Аберрантная amare

Фон Хельрунг встретил нас, по обыкновению, с неподдельной радостью. — Пеллинор, ich bin so froh dich zu sehen (я так рад вас видеть)! Проходите же скорее! Его лучистые глаза будто подсвечивались изнутри, а улыбка была шире, чем у Чеширского кота. — Дорогой мастер Генри! Он обнял меня. Нечего и скрывать, я был рад этой встрече не меньше его. Пока мы все обменивались любезностями, я краем глаза успел заметить знакомый мне силуэт. Облако белых кружев, зелёный бархат, чёрные локоны и пронзительно голубые глаза, столь роднившие ее с фон Хельрунгом, ее дядей. Она стояла на лестнице, не собираясь спускаться вниз, и поприветствовала нас оттуда. А мне казалось, что вся эта встреча несёт сугубо деловой характер. Зря надеялся. — Здравствуй, Уильям, — заговорила она со мной. Первое, что я подумал, это то, как она повзрослела, и, видимо, стала краситься. — Привет, — ответил я. Нашу недолгую паузу прервал фон Хельрунг, он мягко предложил Лили проводить меня к ней в комнату, а моему наставнику — пройти в кабинет для разговоров. Вообще-то, я не рассчитывал, что они без меня начнут обсуждать новости и рассматривать теории того дела, за коим мы сюда прибыли. Я с мольбой посмотрел на доктора, но он как будто лишь подтвердил слова своего учителя и направился за ним в кабинет. Мне ничего не оставалось, кроме как вздохнуть и последовать за Лили хотя бы из-за приличия. Я предполагал и надеялся, что вскоре понадоблюсь докторам там, внизу, а потому терпеть общество Лили придётся совсем недолго. Мы вошли в ее комнату, и она закрыла двери на задвижку. Зачем? Как будто это поможет меня удержать или здесь будет происходить что-то из ряда вон выходящее. Лили уселась на кровать, а я предпочёл пол. Она изучающе на меня посмотрела. — Уилл, ты так вырос, давно мы не виделись. А не виделись мы и вправду давно, и не сказать, чтобы я особенно скучал. — Да, ты тоже…похорошела. Она действительно стала выглядеть очень симпатично. — Это что, комплимент? — Я лишь констатировал факт. Я понимал: просто так она от меня не отстанет, — Твое служение доктору дало всходы. Я поинтересовался у неё, какие. — Это я и пытаюсь рассмотреть в тебе, Уилл. Мне показалось, что ее глаза излучали невидимый свет, проникающий в душу, но если бы он и светил, то я быстро уклонился от его лучей, предаваясь тьме. Я хмыкнул, повисла недолгая пауза. Но Лили в который раз начала первой и продолжила прерванную беседу: — Насколько я знаю, просто так в гости вы сюда не приезжаете, значит, дела обстоят серьёзнее некуда. Так ведь? Я промолчал, не хотел подтверждать ее слова, тем более, мы сами ещё толком не разобрались, с чем нам предстоит иметь дело. Но факт оставался фактом — это серьезное исследование. — Уилл, как бы ты не старался утаить это, я все равно узнаю правду. — И что? — я пытался изобразить безразличие, но эта девчонка уже стала действовать мне на нервы, вечно она сует свой нос в наши дела. Знала бы она, на чем основывается вся суть монстрологии, не задавала бы таких вопросов. — Ладно, Уилл, как у тебя дела? — Бывает по-разному, — ради вежливости я решил поинтересоваться, как дела у неё самой. — Спасибо, все прекрасно. Как поживает твой доктор? — Хм, да, мой доктор, и что с того? — я слишком часто отрицал то, что давно должен был принять. На вторую часть вопроса я так и не ответил. — Ничего, просто это заметно. Очень вовремя нашу беседу, если таковой ее можно было назвать, прервал доктор, он позвал меня вниз. Я извинился перед Лили и, оставляя ее одну, бросил взгляд сквозь просвет закрываемых дверей: выглядела она, мягко говоря, недовольной. Я вздохнул с мыслями «девчонки, кто их разберёт?» и направился вниз, к монстрологам. Я зашёл в кабинет, туман дыма от сигары обволакивал ученых, извиваясь при каждом моем шаге. — Mein lieber (мой дорогой) Уилл, — старший доктор немного помедлил, — не перестану повторять, какая это трагедия и потеря, ни с чем несравнимое горе для тебя и для его друга, твоего учителя. И это моё горе тоже, я разделяю его с вами. Наше общество потеряло столь смелого и преданного ученого! Я лишь кивнул в знак согласия: добавить мне было нечего. Моё горе — стало моей ношей. Доктор Уортроп жестом показал мне на кресло. Я сел, достал блокнот и весь обратился в слух (самое время внести туда все самое важное). — Meine Freunde (мои друзья), я обратился к самым надёжным источникам, своим верным коллегам, и, признаюсь, не ожидал услышать столько подробностей, и вот что я могу поведать вам с их слов… Я начал записи в блокноте с заголовка: «Биминиус Аравакус», и фон Хельрунг вдруг подался ко мне, сойдя почти на шепот: — Уилл, — я поднял на него взгляд, — твой наставник поделился со мной некоторыми подробностями касаемо твоего