Вы получили 5 уровень. Игроку стали доступны функции: Быстрое перемещение и Тренировочный барьер. Использовать «Быстрое перемещение» Игрок способен, открывая места на карте. Когда прогресс исследования места достигает 100%, вы можете переместиться в это место, используя голосовую команду или мысленную команду «Быстрое перемещение», предварительно выбрав на карте пункт назначения. Так же вы можете путешествовать с кем-то, с кем находитесь в телесном контакте. Вы не может воспользоваться быстрым перемещением, если перегружены. Внутри «Тренировочного барьера» Игрок способен отрабатывать свои боевые и базовые навыки, не привлекая внимания окружающих. Вы не можете использовать тренировочный барьер больше чем на 3 часа за раз. Внутри барьера невозможно получить квесты или заработать очки опыта. Барьер открывается с помощью голосовой команды «Открыть барьер», если вы хотите покинуть барьер скажите: «Закрыть барьер».
— Ох, как неожиданно и приятно, — весело фыркнул я, закатив глаза. Честно говоря, новые возможности не показались прямо-таки волшебными или крайне необходимыми. Плюс у обеих функций были свои ограничения по использованию. Взгляд упал на карту, и я отметил, что теперь над многими местами были названия и прогресс исследования. Примечательно, что далеко не всё открыто на 100%, а следовательно такие места для меня закрыты и туда можно добраться только своим привычным ходом. Причём даже мой дом был не до конца исследован, а потому невозможно было переместиться в прихожую квартиры или к лестнице дома. Конечно, подобное необходимо было исправить, ведь первым делом следовало открыть полностью на карте ключевые места, коими являются дом, школа, больница и полицейский участок. Всё остальное — можно было обходить постепенно, не опасаясь за жизнь, здоровье и безопасность. Впервые мне пришлось выучивать расписание всех моих соседей, чтобы можно было залезть к ним в дом и быстро осмотреть все комнаты. Каюсь, неэтично и неприлично, да и не нравилось мне такое вытворять, но стоило раз так сделать и больше не мучиться. И не вспоминать лишний раз, как я «одолжил» ключи от подвала дома у задремавшего сотрудника местного ЖЭКа. Всё-таки стыд у меня не атрофировался. Или это мораль? Насчёт барьера я ничего сказать не мог. Смысла его открывать для меня не было. Да, штука, скорее всего, полезная, особенно когда срочно нужно подтянуть какой-то навык, но с ними-то у меня как раз таки не было проблем — их я улучшаю постепенно в школе, дома и на прогулках. Большего мне и не надо. Единственное — хотелось понять, насколько этот барьер большой в плане объема и как вообще выглядит, но это можно и позже провернуть, когда у меня появится что-то, что действительно не стоит никому показывать, вроде боевых навыков, о которых упомянула система. А пока я как жил, так и живу жизнью почти что обычного человека. Прохладный и влажный ноябрь сменился вполне приличным, даже тёплым из-за сухости декабрём. В доме стоял всего один обогреватель. В комнате Хиросэ. Мне он погреться не предлагал, и мелькал мужчина редко, только чтобы поесть, попить да в туалет сходить. Казалось, что отчим впал в какую-то спячку, зарывшись во все одеяла и сутками пропадая у себя. Он даже не поленился и притащил к себе телевизор из гостиной, так что теперь ночью через тонкую стенку были слышны голоса ведущих вечерних шоу. Спать под них было привычно. Даже ностальгией пробрало — мама любила засыпать под сериалы. Пока отчим отогревался, окуклившись в одеялах, сам я чуть ли не голышом ходил, с каждым днём всё больше и больше привыкая к холоду. Не иначе как русский дух во мне воспрял, решив, что зимняя закалка — это хорошо. И кто в здравом уме и твердой памяти будет спорить с русским духом? Точно не я. Мне даже отчего-то стыдно стало, что я, как все японцы, стараюсь одеться потеплее, когда на улице стоит плюсовая температура и дуют не лютые северные, а умеренные восточные ветра. Так что началась закалочка — ускоренная и