельвилл, теперь подбирает Фрэнка. Фрэнк позвонил ему посреди ночи, как только поездка подходила к концу, и парень моментально поднял трубку — как всегда. Фрэнк почувствовал себя обузой, а осознание того, что он появился не вовремя, тяжело свалилось на голову, когда на заднем плане послышался шум — громкие звуки вечеринки. Фрэнк тут же попытался разыграть какую-то нелепую сцену про «ошибся номером», но Майки уже удалось понять всю серьёзность ситуации. Он сделал это за две секунды: вот на дисплее высвечивается Фрнки, а вот Майки взволнованно отвечает: — Что случилось, рок-звезда? Майки принял решение забрать Фрэнка с вокзала и предложил переночевать сегодня у него — до утра оставалась всего пара часов. Фрэнк понятия не имел, что значит «у меня» для Майки. Каждый раз, когда Фрэнк звонил ему, Майки жил в разных местах. Подростки в поезде начали громко смеяться над чем-то, и мозг Фрэнка автоматически сгенерировал мысль: они смеются над ним. Спустя несколько минут размышлений до Фрэнка дошло, что никто из компании даже не заметил его присутствия. Как бы там ни было, сам Фрэнк лопнул бы от смеха, оказавшись на месте этих подростков. Грустный маленький ублюдок с синяками на лице и двумя несчастными сумками — рюкзаком и гитарой в чехле. Смахивает на начало какого-то дешёвого фильма о человеке, который в конце станет кем-то Великим. Но такая история точно не про Фрэнка. Айеро почувствовал желание принять таблетку, чтобы заглушить мысли о самом себе и о том, насколько жалкой была его жизнь, чтобы остановить боль, которая пульсирует в левой щеке, но у него ничего не осталось. Слава Богу. Выжрать всё перед отъездом было единственным хорошим решением, которое Фрэнк принял в тот день. Таблетки в Джерси запрещены. Новая жизнь, новый Фрэнк. Рок-звёзды кайфуют и трахаются весь день. Работяги этого не делают. Они должны быть серьёзными. Они должны быть чистыми. Только вот… кое-что у Фрэнка всё-таки осталось. Он вдруг вспомнил, что спрятал несколько таблеток в кармане своей куртки — хотел скрыть их от парней, которые в последнее время стали очень любопытными. Фрэнк усмехнулся над тем, как быстро потянулся к таблеткам, прежде чем принять одну.[2]
Люди, пережившие особенно утомительные будни, должны получать вознаграждение в виде особенно утомительных вечеринок в выходные дни. Это неписаное правило в Бельвилле для заебавшихся — тех, кто подрабатывает на каких-то халтурках для подростков в возрасте двадцати лет. Майки — один из них. Голову парня ни разу даже не посещала мысль о поступлении в колледж, чего не скажешь про его старшего брата. Младший Уэй считает себя слишком тупым для таких вещей. Он думал покинуть город, чтобы гнить на дерьмовой работе, но зачем беспокоиться об этом, если единственное, что изменится — это место? Майки подрабатывает стабильно и безопасно на одной и той же халтуре с семнадцати лет — казалось, он устроился туда в прошлом году, но на самом деле прошло целых, чёрт возьми, шесть лет. Майки заслужил хорошие выходные, хоть и расставлять книги по полочкам — это не самое тяжёлое дело. Неделя всё равно выдалась утомительной. Пытаясь проскользнуть между телами в переполненной незнакомцами и громкими звуками гостиной, Майки тонул в собственных мыслях: почему неделя оказалась такой дерьмовой. Конечно, причина не в работе. Майки никогда не чувствовал себя плохо на своём месте, у него даже не было настоящих преимуществ или хотя бы обязанностей — просто низкооплачиваемый секретарь. Причиной стал его брат. Его чёртов сумасшедшей брат, который вернулся домой после долгих лет жизни в другом месте и не был прежним. Майки чуть ли не всю жизнь ждал дня, когда Джерард поселится где-то окончательно, найдёт своё место. И Майки стало стыдно за своё наивное ожидание, как только брат позвонил ему с новостями о том, что возвращается в Бельвилл навсегда. Майки знает: если кто-то возвращается назад почти в тридцать лет — это точно не хорошие новости. Но остальные так не считали! Мама, дяди и тёти, вся их огромная семья раздули праздник. Они даже организовали вечеринку — вот, насколько хорошими оказались новости. Кажется, никто, кроме Майки, не остановился ни на минуту, чтобы поразмышлять о том, что за чертовщина происходит. Нет. Все были слишком заняты своими католическими фантазиями о том, что даже такие грешники могут отыскать Бога. Плевать. Наконец, Майки удалось почти удачно вписаться в дверной проём кухни и налить себе водки в пластиковый стаканчик. Во-первых — никакого пива, только чистый спирт. Во-вторых — на самом деле стаканчик