регулярного медосмотра…Mein lieber (мой дорогой), я понимаю, тема деликатная. Воспользовавшись паузой, я сказал ему, что всё в порядке, монстролог продолжил уже погромче: — Спасибо, мой мальчик, эта необходимость процедуры важна ради тебя самого, твой учитель переживает за тебя… — Фон Хельрунг, право, давайте оставим сентиментальности на потом. — Уортроп уже не терпел ожиданий предстоящего рассказа. И монстролог старший, затянув сигару, продолжил: — Итак. Эти вспышки заражения участились как раз после того случая с твои отцом и Пеллинором, в пандемию это не переросло, но некоторые случаи зафиксированы, и на их основе удалось кое-что выяснить. Как мы уже с вами знаем, Биминиус Аравакус выделяет некие ферменты, способные убить или же даровать носителю долгую жизнь. Я записал эти слова вкратце, добавив в скобках «или проклясть?» Да, несомненно, про это я знал уже давно, но для протокола нужна и важна была вся имеющаяся информация. — И в одном несчастном случае они прибегли к первому варианту исхода событий, — добавил доктор Уортроп. — К сожалению, это так, — мрачно подтвердил его слова фон Хельрунг, — тем не менее, для второго своего исхода событий они избрали Уилла Генри — кому даровали необыкновенно долгую жизнь, полную необычайных приключений. Не в этом ли очарование? — Скорее, важнейшая деталь, на которую необходимо обратить внимание, — прокомментировал мой наставник. А я скрипел карандашом у себя в блокноте, где буквы, соединяясь, превращались во что-то значащее. Доктор Уортроп, слушая, высказал свое мнение по поводу причины для заболевания, он сообщил, что ею может стать ослабленный организм, фон Хельрунг согласился, я записал. — Но, ссылаясь на мнение коллег из медицинского университета, спешу добавить, что одного ослабленного иммунитета может быть недостаточно для развития болезни, из этого следует, что… — …Что вполне логично предположить о существовании дополнительного фактора, влияющего на патогенез Б. Аравакуса, например, наличие внутри конкретного человека других, особых, микроорганизмов… — …Которые в симбиозе создают положительную динамику, — закончил мысль я. — Уилл Генри, да, об этом я и хотел сказать. Уортроп, казалось, удивился моему высказыванию. И это выглядело как признание, внутренне я ликовал. — Вот что значит ученик монстролога, — добавил фон Хельрунг, похлопав меня по руке. Далее старший монстролог подтвердил озвученную нами теорию о возможных путях заражения Б. Аравакусом, коими являлись: нахождение в постоянном контакте с заболевшим через возможные пути передачи инфекции (через слюну и, или через кровь) и при условии, что в организме есть некие микроорганизмы, в слиянии с которыми развивается положительная динамика, в результате чего человек обретает долголетие. Мой наставник озадачено вставил свою реплику: — Я столько времени пробыл около Джеймса во время его болезни и который год живу бок о бок с Уиллом Генри… Я невосприимчив. И это — ещё одна важная деталь. Но теперь меня терзал один логичный вопрос: — При каких тогда условиях человек заболевает смертельно? — А вот об этом мы сейчас и поговорим, Уилл, — ответил фон Хельрунг. Уортроп высказал предположение о том, что у инфицированных могла быть несовместимость с Б. Аравакусом ввиду другого, тяжелого заболевания. Хельрунг согласился: — Да. Может быть, у заболевшего раковые клетки — а они есть у подавляющего большинства людей — при контакте с Б. Аравакусом лишь ускорили процесс развития онкологии, которая могла бы и не развиться далее вовсе, человек при жизни и не предполагал, умрет он от рака или от несчастного случая. — Хм, похоже, Б. Аравакус тем самым мутирует, — сказал Уортроп. — При слиянии с клетками рака? — спросил я. — Да. Или же с иными вирусами иммунодефицита организма. Как один из множества вариантов. Мой наставник внимательно посмотрел на меня и с расстановкой сказал: — Я не знал наверняка, чем был болен твой отец. Мы регулярно проводили с ним медосмотры. Никогда я не замечал серьёзных признаков какой-либо болезни, кроме той, что забрала его. — Или потому, что он заразился не от человека, а прямиком из первичной среды обитания Б. Аравакуса. Об этом писали в научных трудах, — ответил я. Я не хотел верить в то, что мой отец был обречён ещё задолго до того проклятого путешествия. — Несправедливо поздно узнаём обо всём этом, — словно подытожил Хельрунг. Пока я с опущенной головой всматривался в блокнот и перечитывал записи, Уортроп проконсультировался у Хельрунга, возможно ли всё-таки создать сыворотку на основе Б. Аравакуса или эта затея носит провальный характер. — В теории — да, на практике, насколько мне известно, ещё никто этим не занимался, в ином случае мы могли бы обсудить сей труд на конгрессе.