Духовные стихи (пса́льмы)— реданские народные стихотворения-песни на религиозные темы и сюжеты, исполняемые во внебогослужебное время. Через духовные стихи верующие воплощали своё учение более простым языком и наполняли его эпическими и лирическими образами. По всей видимости, изначально псальмы возникли ещё в ту пору, когда на территории Редании был распространён культ богини Мелитэле, однако большинство из ныне известных стихов по своим темам относятся к Культу Вечного Огня. Духовные стихи делятся на два типа: «старшие» и «младшие». «Старшие» — это эпические повествования на сюжеты из священных книг и житий святых (о явлении Пламени королю Радовиду I Великому, о св. Григоре, св. Ансельме и пр.); «младшие» же посвящены историческим личностям или имеют любой иной религиозно-нравственный сюжет. Как правило, псальмы — это грустные и покаянные песни. Особый интерес представляет духовный стих о королеве Гедвиге, которая печалится о судьбе своего сына, короля Радовида V. Регентским Советом много лет гонимый, Молодой правитель в руки власть берёт. Хмурый он, суровый, горестью томимый. Мать с постели, словно тень, к нему встаёт. И, целуя, сына мать к себе прижала, Радовидом Пятым стала величать. Их встречало солнце скорбными лучами. Бедная, о сыне плачущая мать. Петер Шейнис, «Реданские народные былины и песни»
Была холодная, вьюжная, истинно январская ночь. По небу неслись развесистые облака, а жёлтый месяц словно накренился на спину, не в силах противостоять свирепому ветру. В эту позднюю и бурную пору опочивальня вдовствующей королевы Гедвиги была приглушённо освещена свечами, а в камине тем временем приятно потрескивал огонь. Её Величество, укрытая толстым одеялом, сидела на кровати, прислонившись спиной к пуховой подушке, а её сын, король Радовид, расположился рядом в уютном мягком кресле. Перед ними на столике были расставлены дымящийся чайничек, сахарница и тарелки с пышными коржиками, непочатой горкой фиников и остатком сливочной пирамидки. Оба держали в руках фарфоровые чашки с блюдцами и потихоньку потягивали из них ароматный чай. Этой ночью Радовид и Гедвига, по своему обыкновению, перебирали в памяти события минувших дней, улыбаясь нелепицам и счастливым минутам, которые щедро были украшены разными подробностями. Радовид обожал тихую и аккуратную комнату матери, где у мебели и всякой маленькой вещички была своя душа, где пахло свежими цветами и радостно искрился узор на занавесях балдахина, где пестрили тысяча мелочей и оттенков, единые в своей красоте и ничем не заменимые. Все они создавали уют, без которого плохо жить человеку. Отцовскую спальню, когда тот был жив, молодой король навещал редко, а сейчас и вовсе почти туда не заглядывал – не было в ней более ничего от папы. Быть может потому, что Визимир и сам не очень любил свои скучные и хмурые покои, предпочитая им комнату супруги. Другое дело – рабочий кабинет, где прежний монарх проводил много времени и который теперь принадлежал его сыну. В детстве, примостившись поудобнее у отцовского стола, маленький Радя, затаив дыхание, любил послушать, как тятенька самозабвенно и красочно рассказывает удивительные истории из своей жизни и делится опытом. От горячего чая бледная Гедвига зарумянилась, а её худые пальцы паче всякого ожидания крепко держали чашку и согревались от тепла. Королю говорили, что этот напиток может помочь ей, истощённой и ослабшей, придаст сил и обновит жизнь. Радовид даже распорядился высадить в королевском цветнике несколько чайных кустов и послал письмо учёным-ботаникам из Оксенфуртского университета с просьбой о семенах. Но профессора сообщили ему, что даже в их специализированных оранжереях кусты растут не очень успешно – погодные условия в Редании не шибко подходят для этого растения. - Чай нам, кажется, купцы откуда-то с юга везут? – полюбопытствовала Гедвига, но, не дождавшись ответа, восхищённо заметила: – Хоть он и слегка горьковат, но так успокаивает, так мягко согревает изнутри! Я даже чувствую прилив сил, и мне поскорее хочется взяться за какую-нибудь работу! - Я рад, что тебе от чая становится лучше, - король улыбнулся и сделал маленький глоток из чашки, боясь обжечь язык. – Мне тоже по душе этот напиток, он вполне может встать в один ряд к брусничному или шиповниковому отвару… Сюда бы ещё какое-нибудь особенное варенье из яблок или из ежевики… Ох, до чего же я всё это люблю! А как вспомню кёж по маллеорскому рецепту, да на чёрной смородине, малине и меду, ещё и вприкуску с пряниками-козулями… - Радовид даже закрыл глаза от удовольствия. - С Йуле и месяц не прошёл, а я уже скучаю по праздничным вкусностям! - Милый, попроси на кухне – тебе хоть завтра испекут эти сахарные пряники и кёж заварят! - Это будет уже не то, ведь тогда напрочь потеряется ощущение праздника. Кёж и пряники тем и хороши, что их с нетерпением ждёшь каждый год, а когда наступает Йуле - ценишь момент и не превращаешь его в обыденность. Радовид подал матери маковый коржик и долил чаю, а сам положил себе на тарелку оставшийся кусочек сливочной пирамидки. - Ты совсем не притронулся к финикам, - досадливо протянула Гедвига, на что король отрицательно покачал головой. - Не нравятся. А вот коржики с пирамидкой – другое дело. - Диву даюсь, как ты прост в своих предпочтениях в еде. На пиру, бывало, попросишь тебя отведать фаршированную щуку со сметаной и грибами, свиное жаркое в сливочно-чесночном соусе с шалфеем, мёдом и вишней, да даже эти прекрасные офирские пироги из инжира или персики под соусом из зира – а ты их не ешь… Зато как к столу подадут драники с сыром, жур с ветчиной, красный борщ, овсянку с малиной, вареники с картошкой – так это ты уплетаешь! - Матушка, ну не дразни! Вот уж парочку вареников я бы точно сейчас съел. Всё детство бегал за ними на кухню: только их кухарь выставит «на лёгкий дух», а я уж тут как тут. Повара добрые, не гоняли меня: разрешали стащить несколько вареничков, а заодно и поглядеть на готовку. Да я и сейчас на кухне частый гость… - Особенно ночами. - Ай, матушка, ну что ты в самом деле! Не тебе ли радоваться, что твой сын хорошо питается? – король обиженно фыркнул и смущённо провёл рукой по затылку. - Никак не могу привыкнуть, что ты теперь бреешься налысо, - с улыбкой заметила Гедвига. - Да ведь к этому давно шло. У меня-то, в отличие от всех вас, никогда не было пышной гривы. - С бородой и усами ты тоже выглядишь слегка непривычно для своего возраста… Король весело спросил: - И что скажешь? Тебе нравится или ты впечатлена? Отныне я буду давать только два эти варианта на выбор! Гедвига засмеялась и ласково погладила сына по щеке. - И то, и другое! Радовид улыбнулся, доел последний кусочек пирамидки, а затем с любовью обвёл взглядом опочивальню. - Сидим тут прямо как в тот день, когда я влетел в комнату во время вашего разговора с госпожой Эйльхарт. Ты велела принести ягодный сироп с коржиками, чтобы я отдохнул от занятий, а не побежал сразу разбирать ту шахматную задачку. - А, «Переход через Понтар»... Ты отыскал решение за один вечер, и это просто поразительно! - Эйльхарт и слова не проронила о том, что восхищена моей смекалкой. Но я-то видел, как на секунду округлились её совиные очи, когда она поняла, что задача решена верно, да ещё и с минимальным количество ходов. Мне этого было достаточно. Радовид усмехнулся, припомнив