оказался бесполезным. Майки поплёлся на крыльцо, обнимая бутылку. Он заметил своего бывшего парня, как только пришёл сюда, и надеялся, что он до сих пор не ушёл с вечеринки — возможно, они смогут переспать. Майки знает, что до сих пор нравится ему. Но на улице не было ни одного знакомого лица. Майки почти заскулил от бессилия, потому что идея трахнуть кого-то нового сегодня вечером не особо воодушевляет. Он присел на деревянные ступеньки, задумчиво потягивая бутылку водки. С губ сорвался шаткий вздох, когда алкоголь обжёг горло, разливаясь теплом в груди, а затем — в желудке. — Чувак, — послышалось слева от Майки. — Выглядишь грустно-прегрустно. — Заткнись, свинья, — выплюнул он, в голосе отчётливо звучали холодные нотки, но губ коснулась тень слабой улыбки. Майки поднял взгляд и обнаружил, что Рэй стоит в состоянии руки-раскинуты-для-объятий-сияющая-улыбка-готова. Майки встал и обнял его. Лучшее чувство из всех, что он испытывал за всю эту неделю. — Где ты прятался весь месяц, Торо? — спросил Майки, как только отстранился. — Ну, понимаешь, был на стажировке и всё такое. Я бы предпочёл не говорить об этом, если ты не возражаешь, — Рэй выглядит действительно измотанным, поэтому Майки отступил несмотря на то, что умирал от любопытства. — Знаешь, Джи тоже вернулся, — объявил Майки, тем самым срывая крышку с единственной большой коробки самых безумных новостей, о которых точно стоит поговорить. Какое странное совпадение. Либо не происходит совсем ничего, либо всё сразу. — Что? — засиял Рэй, широкая улыбка вновь расцвела на его лице. — Чувак, это же потрясающе. Надолго он вернулся? — Полагаю, навсегда, — пробормотал Майки так, словно никогда в жизни не хотел произносить эти слова. Рэй заметил и немного нахмурился. — Всё в порядке? — поинтересовался он. — У него был один из его… — Рэй замолк на средине фразы. Бог знает, сколько раз им приходилось говорить о Джерарде до этого. — Хуже, — сказал Майки серьёзным, тяжёлым тоном. Потом он почувствовал себя дерьмово из-за этого и сразу же фыркнул, залившись в смехе. — Давай же, чувак, — Рэй поднял руки в знак протеста, — ты не можешь так меня напугать. — Нет, я имею в виду, для меня это хуже. Он священник. Рэй не вымолвил ни слова. Майки ожидал какой-то бурной реакции — такой же, как и у остальных, но Рэй просто сидел, хмурясь и явно переваривая услышанное. — С таким раскладом хуже, чем раньше, уже не может быть, — дипломатически заключил Рэй. — Чувак, — огрызнулся Майки, — священник. Джерард. Это может значить только то, что на этот раз он действительно сошёл с ума. — Ох, не знаю, — Рэй склонил голову в бок и прищурился, продолжая размышлять об этом. — Он счастлив и здоров сейчас? — Школа полиции уже превратила тебя в республиканца? — Майки рассмеялся над ним. — Заткнись, — хихикнул Рэй. Его щёки приобрели едва заметный розовый оттенок. Майки сжалился и протянул Рэю бутылку — тот сделал большой глоток, а затем они оба зашли в дом. Рэй и Майки болтали со старыми друзьями про всякие обычные вещи — про отстойную работу, кто кого трахнул на прошлой неделе, как Доджерс полностью облажался накануне вечером — и Рэй заметил, как Майки открыто флиртовал с незнакомым парнем, проявляя нездоровый интерес к фотографиям его маленького двоюродного брата в каком-то якобы потрясающем костюме на Хэллоуин, которые тот показывал на своём телефоне. Так продолжалось, пока Майки не сообщил, что ему нужно ответить на звонок, и не извинился, выходя на улицу. Рэй не обратил на это внимания; нередко Майки уходил посреди разговора с кем-то одним, чтобы ответить кому-то другому. Майки вернулся в комнату почти вприпрыжку, на его лице красовалась недоверчивая, но такая искренняя улыбка. Это редкость. — Чувак, — начал он так взволнованно, что Рэй не смог не захихикать. — Не поверишь, кто едет в поезде, чтобы добраться сюда. Прямо сейчас. — О, нет, — вздохнул Рэй. — Что он натворил на этот раз? — Да кого это волнует, — выпалил Майки, печатая что-то в телефоне. — Мы все в Джерси. Это как попасть в восьмой класс — снова и снова, — на мгновение Майки поднял голову вверх, поправив очки. — Я поеду за ним, он останется у меня сегодня. Хочешь составить компанию? — Ты знаешь, что я должен арестовать тебя за вождение в нетрезвом виде? — натянуто улыбнулся Рэй. — В любом случае, я уже должен уходить. Передавай привет, — попросил Рэй. Майки очень хорошо знал эту наигранную улыбку и намеренно решил проигнорировать её, потому что также он знал, какие глупости происходит в его голове — и это не могло не злить. — Передам, — сказал Майки, вновь сосредоточенно печатая сообщение. Его брови напряжённо сведены к переносице, а выражение лица отчётливо транслирует осуждение — так, чтобы Рэй точно заметил. — Чье место — твоё место? — спросил Рэй. — Позже разберусь.[3]
