Обширны группы песен, не связанных ни с обрядом, ни с пляской, — это лирические песни: медленные, протяжные, песни-раздумья, песни-сетования. У этих песен свой особый стиль, свои метафоры и образы. Легко обмануться в их смысле, если не знать особого поэтического языка. Через иносказание поющий выражает личные чувства (любовь, грусть, радость, счастье) и внутреннее состояние души. Одним из замечательных примеров поэтического языка является лирическая песня, записанная на Лукоморье (иначе – берегу Арки) – дивном краю, в котором некогда высадился легендарный Самбук и привёл на Континент первых людских поселенцев. Бела заинька-горностаинька, Куда бежишь? Куда бе́жишь? Не воротишься назад! Аль у те́бя есть привадушка? Приваду́шка - ка́мыш-травушка, Камыш-тра́ва, ключевая вода, Ключевая, свет колодезная. Она ме́ня всё привадила к себе, Стал теперь я часто в гости приходить, Го́стинички, сладки прянички носить. Петер Шейнис, «Реданские народные былины и песни»
– Нет, ну как можно было поставить Иоанну из Лукоморья выше Донимира из Тройи? Он ведь безупречен. Ни одного проигрыша за пятьдесят турниров! Такого никому даже не снилось! – запальчиво воскликнул королевский секретарь Яков, швырнув на стол перо. Радовид коротко рассмеялся, а затем скользнул взглядом по запылившимся корешкам книг, сложенных стопкой на его рабочем столе. Он провёл пальцем по жёсткой бордовой обложке верхнего тома и раскрыл его на случайной странице. Справа оказался стройный орнамент алой и чёрной вязи, а слева – красочное и торжественное состязание доблестных воинов. – Спору нет, что никто не сравнится с ним в мастерстве, - ответил монарх. - Но, по-моему, упорство порой лучше безупречности. Мне по душе те, кто продолжают настойчиво двигаться к своей цели, сколько бы они ни проигрывали. Легко быть храбрецом, когда всё идет как по маслу. В этом нет ничего великого. – Ничего великого? Да ведь никто больше Донимира столько всадников с лошадей не сбрасывал! Мне довелось застать его бой на Третогорском и Туссентском турнирах. А Вы слышали, что осенью будет Большой турнир в Вызиме? Вот бы съездить на него! Не хотите ли тоже туда отправиться с Её Величеством? – Занятное предложение, - король неторопливо перелистнул пару страниц. Он знал, что за иллюстрация ожидает его впереди. Недавние соперники плечом к плечу защищают крепость от вражеской осады. - Меня лишь беспокоит, что в Темерии то и дело что-нибудь творится…Уверен, к осени там опять будет какая-то заваруха. – Вы уже потянули за ниточки своих информаторов? Эх, жаль, а я уж размечтался… Яков было приготовился вновь записывать за королём, но вместо этого продолжил: - У меня для Вас на примете есть любопытное сочиненьице, как раз, чтобы скоротать вечерок-другой после долгой работы... Секретарь дружил с экономом епископа Кириакия. У них, на удивление, нашлось много общего - оба были неженаты, у обоих был слабый желудок, оба считали себя непонятыми натурами. Наконец, обоим нравилось читать интересные книги и брать их друг у друга. Зная о любви короля к литературе и тишине библиотеки, Яков никогда не терял возможности поговорить с Радовидом об их общем увлечении. Но неожиданно кабинетная дверь распахнулась, и король с секретарём повернули головы ко входу. Это была Адда. Стучать и вежливо заглядывать внутрь было не в её правилах. Завидев королеву, Яков сконфуженно кашлянул в кулак, приветственно встал и поклонился. Гостья выжидающе поглядела на секретаря, всем видом намекая, что она здесь надолго. Писарь молниеносно это понял, да и король, судя по заметно потеплевшему взору, был совсем не против. – Кхм, не успел рассказать Вашему Величеству про томик заветных сказок, выпущенный в Новиграде профессором Петером Шейнисом под грифом церковного издательства, – произнёс он на грани слышимости. – Забавная история про обход цензуры, достойная упоминания в хрониках. Ну ничего, позже. Постараюсь как-нибудь принести этот томик с собой, – закончил Яков и покинул кабинет. Королева проводила его выжидающим взором, а затем обратилась к Радовиду. – Заветные сказки, значит? – игриво улыбнулась Адда и, слегка покачивая бёдрами, подошла к мужу. – Знаю-знаю про такие. Мне очень нравятся сказки про мужей и жён: каких только милых увёрток и забав там не бывает… Ох, покраснел как, прямо в тон к моему платью, но глаза-то заблестели! Приятно видеть, что король наш таки поступился этикетом. А то в компании придворных дам мне и заикнуться о таком нельзя. Адда села на колени к супругу и, притулившись поближе, обняла его красивые широкие плечи. Радовид в ответ поцеловал тонкое обнажённое запястье жены, мягкое и гладкое, словно очищенный персик. Взгляд сероглазой королевы весел, задорен, и, честное слово, когда она улыбается, королю кажется, будто её очи становятся цвета небесной лазури. А какие же у неё прелестные аккуратные уши, прикрытые померанцевыми прядями. Совсем как розовый цикламен в саду. Она и пахнет так: мягко, как цикламен, сладко и немного горько, как апельсин. – Мне не хватает тебя рядом… - тихо промолвила Адда, прижавшись щекой к щеке Радовида, пока супруг неторопливо гладил её густые рыжие волосы, спускаясь по ним всё ниже и ниже, вдоль приоткрытой спины. - Общество придворных дам тебя совсем не забавляет? – «Угнетает», ты хотел сказать? – Неужели всё настолько плохо? – с недоверием спросил Радовид. - Не припомню, чтобы моей матушке было с ними тяжело, совсем наоборот…Так ведь среди аристократок есть не только почтенные дамы в возрасте, но и юные барышни, которым наверняка есть, о чём с тобой поговорить? Адда покачала головой. – Они, может, и рады бы, но ворчание графини Барцинской отбивает в них всякую охоту. Поэтому я пока не могу до конца раскусить, каковы из себя эти девицы. Графиня же считает, что юные фрейлины вместе со мной витают в облаках. Мазель ван Кропп всё уговаривает меня выехать на природу, развеяться, а то что-то я в последнее время бледна и хмура. Ага, как тут развеешься, когда не дают быть самой собой? А к вышивке и ткачеству у меня сейчас совсем нет настроения. Спасают лишь одинокие прогулки по саду. Радовид улыбнулся и украдкой коснулся губами шеи супруги. – Я бы составил тебе компанию, но я ещё не закончил с письмом к ипату Ринды. Не хочешь ли