максимально безопасная для здоровья. Оказалось, что не так уж это и трудно, когда постоянно носишься по ночному городу в компании теплой кошки. Куро-сан милостиво разрешала погреть о неё закоченевшие руки, прежде чем снова двинуться в путь. В итоге я очень быстро достиг 30 уровня навыка «Морозоустойчивость», после которого можно спокойно обливаться. Конечно, бедных взмерзших соседей я не пугал по утрам выливанием на себя-голенького ведра ледяной воды, хотя, признаться, хотелось посмотреть на их реакцию. Вызовут полицию или священников? Наверное, и тех и других, если я ещё и лед начну есть, стоя мокрый и голый зимой посреди улицы — балкона-то в квартире нет. И всё же стоило начать привыкать к воде. Как-то после школы я дошёл до местной речки и минут пять нормально проходил по колено в воде вдоль берега, потом уже начали каменеть ноги и пришлось быстро-быстро разогревать мышцы. Наверное, именно они вызывали больше всего опасений, ибо любую легкую простуду могло вылечить время и чашка наваристого русского супа. Что правда, то правда — морозоустойчивость не убивала во мне любовь к теплу и комфорту. Мне нравилось ходить в новой мягкой куртке и связанной наспех серой шапке, греть руки о чашку чая или пить обжигающе горячий куриный бульон. Снег зимой так и не выпал, чему я, наверное, больше всех в школе был не рад. Мне хотелось скатиться на санях с горки, поиграть в снежки, слепить снежную бабу, а не смотреть на тяжёлое, низкое серое небо, от одного вида которого клонило в сон. Это я ещё молчу про давление, которое нещадно било по голове хорошим таким мешком. Хару приходилось расталкивать сонного меня, чтобы я не стукнулся мордой о стол. Неожиданно в конце декабря начались зимние контрольные срезы. Дети тряслись под пристальными взглядами учителей, неумело пытались списывать и накручивали себя до предела. На их фоне я выглядел ленивой непоколебимой скалой. Ленивой, потому что почти на всех уроках лежал на парте с закрытыми глазами и пытался не заснуть, а впасть в полудрему. Конечно, не с первого раза всё прокатывало и иногда меня в самом деле вырубало, за что мне влепили несколько отработок в уже знакомой компании хористов. У клуба пения всегда находились какие-то дела — то в гримерке уберись, то помоги клубу кройки и шитья с костюмами, то помоги с музыкальными инструментами клубу легкой музыки, с которыми велось тесное сотрудничество. Одним словом — без работы не останусь. И всё же я постепенно наловчился не засыпать до конца, за что получал в щадящей форме замечание, и меня в назидание отправляли к доске решать примеры или писать тексты. В такие моменты я ощущал себя особенно уставшим и корил себя за ведение ночного образа жизни. С каких пор я-жаворонок стал совой? А, ну да — с тех пор, как начал до пяти утра ходить гулять с Куро. Мне нравилось путешествовать с кошкой по ночному городу, и поэтому спал я для ребенка ужасно мало, урывками, преимущественно днём, а работать начинал по вечерам, уходя по программе вперёд, чтобы меня не доставали с учёбой сенсеи. По факту страдала у меня только дисциплина, а вот с оценками и посещаемостью всё прекрасно. Наверное, поэтому взрослые терпели такое неуважение. А может, им самим хотелось спать. Контрольные завершились за пару дней до зимних каникул быстро и без лишних нервов. Как-то после смерти начинаешь меньше волноваться по таким мелочам, как баллы за тесты по японскому и математике. Нет, разумеется, я не забивал на школу, но и не паниковал, когда выходило не 100 баллов, а 94. И так ведь в отличниках остаюсь. Только вот моё показное наплевательское отношение к учебе не все воспринимали так спокойно. Не, тёмную мне не устраивали и морду не били. Тут скорее наоборот. Почему-то из-за оценок, которые вывесили на общее обозрение посреди школьного коридора, ко мне начали относиться иначе, словно я не обыкновенный отличник, а звезда какая. Впервые такое отношение и увидел, и испытал. Вот кем-кем, а отличником я в прошлом не