охватившее его тогда чувство весёлого торжества над чародейкой, от которого он потом ещё неделю ходил с высоко задранным носом. Немного помолчав, король продолжил: - О «Понтаре» тут же прознали все здешние шахматисты и как давай наперебой меня пытать-расспрашивать! А я всего лишь использовал внутренние нити между пуговицами. Сначала думал, что как-то странно так поступать, а оказалось – это был путь к лучшему решению! Простая перестановка коней по кругу затянулась бы на много-много ходов, а тут я справился всего за 19. Ради этого стоило глаз не смыкать всю ночь, правда, на всех остальных занятиях я потом носом клевал: сорвал урок этикета своими сонными ответами, а на верховой езде меня и вовсе не дождались, потому что я тогда уже вовсю посапывал в спальне. - Да уж, ко мне потом прибежали встревоженные учителя с криками «Что стало с мальчиком?! Отвезите его на воды, он бледнее луны!» и «Какой кошмар, наследник пропускает занятия! Он играл всю ночь, видимо, в гвинт на деньги! Спасайте мальчика, он же вырастет мотом и проедалой!» - Вот ведь бабьи басни, это надо ж было так всё переиначить! – Радовид рассмеялся. - А я-то старался, корпел над задачей, лишь бы поскорее её решить! Помнишь, Филиппа сказала, что мне, королю, на поиски решения может быть отведена лишь одна минута – я эти слова себе прямо в глубине сердца запечатлел, уж больно они меня зацепили… Может поэтому я такой хороший блицор и в политике, и в шахматах? В «быструшки» играю отменно, и мой гнев и меч разят так же быстро. - Ах ты, мой грозный шахматист! Будто только вчера мы с тобой учили названия фигур, - сказала Гедвига, гордясь тем, что именно она стала сыну первой наставницей в этой игре. - Началось-то всё, пожалуй, с моей партии против Филиппы. Помнишь ли? Его Величество кивнул, задумчиво отводя взгляд к окну. Нежный запах вечернего чая, смешанный с лёгким паром от чайника, мягко настраивал на разговор о временах не столь давних, но очень знаменательных. - Помню ли я? Конечно, помню.***
Тогда для девятилетнего Ради наступил особенный день: произошло настоящее чудо, и перед очами королевича раскрылась таинственная, манящая игра, на которой обречена была сосредоточиться его жизнь. Он, конечно, и раньше слыхал про шахматы, но ему не доводилось своими глазами видеть, как в них играют. Как-то раз, проходя мимо отцовского кабинета, Радя заметил, что дверь немного приоткрыта. Мальчик украдкой заглянул внутрь и увидел, как матушка и госпожа Эйльхарт во что-то играют за небольшим столиком, а отец стоит над ними и внимательно наблюдает за ходом действий. Незаметно, как ему казалось, Орлёнок прошмыгнул в комнату и сел на оттоманку, обняв коленки. Будто заворожённый, королевич следил за тем, как скользят по доске фигуры, вытесняя своих двойников другого цвета или сбрасывая с поля отличающихся по форме соперников. Неясным образом он чувствовал, что ходы обеих соперниц складываются в стройную мелодию, которой он очень хотел насладиться, но не мог. Загадочная игра настолько увлекла Радю, что он даже не заметил, как закончилась партия. Его глубокие раздумья прервал голос отца. - Радовид! И давно ты тут? – удивлённо спросил Визимир, подбоченившись. - С самого миттельшпиля, Ваше Величество, - отозвалась вместо королевича Филиппа. - Ты мог не таиться и посмотреть игру поближе, - дружелюбно сказала Гедвига, жестом подзывая ребёнка к себе. Радя слез с оттоманки и подошёл к шахматному столику. - Ты тоже играешь? – спросил он у отца. - Играю, но, прямо скажем, неважно, - задумчиво пробормотал Визимир. - То тут, то там, да всё со случайными противниками, - с вельможами в погожий вечер, с графом Дийкстрой после его донесений… Для меня шахматы - своеобразный способ отдохновения, возможность помолчать в приятной компании. Я, честно говоря, предпочитаю гвинт. Визимир, в отличие от жены, играл в шахматы довольно безалаберно: партии у него были однообразные, напрочь лишённые самоуверенности и огонька, на проигрыши он сильно не сетовал и, вообще, предпочитал понаблюдать со стороны. Напротив, до чего же страстно монарх бился в гвинт, который непременно оживлял смелыми вылазками, неожиданными фортелями и непредсказуемыми финалами! Его Величество продолжил, но уже с куда бо́льшим вдохновением: - А вот Филиппа, как оказалось, выдающаяся шахматистка. Впервые сегодня увидел её игру, да ещё и против Её Величества. Но я, естественно, болел за твою маму, сынок. Гедвига билась под стать орлице! Да, Гедя? - король погладил свою пышную бороду и с нежной игривостью взглянул на королеву. Та в ответ смущённо улыбнулась и кокетливо повела плечами. - Меня не печалит отсутствие поддержки, Ваше Величество, - ответила Филиппа, собирая вместе с монархиней фигуры в коробочку. – Партии, как видите, можно выигрывать и в одиночку. Напрасно Вы не захотели присоединиться к нам и сыграть. Впрочем, Вам хватает пешек и без шахматной доски. Король весело усмехнулся. - Ха, не поспоришь! Радовид! - вновь обратился он к сыну. – А не хочешь ли научиться? Ты смышлёный, с математикой дружишь. Как тебе идея? – и он слегка похлопал мальчика по плечу. - Не знаю… - растерянно ответил на отцовское предложение Радя, разглядывая пряжки на своих ботинках. - Великолепная игра! - воскликнула Гедвига, бережно закрывая коробочку и складывая доску. – Комбинации словно мелодии, а играть – всё равно что музицировать. Как всё-таки жаль, что никто из моих придворных дам совсем не понимает прелести шахмат! Ну да ладно, надо отнести всё это… - Можно я отнесу? – вызвался Радя. - Ты? Хорошо, положи в шкаф, который стоит у правой стены в моей спальне, на вторую полку. Только аккуратно, Орлёнок, ничего не урони! Схватив коробочку и доску обеими руками, Радя торопливо вышел из отцовского кабинета и засеменил в опочивальню матери. Там он опять расстелил на полу доску и разложил вокруг неё фигуры. Как их правильно расставить, мальчик не знал. Королевич долго глядел на всю эту композицию, о чём-то размышляя; затем, бережно сложив фигурки обратно, убрал всё в шкаф. Следующее утро Радя провёл с чувством непонятного волнения и всё никак не мог сосредоточиться на занятиях, а во время обеда толком не запомнил, что подавали к столу. Его мысли блуждали где-то далеко, посреди чёрных и белых клеток. После обеда принц решил заглянуть к матери. -Ты научишь меня играть в шахматы? – вкрадчиво спросил Радя. Гедвига, отложив пяльцы, удивлённо взглянула на сына и улыбнулась. -Это непросто, милый, так сразу и не научишь, - ответила она. Радя подошёл к шкафу, отыскал нужную полку и достал оттуда шахматную доску и коробочку с фигурками. - Я готов учиться, - настойчиво сказал королевич и поставил всё, что он взял из шкафа, на маленький столик, стоявший перед Гедвигой. Затем он сел в кресло напротив матери и разложил доску. - Хорошо. Сперва расставим фигуры, - начала Гедвига. – Тут белые, там чёрные. Король и королева рядышком. Сбоку от них – гонцы, второе название - офицеры. В Офире их кличут «слонами» - это такое огромное лысое животное с носом до земли и большими ушами. - Что? Не может быть! – воскликнул Орлёнок и с недоверием посмотрел на маму. - Поищи в дворцовой библиотеке книжку по зоологии с гравюрами. Её когда-то подарил твоему отцу Эдмунд Бамблер, профессор Академии, когда Его Величество нанёс визит в Оксенфурт. Слон там должен быть. - Я