немного мне помочь и завершить то, что начал Яков? – Скучное занятие, как и многое в твоей работе. Но мне и впрямь хотелось бы, чтобы ты поскорее закончил, а Яков, как всегда, тянет кота за хвост своими дурацкими беседами. – Ну раз ты у меня такая нетерпеливая, тогда примемся за дело, - весело сказал король и пригласил супругу сесть за секретарский столик, усеянный многочисленными страницами черновиков с неизвестным будущим. Нескончаемая череда литер быстро утомляла Адду, но она твёрдо решила постараться ради мужа. - Итак, записывай с новой строки: «В нынешнем 1271-м году, 17 июня, прислал ты лист о том, что городскому магистрату не достаёт средств на восстановление сторожевой башни…» Прошло некоторое время, и Радовид стал замечать, что Адда подолгу выводит одну и ту же строчку на пергаменте. Так быстро утомилась? Вскоре королева и впрямь отложила перо и принялась разминать пальцы. – Вот ты говоришь, что твоя матушка не знала никаких проблем с дворянками, - начала вдруг Адда, потягиваясь и расправляя плечи. - Могу поспорить, что она тебя не очень-то посвящала в такие дела. А я поделюсь, потому что ты мой муж. Ты должен знать, как мне неуютно. Радовид внимательно посмотрел на жену. Этот разговор рано или поздно должен был состояться. Главное правило любого королевского двора: у себя в покоях ты можешь быть, кем хочешь, и вести себя, как вздумается, но при дворе все должны быть теми, кем являются: писарь и сенешаль, виночерпий и постельный, горничная и фрейлина, король и королева действуют, подобно фигурам на шахматной доске, передвигаемым по положенным им клеточкам. Но спустя несколько недель после свадьбы по-прежнему казалось, что жизнь в Редании никак не способствовала сглаживанию острых углов Аддиной натуры. Весь двор знатно переполошился из-за новой королевы, давненько такого не бывало. – Не всем в Редании нравится, что именно я стала твоей супругой. Я чувствую это и от некоторых твоих советников, и от других дворян…Пару часов назад ко мне заявилась мазель Даниэла Гнинская, в девичестве Эбергейд. – Зачем она приходила? – удивился Радовид. – Зачем? Не знаю, - Адда с показным безразличием пожала плечами, - какая разница? Дело не в этом. Она держалась так, словно чувствовала себя хозяйкой, глядела на меня высокомерно и нагло. Очень жаль, что она на хорошем счету у других аристократок. Я не могла позволить себе грубо приказать ей убираться. Адда с первых же минут прекрасно поняла, зачем к ней заявилась Гнинская. Мазель Барцинская, представляя Даниэлу королеве, со всей своей доброжелательностью упомянула, что в детстве Даниэла была подругой короля и кандидаткой в жёны. Гостья насмешливо тряхнула белокурыми локонами и спросила у королевы, где сейчас Его Величество. Адду до глубины души возмутила такая наглость и неуважение. Оскалившись, она ответила: «Король уехал на скачки, не вернётся до вечера, поэтому ждать его сегодня бесполезно. В другие дни тоже. У него, честно говоря, нет времени болтать с кем попало». У Даниэлы слегка дёрнулись скулы. Гостья выдержала театральную паузу, улыбнулась, а затем с нарочитым равнодушием покинула комнату. – Я более, чем уверена, что очень скоро она начнёт распускать про меня сплетни и всячески клеймить за спиной, - со злостью продолжила Адда. - Ничего удивительного, если вспомнить, какого мнения обо мне её отец. А ещё я знаю, что её муж занимает очень высокую должность при городском магистрате. Ну так вот…выгони его оттуда. Отправь служить куда-нибудь на север: Испаден, Блавикен – неважно. Гнинским не место в столице и при нашем дворе. Радовид с мрачной тревогой посмотрел на жену. Ситуация, в которую попала Адда, её выводы из неё и конечная просьба – всё это сперва показалось ему до абсурдности нелепым. – Не знаю, какую ерунду наговорили тебе дворянки, но что касается Даниэлы, то это уже давно отрезано. Любой во дворце тебе подтвердит. Это правда. Адда уже всё выяснила. – Не сомневаюсь. Поэтому моя просьба не составит тебе никакого труда, - и королева холодно улыбнулась. Радовид ещё раз прокрутил в голове всё сказанное Аддой. Ну разумеется, дело не в ревности. Она переживает, что теперь двор ещё сильнее станет к ней цепляться. Однако просьба по-прежнему бестолковая. – Если я это сделаю, то не просто разозлю Эбергейда, одного из моих советников – я рискую нарваться на очередной внутренний конфликт с бурлением аристократии, – с терпеливой настойчивостью сказал Радовид. – Я надеялся, что благодарность моему деду за пожалованный дворянский титул, всяческое расположение от моего отца и место в Совете удержат Эбергейда от притязаний на нечто большее. У него много сторонников среди знати, не все мои решения он одобряет, и я не хочу давать ему лишний повод задуматься о рокоше. Слишком много сил я потратил на то, чтобы утихомирить шляхту. Редании дорого обошлись годы Регентщины. Но по ледяному и острому взору Адды видно, что её совершенно не устраивает ответ мужа. И король, конечно же, это заметил. – Никто здесь не пошатнёт твоего места - ни на троне, ни в моём сердце. Я не позволю, – твёрдо заверил жену Радовид. Взор Адды немного потеплел. Но её очи полны сомнения. Он и вправду заступится? Или просто не хочет слушать? Пока он занят своей политикой, по коридорам замка то и дело раздаются недобрые пересуды: ...я всегда говорила, что Фольтест приносит Редании одни лишь проблемы. Очередной «подарок» от дорогого соседа... ...она ведь даже не человек. Ты слыхала, что ей подают к столу почти сырое мясо? Чьё мясо, скажи мне на милость?.. ...