A Farewell to Arms

Эйджи было больно и холодно. Он попытался открыть глаза, раздраженный красно-золотым сиянием солнечного света, которое тут же ослепило его. Он плотнее натянул толстовку на плечи и перевернулся, задаваясь вопросом, где его одеяло и почему его кровать такая жесткая и неудобная. Потом вспомнил — кофе, спор, пожарная лестница. Он закрыл глаза и молча извинился перед Ибэ и Максом за новые неприятности, которые почти наверняка причинил им. Для Эйджи это тоже был не пикник, но он не жалел об этом. Макс и Ибэ вряд ли были готовы к такой ночи, что была у него. Он часами бродил по знакомым районам, которые без Эша рядом почему-то стали ужасающими. Неясные очертания многоквартирных домов и пустырей, которые когда-то были вполне комфортными участками местности, теперь казались зловещими и опасными. Дважды он чуть не прервал сомнительные сделки в глубоких мрачных переулках, однажды споткнулся о бездомного в отчаянной попытке убежать. Он вспомнил охватившее его чувство ужаса, когда увидел фигуру на земле — показалось, что это мертвое тело, — и то, как страх только усилился, когда это тело подтянулось на колени, разрезая тишину чередой грязных ругательств. Тогда он пробежал два квартала вниз, пока его бок не загорелся от боли, а дыхание не стало казаться металлом, пронзающим его легкие. Затем, пока цеплялся за уличный фонарь в попытке отдышаться, он заметил пару женщин, наблюдающих за ним из тени порога ломбарда. Они что-то бормотали друг другу и непристойно хихикали. Эйджи решил побыстрее убраться оттуда, но одна схватила его, ее длинные оранжевые ногти ярко блестели на фоне его черной толстовки. «Куда ты идешь, милый?» — спросила она, слова были невнятными, а глаза налиты кровью и расфокусированны. Ее подруга вырисовывалась позади высокой андрогинной фигурой, и Эйджи запаниковал. Он оттолкнул ее — сильнее, чем хотел, и она с писком упала на своего спутника. Прежде чем кто-либо из них успел подняться на ноги, Эйджи кинулся за угол. Его незаживающая рана пульсировала, заставляя остановиться у темного заброшенного здания. Он прислушивался к звуку высоких каблуков в погоне, но не слышал ничего, кроме болезненного стука своего пульса в ушах. После этого стало легче. Он научился избегать людей. Эйджи обошел столько улиц Ист-Сайда, что сбился со счета. Вместо этого он задавался вопросом, был ли какой-нибудь из тех темных углов тем, где Эш получил ранение, представляя его в различных состояниях боли и агонии, пока слезы не потекли по лицу. Наконец-то он добрался до Центрального парка, чтобы в его бескрайних просторах и уединении собраться с мыслями и разработать систематический план обыска всего Манхэттена. И вместо этого заснул на скамейке в парке. Теперь он сел, морщась, потому что суставы отказывались двигаться. Ему никогда в жизни не было так больно. Это была холодная ночь. В середине мая дни в Нью-Йорке были уже довольно теплыми, но ночи все еще были ощутимо холодными, особенно без крыши над головой, кровати или одеяла. Оглядевшись, он понял, что пейзаж был знакомым. Накануне ночью он заблудился, не в силах сориентироваться в обширной территории парка, но с рассветом понял, где находится. Он повернулся и посмотрел назад. Обилие ярко-зеленых листьев на деревьях мешало обзору, но будь сейчас зима, он смог бы увидеть окна квартиры со скамейки. Два месяца назад они были там счастливы. Эта квартира стала для них таким идеальным, домашним убежищем – местом, куда можно вернуться, несмотря ни на что. Дом. Он тосковал по этому дому больше, чем когда-либо тосковал по дому своих родителей в Идзумо. Он понял, что был там счастливее — даже в те долгие жалкие ночи, когда Эш не возвращался домой почти до рассвета. Тот прилив волнения и облегчения, когда дверь наконец открывалась и усталые глаза Эша встречались с глазами Эйджи: было такое ощущение, что весь его мир вращался вокруг. Он позволил своему взгляду задержаться в этом направлении