это обязательно проверю! – солидно протянул Радя, стараясь говорить «по-взрослому». Но тут же он простодушно спросил: - Мама…а слона можно привезти во дворец? Он поместится в моей комнате? Гедвига в ответ рассмеялась. - Боюсь, слоны у нас не водятся. Но, быть может, когда-нибудь вместе с офирскими купцами этот зверь забредёт и в наши края? Королевич улыбнулся, представляя, как слон будет царственно вышагивать по главной улице столицы – от самых ворот Радовида Великого до дворца, – а он примостится на нём верхом совсем как на лошади. - Продолжим. Это – кони, а по самым краям – башни, или, как их ещё называют, ладьи. А перед ними в рядок – пешки-солдаты. Теперь посмотрим, как они двигаются. Конёк у нас скачет вот так. Радя встал со своего места, оттягивая вниз тёмно-вишнёвую курточку, и подошёл к Гедвиге. Мальчик с любопытством следил за руками матушки, пока она ловко распределяла по доске резные фигурки из красного сандала и самшита. - Гонцы бегут со всех ног по диагонали…Королева самая подвижная – она ходит и бочком, и по прямой на любое расстояние. А едят они вот так, «сбрасывают» с доски. Когда появляется шанс достать короля - это шах; когда ему некуда скрыться – это мат. Твоя задача – поставить мат вражеском королю, - закончила королева и шумно вздохнула. – Видишь, как долго объяснять? Будем сейчас играть или в другой раз? - Сейчас! – сказал маленький Радя и вдруг поцеловал мамину щёку. - Ах, ты, душенька мой, - протянула Гедвига с умилённо-певучей лаской, - какие нежности…Хороший ты у меня мальчик. С этого дня они с матушкой практически каждый день стали играть в шахматы, правда, первый десяток партий игра у Ради совсем не ладилась. Его фигуры толпились бестолковой кучей, из которой вдруг выпрыгивал беспомощный король, прямо под нос врагу. Уже через несколько ходов краснели уши, надувались щёки и некуда было сунуться. И с каждым проигрышем королевич всё больше сомневался в том, что его затея научиться шахматам имела смысл. -Ты сильно ошибся на предыдущем ходу, и теперь моя ладья отлично себя чувствует, угрожая твоему королю шахом с тыла, - сказала Гедвига, покачав головой. Игра опять грозилась закончиться для Орлёнка разгромным поражением. - Я просто не заметил... – попытался оправдаться Радя, а пальцы его тем временем панически содрогнулись. - Переиграй, - предложила мама, на что сын медленно покраснел. Орлёнку невообразимо стыдно соглашаться на это, но он всё ещё теплит хлипкую надежду сыграть очередную загубленную партию хотя бы в ничью! Но, увы, вскоре чёрный король лишился всей своей защиты и стал растерянно шагать туда-сюда. Шах. И бедный король, как ужаленный, скачет в сторону. И тут шах. Последняя попытка…Шах. Мат. Опять! Опять всё получилось очень глупо! Как же обидно! От досады и отчаяния щёки обжигающе запылали, а глаза заволокло какой-то мутью, отчего шахматная доска расплылась, фигурки застелило туманом, а жалеющий голос матушки стал совершенно глух и неразборчив. Шмыгнув носом, королевич медленно встал из-за стола, стараясь всеми силами справиться с нахлынувшими чувствами. Но обида взяла своё, и, осознав это, мальчик дёрнулся с места и выбежал из комнаты. Не оглядываясь, он скользил по ступеням вниз и летел сквозь коридоры, а слёзы вовсю струились по его щекам. Наконец, принц, весь запыхавшийся, остановился у дворцовой библиотеки. Радя пробрался внутрь и сел на пол, прислонившись спиной к высоченному дубовому шкафу. В этот предвечерний час в глубине зала было очень тихо. Обхватив руками голые колени, мальчик уткнулся в них лицом и посреди окружавшей его величавой громадины казался совсем крошечным. Время вокруг него будто бы замерло, словно это книжное ущелье кто-то выхватил из толщи душных и однообразных дворцовых комнат. Наплакавшись вдоволь, Радя встал и вслушался в окружавшее его безмолвие. Никого. Он отряхнул штанишки и чулки от сора с пола и рассеянно потрогал пыльные серые книги, оставляя на них чёрные отпечатки. И вдруг Орлёнок вспомнил, что недавно, когда искал красочный, иллюстрированный Часослов с чудными зверями и гибридами – львами с человеческими лицами, зайцами-музыкантами, епископами с разноцветными хвостами и много кем ещё, – он видел небольшую книжицу, посвящённую шахматам, в которой были какие-то клеточки, циферки и подробные объяснения чего-то, о чём он тогда не имел никакого представления. Около получаса Радя потратил на поиски, и стоило ему открыть заветную книгу, как он понял, что рановато собрался в себе разочаровываться: шахматы ему ещё непременно покорятся! Через пару минут в библиотеку вбежали несколько слуг во главе с камеристкой Мартой, а с ними - взволнованные мать и отец. Королевич встретил их в прекрасном расположении духа и с задорным блеском в глазах. С той минуты Радя на время отложил в сторону прочие занятия, даже полюбившуюся расшифровку загадочных пометок сестры Дальки на разукрашенных полях Часослова. Всё его внимание теперь привлекала лишь гравированная шахматная доска. В свободные часы мальчик старательно решал этюды, изучал дебюты, разыгрывал партии из книжки, и очень скоро он почувствовал, какое неподдельное удовольствие получает, когда пробегает глазами ходы и беззвучно переставляет фигуры. Плоды усердных трудов не заставили себя долго ждать, и некоторое время спустя, переполняемый восторгом, Радя торжественно поставил матушке свой первый мат. - Очень хорошая партия… - Гедвига двинула несколько раз туда-сюда белым королём, словно рычажком, а затем опрокинула его. – Знаешь, я ведь так расстроилась, когда ты в тот раз убежал после проигрыша. Испугалась, что совсем забросишь шахматы. Но, смотри-ка, эта книжка, которую ты отыскал в библиотеке, тебе здорово помогла! Раньше, бывало, ты следил только за одной половиной поля, играл совсем без стратегии, а сегодня так ловко перехитрил меня, обошёл всех защитников и загнал короля в угол! Ох и напрасно же я потеряла бдительность! - и губы матушки расплылись в нежной добродушной улыбке. - Напрасно, ещё как напрасно! Я заранее продумал наш бой на много ходов вперёд, так что на сей раз тебе было не застать меня врасплох! – радостно заголосил Радя. И правда, наконец-то из его игры начала уходить постылая близорукость мысли, которая так сильно мешала королевичу предугадывать поступки соперника. Радя играл не только с мамой, но и с другими обитателями и гостями дворца. Чаще других его соперниками становились матушкина камеристка Марта, порывистая и энергичная в своих ходах шахматистка; капитан Мердер, наставник королевича в военном деле, осторожный и внимательный игрок, подолгу размышляющий над своими решениями; садовник Яким, талантливый старичок, который каждый день приносил королеве букет цветов – то розы, то фиалки, то сирень, – и в этот-то момент маленький Орлёнок однажды впервые попросил Якима сыграть с ним. - Ну-с, молодой наследник, давайте попробуем. Давненько я не брал их в руки… - старичок даже прикрякнул от удовольствия. Первые партии дались садовнику без особого труда, отчего Радя сильно опешил. Яким играл необычно, как никто до него, и королевичу приходилось долго мешкать, прежде чем решиться на ход, последствия которого он никак не мог просчитать с достоверностью. Пару раз старичок делал смертельные для мальчика выпады, но тут же брал ход назад, подробно объясняя, как следовало сыграть, чтобы