как Он мог жениться на ней? Зачем ему такая диковатая, своенравная и дурно воспитанная супруга? В ней же нет ни изящества, ни такта! Ничего доброго из этого брака не выйдет... Он не может не знать об этом. Но понимает ли, насколько сильно её ранят эти разговоры?.. – Однако я не смогу везде и всюду оказывать тебе свою помощь. Уж точно не в кругу придворных дам или через устранение из Третогора зятя моего советника, — предупредил король, старательно сдерживая резкость в голосе. - Ты чужеземка, недавно при дворе. Немудрено, что некоторые из здешней знати поначалу могут тебя не уважать, сторониться, не считаться с твоим мнением. Но ты должна показать им, что не просто часть этого королевства – ты его сердце. Расположи к себе ближайших придворных, будь хитра и дипломатична со знатью, умерь свою гордость. Станут провоцировать, пытаться уколоть тебя – наберись терпения и расправься с обидчиками в подходящий момент. Такого будет много. Я и сам через это прошёл. Главное, ты должна сохранить себя. Но Адда всё так же молчала, напряжённо сдвинув брови и поджав губы. Эта упрямая тишина в ответ на его речь сильно раздражала короля. – Ну чего ты молчишь? Разве в Темерии было не так? – нетерпеливо одёрнул Радовид супругу. – Не спрашивай то, о чём уже знаешь! – огрызнулась в ответ Адда. - Ну а раз говоришь, что тебе всё это знакомо, то почему не хочешь защитить дорогого человека от такой же участи? Нет, право, удивительное дело: собственный муж не хочет за меня заступаться! – Я не говорил, что не хочу за тебя заступаться. Я лишь напоминаю, что помимо разрешения твоих конфликтов с дворянками у меня тоже есть кое-какие дела. – Да-да, у тебя дела, - она невольно скопировала тон. - А мои пустяки недостойны внимания короля. Аристократки с тобой полностью согласны: они мне тоже говорят не донимать тебя. Радовид тяжело выдохнул. – Глупости какие-то… - сказал он едва слышно, но эта фраза не ускользнула от ушей его жены. – Давай лучше оставим этот бесполезный разговор и вернёмся к письму, - продолжил король уже громче. Адда насупилась ещё больше, но тем не менее продолжила писать под сухую диктовку. «Глупости какие-то». Чего сто́ит семейная жизнь, если всем твоим стенаниям муж подводит такой уничижительный итог? В воздухе нарастало напряжение. Дневное солнце ярко освещало секретарский столик. Радовид попытался самым ласковым тоном предложить супруге пересесть за его стол, но уязвлённая гордость пересилила нежность. Получилось не очень ласково. – Может пересядешь? А то солнце. – Мне и тут ладно, - буркнула в ответ королева. – Если тебе макушку напекает, то можешь зашторить окно. – Ладно так ладно. Мне всё равно. Адда краем глаза взглянула на мужа: надулся, молчит, диктовать совсем перестал. Тогда она развернулась вполоборота. – Ну? – Показывай, что ты записала, - голос Радовида стал сух и резок, в нём чувствовался тот кислый менторский тон Филиппы Эйльхарт, который ещё недавно юный королевич и сам частенько испытывал на себе. С нарочитой небрежностью он взял пергамент из рук супруги, скользнул по нему взглядом и язвительно хмыкнул. – Никогда ещё не видел столь неаккуратно написанного текста. Помарка на помарке. С таким отношением нечего удивляться, что твоя затея с подделкой королевских печатей провалилась. Он специально решил уколоть её, напомнить про несуразную попытку занять отцовский трон. Но губы Адды даже не дрогнули. Радовид раздражённо бросил испорченный пергамент на стол. – Нет, это никуда не годится! Ты словно никогда не училась грамотно писать! Ну и зачем мы впустую потратили столько времени? – Что ж, если общение со мной и моя нежность к Вам для Вас пустая трата времени, то не буду более ни секунды отвлекать, Ваше Величество, - с досадой объявила Адда и резко встала со своего места, задев локтем чернильницу. Та с грохотом покатилась на пол, изгваздав всё кругом. Радовид крепко стиснул ручку своего кресла. У него свело челюсти, а ноздри начали раздуваться. – Прекрати коверкать смысл моих слов! – приказал он своим привычным повелительным тоном. - И разговор ещё не закончен!.. Но королева ничего более не желала слушать и, даже не взглянув на мужа, бесцеремонно покинула кабинет. Радовид едва сдерживал бушевавшую внутри него ярость. Нестерпимо захотелось громко выругаться Адде вслед. Пнуть чернильницу, швырнуть на пол книги – что угодно, лишь бы хоть как-то выплеснуть переполнившее его возмущение. Но тут, как назло, кто-то тихо постучал в дверь. – Вашество, там купцы первой гильдии аудиенцию просят… - Яков несмело протиснулся в дверной проём. – Ну так гони в шею этих сучьих охламонов!!! Я не собираюсь тратить на них время! – крикнул вспыхнувший от злости Радовид. Яков смутился его горячностью, не решаясь вымолвить и слова. Монарх опустил голову и надавил пальцами на виски. Ну вот, не выдержал. Сорвался. А ведь король не должен показывать слабость. Будто не этому Филиппа учила его все эти годы. – Ладно, погоди…отправь их пока подождать в малый зал, я скоро спущусь. Всё равно вечер уже испорчен. Яков неуверенно почесал затылок. – Я, по правде сказать, подумал, что вы решили провести остаток дня с Её Величеством. Радовид в ответ поморщился и прошёл неполный круг по кабинету. Секретарь поглядел на свой рабочий стол, затем на брошенный пергамент, и ему всё стало ясно. – Что ни день, то новая ссора, - пылко начал монарх. - Я наивно подумал, что, женившись на Адде, я взял эту крепость. Смелее, король! Ни шагу назад! Но какой там! Это, по законам тактики, была лишь артиллерийская подготовка. И я будто иду в атаку с открытым лицом, рискуя пасть из-за своей беспечности. – Вы, кажется, недооценили владычицу крепости? Радовид остановился у секретарского столика, за которым прежде сидела Адда. Он не глядел на Якова; его очи, почти сомкнутые под тяжестью век, неподвижно устремились вниз. Словно в забытьи монарх поднял с пола чернильницу, повертел её в пальцах, не касаться чернильного следа, и поставил на место. Его взгляд переместился на собственный рабочий стол, и Радовид почти машинально взял в руки неудавшееся письмо. – Я всё для неё делаю. Исполняю любые просьбы. Обустроил нашу спальню, таких удобных шкафов и сундуков для её одежды накупил. А комната для рукоделия! Сколько там новых тканей и нитей! А она в неё даже не заглядывает. «На ужин подавайте мне катоблепасы и не заставляйте меня общаться с придворными дамами! А почему так мало балов? Нет, я не стану выслушивать просьбы простолюдинов! Ах, как скучно вникать в общественную жизнь Редании! Это я не хочу, этим заниматься не буду!». Это разве по-взрослому? Но такой у неё характер! Гордый, избалованный и очень независимый. Хочется крикнуть: «Да что с тобой такое! Я с ног сбился, чтобы тебе угодить!». А она тряхнёт гривой и как будто и не слышит… И по-прежнему винит меня в холодности и равнодушии! Он всё ещё пристально смотрел на исписанный пергамент, нервно сжимая его дрожащими пальцами. И вдруг, будто снова разозлившись, разорвал листок