* * *
Антон опоздал. Причём опоздал не хило, а пропустил, блять, вот уже половину пары и теперь стоял перед дверью аудитории, не решаясь постучаться и зайти в кабинет. «Если не появлюсь, точно поставит прогул, а так хотя бы простое опоздание. Простое опоздание на половину, блять, пары… Что ж, с Богом», — подумал парень и, напряжённо выдохнув, трижды постучал по деревянной двери и открыл её. — Шастун, где вас носило половину пары? — спросил Арсений, с укором глядя на непутёвого студента. Обращение на «вы» слегка резануло по ушам. Видимо, с того вечера уже успела выработаться привычка к обычному «ты». А прошла, к слову, практически неделя. Приближались очередные выходные, которым Антон был очень рад. Эту неделю они с филологом особо не общались, каждый был занят своими делами. И если дела Арсения неизвестны, то про Антона можно было сказать: «занятой человек». Поиск работы, бытовые дела, выполнение заданий. И внезапное общение с Ирой… Парень часто пересекался с ней в универе, и она предложила обменяться телефонами. Потом нашла его в соцсетях и теперь частенько ему писала, предлагала когда-нибудь встретиться и погулять. Видимо, у Антона Шастуна появилась не очень-то и тайная поклонница. От нежданных мыслей об Ире Шастун нахмурился и попытался как можно скорее очистить голову от всего этого хлама. Антону тошно от всей той милости и любезности, которую излучает Кузнецова. — Простите, Арсений Сергеевич, я думал, что успею, но… — сбивчиво говорил Антон, потирая сонные глаза, под которыми прояснились тёмные круги. Надо всё-таки каким-то чудом научится спать по ночам, а не заваливать себя тонной воспоминаний, чуть ли не до самого утра разгребая архивы собственной памяти, которая, кстати успела за восемнадцать лет накопить хуеву тучу материала. Когда там обычно вывоз макулатуры происходит? Осенью? Тогда самое время, блять! — Всё, не срывайте пару ещё больше. Пулей на своё место, — махнул рукой Попов. — Но это в первый и последний раз, вы меня поняли? — Да, простите, — Шастун быстро юркнул на место, где уже сидел Поз, сверля его недовольным взглядом. — Долбоёб, — шёпотом выругался Дима. — Ты где был? Половина, мать его, пары прошла. У тебя вторая башка есть, раз ты смело эту на отсечение отдаёшь? — пытаясь не повышать громкость голоса, ворчал парень. — Я работу нашёл… — таким же шёпотом стал рассказывать Антон, но заметил строгий взгляд препода, прожигающий в двух студентах дыры. — Короче, позже расскажу, — буркнул он и погрузился в учёбу, игнорируя недовольство со стороны друга. Когда пара подошла к концу, студенты ручейком стали покидать аудиторию, спеша разбежаться по своим делам, подобно огромному, шумному рою пчёл. — Шастун, подойдите пожалуйста ко мне, — позвал Арсений парня, которому не хватило каких-то двух несчастных шагов, чтобы покинуть аудиторию и сегодня не попасться филологу на глаза. — Вы что-то хотели? — спросил Антон и махнул Позу рукой, чтобы тот его не ждал. — У вас ещё есть пары сегодня? — осведомился Попов и поправил очки. Странно, но Антон только сейчас заметил этот предмет на лице мужчины. И чёрт, как же ему идёт. Поблёскивающие от света лампы стёклышки, перекрывая глубокую синеву глаз, вызывают дикое желание протянуть руку и, аккуратно сняв очки, посмотреть в эти бездонные озёра, невесомо провести пальцем по скуле, обвести контур губ. Блядь, ну разве можно быть таким красивым? — Нет, эта была последняя… — замешкался Шастун, когда понял, что молчание затянулось, а он, к слову, не только не отвечает на вопрос, но и в открытую пялится на мужчину. — Могу я попросить вас задержаться не надолго? — вежливо спросил Арсений, чуть