избежать неприятности. Хорошенько проанализировав игру соперника, Радя приноровился и сумел-таки спустя несколько игр одолеть Якима. И до чего же Орлёнку радостно вновь ощутить яркую и напирающую к груди силу в момент, когда король соперника всё дальше и дальше отступает, а затем замирает, признавая поражение! - Ну что же, молодой наследник, Ваша взяла. Далеко пойдёте, если не бросите играть… Когда вырастете и станете королём, пускай Ваши победы будут не менее впечатляющими, чем сегодняшняя! Шахматное увлечение принца, естественно, не укрылось от зорких глаз его наставницы, которая поначалу просто наблюдала за успехами подопечного. Когда спустя время Филиппа предложила Раде сыграть с ней, мальчик, конечно же, согласился, твёрдо убеждённый в том, что его техника впечатлит чародейку. Однако к ужасу королевича, Филиппа, ни минуты не думая над ходом, не позволила ему вовремя развить фигуры и вскоре вынудила защищаться. Чёрная армия Его Высочества потеряла темп, чуть было не угодила в расставленные белыми ловушки и едва перенесла пешечный штурм позиции короля во время миттельшпиля. Но в эндшпиле ферзь Филиппы оттеснил чёрного монарха на край доски, а конь, которым принц пожертвовал прежде, лишь отсрочил мат, но не предотвратил его. На Раде не было лица, и когда он наконец поднял покрасневшие глаза от шахматной доски, то увидел впившиеся в него бездонные, тёмные очи чародейки. - Мой принц, играете Вы неплохо. Но вовсе не блестяще, - резюмировала Эйльхарт. – Осторожно начали, но потом поддались на провокации, впали в ярость и несколько раз серьёзно ошиблись, что и привело Вас к поражению. Между тем у Вас был шанс его избежать даже с таким неудачным дебютом. Вы могли бы построить крепость или попытаться блокировать моего короля. Но по итогу именно Ваш король остался один – беззащитный и беспомощный. - Крепость… да что же я, можно было хотя бы в ничью сыграть! Прозевал такую возможность! Нет! Нет, так нельзя оставлять! – и расстроенный Орлёнок, будучи не в силах принять свой проигрыш, от досады замотал головой. - Давайте ещё раз! - Что, хотите оформить себе новое поражение? – Филиппа выгнула брови и ехидно фыркнула. –Боюсь, что второй раз смотреть на это не очень интересно. – Не будет никакого поражения! Я уже всё понял! – не унимался разозлённый мальчик. Чародейка строго поглядела на принца и сказала менторским тоном: – Сперва поразмышляйте хорошенько над партией, проанализируйте ошибки и только потом приходите отыгрываться. Но не раньше. Не спехом дело спорится, а толком. Радя недовольно поджал губы и смял пышные манжеты своей рубашки. Но ничего не возразил. Молча встал, поблагодарил наставницу за игру, забрал записи с ходами и отправился в свою комнату, где в яростном порыве принялся заново разыгрывать сегодняшнюю партию. Он хотел как можно скорее отыграться и утереть нос высокомерной колдунье. Игры с Филиппой были для Ради самыми интересными, но и самыми безжалостными. Она не упускала возможности уколоть его за совершённые ошибки, никогда не подсказывала и не наводила на правильный путь и уж тем более не дала бы переиграть ход, если бы королевич попросил её об этом. А он, вообще-то, и не собирался! С каждой новой партией Орлёнок становился всё более внимательным, всё более решительным, и там, где, казалось, Филиппа загнала его в угол, он отыскивал обходные пути и едва уловимые лазейки. Но однажды их игра зашла в тупик: армия принца непрерывно преследовали воинов чародейки, вынуждая её нападать. - Ничья. Вечное взаимное нападение… - задумчиво протянула Филиппа, откинувшись на спинку стула. - Да уж, странно получилось. Поглядел бы я на этакое дело в жизни, - принц усмехнулся, сложил руки на столе и опустил на них голову, сосредоточенно всматриваясь в стоящие на доске фигуры. – Правда, в реальности вечное нападение невозможно, кто-то же обязательно победит – один или другой! Tertium non datur, как говорится. Всё-таки шахматы - такая отвлечённая игра. Я вот думаю, где бы мне пригодились все эти знания? – Каждую партию Вы решаете одну и ту же задачу – ищете лучшее решение, лучший ход, а также учитесь опережать противника на несколько шагов и первым разгадывать его замысел. Со временем этот важнейший процесс принятия решений оттачивается до автоматизма, становится подсознательным и переносится в повседневную жизнь. Особенно на ту её часть, которая касается Вашего будущего правления. Вот что я подумала: отныне наши партии станут регулярными, и дополнительно я буду давать шахматные задачи. Радя был совсем не против такого расклада: шахматы всё равно уже стали неотъемлемой частью его жизни, ежедневным ритуалом, а с недавних пор он наконец-то начал побеждать чародейку. Но тогда королевич ещё не знал, что всё это – лишь тренировка, и ему ещё только предстояло разыграть свою главную партию против Филиппы.***
Время близилось к половине первого, а Радовид с матушкой всё никак не могли наговориться. Закончив обсуждать шахматы, они плавно перешли к политике. - Мне очень нравится, когда приходит время моего хода. Сейчас оно как раз подошло: с завтрашнего дня я объявлю о роспуске Регентского Совета и буду править самостоятельно, - сказав это, Радовид самодовольно откинулся в кресле. - По такому случаю будет замечательное гуляние! Наступающий день не менее важен, чем твоя коронация! – воодушевлённо заметила Гедвига. - Да, но в ту пору я был ещё юнцом, формально возглавившим королевство. Мне казалось тогда, что только рукой подать – и стану я великим королём! Но нет: великому королю - дорога из великих трудностей. А, впрочем, из уроков Филиппы я понял: надо брать на себя тяжести. То, что ты молод и малоопытен, не значит, что ты не можешь взять большого веса. К твоему мужеству и доблести обязательно присоединится воля твоя, а она больше, чем ты есть сам. «В немощи своей я был силён» - так, кажется, говорится в Писании ? Кстати, я ведь не сказал, что приедет Далька! Сестрица, наверняка, уже на полпути к Третогору. - Далечка? – Гедвига от удивления всплеснула руками и восторженно воскликнула: - Душа моя, это чудесные новости! - Если честно, я слегка боюсь её приезда. Когда она начнёт пытать меня о том, сошёл ли, по моему мнению, на Радовида I, не обжигая, благословенный Вечный Огонь в своей видимой форме, или сие - лишь образ и духовное наставление из Писания - мне сразу признаться в своём профанстве или, как истинному королю, с умным видом наплести ей с три короба близко к теме – авось и попаду в яблочко? - Брось, Радюша, Далимира тебя любит и не станет расспрашивать о таком в день праздника! - А что если это – первое испытание для полновластного короля? О, Далька-мудрая, лучше стань моей советницей и направь свой блестящий ум против священнической братии, которая завтра облепит меня со своими бесконечными нуждами! Помнишь, как Даля недавно писала, что у них в обители нынче что ни сестра, то визионерка и духовидица, и приходится настойчиво отрезвлять милых дев, потерявших чувство церковно-канонической реальности? Так вот я думаю, что навыки сестрицы пригодились бы среди тутошнего братства, куда более притязательного и совсем не смиренного. Право слово, её благочестие, кругозор и рассудочность не перестают восхищать меня!***