на две части и бросил в огонь камина. Совсем другим голосом, резким и твёрдым, король обратился к Якову: – Может хватит уже потакать её глупым капризам? Сколько можно терпеть её неблагодарность? И в эту секунду, сам не зная как, Яков набрался смелости вступиться за Адду. – Я не сомневаюсь, что она очень старалась помочь Вам с письмом. – Одних стараний мало. Мне нужен результат. – Пожалуйста, не будьте так строги к Её Величеству. Вы ведь ей не наставник. Она всё-таки Ваша жена. К тому же придворные не до конца понимают, как она жила в отцовском доме, к чему привыкла, что пережила…Её Величество воспринимает всё гораздо острее, чем мы с вами. Я и сейчас уверен, что она сама ужасно переживает из-за случившегося. Но можно ли без конца сдерживаться?.. Откуда ей так быстро набраться терпения и такта при дворе, если всё вокруг по-прежнему чужое? Как можно оставаться спокойной, если даже единственный близкий человек не готов ей посочувствовать… Радовид внимательно посмотрел на Якова, и за властным взором карих глаз, слегка прикрытых пушистыми ресницами, писарь углядел растерянность и сомнения. Секретарь побледнел: он боялся, что король сейчас что-нибудь скажет. Но тот молчал. Лишь угольные зрачки его немного расширились, и казалось, что он вновь прислушивается к какому-то тихому внутреннему монологу. И тогда взволнованный Яков, обязавшись позвать горничную для уборки, неловко поклонился и с сильно бьющимся сердцем второпях покинул кабинет. Весь остаток дня Радовид провёл в разговоре с купцами, и в спальню вернулся лишь к полуночи. Отворив дверь, он с удивлением обнаружил, что Адда ещё не ложилась. Королева сидела у балкона перед трехстворчатым трельяжем из тёмно-красного дерева; на ней был надет длиннющий и очень просторный халат из изумрудного шёлка. И больше ничего. Когда она повернулась, чтобы посмотреть на вошедшего мужа, атлас, мерцающий в лунном свете, сполз с её белоснежного плеча. -Почему ты не спишь? – спросил Радовид, не переставая любоваться ладным станом супруги. Но Адда не отвечала. Её очи были холодны и нерадушны. Смерив мужа оценивающим взором, она отвернулась к балкону. «Ну да, ужасно переживает из-за случившегося. Как бы не так», – подумал Радовид и принялся неспешно раздеваться. А сам при этом взгляд отвести не мог. Пускай он всё ещё немного сердился, но от вида супруги, чей манящий силуэт был освещён опаловой полуночью, у него не на шутку перехватило дыхание. Как же она беззастенчиво дразнит его своей неприступностью! Когда Радовид разоблачился до исподников, Адда вдруг встала со своего места и, сложив руки на груди, спросила: – Ты, надеюсь, поел? – Поел, конечно...Спасибо, что позаботилась, – ответил Радовид. Слуги сегодня, помимо привычных кушаний, принесли ему пышные и необычайно вкусные расстегаи с кусочками малосольной сёмги и яйцом. Сам он за всей этой чехардой с купцами и думать забыл про еду. – Думаю, уже можно замерять, сколько сантиметров в талии я прибавил со времён нашей свадьбы, – добавил король с доброй улыбкой. И сквозь полутьму он почувствовал, как приподнялись уголки губ его супруги. Адда сбросила с плеч халат и небрежно бросила его на спинку кресла. Обнажённая, она легла на кровать под одеяло, повернувшись спиной к мужу. Радовид лёг рядом и аккуратно коснулся губами её плеча. Адда не воспротивилась. Тогда он короткими поцелуями спустился к лопатке, затем обратно наверх - к нежной и тонкой шее, а после – за ухо, по терпким следам Аддиного парфюма. Вокруг струился нежный и сладостный аромат апельсина и цикломена. Радовид вновь стал спускаться ниже, прокладывая путь вдоль затылка, мимо пышных огненных прядей. Он почувствовал, как Адда слегка запрокинула голову, отчего ямка на шее стала глубже. Услышал, как участилось её дыхание. – Тебе совсем не обязательно каждый раз ждать меня допоздна, – прошептал король, обнимая предплечье своей ненаглядной королевы. – Работы у меня много, а ты не выспишься... Его ладонь проскользнула под локоть, прямо к груди. И каждое новое движение пальцев заставляло тело королевы выгибаться всё сильнее. Адда повернула голову, их с Радовидом взгляды встретились. В её жадном упоённом взоре читался приказ не ослаблять хватку, дать ещё больше пламени! Ей так надоели скованность и отстранённость в его прикосновениях. Надоели вежливое целование запястий, механичность ласк и бесстрастность. – Стрыги охотятся по ночам, Орлёнок, – игриво шепнула Адда и, прижавшись к Радовиду грудью, горячо поцеловала его в губы. Язычок свечи на прикроватном столике нетерпеливо трепыхнулся и вдруг погас.***
Обитатели замка пробуждались на рассвете, но Адда, привыкшая некогда к ночной жизни, имела обыкновение спать допоздна. Она нехотя поднялась из объятий мягких подушек, зевая и потягиваясь. Радовид, конечно, уже давно проснулся. Спал он плохо и чересчур чутко, вставал рано и уходил работать. Хоть бы раз по пробуждении застать его рядом! Надев кружевную полупрозрачную сорочку на бридочках, не достававшую и до середины бедра, и запахну́в атласный халат, Адда послала служанок за холодной водой для умывания и эссенцией мирры. Когда дело дошло до причёсывания, она позвала к себе девушек, чтобы те помогли ей заплести небольшие косички из нескольких передних прядей и закололи их на затылке. В это же время поприветствовать королеву пришла её личная камеристка Марта. - Марта, ты у нас всё про всех знаешь, так расскажи же, чем сейчас занят Его Величество? – весело спросила Адда, раскладывая перед собой на столике всевозможные кисточки для губ и век, а также румяна и пуховку. – Нет-нет, дай сама угадаю! Совещается с управляющим замка? Или поехал на утренние скачки? – Ах, госпожа, всё гораздо проще, - засмеялась в ответ Марта и помотала головой. - Король пока что у себя в кабинете, за шахматным столиком. – Ну точно, где же ещё будет проводить своё утро наш пасмурный шахматист…Так значит, он сейчас свободен? Замечательно! – Адда хлопнула в ладоши и бойко скомандовала: - Эй, Агнешка, Марыська, поторопитесь! Заканчивайте с причёской, вам ещё нужно помочь застегнуть мне то платье из вишнёвого офирского атласа с «непристойным декольте, приводящим к недостойным мыслям», как говорит мазель ван Кропп. И да, Марта, мой завтрак вели принести в кабинет к