смутившись от такого взгляда зелёных глаз. — Эм… — парень нервно дёрнул кольцо на безымянном пальце. — Мне нужно заглянуть к… — Шастун осёкся, пытаясь вспомнить хотя бы одного преподавателя. — Как же её? — шёпотом добавил он. — К Ляйсан Альбертовне, вот, — наконец сказал парень. Попов немного помолчал, посмотрел на часы, потом на парня, думая о чём-то своём. — Если вас не затруднит, можете после этого всё-таки зайти ко мне? — Арсений ещё раз посмотрел на часы. — Ну… Да, — нехотя согласился парень. — Я могу идти? — Да, только не забудьте, — кивнул препод, и Антон вышел в коридор. Парень вздохнул и посмотрел по сторонам. Про Ляйсан он, естественно, соврал, дабы отмазаться от визита к филологу. Да, тупейшая вышла ложь, но в оправдание можно сказать, что не всякий человек сможет ляпнуть что-то достойное перед тем, кто, в принципе, лишает способности не то что говорить, но и элементарно, сука, дышать. Что ж, ничего уже не поделаешь. Решив, что сходить до буфета и купить себе яблоко намного лучше, чем просто торчать под дверью аудитории, Шастун пошёл к лестнице. Уже стоя у прилавка и слушая ругань между буфетчицей и радио, Антон почему-то доебался взглядом до мирно лежащей шоколадки. Нет, он взял её не для того, чтобы подарить Арсению, нет… Просто она лежала пиздец как не правильно, поэтому намного лучше было её купить и, с улыбкой рассматривая блестящую обёртку шоколадки, зачем-то процарапать коротким ногтем имя куратора. Почти не видно, если на обертку не светит солнце. Антон с улыбкой двинулся к аудитории. И, видимо, двинулся не только в плане движения… Тишину пустых коридоров нарушали только неспешные шаги Шастуна и звякание браслетов на его запястьях. С каждым шагом, приближающим Антона к аудитории, сердце само начинало биться чуть быстрее, как бы Шаст ни пытался его угомонить. В этой тишине были слышны только звуки Антона. Но, оказавшись буквально в паре метров от двери, парень понял, что тишину нарушает не только он. Из-за двери разносились голоса. Один — Арсения… А второй — женский. Антон невольно прислушался и напряжённо сжал окольцованные пальцы, сдавливая упаковку ни в чём не повинной шоколадки. — Арсюш, прости, что я вот так неожиданно нагрянула, — по голосу было понятно, что девушка улыбается. — Алёна, во-первых, предупреждать надо, — в интонациях Попова слышалась обида и раздражение. — Во-вторых, какого хуя ты сначала уходишь жить к подруге, не даёшь возможности нормально всё обсудить, а потом заявляешься ко мне со словами «сюрпрайз, любимый»? Что за хуйня? — чуть повысив голос, язвительно проговорил он. — Не злись, зай, — ласково щебечет девушка, но Арсений лишь делает глубокий, шумный вздох, пропитанный раздражением. — Я понимаю, что действительно в последнее время перегибаю палку. Я стала жутко нервной… — раскаиваясь, тараторила она. — Но у меня есть оправдание… — по аудитории раздался стук каблуков, видимо девушка подошла к Попову ближе. — Зай, я… беременна, — произнесла она с восторгом. Антон слышит внутри себя глухой удар, будто упало что-то невъебенно тяжёлое, из-за чего сделалось очень неприятно. Дышать становится тяжелее, а голова резко начинает болеть. Шастун оставляет купленную шоколадку на подоконнике на против двери и беззвучно уходит, на ходу ища «parliament» в рюкзаке.* * *