Личность второй старшей сестры, Далимиры, для маленького Ради всё детство была окутана дымкой тайны. Милену, весёлую, ласковую, с русой, сплетённой набок косой до поясницы и накосником в виде двух орлов, он помнил хорошо, хотя ему было всего четыре года, когда они в последний раз виделись; Далька же как уехала в монастырь святого Венедикта учиться на священницу незадолго до рождения брата, так почти и не приезжала во дворец, разве что, когда Радя был совсем младенцем. По рассказам родителей и придворных он представлял себе учёную леди-книжницу, холодную, сдержанную, совсем не похожую на задорную Мильку, которая много кого вдохновляла и заставляла любоваться собой. Далька безупречно владела слогом, выучила Старшую Речь, причём не только «классический» вариант, но и диалекты: нильфгаардский и скеллигийский; принцесса своими дельными предложениями дополняла отцовские указы, умела одной фразой урезонить клириков и без труда составить трактат о правлении прежних государей. Словом, она могла бы стать выдающейся королевой, способностей у неё было ничуть не меньше, чем у старшей сестры. Но в отличие от Мильки, Далька никогда не стремилась править, равно как и восседать при муже во главе двора, подобно матери. Злые языки говаривали, что Далимира «дюже заумная», на что Радя обыкновенно отвечал: «Это не Даля заумная, а у вас ум заурядный». Он терпеть не мог, когда кто-то критиковал его близких. - Дочки такие разные, и не только внешне, хотя Милена всего на два года старше Далимиры! - рассказывала как-то Гедвига, когда Радя в очередной раз засмотрелся на совместный портрет сестёр, висевший среди портретов родителей и прочей родни неподалёку от его комнаты. – Но пока Миля с подругами строит из шалей и одеял домик, Даля возьмёт книгу, например, «Размышления о жизни, счастье и благополучии» Никодемуса де Боота и читает. Шум девочек мешал ей, она злилась и уходила из детской в библиотеку. А там часами сидела над Заветами и что-то себе выписывала. Со стороны казалось, что Даля не умела пользоваться жизнью, не очень понимала, как быть юной и беззаботной, но Радя чувствовал: у сестры просто своё представление о мире и его радостях. Он рассудил, что Далимира куда свободнее, чем он, ведь роль принцессы и строгие правила двора более не тяготят её, и она может заниматься, чем хочет. В десять лет Радя впервые посетил с отцом и матерью монастырь венедиктинок , который находился близ Новиграда. Названный в честь святого Венедикта он был одной из немногочисленных женских обителей культа Вечного Огня, зато в большом почёте у верующих. Среди монахинь-венедиктинок было немало дочерей из знатных фамилий, несколько благочестивых вдов, и нередко сюда отдавали девочек 4-6 лет на обучение письму, чтению, истории, языкам, рукоделию, музыке и много чему ещё. В 14 лет воспитанницы могли выбрать: стать ли им послушницами или вернуться к мирской жизни. И хотя в монастыре много внимания уделялось вдумчивому богословию, могущественная аббатиса Элизабет фон Ветцикон негласно и весьма ловко вникала в политику и экономику, сотрудничала с королём и лидерами Культа. Встречать столь важных гостей вышла не только Далимира, но и настоятельница, у которой бывшая королевна ходила в любимицах. Вместе с ней слетелись несколько монашенок и послушниц. Королевич глядел только на свою сестру: он увидел взрослую девушку, монахиню лет 27, аристократически красивую, высокую и прямую, со строгими правильными чертами лица и серьёзным выразительным взглядом. Она была облачена в белоснежную камизу до пят и красную подпоясанную котту с вышитым символом Вечного Огня на груди; её волосы полностью скрывались под вимплом и алым платом, отчего расстроенный Радя тут же припомнил, какими локоны сестры были на портрете: длинными, необычайно густыми и тёмно-каштановыми, как у матери, сплетёнными в две сложенные пополам косы. Поначалу Далька вела себя довольно отстранённо и на весёлые расспросы родителей отвечала неохотно и односложно. Радя заметил, что отец сегодня был чувствительнее и беспокойнее обычного, а мать старалась скрыть дрожь в руках за ласковыми прикосновениями к дочери. Мальчик с тревогой почувствовал, что между родителями и сестрой искрят какие-то давно замолчанные разногласия, но спросить о них не решился. Стоя рядом с матушкой, Орлёнок смотрел на сестру, готовый тотчас же ей улыбнуться, если бы она наконец повернула к нему лицо. - Ну что же мы всё стоим на проходе? - с деловитой весёлостью заметил Визимир. - Давайте пройдём в обитель. - В трапезной уже накрыт стол, - ответила Далимира и жестом пригласила следовать за ней. Отец хотел было мягко обнять дочь за плечо, но, заметив выражение её глаз, одёрнул руку и виновато скрепил пальцы в замок за спиной. В трапезной в окружении других обитательниц монастыря королевское семейство наслаждалось рыбной кальей, гречкой с ароматными овощами и грибочками, рулетами с лососем, коврижками с вареньем и густым, пряным ягодным отваром с корицей. Монашки всё норовили ущипнуть королевича за пухленькие розовые щёчки, потянуть за оттопыренные ушки и сунуть ему добавки. От щипков Радя ловко увёртывался, недовольно пуча губы и хмуря брови, а вот от лишних рулетиков и коврижек не отказывался. Даля с умилением наблюдала за этой картиной. Мальчик терзался, как бы ему разговорить тихоню-сестру, но, не придумав темы, молча пододвинул ей одну из своих многочисленных добавок. В ответ он получил такую же молчаливую, но необычайно добрую улыбку. В ту же секунду Гедвига что-то шепнула мужу. Стены трапезной были украшены удивительными фресками: выведенные тонкой кистью, они казались воздушными и чуждыми всего земного, и кроткие лики святых сияли любовью и нежной грустью. Радя засмотрелся на золотые латы и блестящий меч одного из угодников. И тут он с удивлением заметил, как сестра его печально любуется этим же златокудрым и синеоким воином. После обеда венценосные супруги решили прогуляться по живописному дворику монастыря вместе с настоятельницей; Радю же решено было оставить с Далимирой. - Вам нужно хорошенько пообщаться. Орлёнок очень ждал с тобой встречи, дорогая моя, - вкрадчиво щебетала Гедвига, притворяя за собой дверь Далькиной кельи. - Надеюсь, хоть наш Радя разговорит Дальку! – страдальчески протянул Визимир, когда они с женой спускались во внутренний дворик. – От неё ведь в последнее время даже жалкой цидулки в столицу не приходило, оставалось справляться через настоятельницу. Мне достаточно того, что мы потеряли Милену из-за проклятого Дара, и я не могу допустить, чтобы и Далька разорвала все связи с нами! - Не надо было тогда так с… - осеклась на полуслове Гедвига и продолжила почти шёпотом: - Далечке, может быть, - ах, лишь Вечный Огонь знает! – может быть, действительно, стоило ей позволить самой убедиться… -Ну-ну-ну, - забубнил король, - позволить такое принцессе? Глупости, глупости, совершенно невозможно…Единственное, я ужасно жалею, что был тогда слишком резок с дочкой. Поговори я с ней ласковее, и Дальке, поди, не пришла бы в голову эта безумная идея – убежать со двора в монастырь, да ещё и дать этот нелепый обет безбрачия… Тем временем брат с сестрой молча сидели на кровати в келье. И хотя при обители хватало юных воспитанниц, Далька казалась очень растерянной и совсем не знала, о чём говорить и как вести себя с ребёнком, отчего королевич решил взять инициативу в свои руки. Пока он рылся в небольшой дорожной сумке, Далимира с осторожным