королю! Но пусть не сильно торопятся. Вскоре Адда уже была у дверей королевского кабинета. Но на этот раз она решила не врываться к мужу огненным вихрем, а тихонько проскочила внутрь сквозь приоткрытую дверь. Как она и предполагала, Радовид был слишком погружён в игру, чтобы её заметить. – Построение любопытное… - донеслось до её ушей тихое размышление, - ферзь чёрных совершенно свободен, против угрозы белых на аш-семь есть неплохая защита… Увлечённость Радовида впечатлила королеву. Прежде ей ещё не приходилось наблюдать за игрой мужа. Оказалось, что она не просто жена короля, а жена шахматного короля. Никогда она не встречала близко таких людей – не с кем было сравнить, разве что с гениальными куролесниками, музыкантами и поэтами. Адда бесшумно забралась на оттоманку, боясь нарушить момент. Но она не смотрела на доску – всё её внимание было приковано к Радовиду. Грозный, несгибаемый владыка, абсолют уверенности в себе и в том, что он делает. Но сколь резкими и строгими казались его скулы и подбородок, столь же чувственными, мягкими и выразительными были его глаза. Глаза необычайно красивые: золотисто-карие, с тонкими лучиками-морщинками в уголках, полуприкрытые тяжёлыми веками и порою поддёрнутые странной поволокой. Удивительные глаза, полные вдохновенного блеска, сверкающей иронии и живого проницательного ума. Взор Адды переместился на руки короля: крупные, слегка грубые, но так аккуратно держащие маленькие фигурки и с такой уверенной грацией передвигающие их по клетчатой доске. В его облике и в его чертах не было прилизанной идеальности или штампа, но, без сомнения, в них были своя благородная красота и непокорный дух. Истинная сила и достоинство. И всё это до безумия привлекало. – Адда? – удивлённо спросил Радовид, спохватившись, что не заметил супругу раньше. Ах, если бы она знала, с каким грешным нетерпением он со вчерашнего вечера ожидал той минуты, когда сможет заняться шахматной задачкой, которую поведал ему один из купцов. – Прости, задумался над задачей. Чего ты меня не окликнула? – Не хотела мешать, - тихо ответила Адда, отчего-то смутившись. – Какие глупости! Наоборот, я очень рад тебя видеть, моя дорогая, – с нежной улыбкой отозвался король. - Ну, подойди же ко мне! Радостная королева легко и непринуждённо зашуршала атласным подолом и поцеловала короля в макушку. Радовид крепко обнял супругу за талию, но в его движениях всё ещё чувствовалась скованность непривыкшего к такой нежности человека. Но стоило королю притулиться поближе к груди возлюбленной, едва сокрытой под атласным лифом платья, перед ним расцвёл пьяняще-сладостный аромат мирры. Одурманенный им, Радовид в страстном порыве запечатлел жаркий поцелуй в ложбинке между грудей Адды. – Признаться, меня впечатлила глубина твоего по…твоей увлечённости шахматами. Почему же тебе всё это нравится? - спросила Адда вполне серьёзно, не переставая при этом кокетливо улыбаться – она была необычайно довольна тем, что её задумка с миррой возымела такой замечательный эффект. – Шахматы по форме – игра, по содержанию – искусство, по трудности овладения – наука, - ответил Радовид, почти не задумываясь, но вдруг немного помедлил и добавил: – Шахматы прекрасны. А я, как ты знаешь, не разбрасываюсь словами и называю прекрасным лишь то, что таковым является. Мудрость и изысканность ответа очень понравилась Адде. Но королева совсем не знала, как продолжить этот шахматный разговор. Играть она не умела, а попросить Радовида научить её правилам Адда не решилась. «Всё равно ведь ничего не пойму и где-нибудь напортачу. И он опять разозлится». А Радовид тем временем никак не мог подобрать слов, чтобы предложить жене сыграть с ним. Ему так хотелось поглядеть, как она держит фигурки своими тонкими нежными пальцами, научить её правилам, послушать звонкий смех и запечатлеть в её очах радость от первой победы. Да, он бы непременно ей поддался, ни за что бы не заметила! «Но разве ж шахматы ей по вкусу? Скажет, что это для зануд, как и многое из того, чем я занят. Скучновато ей, поди, со мной». Адда мучительно искала, за что бы уцепиться взором и прервать наконец неловкое молчание. И тут на глаза ей попался маленький резной кораблик, лежащий на подоконнике прямо рядом с Радовидом. – Откуда у тебя это? Какая любопытная вещица, - Адда ловко подхватила крохотный парусник и повертела его в пальцах. – Я…это я его вырезал, - с несвойственной робостью в голосе ответил Радовид, и вдруг поднялся с места, подошёл к столу и торопливо выдвинул шуфлядку. Там оказались ещё несколько деревянных фигурок и пара ножичков для резьбы. – Об этом знают немногие, - продолжил Радовид, один за одним доставая из ящика свои творения: реданского рыцаря со щитом и мечом, скачущего коника, башню… – А там? А там что!? – загомонила Адда, когда заметила, как супруг плутовато прячет от неё последнюю фигурку под шёлковым платочком. «Бьюсь об заклад, я видела резной подол платья!» - подумала королева, безуспешно пытаясь подсмотреть через широкое плечо Радовида. Но тот вдруг развернулся и, лихо подхватив Адду за талию, усадил хохочущую супругу на стол. – Она ещё не готова, - рассмеялся король, захлопнув шуфлядку, и примостился рядышком с женой. – Но не переживай, любовь моя, потом я тебе всё покажу. И вдруг в его глазах мелькнул блестящий огонёк. Охваченный бойким вдохновением, Радовид принялся рассказывать: – Как-то раз, когда я был ребёнком, к нам во дворец приходил резчик вместе с сыном. Кажется, отец заказал у него деревянное панно для спальни. Когда-то этот самый умелец смастерил для меня красивейшую лошадку-качалку. Ну вот, заигрались мы с его сыном, он мне показал парочку своих творений, и с того часа я прямо-таки загорелся мыслью научиться этому ремеслу. И это при всех моих учебных занятиях, шахматах, фехтовании и прочем…Но ведь когда ты созидаешь что-то своими руками – это совершенно другое чувство! Ничего не было и вдруг – раз! – и появилось! Что-то сродни божественной силе. Такие вот фигурки я вырезал и для мамы с папой… - и вдруг он, словно испугавшись чего-то, встрепенулся и умолк. Это маленькое воспоминание растрогало Адду до глубины сердца. Прежде ей никак не удавалось выпытать у Радовида про его семью, про детство, про занятия с Филиппой. Отвечал