надолго, страстно желая вернуться назад, чтобы найти там Эша, ожидающего его. Конечно, Эша сейчас там нет — он покинул это место после того, как появился Бланка. Глупо было даже проверять. Эйджи решил найти что-нибудь поесть, а затем разыскать Алекса. Если кто и знал, где Эш, так это он. *** Поиски Алекса увенчались успехом только после трех часов дня. Эйджи обошел маршруты, которые они с Эшем предпринимали сотни или более раз за последние два года. Он проверил привычные места: бильярдную, где они впервые встретились, бары, даже прачечную на 11-й Восточной улице, где Боунз обычно тусовался, когда был в депрессии. Несколько раз Эйджи казалось, что видит знакомое лицо, но он никогда не был уверен в ком-то — в конце концов, так много парней тусовались с бандой Эша, — поэтому он ни разу не попытался заговорить. Каждое место, которое он посещал, вызывало разные виды чувства одиночества. Такая большая часть его жизни ушла на эти двадцать шесть месяцев в Нью-Йорке. Идея о том, что все может закончиться, что Эша действительно больше нет, была слишком ужасна, чтобы ее можно было представить. Он почувствовал, как учащается его пульс и выступает пот паники. Нет. Он отбросил эту мысль и продолжил поиски. Несмотря на очевидность того факта, что Алекса там не будет, Эйджи в итоге просидел несколько часов в библиотеке. Он представлял Эша, его лицо, уткнувшееся в книгу и очки, сползающие с носа. В отличии от бо́льшей части города, в библиотеке было спокойно — плохих воспоминаний там не было. Он провел три часа, проверяя каждый читальный зал на каждом этаже, даже бродя вдоль стеллажей, потому что никогда не мог предсказать, что Эш захочет прочитать в тот или иной день. Он сделал паузу перед полкой с заголовками Хемингуэя, потому что Эш провел тут так много часов, изучая его книги после того, как Бланка приехал в город. Эйджи вытащил с полки одну: потрепанное издание книги «Иметь и не иметь» в твердом переплете. Это было похоже на ту же самую копию, которую брал Эш; Эйджи посмотрел на карточку сзади, но там были проштампованы номера, а не имена. Он закрыл глаза, вспоминая худые руки Эша, держащего бледно-зеленый том, его тонкие пальцы, переворачивающие страницы. Эйджи листал, иррационально желая коснуться того места, где касался он, чтобы оставаться на связи любыми возможными способами. После библиотеки он прошел мимо пары старых многоквартирных домов, где Эш иногда тайно встречался со своей командой. У него не хватило наглости зайти внутрь даже при дневном свете, и вместо этого он бродил по Ист-Виллидж, надеясь мельком увидеть старого друга. По крайней мере, он надеялся, что один из разведчиков Эша узнает его. Таким образом, Эш узнает, что Эйджи где-то тут, ищет его. И вдруг увидел Алекса, случайно. Эйджи стоял на светофоре, ожидая перехода, когда заметил знакомого блондина, выходящего из магазина. Он был нагружен ящиком пива «Будвайзер» и галлоном молока, каким-то образом ухитрившись зажечь сигарету с занятыми руками. "Алекс!" закричал Эйджи. Пульс вдруг ускорился, и в нем смешались радость и облегчение. Светофор загорелся зеленым, и он бросился через улицу, внезапно осознав, каким напряженным и напуганным был. Но теперь он нашел друга. Алекс все уладит. Блондин не заметил его и продолжил свой путь по тротуару. Эйджи побежал. «Алекс!» снова позвал он. Парень повернулся, и Эйджи дико замахал рукой. «Алекс, подожди!» Увидев его, глаза Алекса расширились. Он остановился как вкопанный. «Эйджи! — воскликнул он, в голосе неприкрытый восторг. — Чувак, что ты здесь делаешь?» Когда Эйджи добежал, у него перехватило дыхание после полуквартала бега. Он был поражен тем, насколько его тело изменилось из-за травмы — раньше можно было без раздумий пробежать в три раза большее расстояние. Теперь он был болезненным и медлительным, и ему это совсем не нравилось. «Ты в порядке? — Алекс поставил пиво и положил руку на спину Эйджи. — Ты еще недостаточно вылечился, чтобы так