любопытством поглядывала на свёртки бумаги, которые брат доставал со дна торбы. Без промедления Орлёнок перешёл сразу к делу: - Я прочитал все твои свитки и знаю про каждую пометку в Часослове, малом молитвеннике с нотами и даже в Писании. Извини, если тебя это обижает…но мама разрешила мне почитать твои рукописи про Вечный Огонь, про природу зла и власти, про познание мира через Откровение… ну, я ещё нашёл другие там всякие переписки, - тут королевич виновато сбился, но сразу же с разбегу продолжил: - Я из рукописей не всё понял, но мне ужасненько интересно! Вот, например... - Братишка, тебе правда хочется узнать обо всём этом? – перебила его Далимира. С самого начала своей речи Орлёнок заметил, как задрожали от волнения руки сестры, а глаза её, широко распахнутые, озарились странным блеском. Но выяснилось, что беспокойство это было счастливым. Обрадованный такому ласковому обращению, Радя вплотную прижался к Дальке и протянул ей свитки. - Хочу! И я даже взял некоторые из них с собой, - он потёрся щекой о плечо Далимиры, пока она с детским трепетом рассматривала свои записи, которые не видела уже много лет. - Из домашних-то никто особо не интересовался моими заметками. А мне просто всегда хотелось чего-то большего, чем однотипные проповеди и заученные молитвы; чем политические склоки, балы, вязание в бабьем углу да пересуды о выгодном браке и королевском долге. Хорошо, что хоть с философами и теологами можно было поболтать, о чём душе угодно. Не удивляйся, при дворе бывает люд разного толка, - она улыбнулась и ласково погладила Радю по голове. – Но оказалось, что мой маленький братишка тоже собрался окунуться в надмирные дебри? Ну тогда спрашивай, о чём хочешь. Тебе, будущему королю, совсем не лишними будут эти знания. Разговор их затянулся на несколько часов: Далимира с Радей успели обсудить не только смыслы святых слов и подходы к происхождению власти, но и многое из повседневной жизни реданского двора, о которой Даля кротко поинтересовалась у брата. Мальчик рассказал и про отца с матерью, особо сделав акцент на том, что они очень скучают без дочери, и про свои занятия с госпожой Эйльхарт, и про успехи в шахматах. Отдельно он поведал Дальке, как с него и родителей недавно писали портрет и как ему понравилась новенькая расшитая завитушками рубашонка и кунтушик с орнаментом-лозами. Возвратившиеся с прогулки король и королева необычайно обрадовались такой перемене в настроении дочери. Во время вечери Даля была куда более общительной, а на прощание вручила каждому из членов семьи памятный подарок: отцу - замечательный посох с металлическим позолоченным набалдашником в форме свернувшегося змея, матери – гобелен с влюблённой парой в саду, а братишке – несколько редчайших книг из монастырской библиотеки. А через некоторое время в Третогорский дворец лично для королевича прибыла посылка из обители святого Венедикта – белоснежная сорочка, украшенная у горловины, в рукавах и у подола красным узором, петлявшим в виде причудливых коников и птиц. Вскоре, к великой радости Визимира и Гедвиги, и сама Далька впервые за много лет посетила свой родной дом.***
Немного помолчав, Радовид продолжил разговор о старшей сестре: - Я иногда с недоумением вспоминаю о том, что Далимира могла бы сейчас быть Белой Лилией соседнего королевства. Ну, право, не могу себе представить сестру правительницей Темерии и уж тем более - женой Фольтеста! Странный союз, хоть и политически недурной. Это ведь была отцовская идея? - Да, твой отец давно задумал выдать Дальку за Фольтеста – перспективного молодого монарха с крутым норовом. Милена должна была стать правящей королевой Редании, а Темерия во главе с сыном Меделла и Далимирой – её верным союзником. Думаю, Визимир даже рассчитывал, что его умная и рассудительная дочка сможет влиять на мужа, аккуратно продвигая интересы нашего королевства при тамошнем дворе. - А Даля? Что она думала обо всём этом? - Сначала Далечка равнодушно относилась к разговорам о том, что ей нужно выйти за темерского короля, а потом, в один день, любовь как охватит её! Милена слегка подтрунивала над сестрой, а Далимира всё ходила и ходила с мечтательным взглядом, совсем на себя не похожая. Сдаётся мне, полюбила она не сына Меделла, а свою любовь к нему. - Что это значит? – не понял Радовид. - Видишь ли, Даля всегда держалась благочестиво и самодостаточно, кавалеры её мало интересовали. Но вдруг чувственная девичья нежность взяла своё, ей захотелось любви, возвышенной и чистой, а тут как раз намечается замужество с красивым и доблестным королём соседнего государства. Вот…Послали сватов к Фольтесту. Когда они вернулись, Даля набросилась на них с расспросами: «Ну что, как?». Они, обинуясь, ответили быстро и невесело, что король пока не намерен жениться. Как потом выяснилось, это еще было аккуратно сказано. Отец твой тогда страшно рассвирепел, но, прежде, чем он успел сказать что-то, раздался страшный, раздирающий душу крик. Бедная Даля прижалась к стене и начала рыдать, с ней случилась истерика…Дочка подумала, что дело в ней и что Фольтест посчитал её плохой партией, но всё оказалось совсем иначе: темерский король пожелал видеть своей королевой родную сестру! Отношения с Темерией у нас после такого неудачного сватовства, прямо скажем, похолодели. Но, быть может, к лучшему, что Далька не стала частью их скандального двора? Ведь вскоре стало известно, что сестра короля от него же и забеременела! Какой кошмар! Просто неслыханный позор! – королева едва сдерживала своё возмущение, перемешанное с радостью о том, что её дочь сейчас не в Темерии. Придя в себя после этой короткой вспышки, Гедвига продолжила: - И чего же добился Фольтест? Сестра скончалась при родах, дочка родилась чудовищем и несколько лет наводила ужас на всю Вызиму! Ну, ты слыхал про всё это… Как там зовут принцессу?.. Ах да, Адда, в честь матери. Её, конечно, расколдовали, но она, говорят, так и осталась скаженной! Бедная девочка, до чего же жаль её! Эта Адда, поди, постарше тебя будет, а не замужем. Радовид усмехнулся и поглядел на роскошный гобелен с влюблённой парой, прогуливающейся вдоль нарядного цветника. - Меня ждёт, видимо. - Упаси тебя Пламя, сынок! – в ужасе залепетала Гедвига. - Да разве ж она хорошая партия? Уж лучше приглядеться к кому-то из наших дворянок, коли с принцессами в соседних королевствах туго… - А Далимира любила кого-нибудь настоящей девичьей любовью? - поинтересовался Радовид, ловко уводя разговор от темы его собственной женитьбы. Гедвига опустила глаза и грустно улыбнулась. - Любила…Был у неё тут жених, Юрась. Как сейчас помню его густые, пшеничного цвета волосы и глаза такого нежного, дымчато-синего цвета. Он помогал своему отцу, одному из наших придворных легистов, разночинцу по происхождению. Уж не знаю, где и когда они сумели сойтись, но Юрась был толковый парень, вдумчивый, и Дальке с ним очень нравилось. Но это же чистой воды мезальянс, сам понимаешь…Помню, как однажды ко мне прибежали фрейлины с криком «Караул! С нашей Далечкой сынок законоведа в саду такое делает!». Я со всех ног, прихватив с собой Марту, ринулась в сад: там Юрась Далю на руках кружит, а она, в цветочном венке, с розами в косах, заливается смехом и обнимает кавалера за шею. Вроде бы совсем не то, чем пугали, а всё же… Было бы неправильно скрывать такое от