король вяло и неохотно, ограничиваясь лишь короткими замечаниями, из которых мало что можно было узнать. Приходилось расспрашивать Марту, но разве ж могло это заменить живое откровение? А тут муж сам решил поделиться с ней крупицей своего прошлого! Радовид и сам не мог понять, как так получилось. Раньше он старался отстранять от себя детские и отроческие воспоминания, чтобы не найти там ужаса от смерти отца, болезни матери, надменных ледяных очей Эйльхарт, обид и унизительных лет Регентства. Да и как назло, фигуры Филиппы и Дийкстры то и дело заслоняли собой образы Гедвиги и Визимира, ведь чародейка и архишпик повлияли на превращение маленького мальчика в могучего короля куда больше, чем его собственные родители. Но ненадолго память Радовида вдруг оказалась удивительно безопасным местом. И когда он вот так оттенил всё недоброе и тяжёлое, то свет детства чудесным образом соединился со светом нынешним, запечатлённом в образе его супруги. – Какая чудесная история…Спасибо, что поделился, - тихо отозвалась Адда, аккуратно коснувшись ладони мужа. Так, как прежде и он не раз касался её. Безграничная нежность и благодарность таились в этом сдержанном движении. Королева подумала, какой, должно быть, искренностью и теплотой были наполнены те робкие прикосновения мужа, которые она всё это время считала бесстрастными и холодными. А супруг тихими и осторожными ходами, прямо как в шахматах, объяснялся ей в любви. Теперь, когда Радовид задумал подарить ей одну из своих резных фигурок, Адде тоже очень захотелось от души порадовать мужа, сделать что-то своими руками. А то ведь по приезде в Реданию она так и не притронулась ни к вышивке, ни к ткачеству…Адда легонько потянула Радовида за рукав. – Неужто тебя нравятся эти однообразные белые сорочки? – Хм…она просто повседневная и удобная. У меня есть и другие, с вышивкой, очень даже нарядные. А эта, ну, что ж, и впрямь скучновата, - и король уныло поглядел на край своего рукава, где не было даже намёка на цветочный узор. И тут он заметил небольшую прореху. – Гляди! – моментально среагировала Адда. – Ну уж с продранным рукавом я тебе ходить не позволю! – Клянусь, ещё вчера всё было в порядке! А что…хочешь сама заштопать? – спросил Радовид, как бы шутя, но странное наивное желание внутри него всё-таки ёкнуло. – Ха! Так наш милостивый король Радовид брал себе жену, чтобы она ему сорочки и носки штопала? – Вообще-то, я сказал только про рубашку, - обиженно заметил Радовид, смутившись ещё больше. – Ни к чему тебя не принуждаю. Во дворце есть швеи, да и вообще, можно новую заказать. – Но, знаешь, недаром ведь говорят, что ради мужа и королеве не грех взяться за иголку, - с нежностью защебетала Адда, мысленно прикидывая, какой узор она изобразит на рукавах и воротнике. – Так что раздевайся! – властно приказала королева. Но тут же игриво добавила, плавно проведя рукой вдоль предплечья Радовида: - Я тебе помогу. И в эту пикантную минуту совсем некстати заявился слуга с подносом. – Королева, Ваш завтрак готов! Стейк из катоблепаса с яйцом пашот и зеленью!***
Конечно, и Радовиду, и Адде очень хотелось как можно меньше ссориться друг с другом. Но в какой-то момент накопившиеся придирки и разногласия всё равно вылились в большую и громкую ссору. – Я должен был догадаться, что это добром не кончится! – Радовид со злостью распахнул дверь своего кабинета и разъярённым орлом влетел внутрь. Адда едва поспевала за ним следом. Близился закат, и вся комната наполнилась резким алым светом и серо-фиолетовыми тенями. Король продолжил: – Но у меня и в мыслях не было, что ты прикажешь каким-то бандитам подкараулить Даниэлу и её мужа на улице и вывезти их на кладбище на съедение к гулям! Благо, хоть стража вовремя подоспела на крики. Но твои наймиты оказались королобыми недоумками и тут же сознались, дескать, это из королевского дворца им приказали убить Гнинских! – Я не приказывала их убивать! – оправдывалась Адда. - Ну да, вывезли бы их к гулям, но кто-нибудь из стражи всё равно услышал бы вопли и помог им! Но Радовид и слушать ничего не желал. – И вот ко мне с криками прибегает Эбергейд, требует объяснить, кто виновен в нападении на его дочь и зятя! Я на ходу сочиняю ему про подлый шантаж и происки известных злопыхателей из знати, сбиваю его со следа, а в моей голове звучит твоя нелепая просьба как-нибудь устранить Гнинских из столицы! Чтоб ты понимала, посредник, через которого ты всё это устроила, уже казнён в одном из замковых подвалов. И если он успел хоть кому-то ещё… – Да что ты всё заладил! И вообще, сам же говорил: "Станут провоцировать – наберись терпения и расправься с обидчиками в подходящий момент"? Вот я и расправилась! – Ты хоть понимаешь, какие слухи тогда пойдут о нашей семье? Как на меня будут смотреть дворяне? – О, бедный король Радовид! Как ему со мной тяжело! На каждом приёме одно и то же: только рот раскрою, а он на меня всё поглядывает и поглядывает, лишь бы я чего не ляпнула в приличном обществе! Ишь какой! Что, тоже презирать будешь? Стыдишься меня, да? Негодяй! Вот возьму и уеду назад в Темерию! – Куда ты собралась, бесстыжая?! – ошарашенно воскликнул Радовид, с ужасом представив, как Адда перешагивает за столичные ворота. - С позором к отцу? Нет тебе пути назад, разве не понимаешь! И от кого ты собралась бежать – от меня, твоего мужа? После всей моей любви к тебе? Хоть бы извинилась за то, что я разгребаю за тобой твои выходки! – Любви? Да из тебя доброе слово не выудишь! – резко возразила Адда. Её одежда, её лицо, как и у мужа, пылали красным углём. - Ты не признаёшь ни усталости во мне, ни одиночества, ни давления знати, разве только когда мне совсем плохо! Постоянно занят своими делами и даже не удосуживаешься посмотреть внимательнее, как я стараюсь ради тебя, как растрачиваю всю себя в тебе и в Редании! И мне кажется, что по сравнению с тобой я такое неумелое и глупое создание, которое всё делает дурно! И ты ещё ждешь моих извинений? Я тебе, миленький, одно скажу: во-первых… А Радовид как заорал: – Ежели одно, так и говори одно, а не заводи «во-первых», да «в-пятых», да «в-десятых»! Прямо тебе заявляю: мне всё это надоело! Похвалы тебе, значит, не хватает? Уж извини, имел несчастье и жестокость задеть твоё