Арсений молчит. Арсений в шоке. Арсений, блять, в ахуе. Молчание затянулось, и Алена уже начала нервничать. — Ты не рад? — Алена, нахмурившись, отвернулась к окну. Арс просто подошёл и обнял девушку сзади. Нет, Арсений не боится. Арсений не трус. Это его ребёнок, а значит, что он, Арсений Сергеевич Попов скоро станет отцом. Пиздец подкрался незаметно. — Тогда нужно заниматься свадьбой и устройством семейного очага, — тихо сказал Арс, улыбнувшись. Но на самом деле внутри бушевал ураган, который Арсений пытался, если не успокоить, то хотя бы засунуть куда-то поглубже. Было тяжело на душе от понимания того, что Алёну он не любит и никогда не любил, но ребёнок-то в этом не виноват. Попов ребёнка не оставит, не бросит ни за что. Алена повернулась к Арсу лицом и чуть ли не подпрыгнула от радости. Неужели её мужчина наконец-то сделал ей предложение? Девушка коротко поцеловала Арсения в щеку и потянулась к губам, но мужчина очень незаметно увернулся, сделав вид, что сделал маленький шаг, но нога подвернулась, поэтому Алёна даже не заметила уклона. От поцелуев Алёны неприятно. От поцелуев Алёны чуть ли не выворачивает.* * *
Антон залетает в квартиру, громко захлопнув дверь. Из комнаты показался Поз и вопросительно посмотрел на друга. Но тот не удостоил его ответным взглядом, а лишь яростно снял кроссовки и ушёл в свою комнату. «Пиздец», — быстро пронеслось в голове Димы, и он уверенно пошёл к психующему Антону. — Шаст, что случилось? — Поз открыл дверь комнаты в момент, когда Антон отправил в полёт несчастный рюкзак. Шастун шумно выдохнул и сжал руки в кулаки. Действительно, что случилось? Он просто случайно услышал разговор преподавателя и его девушки, которая, по всей видимости, беременна. Что в этом криминального? Арсений — взрослый мужчина, имеющий право на личную жизнь. Причём здесь Шастун? Парень устало приземлился на кровать и спрятал лицо в ладонях. Злость поутихла, дыхание успокоилось, а мозг начал мыслить адекватно. «Блять, псих! С ничего психую. Дебил. У него своя жизнь, к которой я не имею никакого отношения. Идиот, блять!» — Антон злился сейчас на самого себя, потому что понимал, что такое поведение ненормально. Дима, до сих пор стоящий в дверях, подошёл и сел рядом. Из-за незнания дела он не понимал, что вообще сейчас делать, говорить. — Тох, — Позов положил широкую ладонь на плечо друга, чтобы хоть как-то выразить поддержку. — Расскажи мне. — Поз, я долбоёб, — сказал Шаст, и Дима понял, что нихера не понял. Парни просидели в молчании минуты три. Антон пытался разобраться в себе, Дима просто ждал, когда Шаст соберётся и всё расскажет. — Я сказал, мол, к Ляйсан зайти надо, а он попросил, чтобы я всё равно к нему зашёл, — начал Шастун. — Я из аудитории вышел, решил сходить в буфет. Возвращаюсь, а он там разговаривает с кем-то, — Антон немного помолчал. — Девушка у него есть. Беременная, — завершил он и невесело хмыкнул. В голове Димы по кусочкам собрался пазл. Теперь всё более или менее понятно. — Ты из-за этого так психанул? — Поз удивлённо посмотрел на друга, а тот, кивнув, встал и, открыв окно, закурил. — Знаю, вышло пиздец тупо, — промямлил Антон, сжав сигарету губами, но Дима понял. — Ревнуешь? — вопрос смело можно назвать риторическим. Шастун вздрогнул и нервно затянулся. «Ревнуешь» эхом било в голове. Он никогда не ревновал раньше. Это чувство было чуждо ему. Антон ничего не ответил. Да и с чего ему вдруг ревновать? Кто он ему? — Ревнуешь, — утвердительно проговорил Позов и тоже подошёл к окну. — Шаст, пойми, что ты — студент, а он — твой преподаватель. Вас ничего не связывает, — сказал он, наблюдая за сизым облачком дыма. — Я это прекрасно знаю, Капитан Очевидность, — язвительно ответил Антон, нахмурив брови. — Я рад, что ты понимаешь. Просто хочу сказать: не еби себе голову из-за него, — Дима поймал на себе раздражённый взгляд. — Насильно мил не будешь, — сказал он простую истину. Шаст уже не злится, не раздражается, потому что теперь все эмоции заглушил