был. Хорошистом! Отличники же были ребятами тихими, спокойными, занятыми, и трогали их наши только чтобы что-то спросить или списать, но восхваления никакого не было. Ко мне же перед каникулами начали приставать одноклассники, которым было интересно, как это я так смог, почему я такой умный и тому подобные не очень понятные вопросы от людей, с которыми я уже давно учусь и которые каждый день меня видят. Хару только фыркала и недовольно бурчала на столпотворение у нашей парты. Настроение у подруги было такое себе после всех срезов. — Ото-сан опять расстроится, — куксилась она, глядя на оценки. — Снова все каникулы буду решать эти дурацкие задачки. Зачем вообще нужна эта математика? Зачем вообще знать с какой скоростью ездят навстречу друг другу поезда. Просто садись и езжай. — Твой папа ведь профессор в области математики? — Ага… Он такой умный, не то что я. Эх, ну почему я такая глупая? — Не наговаривай на себя, Хару-чан. Поверь, знания в математике не передаются через кровь. Если бы это так было, то все бы давно стали гениями. Или хотя бы попытались. Зато у тебя вон — прекрасные результаты по литературе и обществознанию. — Всего лишь литература. Там и формул-то нет. — Ну не везде же им быть. И вообще, не принижай свои достоинства, отмахиваясь от них. Думай позитивно. Хару только мрачно вздохнула, не оценив мою улыбочку. Впрочем, она быстро пришла в себя, когда поняла, что из школы её в последний день учебы забирает мама. Предполагаю, что Хару сможет уговорить маму об отмене математики хотя бы на время праздников. Новый год, можно сказать, прошёл мимо меня, ибо отмечал я его фактически один и никуда особо не выходил, хотя как японцу следовало сходить в храм, а лучше 1-го числа на гору, чтобы посмотреть на первый в новом году восход солнца. Вместо этого я наслаждался салатами, коих наделал столько, что в холодильнике место осталось только в ящичке для яиц, а также прогулками по ночному украшенному поздравительными плакатами, восточными фонариками и яркими гирляндами городу. Все подарки я раздал лично, уже после праздников, которые закончились так же неожиданно, как и начались. С подарками, к счастью, получилось не напортачить. В Японии существовали иные традиции, и фактически на Новый год никто никому ничего не дарил. Исключением были какие-нибудь большие фирмы, которые были не против европейских традиций в коллективе, или маленькие дети, которым, как правило, родители вручали деньги, а не игрушки, вкусности или новую одежду. Так что никто бы не понял, начни я раздавать на право и налево чай, шоколад и конфеты. Всё обошлось простыми и милыми открытками и кагами-моти — ритуальные сладости, которые съедаются одиннадцатого января. Стоили такие вкусности недешево, но уж на чём на чём, а на подарках для близких я не экономил. Больше всех оценили мои труды Хару и Наоми, которые объясняли мне ещё перед Рождеством, что можно дарить, а что нельзя. Каким бы умным я не казался остальным, а в местной культуре мой уровень знаний был чуть выше, чем у туриста. Большинство ошибок я совершал, не зная всех тонкостей японского менталитета. Благо никогда не стеснялся задавать вопросы, на что получал ответы от друзей или учителей. Наверно, для других я в такие моменты выглядел неандертальцем, но лучше так, чем случайно обидеть кого-то. Всё больше и больше у меня вызывала интерес страна восходящего солнца. Наверное, так и должно быть, когда долго живёшь на новом месте. Только если до этого меня волновал язык и история, то теперь — это были незначительные, на первый взгляд, мелочи повседневной жизни. Например, поклоны. Удивительно было узнавать о разных видах поклонов. Казалось бы, в курсе, что в Китае, Японии и Корее люди могут часто кланяться друг другу, но — боже правый! — этих поклонов… Их слишком много для человека, которой разве что в пол может поклониться. И то ещё вопрос — с издёвкой это было сделано или от всей широты души. Тонкости данной науки мне объяснила Эйка-сенсей, которая