бегать, не так ли?» Эйджи покачал головой. «Не совсем, — признал он, сразу делая паузу, чтобы глотнуть воздуха. — Но я должен был тебя догнать». Брови Алекса тревожно опустились. «Тебе не следовало возвращаться, чувак. Твой доктор вряд ли согласился бы, что ты готов к путешествию». Эйджи отмахнулся от его опасений. «Я должен был», — настаивал он. «Я слышал кое-что. Ужасные вещи. Я знаю, что они не соответствуют действительности». Он перекинул сумку на плечо и посмотрел Алексу прямо в глаза. «Мне нужно, чтобы ты отвел меня туда, где находится Эш». Беспокойство на лице Алекса тут же сменилось огорчением. Он глубоко затянулся сигаретой и выдохнул дым, Эйджи заметил, что его пальцы трясутся. «Что ты слышал?» — спросил он низким голосом. С трудом сглотнув, Эйджи собрался с духом. Что, если Алекс скажет, что это правда? Что бы он сделал тогда? Живот словно горел огнем. «Макс Лобо сказал мне, — медленно начал он. — Сказал мне, что Эша убили. Что кто-то ударил его ножом, а он не выжил». Он внимательно следил за лицом Алекса, ища шок или недоверие, или что-то еще, что могло убедить его в том, что это не правда. «Этого не может быть. Я вернулся, чтобы найти его, убедиться своими глазами и собственными руками, что с ним все в порядке». Алекс отвел взгляд. Он глубоко вздохнул и бросил на тротуар окурок, который остался лежать там, тлеющий и брошенный, когда блондин наклонился, чтобы поднять ящик с пивом. «Пойдем», — как-то странно сказал он, кивая в том направлении, куда направлялся. «Ребята устроят мне ад, если я не приведу тебя к ним». «Значит, мы идем к твоему боссу? — спросил Эйджи, подпрыгивая вслед за парнем, который уже удалялся от него по тротуару. — Ты отведешь меня к Эшу?» Алекс глубоко вздохнул. Его лоб покрылся каплями пота, даже в в такой прохладный день. «Прости», — сказал он дрожащим голосом. «Я новый босс банды Ист-Сайда. То, что ты слышал, — правда». *** Это был худший визит в жизни Эйджи. Ребята были рады его видеть, но у них не осталось и доли той энергии, которая была когда-то. Они выглядели старше и печальнее, как ветераны войны. Многие из них не встречались с ним взглядом, видимо, полагая, что его потеря была более глубокой и личной, чем их собственная. Даже Боунз хранил молчание — он беспомощно смотрел на Эйджи и вел разговор на безопасные темы международных поездок и погоды. Имя Эша никто не называл. В конце концов, он смог пробыть там лишь совсем недолго. Он задыхался. В окружении этих знакомых голосов и лиц отсутствие Эша ощущалось намного резче. Он должен был быть там. Эйджи потрясло чувство физической агонии. Он отвечал на ненужные вопросы о Японии, о своем путешествии туда и обратно. Все это время казалось, что он возможно болен. Несмотря на то, что никто не упомянул имени Эша, Эйджи видел отражение потери на каждом лице. Всякий раз, когда тема приближалась к их старому боссу, команда погружалась в тревожное молчание. Эйджи понял; каждый чувствовал утрату. Впрочем, не больше него. Слезы, которые он сдерживал, вырвались наружу, когда он вышел за дверь. Эйджи сморгнул их, чувствуя, как его лицо покраснело от напряжения. Нижняя губа и подбородок дрожали, но он глубоко вдохнул и задержал дыхание. Он никак не мог идти по улице в слезах, и он знал, что, если начнет, пройдет много-много времени, прежде чем он сможет остановиться. Алекс последовал за ним, волоча его спортивную сумку и пытаясь что-то сказать. Когда он мельком увидел лицо Эйджи, его собственное сморщилось от тревоги, вины и паники. «Эйджи?» — спросил он, положив руку ему на плечо. "Ты в порядке?" «Нет», — покачал головой Эйджи, не поднимая глаз. «Прости. Сейчас я должен побыть один». Блондин провел рукой по своим косматым волосам, затем трясущимися пальцами потянулся за сигаретами. «Черт возьми, Эйджи, — сказал он хриплым шепотом. — Мне чертовски жаль». Эйджи снова покачал головой. Миллион вещей пронеслись в его голове, и не последней из них было неблагодарное