самолюбие. Считаешь меня равнодушным? А сама-то ты какова? Избалованная эгоистка и мотовка, вечно всё делаешь мне наперекор и ничего не хочешь слушать! – Почему я должна слушать тебя, если ты сам не хочешь считаться с моим мнением? – со змеиной злостью зашипела Адда. – Ты думаешь только о себе и своей Редании! – Хватит! – разъярённый Радовид со всего размаху ударил ладонью по столу. На пол посыпались недоделанные резные фигурки, которые король забыл убрать. – Неблагодарная! Всю душу из меня вынула! Хватит! Уйди, Адда! Несколько секунд Адда напряжённо смотрела на мужа, поджав губы и опустив подбородок. По её щеке медленно скатилась слеза. И тут же королева, вздрогнув, нервно сжала подол платья и выбежала из комнаты. Охваченный яростью, Радовид никак не мог найти себе места и остервенело ходил кругами по комнате. «Что значит «почему я должна слушать тебя»? – не унимался король, продолжая разыгрывать в мыслях кульминацию их супружеской драмы. - Я твой муж, я твой король, ты должна мне подчиняться! Может я и сам порой впадаю в крайности, но при всех моих кульбитах, я – человек разума, и не люблю, когда что-то выходит из-под контроля. А ты – нелогичная, не знающая меры, воплощение бессмыслицы…» Вдруг сердце подсказало ему остановиться у окна, одёрнуть штору. Король увидел Адду. Королева держалась прямо и гордо направлялась в дворцовый сад, но она по-прежнему сильно сжимала подол платья, быть может стараясь унять дрожь в пальцах. В тот момент, когда король - неистовый, рассвирепевший - накричал на неё, в её очах впервые со дня их свадьбы ясно отразился страх. С горечью Радовид осознал, что в ту минуту жена его испугалась. Страх – это вечная мера любви подданных к королю. Страх – самый полезный, самый могущественный рычаг, как говорила Филиппа. Но разве можно подменять страхом любовь самого дорогого тебе человека? «Зря я опять на неё рассвирепел… - с сожалением подумал Радовид, глядя, как супруга всё глубже удаляется в предзакатную темноту сада. – Прав был Яков. Ей и так непросто при новом дворе, а тут ещё я со своими придирками. А она ждёт ласки, нежности, тёплых слов…» Ему казалось, что если он сейчас же не ринется вслед за Аддой, то навсегда потеряет её. И погружённый в думы раскаяния, Радовид с сокрушённым сердцем быстро направился в сад, захватив по пути кое-что с собой. Адда тем временем медленно бродила меж душистых кустов белых роз. В её душе горела жгучая обида. «Он невыносим, - сокрушалась королева внутри себя. - Почему он не хочет понять, что мне не хватает его рядом?.. Зациклен на политике и своей гордости, а меня будто не существует». Адда не ожидала, что её слова вызовут у короля такую гневную вспышку. Королева задумалась. Она так отчаянно желала, чтобы Радовид посмотрел на вещи её глазами, что не понимала, как сама была слепа к его тревогам и его чувствам, как порой неосознанно придумывала его мысли за него самого. Страшен не сам страх, а ожидание страха, то, что ещё не произошло и быть может никогда и не произойдёт. Начинало смеркаться, садовые заросли сливались воедино и всё труднее было разобрать дорогу. Тропинка вывела Адду в самую гущу цветущих кустов, прямо к освещённой факелами каменной беседке. И тут, к изумлению девушки, из густой синевы появился Радовид. Несколько секунд они просто смотрели друг на друга, не в силах сказать и слова. Но буря в их сердцах уже поутихла, и супруги в один и тот же миг, словно по клеткам шахматной доски, устремились навстречу друг другу. Когда они оба оказались около беседки, Радовид слегка наклонился и, улыбаясь, вежливым жестом пригласил Адду за дубовый шахматный стол, на котором уже расположилась великолепная шахматная доска с тяжёлыми фигурами из слоновой кости (видно, кто-то из предыдущих игроков забыл их убрать). Супруги сели друг напротив друга в высоких резных креслах: Радовид – со стороны белых фигур, Адда – со стороны чёрных. – Я не умею, - сказала Адда, на что Радовид добродушно ответил: – Ничего. Я тебя научу, - и король, зажимая в пальцах фигурки, принялся рассказывать жене, как они называются и как ходят. – Это пешки, самые слабые фигуры, но порой потеря одной из них может обернуться для короля смертью – матом… Это – кони, а это – гонцы, лёгкие и манёвренные фигуры. Гонцов ещё называют офицерами, а в Офире их кличут слонами…По самым краям – башни-ладьи - мощные фигуры, уступающие по силе лишь ферзю… Вдруг Радовид снял с доски белого короля и заменил его деревянной фигуркой, которую достал из-за пазухи. Внешне этот новый король очень смахивал на Его Свирепшество. – Ещё до XII века главными фигурами по обеим сторонам были два короля либо король и его министр-ферзь, следовавший за ним по пятам. Но затем «министр» превратился в «даму», не меняя своего подчинённого положения. А вскоре «дама» стала «королевой», получив возможность ходить в любом направлении, – закончил Радовид и заменил чёрного ферзя ещё одной фигуркой, которая выглядела как Адда. На губах Адды засияла радостная улыбка, её взгляд повеселел. Ей очень понравились новые фигурки, ведь было видно, с какой любовью и вниманием Радовид их вырезал. Закончив с правилами, супруги приступили к игре. Дебют они разыграли быстро. Радовид внимательно глядел на доску, ходы его были так же строги и аккуратны, как и строгость его манер и одежд. Со стороны могло показаться, что для короля он выглядит немного аскетично, но молодой владыка знал, сколь добротны и дороги были ткани и кожа, использованные для его гардероба. Но вот игра Адды поразила Радовида! По левому флангу фигуры передвигались таким хаотичным и немного абсурдным образом, что это больше напоминало произвольный танец, сочинённый на ходу. И в то же время в этих необычных движениях было столько грации, столько чувства! Радовид вспомнил чудесную картину, которую он тогда не смел потревожить: в светлых лучах утреннего солнца, освещающего пустующий тронный зал, Адда, словно райская птичка, в белом непричудливом платьице, сшитом будто из небесных хлопьев, кружилась и напевала себе под нос. Она пролетала сквозь проём между двумя тронами, скользила, как по сцене, вздымала руки и мерила ритмичными шагами каменный пол. Её публикой были сверкающие витражные лики прежних монархов. Величественный зал, сердце за́мка, было