неожиданный укол где-то в глубине грудной клетки. Дима прав. — Если что, я на кухне, — добавил Дима и, ещё раз хлопнув друга по плечу, вышел из комнаты. Антон остался один, но так даже лучше, ведь ему необходимо всё обдумать, взвесить и прийти хоть к какому-то решению. Наверное, нужно оставить всё общение и взаимодействие в рамках учёбы, не пересекать границу «студент-препод». Сейчас становится стыдно за себя. Неужели он уже успел построить какие-то иллюзии и поверить в них? Вот идиот. Молодец какой, нечего сказать. Сам придумал, сам поверил, сам обиделся.* * *
Арсений опять проснулся в холодном поту. Эти кошмары про маленького Антошу, которые снятся каждую ёбанную ночь, не хило подрывают нервы и заставляют мозг ныть пульсирующей болью. Попов потёр глаза и посмотрел на электронные часы. Захотелось выпустить из груди стон разочарования, потому что на циферблате ядовито-зелёным цветом высвечивался четвёртый час ночи. Мужчина приподнялся на локтях и кинул взгляд на тихо спящую девушку рядом. Странно как-то. Неуютно, некомфортно. Тошнотворно… Полежав в постели ещё минут пять, Арс понял, что уснуть точно не выйдет. Мужчина встал и потихоньку ушёл на кухню. Чайник, кружка, чай — привычный порядок предметов, когда ночью не спится. Арсений отпил чай и поставил кружку на стол. Чего-то не хватает. Розмарин. В тот же момент промелькнул тот вечер. Чай, разговоры, стихи. Антон. Такой домашний, близкий и… Родной? С ним было так уютно и тепло, как не было ни с кем. Это одновременно и грело, и вызывало какую-то непонятную тяжесть, давящую на рёбра. А ещё из головы не шёл конец сегодняшнего дня. Весьма хуёвый конец дня. Алёна ушла чуть пораньше, видимо с целью потрепаться с подружками. А Попов побыл ещё какое-то время в аудитории, ожидая Антона. Он обещал прийти, но Арсений почему-то был уверен, что парень сегодня больше не объявится. И это оказалось правдой. Честно говоря, это не сильно взволновало Арса, и он подумал, что студент просто слился домой. Именно этого мнения и придерживался филолог, пока не вышел в коридор… На подоконнике, привлекая внимание блеском обёртки, лежала шоколадка. И всё бы ничего, но солнечные лучи падали так, что острый взгляд мужчины выхватил угловатую подпись. «Арсений С.», а чуть ниже кривоватый смайлик и… Подождите-ка… Сердечко? Серьёзно, блять? Арс разглядывал шоколадку так, будто впервые видел данный предмет. Какая-то непонятная тревога окутывала Арса, но он не мог понять, что за херь, что не так с этой грёбанной шоколадкой? Её мог оставить кто угодно, да и не факт, что подпись на обёртке подразумевает именно его, Арсения. Но всё равно что-то было не так… Эта шоколадка сейчас лежала в холодильнике. Арс, сам не поняв зачем, забрал её с собой домой. Наверное, из-за этого странного предчувствия чего-то не очень приятного. «Что ж, хочу принести поздравления себе. Меня из колеи выбивает шоколадка, взявшаяся хуй пойми откуда. Шоколадка, блядь. Дебил», — из груди вырвался нервный смешок, и Арс провел по волосам чуть трясущейся рукой. Нервы… Если так и дальше будет продолжаться… Остаётся надеяться, что Арсений не поедет крышкой кипятильника, ибо это блядское безумие. А если крышка поедет? Тогда из-за нехватки сил придётся отдаться этому безумию, которое вызвано чем-то или кем-то. Придётся смириться и молча покорствовать.Ещё надеяться — безумие. Смирись, покорствуй и пойми; Часами долгого раздумия Запечатлей союз с людьми. Прозрев в их душах благодатное, Прости бессилие минут: Теперь уныло-непонятное Они, счастливые, поймут. Так. Зная свет обетования, Звездой мерцающий в ночи, Под злобный шум негодования Смирись, покорствуй и молчи.