чувство, что мне чертовски жаль никогда не будет достаточно. «Это не твоя вина, — вместо этого сказал он, его голос старался оставаться ровным. — Ты не убивал его». Алекс отвернулся, бормоча себе под нос неразборчивые ругательства. "Мне надо идти". Эйджи поспешил вниз по ступенькам. Он должен был уйти от Алекса и его горя. Ему было плевать, что кому-то еще тоже больно. «Пока», — сказал он вслух, думая вместо этого о последней сайонаре. Он не вернется. Это было слишком больно. Алекс звал его, нерешительно преследуя вниз по ступенькам и за угол. Эйджи видел отсутствие энтузиазма со стороны Алекса и поэтому знал, что тот не догонит его. Это и к лучшему, рассудил Эйджи. В отличие от него, Алексу и его банде было чем заняться, привести жизнь в порядок и жить дальше. Эйджи не думал, что сможет это выдержать. Он прошел уже четыре квартала, когда понял, что забыл свою сумку, но ему было все равно, чтобы возвращаться за ней. В любом случае, это были просто вещи. Какая-то одежда. Фотоаппарат. Деньги. Его паспорт. Ничего ему не нужно. Эш ушел. Шарканье собственных шагов, казалось, повторяло снова и снова: Эша больше нет. Эша больше нет. Стук сердца звучал слишком громко в ушах. Он хотел бежать, толкать свое тело, пока все, на чем он смог бы сосредоточиться, это боль от дыхания и мышечная агония, но не мог. Даже если бы не его рана, он не был способен собраться с силами, чтобы бежать. Все, что он мог сейчас делать, это чувствовать, и это чувство заставляло его тосковать по оцепенелой тишине отрицания. Он бесцельно бродил по городу, не в силах решить, что делать и куда идти. Вернуться к Максу и Ибе было немыслимо. Они ожидали, что он будет плакать, горевать и потом справится с этим; они не понимали, что это не то, с чем он когда-либо справится. Его семья еще хуже — они даже никогда не встречались с Эшем, поэтому сначала были бы сбиты с толку, а затем раздражены его очевидным отказом двигаться дальше. Никто другой не мог понять, что он чувствовал, что это не то, что он когда-либо сможет преодолеть. Это пустое, измученное ничто было теперь его единственной реальностью. В конце концов, он снова вернулся к библиотеке. Когда он понял, где находится, то в изнеможении упал на скамейку в парке. Оттуда он смотрел на ближайшего каменного льва, пытаясь вспомнить, был ли это тот, на которого Эш взобрался в тот день. У него была фотография, но она была в Японии. Эйджи не мог представить, как пойдет домой искать эту фотографию. Он обнаружил, что почти ничего не может представить, в том числе, чтобы встать и уйти со скамейки. Эш сидел тут с ним однажды — они ели хот-доги и говорили о чем-то неважном. Здесь можно было снова почувствовать себя рядом с ним. Эйджи провел там довольно много времени. Солнце уже садилось, когда Шин заметил его, пробегая мимо. «Вот ты где!» — воскликнул подросток, задыхаясь, упираясь руками в бедра и хватая ртом воздух. «Я все обыскал, но должен был догадаться, что ты здесь. Именно там, где это произошло». У Эйджи едва хватило сил поприветствовать друга. Он поднял глаза, ужаснувшись словам Шина. «Где это произошло?» — спросил он дрожащим голосом. Глаза Шина метнулись в сторону, и он сел. «Ага. Тебе никто не сказал? Эш был здесь, когда Лао…» — Он замолчал, его взгляд дрогнул и упал на землю. У Эйджи перехватило дыхание. «Это был Лао?» — спросил он. Подросток заерзал на скамейке рядом с ним. Он ничего не сказал, но Эйджи уловил его легкий кивок. "Почему?" — тихо спросил он. «Лао не…» — он запнулся, затем попытался снова. «Он не плохой парень. Так почему?» Шин долго не отвечал. Но Эйджи ждал. Все его тело гудело от потребности убежать, уйти как можно дальше отсюда. Вместо того, чтобы ощутить тут утешение и комфорт, убежище, которое он нашел здесь с Эшем, это стало ужасно, отталкивающе и отвратительно. Было больно просто находиться тут, рядом с местом, где умер Эш. Но ему нужно было услышать, что Шин может ему сказать. Ему нужно было знать