просто не узнать. Никогда прежде Радовид не видел там столько нежности и света. Несколько раз перед королём на мгновение возникали блистательные пути для мата ферзём, но он гасил эти вспышки, чтобы игра не закончилась слишком быстро. Ему хотелось сполна насладиться этой партией, не нарушать момент. Впрочем, бурный праздник танца и красоты на левом фланге не мог до конца отвлечь короля: он чувствовал, что вскоре к центру подступят главные силы. Адда и впрямь начала атаку, подбираясь всё ближе к белому королю. Но это было не злое напористое наступление, а встреча, надежда, любовь. Позиция была странная, неосторожная, но отчего-то Радовиду стало от неё так светло и чисто на душе. Он упоённо посмотрел на супругу. – Разве эти две фигуры не одного цвета? – тихо и осторожно спросила Адда, пододвигая королеву-лилию всё ближе к свирепому шахматному королю, игнорируя всю его защиту. – Для чего они противостоят друг другу? Для чего соревнуются в гордости? Они должны быть на одной стороне поля…должны быть вместе. И сразу - непонятно даже, кто был первым – Радовид с Аддой вскочили со своих мест и горячо поцеловались прямо над шахматной доской. Он трепетно касался нежных розовых щёк, густых рыжих волос, а она крепко взялась за его плечо. Прильнув к щеке мужа, Адда почувствовала аромат белых роз. На языке духов белые розы означают «я всегда твой». Сквозь круглое окно беседки их силуэты, объятые мягкой синевой ночи, освещали луна и звёзды. Поцеловавшись, супруги снова сели в кресла. Сердца их взыграли, дыхания сбились, а на губах сияли улыбки. Фигурки попадали со своих клеточек, но Радовид с Аддой этого не замечали - очей не могли отвести друг от друга. Самые красивые глаза – это те, которые смотрят на тебя с нежностью и любовью. – Радя, прости меня! – воскликнула Адда. – Я была резка и нетерпелива… Недаром я Орлица, жена Орла, поэтому могу показать когти при случае! Но, поверь, раз я на тебя сержусь – значит мне не всё равно на отношения между нами. Я лишь хочу показать, как сильно ты мне дорог! И я ценю всё, что ты для меня делаешь! Сперва, когда Адда начала говорить, глаза Радовида расширились, губы дрогнули, а затем взгляд его необычайно подобрел и бесконечно нежная улыбка появилась на его лице, выгнув тонкие лучики, спускавшиеся у него от глаз и носа. Он пылко взял супругу за руку и сказал нетвёрдым голосом: – Честное слово, Аддочка, раскрасавица моя, я не могу на тебя долго обижаться. И ты прими мои извинения! Непростительно было так отрешаться от тебя, и вдвойне непростительно - срываться на тебе, да ещё и так грубо. Поверь, я искренне жалею об этом. – Радик, я и сама наговорила тебе много глупостей, - ответила Адда, тронутая небывалой сердечностью мужа. – Мне нужно было быть внимательнее к твоим переживаниям. Я не подумала, что тебе, потерявшему родителей, окружённому недружелюбной знатью и злопыхателями, сложно кому-то открыться, подурачиться, побыть самим собой…Я раньше обижалась, что ты такой скрытный, ничего о себе не рассказываешь. Но скажи, почему ты сам не расспрашиваешь меня поподробнее о моём прошлом? Я имею в виду о стрыге. О том, как я жила с последствиями проклятья, как ко мне относились…Всем обычно интересна именно эта часть моей истории. Радовид покачал головой. – Это ведь твоя боль. Боюсь, я не смогу расспросить о ней так тонко, чтобы докопаться до истины и при этом не оставить грязных следов на твоей душе. Я лучше подожду. Захочешь поделиться - сама расскажешь. – Спасибо… - Адда грустно улыбнулась, коснувшись рукой сапфирового дукача-инклюза, висевшего у неё на шее. - Не ожидала такой чуткости от сурового короля вроде тебя. – Я и сам не люблю, когда мне лезут в душу. Да и нелегко копаться в собственной памяти, как в сундуке. Может быть поэтому я не могу оттуда выудить ничего путного? Совершенно невозможно смотреть со стороны на то, что находится где-то у тебя внутри. А может я просто боюсь туда заглядывать, равно как и боюсь впустить в свою душу кого-то ещё?.. Адда прекрасно понимала мужа, поэтому глядела на него без упрёка и сожаления. Нет ничего ужаснее, чем, в попытках разгадать человека, уцепиться за его рану и запустить когти в самую трепещущую суть. Судьба уже соединила их души воедино, и если суждено чему-то между ними открыться, то так оно и будет. Радовид продолжил: – Знаешь, меня ведь учили, что чувственность и открытость – помеха королю. Что нужно быть всегда собранным, с холодной головой. Вот так я и очерствел. Да и никого близкого во дворце у меня не осталось. Вроде бы среди людей, в сутолоке…а, в общем-то, один я был. Пока не нашёл тебя, - и Радовид с нежностью поставил на доску рядышком фигурки короля и королевы. – Я тоже, можно сказать, была одна в Темерии… - задумчиво отозвалась Адда. – Когда ты достал эти две фигурки, у меня в душе всё перевернулось! Они чудесны! – Рад, что тебе нравятся! Кстати, а как там моя рубашка? Всё зашиваешь эту маленькую зацепку? Адда хитро прищурилась и весело защебетала: – Да, представляешь, работы оказалось так много, что я прямо-таки увлекалась, словом…ты её не узнаешь! Только погоди ещё денёк! Король добродушно рассмеялся и снова заговорил своим привычным полушутливым-полусерьёзным тоном: – Всё-таки, дорогая Адда, излишне было подвергать себя такому риску и посылать разбойников к Гнинским. Тебе не нужно самой отбиваться от нападок подданных - доверь это дело мне. И я примусь за него с радостью, стоит тебе только указать мне цель! Не переживай, я придумаю, как решить твою проблему с Даниэлой. И как же реданскую королеву обрадовали эти слова! – Да…интересно всё-таки получилось, - протянул Радовид, вставая вместе с супругой из-за стола. – С какой злостью поссорились и с какой нежностью тут же помирились! И так всегда. Весь двор, поди, нам удивляется! – О, так это говорит лишь о том, миленький, что мы просто созданы друг для друга! Я для тебя, а ты для меня. А брак у нас и впрямь удивительный. Сам посуди: Орёл полюбил Лилию, а Лилия полюбила Орла – ну разве это не чудесно? – засмеялась Адда, но вдруг голос её изменился, и она тихо промолвила: - Когда ты после нашей ссоры первый вышел мне навстречу, у меня сердце замерло… Радовид заулыбался и, прижав супругу к себе, нежно шепнул: – Ты прекрасна, Адда.