— Ещё ниже, чем раньше! — закричал Майки, пока Фрэнк жонглировал рюкзаком и чехлом с гитарой внутри, пытаясь одновременно показать средние пальцы на обеих руках. Улыбка на его лице становилась всё шире и шире, пока взгляд держался на лучшем друге. Майки подбежал к платформе, чтобы помочь. Как только тяжёлый чёрный чехол из жёсткой ткани оказался на земле, Фрэнк почти запрыгнул на Уэя всем телом, заключая его в объятия. И это так чертовски мило, утешительно и тепло для них обоих. — Мы, вероятно, не должны делать так здесь, — сказал Фрэнк после лёгкого пинка со стороны друга. — Кто-то наверняка прирежет твою гейскую задницу. Оба парня рассмеялись и вновь обнялись. — Чувак, — выдохнул Майки, всё ещё улыбаясь. — Ну и ночка, — затем он прищурился, вглядываясь в лицо Фрэнка, и поправил очки с намерением получше рассмотреть его. — Ты в порядке? — спросил он. — Выглядишь измотанным. — Лучше не бывает, — сказал Фрэнк, тем самым вызвав саркастичный смех, когда они уже шли к машине. — Кто тебя так? — поинтересовался Майки. В его голосе звучало больше любопытства, чем обеспокоенности. — Метафорически… все они. — Блять, — вздохнул Майки. — Всё плохо? — Я ушёл навсегда. Ребята говорят, что распустили группу, но я думаю, они прикидываются, потому что не хотят, чтобы я вернулся, — Фрэнк нахмурился, заметив, что Майки не заводит двигатель. — Оу, — выдохнул Майки. — Нужно сделать несколько звонков. Фрэнк хихикнул. Когда убогая сцена, где Уэй просит своего бывшего парня позволить им переночевать у него дома, закончилась — это не заняло много времени, этот жалкий придурок всё ещё по уши влюблён в Майки, — Фрэнк спросил о Рэе. — О, — начал Майки, — он передавал привет, но ему пришлось свалить пораньше. Мы можем встретиться с ним завтра, — затем он, кажется, что-то вспомнил и закатил глаза так глубоко, что Фрэнк подумал о том, как они застрянут в орбитах. — После мессы, я полагаю, — он вздохнул. Фрэнк чуть не подпрыгнул. — Умоляю, не говори мне, что ты теперь верующий, — взмолился Айеро. — Не я, — принялся объяснять Майки. — Джерард. Завтра его первое служение или типа того, так что мне нужно пойти. Мама даже устраивает идиотский обед, так что, по видимому, это важно, — через секунду его глаза загорелись, а брови изогнулись. Майки повернулся к Фрэнку с лицом, полным мольбы и надежды. — Пожалуйста, пойди со мной. Пожалуйста. — Какого чёрта? — Фрэнк нахмурился, явно находясь в замешательстве. — Твой брат тоже вернулся в город? А он… ты сказал: служение? Он священник? Майки кивнул. — Оу, чувак, — взвыл Фрэнк. — Мне казалось, что это я привёз с собой тысячу безумных историй, которые должен тебе рассказать.***
Рэй едет домой. Он хотел хотя бы сегодня вечером чувствовать себя нормально, но нет. С вечеринкой всё нормально, с Майки всё нормально… Он вёл себя нормально. Не пытался вести себя безумно вежливо, но и не выглядел, как все остальные, так как получил этот чёртов значок. А потом Айеро внезапно появился в Джерси — должно быть, это наступающая на пятки карма. Поскольку Фрэнк был последним человеком на земле, с кем Рэй хотел бы пересечься в ту ночь. Ему не было стыдно за свой выбор. Он следовал по стопам своих братьев, по стопам многих женщин и мужчин, которые поклялись защищать людей. Рэй поклялся защищать людей, он никогда не станет одним из мудаков. Торо уверен. Но он не уверен в том, что Айеро купится на такое дерьмо. Он знал, что прочтёт в глазах Фрэнка, и уже ненавидел каждую секунду. Может, Майки и разделял его мнение, но никогда бы не усложнил ситуацию, выражаясь вслух. В отличии от Фрэнка, конечно же. Айеро — бескомпромиссный парень. Он сделал огромную татуировку на шее, как только подумал, что может — он ведь музыкант. Бросил колледж, несмотря на то, что только у него из всей компании действительно были хорошие шансы отучиться, и последовал за своей мечтой. Между тем, всё, что потребовалось Рэю, чтобы полностью отказаться от своей мечты — это пара закрытых дверей. Оказывается, стать режиссёром, когда ты живёшь в отстойной дыре и не можешь позволить себе дорогое обучение или переехать в большой город, не так просто. Студенческий кредит не оплатится сам по себе, а зачисление оказалось дешёвым и простым способом решить проблему. Забавно, что «продать свою душу Дьяволу» — это тема короткометражного проекта Рэя.