все. «Это была моя вина», — наконец сказал Шин. Сбивчивым тоном и заикающимися фразами он объяснил, что произошло после того, как Эйджи доставили в больницу, — вызов один-на-один, а затем как Эш позже отказался от этого. Он описал, что, должно быть, произошло в тот последний день — нож, пистолет и окровавленный ковер в библиотеке. Эйджи подумал, что его может стошнить. Он думал, что хочет знать все, но это было уже слишком. Мирная сцена вокруг него казалась окрашенной убийством. Он представил это так, как сказал Шин: Эш стреляет в Лао, а затем пробирается в свой любимый читальный зал, все время истекая кровью. Физическая боль, должно быть, была сильной, но Эйджи представлял, что одиночество еще хуже. Насколько ужасно было бы сделать свой последний вздох в анонимном одиночестве? От мысли о том, что Эш чувствовал себя так, Эйджи физически затошнило. «Я так и не сказал Лао, что все улажено», — продолжал Шин, его голос дрожал от волнения. «Я уверен, что он пришел за Эшем только потому, что думал, что тот убьет меня». Боль и любовь в его голосе были невыносимы. Это вполне естественно — в конце концов, Лао был его старшим братом, — но Эйджи не мог позволить Шину попытаться оправдать то, что он сделал. «Я не могу это слушать», — резко сказал он, оборвав друга на полуслове. Он встал. «Прости, Шин, но мне нужно уйти отсюда. Я хочу побыть один сейчас». Паника придала ему сил, и он поспешил вниз по мраморным ступеням. Ему некуда было идти, но в тот момент любое другое место в мире было бы лучше. «Эйджи, подожди!» — кричал Шин. Он последовал за ним и, в отличие от Алекса, имел серьезные намерения. Эйджи услышал, как приближается шорох шагов от его теннисных туфель. Эйджи поднажал, не обращая внимания на боль и усталость. Ему нужно было быть как можно дальше от библиотеки и Шина Су-Лина. «Не иди за мной», — задыхаясь, потребовал Эйджи через плечо. Он добрался до тротуара и побежал по улице, надеясь, что, как и Алекс, Шин сдастся до того, как его собственные силы иссякнут. «Черт возьми, Эйджи!» — Шин сделал выпад и поймал капюшон толстовки Эйджи, дернув его назад и почти сбив с ног. Руки Эйджи метнулись к его воротнику, пальцы вцепились в толстую ткань, пытаясь избежать удушья. «Эш жив!» Эйджи кашлял. Ему казалось, что его ударили в горло, и он не мог отдышаться. «К-к-как это, — выдохнул он, — возможно?» Они были прямо у ворот Брайант-парка. Шин молчал, пока направлял своего друга под лиственное убежище, подальше от суеты машин на 42-й улице. «Я все объясню, — сказал он наконец, сажая Эйджи на ближайшую скамейку. — Только позволь мне сначала принести тебе воды». Он исчез в направлении кафе, и Эйджи оцепенело смотрел, как люди проходят мимо, прислушиваясь к тому, как успокаивается его сердцебиение, а дыхание становится более ровным. Он и Эш часто приходили сюда — столько раз он проводил весь день в парке, пока Эш исследовал тот или иной предмет в библиотеке. Музыка от карусели слабо позвякивала вдалеке. Казалось нереальным быть тут сейчас, без него. Он был в замешательстве. Алекс сказал, что Эш мертв, но Шин сказал, что это не так. Это не имело смысла. Он отчаянно хотел поверить Шину, удерживая нараставший внутри восторг. Но если Эш был жив, то где он? Шин вернулся со стаканчиком ледяной воды, которую Эйджи с благодарностью отпил. «А теперь рассказывай», — потребовал он тихим голосом. "Скажи мне правду". История была длинной и запутанной, порой больше похожей на сюжет гонконгской драмы, чем на реальную жизнь. Но Эйджи молча слушал. Он был потрясен жестокостью Цикла Лунного Цветка, которая лишила Эша его чувств, хотя и спасла ему жизнь. Его смутило участие Юуэ Луна — разве он не клялся всегда быть врагом Эша? Впрочем, в основном это было обнадеживающе. Он надеялся, что история Шина была слишком надуманной, чтобы быть чем-то иным, кроме правды. «Так он здесь?» — спросил он наконец нетерпеливым голосом. «Он у Нади? В Чайнатауне?» Это было не так далеко — может быть, слишком далеко, чтобы идти, теперь, когда он утомился, убегая, но даже без сумки у него было достаточно денег на такси. Он встал, уже размышляя, будет ли проще поймать такси на 42-й улице или на Пятой авеню. Шин схватил его за запястье, удерживая. Он покачал головой. «Он уехал из страны», — сказал он тихим голосом. "Пару дней назад". Глаза Эйджи расширились. «Он уехал в Японию?» — недоверчиво спросил он. Его друг выглядел огорченным. Он покачал головой. «Я не знаю, куда он отправился, — сказал он в спешке. — Но это определенно была не Япония». «Не Япония? Куда еще он мог поехать?» Шин закрыл глаза. Он глубоко вдохнул и неуверенно выдохнул. Эйджи был сбит с толку, и теперь это чувство обмоталось вокруг лентой беспокойства. «Он не сказал», — наконец объяснил Шин. «Но он очень ясно дал понять, куда не собирается». Эйджи долго не отвечал. Он не мог. Он не понимал; Эш приложил немало усилий, чтобы стать свободным, но теперь, когда он был свободен, он просто исчезает? Он собирался притвориться мертвым и исчезнуть, как будто последних двух лет и не было? «Ты неправильно его понял, — настаивал Эйджи, но в его словах уже не было той убежденности, которая была раньше. — Эш бы так не поступил». Он больше не был уверен. Эш не приехал в аэропорт. В ту ночь в больнице он сказал ему Сайонара. Может быть, на этом все. Может быть, Эш покончил с ним. «Но он поступил», — сказал Шин, его голос стал жестче. "Он сделал это". Он посмотрел на Эйджи, его глаза вспыхнули внезапным гневом. «Ему было очень уютно и с Надей. Алекс даже сказал об этом — в ту ночь в больнице он назвал ее «женщиной босса». Эйджи упал обратно на скамью, его колени подогнулись. Все было какой-то неразберихой. Эш исчез; Алекс солгал ему. Как он вообще мог знать, правда ли то, что сейчас сказал Шин? Потому что я хочу верить, что он жив. Эйджи понял, что все сводилось к этому факту. Даже если это означало, что все остальное тоже было правдой, что Эш был с Надей и не собирался его искать, Эйджи хотел, чтобы он был жив. Слезы собирались в уголках его глаз, и он не был уверен, были ли это слезы радости или страдания. Он чувствовал и то, и другое. Безмерно. «Дерьмо», — пробормотал Шин, скользя по скамейке и заключая Эйджи в объятия. Стакан с водой выпал из пальцев Эйджи, почти незаметно расплескавшись по тротуару. Руки Шина были сильнее, чем выглядели, его плечи крепче. У Эйджи возникло искушение остаться там, обнять узкую спину друга и дать себя утешить. Тепло другого человека, вздымающаяся и опускающаяся от дыхания грудная клетка — в этом было много утешения. «Я не хотел тебе говорить», — сказал Шин. «Но это было несправедливо. Ты имеешь право знать». Эйджи задумался о своих правах, о том, какая часть его дружбы с Эшем вообще давала ему какие-либо права. Долгое время казалось, что они у него есть: право предъявлять требования, право волноваться, ругать, право заботиться. Но сейчас это было туманно и неясно. То, что Эш уступил ему в прошлом, не обязывало его продолжать это делать дальше. Он отстранился от теплого тела Шина. Уличные фонари уже горели, а солнечный свет угасал. Опыт научил его, что нью-йоркские ночи самые одинокие. Эта ночь не станет исключением. «Мне нужно идти», — тихо сказал он, смахивая слезы. «Нет!» — это было слишком жестко, и Шин тут же смутился. «Я имею в виду, где ты остановишься?» Эйджи попытался улыбнуться. «У меня есть место», — заверил он своего друга, надеясь, что это правда. Шин издал протестующий звук, но отпустил его. «Я поищу тебя утром!» — сказал он. Эйджи хотел оглянуться, но не стал — он уже мог представить маленького и неуверенного подростка одного на скамейке. Эйджи, конечно, не нужно было добавлять этот одинокий образ к своему собственному одиночеству. Проходя мимо библиотеки, он взглянул на мраморных львов, снова задаваясь вопросом, на которого из них забирался Эш. Если Шин прав, может быть, когда-нибудь появится шанс спросить его самого.