короля. Визимир поручил навести некоторые справки о юноше, и вскоре Юрася вместе с отцом отправили служить при городском магистрате то ли в Блавикен, то ли в Гелибол, а то и вовсе на самый север королевства. - Да уж, далековато. Не представляю, что было с Далей в ту минуту, когда ей сообщили об этом, - мрачно произнёс Радовид. Гедвига навсегда запомнила этот давно рокотавший, сгущавшийся тучей и наконец грянувший разговор – пронзительный и громкий, ужасно болезненный, но неминуемый. Далька влетела в кабинет к отцу, где он весело беседовал с матерью, а следом, едва поспевая за сестрой, показалась Милька. С порога разгорячённая Далимира принялась костить короля за его поступок. Тут-то всё и началось. -У твоего женишка в каждом городе по невесте! – крикнул Визимир. - И ты, королевская дочка, благочестивая, чистая, милуешься с этим ядрыгой?! С этим бессовестным потаскуном?! - Неправда! Этого не может быть! – заплакала Далимира, не в силах поверить горьким словам отца. Долгими протяжными восклицаниями король повторял дочери, что жених её – мерзавец и попросту присел ей на уши, а она, наивная, чуть не загубила себя. - Послушай, душенька моя, - вступила Гедвига, многозначительно поглядев на супруга, чтобы он перестал так горячиться, – мы не говорили тебе об этом до сего дня, пока не выяснили с точностью положение твоего друга. Дело ведь не только в том, что это мезальянс…Ты же знаешь, главное для нас, чтобы ты была счастлива. А поэтому… - Ты просто не понимаешь, какая на тебе ответственность! – заголосил Визимир. – Пока сидела со своими рукописями, совсем позабыла, кто ты есть! - Нет, нет, причём тут рукописи?.. - затараторила мать. – Далечка, поступок Фольтеста был ужасен, но это же не значит, что нужно увлекаться всеми подряд… - Тебе пора выбросить дурь из головы! – снова перебил жену Визимир. - Ты принцесса, поэтому выйдешь замуж за равного и достойного тебя! - Выбросить дурь из головы? – спросила Далимира, утерев слёзы и силясь придать голосу спокойствие. – Ты прав, пора бы мне избавиться от этого опостылевшего чувства долга, от раболепного смирения перед выбором, сделанным другими. Хватит с меня терзаний о замужестве! Я хочу стать священницей и поехать учиться в монастырь святого Венедикта! Услыхав такое, Визимир весь побледнел, взгляд его наполнился холодным ужасом, а плечи задрожали. - Так, так, то есть ты задумала обрубить ветку нашей едва живой династии, в которой до сих пор нет наследников мужского пола, и навсегда отречься от своей семьи, от своего рода? Ты намереваешься окочуриться в затхлой келье среди пыльных книг и страдальческих завываний монахинь, правильно я понимаю? Милена крепко ухватила Далимиру под локоть и жалобно взмолилась: - Сестрица, миленькая, одумайся! Ты не понимаешь… - Это ты не понимаешь, Милена! – резким тоном прервала её Далька. - Ты при дворе как рыба в воде, тебе всё нипочём, только коронуй тебя единолично в обход традиции – и будешь, поди, наравне с Калантэ Цинтрийской! Но я совсем другая! - Дура! Окстись! – закричал король, стукнув кулаком по столу. - Может быть ты ещё и приданое своё золочёное аббатисе вручишь? Эко она обрадуется! - А тебе, отец, видимо, будет крепче спаться, коли моё приданое пойдёт какому-нибудь корольку, а я стану жить в чужедальнем краю среди придворных и фрейлин, что шепчутся по углам и считают меня «заумной» ?! Для того ли я родилась, чтобы увеселять досуг короля, рядиться, плясать, владычествовать над двором, а на деле – восседать на мишурном престоле, который чуть покачни – и толпа тебя растопчет ?! - Сумасшедшая! – Визимир задыхался от гнева и отчаяния. - Всю душу из меня вынула! Не пущу я тебя никуда! - Не отпустишь - так я сама убегу этой же ночью к венедиктинкам! Ничего-ничего, они и бесприданниц принимают. Всяко лучше жизни в дворцовых путах! – выпалила Далька и, вырвавшись из объятий сестры, выскочила из отцовского кабинета. Гедвига беззвучно расплакалась, а Визимир обречённо опустился в кресло, обхватив голову руками. Королева пересказала этот тяжёлый разговор с Далимирой сыну и подытожила: - Скрепя сердце, мы сделали так, как захотела наша дочь: отпустили её. Далимира, кажется, так до конца и не поверила отцу, что её жених оказался редкостным повесой. В любом случае она страшно разочаровалась: сначала - в Фольтесте, затем - в Юрасе, а потом, наверное, и во всех мужчинах. После обучения она приняла постриг и связала себя обетом безбрачия. - Думаешь, главная причина её отъезда - в несчастной любви? – Радовид сложил руки на груди и задумчиво сдвинул густые брови. - А я-то полагал, что она стремилась в монастырь по воле сердца и души, хотела быть независимой и посвятить себя жречеству, а не вынужденному браку с каким-нибудь королём. - Ты не ошибся, милый. Сейчас я понимаю, что ей всегда было неуютно при дворе, титул королевны её не прельщал, - Гедвига обречённо вздохнула и склонила голову набок. - Не знаю, что именно из всего этого нужно было вычесть, чтобы твоя сестра сейчас была рядом с нами, а не за сотни вёрст от дома. Радовид хмуро опустил голову и сложил руки в замок. - Пришлось бы вычесть всю Далимиру, матушка. В конце концов, это её выбор, и, поверь, я счастлив, что у неё он был. Главное, что мы можем с ней видеться. А вот с Миленой – нет… Король тяжко и напряжённо умолк, словно пытаясь сказать что-то ещё, подобрать нужные слова, но ему никак не удавалось выразить свои терзания. Сознание заволокла мешанина образов: русая коса до поясницы, накосник, он, маленький, сидит у сестры на руках, пока она приподнимает его повыше, чтобы лучше был виден парад, и он же, в постели, прижался к её мягкому плечу, а она сказывает ему про могучего короля Радовида и его советницу-чародейку Миллегарду, вместе с которой они сражаются с чудищами, оберегая своё орлиное королевство. О том, что его сестра – не сказочная, а самая настоящая волшебница, королевич узнал от родителей уже после того, как Милена уехала учиться в Аретузу по настоянию Филиппы Эйльхарт. Наконец, собравшись с мыслями, Радовид горячо выпалил: - Мне безумно жаль, что после отъезда Милены нам так и не удалось ни разу с ней встретиться! А ведь у меня к ней миллион вопросов! Подумать только: наша Милька – магичка! Невообразимо! Как странно, что этот жуткий Дар достался именно ей. Дар, в основе которого (скажу я вопреки всем умникам из чародейской братии) в первую очередь лежит первозданный Хаос, а лишь во вторую - Наука и Искусство... У тебя есть хоть какие-нибудь догадки, откуда у Милены такие силы? - Я не знаю, - с задумчивой грустью прошептала Гедвига. - Возможно, в моей маллеорской династии кто-то был чародеем или как-то иначе соприкасался с магией. Но Дар мог попал к Милене и по воле случая. - Дар стал для неё проклятьем, вот что я думаю, - решительно заявил король. - Уже много лет от сестры ни слуху, ни духу, и мы даже не знаем наверняка, жива ли она! - Ах, Орлёнок, если бы ты знал, как я страдаю без Милены! Бедная девочка, где же она теперь? Её бы сейчас ко двору, советницей тебе! Она бы не позволила твориться тому беззаконию, которое царило у нас в пору Регентства! - Да, возможно…Прискорбно, что из монаршей семьи в тот страшный час во дворце остались лишь мы с тобой. Милену бы вместо герцорга Нитерта главой Регентского Совета – она бы щёлкнула по носу всем дворянам, сетовавшим, что королевская власть слаба и беспомощна. Я никогда не прощу этим зарвавшимся негодяям того, как они оскорбляли тебя, - лицо Радовида исказилось свирепой ненавистью, а руки сжались в кулаки. – Бессовестные окаёмы пользовались твоим горем и тем, что ты прежде не правила, а большее, что я мог в свои 13 лет - это хлестануть графа фон Тессина по морде за его издёвки в твою сторону. Но с подачи Филиппы он отделался лишь кратковременной ссылкой со двора! Буря за окном завыла ещё жалобнее, чем прежде. Красный отсвет огня в камине ложился на Радовида, озаряя его скривившееся от сдавленного гнева лицо. Но, будучи не в силах более сдерживать свою ярость, король остервенело выпалил: - Расследование убийства отца заглохло, и нет никаких достоверных зацепок, ведущих к заказчику! Тем временем на одном плече у меня сидят обнаглевшие гильдии, на другом – недовольные кметы. Ещё и феодалы под шумок устроили политический цирк, потеху, да такую, чтобы била в лоб и воняла в нос! Одни скулят себе потихоньку, ластятся к Темерии и Ковиру, а иные захотели вольницу аки сам Новиград! Они пользуются тем, что власть в руках не у короля, а у чародейки, которая слишком много на себя взяла. Ну ничего, я так просто не забуду их злодеяния. Знала бы ты, на какой тонкой шее зиждятся головы нильфского изменника Нитерта и его приспешников, опорочивших честь короны! Не хотелось, конечно, начинать своё правление с показательных расправ, но если даже смерть одного пугает многих, то казнь этих родовитых мерзавцев приструнит едва ли не всю Реданию! Королева растеряно посмотрела на сына, не зная, что и сказать. Она рассеянно оправила волосы, сплетённые в две слабые косы; ещё недавно густые, тёмно-каштановые, они теперь, поседевшие, безжизненно спадали ей на грудь. Тихим голосом Её Величество осторожно начала: - Сколько злости, милый… - А куда мне от неё деться? – спросил он мрачно. - Я прекрасно осознаю, что каждый мой шаг на поле политики – это эксельсиор, всё выше и выше, всё больше и больше смертей. Но чтобы по крупице решать сию сложнейшую головоломку, я обязан ставить на кон жизни: и свою, и чужую. Когда королевство уходит из рук, мало быть мудрым и справедливым! Наша страна – как стройный часовой механизм, который в одночасье разбили молотом! И король должен его починить! - Я боюсь, что тогда страх казни окажется главной опорой твоей власти. Но ведь жизнь – это не вечное нападение и поиск изменников! Настанут и мирные времена – и каков же будет тогда твой облик, ежели злость выест всё твоё сердце и не оставит места для любви? Помнишь стихотворение, которое я читала тебе в детстве? Кмет священника спросил: "Сколько в этом мире сил?" Отвечал священник: "Две,.. - …обе силы в голове", - закончил Радовид. - Внутри нас две силы, сам знаешь, - мягко начала Гедвига, стараясь убедить сына. – Одна из них – свет, доброта, созидание. Вторая, очевидно, – тьма, злоба, разрушение. У политиков очень часто второе может возобладать над первым, и это ввергнет в смуту не только самого властителя, но и всю страну! Не забывай, каким ты был раньше: добрым, милосердным… - Не будет, матушка, доброго и милосердного короля Радовида! – с болью воскликнул тот, замотав головой. - Долой все мои детские чаяния! Такому правителю не место на троне, ибо стоит ему хоть немного дать слабину - в первый же день его утопят в болоте интриг и заговоров. Честных вельмож при дворе, к несчастью, нет. Гедвига с горечью опустила глаза, а её губы печально дрогнули. Нет, перед ней сидел уже не тот ласковый и добродушный ребёнок, который неумело вырезал для неё фигурки из дерева и с упоением рассказывал, как тайно провёл на кухню своих товарищей за угощениями. Злосчастные годы Регентщины сделали из её доброго и весёлого Ради сурового и беспощадного короля Радовида. А она даже ничего не могла сделать против его непроницаемой грозности. Несчастная королева чувствовала, как над сыном всё сильнее рокочет гром беды, и смутное беспокойство, уже давно не покидавшее её, теперь терзало в тысячу раз острее. Гедвиге было невыносимо больно смотреть на то, как сокрушается и страдает душа её Орлёнка. Ночь сделалась особенно холодной, огонь в камине начал потихоньку угасать. Королева простёрла к сыну худые дрожащие руки, жестом показывая, чтобы Радовид наклонился к ней. Затем она взяла его ладонями за щёки и сказала: - Сыночек мой дорогой! Если бы ты знал, как долго я молилась о твоём рождении! Мне ведь было уже почти сорок, когда я тобой забеременела, роды прошли сложно. Но вот, я увидела тебя, такого маленького, слабенького, беззащитного, и скорее прижала к сердцу. Подумала: ах, какое чудо, ведь эта долгожданная кроха станет великим королём! И ты вырос в красивого, умного и смелого правителя! Ты наша с отцом гордость! Прости меня, что я не смогла уберечь тебя ото всех этих несчастий, которые творились при нашем дворе в годы Регентщины! – сказав это, Гедвига умолкла, а из её очей заструились тонкие полоски слёз. Она с нежной любовью погладила щёки сына. - Не говори так! – воскликнул растроганный Радовид, хватая ладони матушки. - Все эти годы ты была мне солнечным светом, моей последней опорой! Только благодаря тебе я всё ещё здесь! Вдруг Радовид изумлённо замолчал. Его потрясла страшная перемена, произошедшая в облике матери: в её глазах явно читалось дыхание смерти. После убийства Визимира Гедвига с каждым годом всё больше угасала от тоски, её розовая кожа побелела, а лицо избороздили глубокие тяжёлые морщины. При дворе, казалось, смирились с мыслью, что королеве осталось недолго. Радовид где-то глубоко внутри тоже это понимал, но принять никогда не мог. Каждый день король с надеждой взирал на матушку и был необычайно счастлив, когда видел в её глазах необоримую волю к жизни. Но сейчас эти очи в страхе предчувствовали неизбежное. Гедвига улыбнулась сквозь льющиеся слёзы и прошептала: - Хороший мой! Орлёнок! Вспоминай нас с отцом и знай: мы всегда будем любить тебя! - Что ты такое говоришь?! – в страхе крикнул побледневший Радовид и принялся целовать мамины руки. – Поглядишь ещё и на мою свадьбу, и на моих ребятишек! Он почувствовал, как снова погружается в пучину мучительного горя, прямо как в ту роковую ночь, когда погиб отец. Матушка, быть может, в последний раз сегодня вместе с ним чаёвничала, вспоминала их шахматные партии, рассказывала о Милене и Далимире. Вскоре никогда уже она не взглянет на него с любовью, никогда не укроет в своих тёплых объятиях и не утешит ласковым словом! Никогда он больше не поговорит с ней, не спросит совета! Скоро он останется совсем один! Содрогаясь всем телом, Радовид прижался покрепче к матери, а она с неизменной нежностью поцеловала его и обняла одной рукой за шею, а второй стала ласково гладить по макушке. Ей показалось, что сын даже стал меньше ростом: так он съёжился, сжался. Король снова взглянул в глаза матушки: полуприкрытые, сонно-ласковые, чистые и светлые, как у святых на фресках, полные неисчерпаемой любви. Взглянул в эти самые дорогие на свете глаза и разрыдался. В окне мерцала яркая полоска лунного света. Буря утихла. Укрытая снегом ветка тянулась вдоль стекла, слегка вздрагивала от колыханий лёгкого ветра, нагибалась и роняла со своего острия крупные мокрые хлопья… - Так не должно было быть, - слышался тихий, жалобный голос. – Ни с тобой, ни с папой… не должно было…