даже выдохнула от облегчения, — вот кому всегда казалось, что у неё учится гений, что для молоденькой учительницы было в тягость. Ещё одним открытием стал тот факт, что японцы не очень-то тактильные. Причём это стало понятно после встречи с Акиямой, которому, как оказалось, часто попадало от других за излишнюю фамильярность и нарушение границ чужого личного пространства. Причём семпай даже на мой взгляд не знал меры и лез слишком близко даже к незнакомым людям. Других это раздражало и напрягало, а вот я будто прозрел. Ведь до этого было несколько случаев, когда Хару застывала каменным изваянием, если я обнимал её на людях, или Наоми шла за мной, словно телёнок на верёвочке, когда мне было удобно взять её за руку. Для меня потрогать кого-то не было чем-то неправильным, но в глазах других я был странным. Не настолько, как Акияма, но тоже непривычно тактильный для японца. Потому что не дергался, как невротик, когда мне кто-то что-то передавал и касался пальцами руки. Другие краснели, я — нет. Без стыда и совести — это про Шиничи, то есть про меня. Ещё произошёл забавный случай в начале февраля, я тогда немного приболел. Ничего такого — обычный насморк. Решил высморкаться тихонечко в платочек посреди урока. На меня обернулся весь класс! А ведь я не громко. Но Нозоми-сенсей попросила меня выйти в туалет и высморкаться там. Только когда я стоял у раковины, пришли очень далёкие, смутные воспоминания о том, как мне говорили перед поступлением в школу, Катрин сказала, что высмаркиваться при всех не прилично. Очень странный местный обычай, но со своим уставом да в чужой монастырь я лезть не стал. Где-то ведь можно и прогнуться, причем прогнуться безболезненно. Так почему бы так не сделать? Нюансов в моей новой жизни стало много и к чему-то мне так сразу привыкнуть было невозможно. Но я старался минимизировать свою… невоспитанность. Даже напросился к той самой бабушке-соседке Ивамото-сан, у которой я когда-то искал кота, на уроки этикета. Рано или поздно меня бы пригласили в гости или на какое-то серьезное мероприятие и не хотелось ударить в грязь лицом. Старушка оказалась доброй и согласилась помочь. Во многом, потому что у меня была хорошая репутация среди жильцов нашего дома, так что со временем на наличие отчима-алкоголика стали смотреть сквозь пальцы. Прошла серая зима, наступила весенняя оттепель. Дни становились светлее и длиннее. Уплыли куда-то на Юг тяжёлые светлые облака, из-за которых постоянно приходилось жмуриться, глядя на небо. Чаще выглядывало солнышко, пели вернувшиеся птички, на ветках нежной вишневой сакуры. Кошки весной распушили хвостики и носились между домами юркими пятнышками. Куро пропадала всё чаще, но животиком не обзавелась. Только сообщила, что котят не хочет, у неё уже один есть котёнок, и хитро так прищурила свои жёлтые глазки. Я был растроган до глубины души. Наши ночные похождения увенчались тем, что я получил навык «Паркур» и «Тихий шаг». Последний был чем-то, на мой взгляд, запредельным, так как чем выше становился уровень, тем тише я шагал даже по той поверхности, по которой казалось невозможно пройти без лишнего шума. Особенно в ботинках. Потому что босиком ещё кое-как удавалось пройтись негромко по камням, но чтоб в кроссовках… Это было очень круто! Куро была отличным учителем тихой ходьбы по черепице! Я очень быстро привык к мягким и плавным скачкам и быстрому скольжению от более ломкого места к более твердому. Банально, не хотелось иметь дело с разъяренными соседями, которые могут засечь, что кто-то буквально ходит по их домам. Скандалы мне не нужны. Особенно с вызовом полиции. Всё-таки моё хобби очень специфичное для маленького мальчика — если не тюрьма, то разбирательства в полицейском участке с вызовом опекуна. На репутацию мне плевать, итак, некоторые мамашки за глаза называют «странным» или «хафу», а соседи «бедным мальчиком», а какая-нибудь пометка в личном деле погоды не сделает, но вот ссориться из-за такого пустяка с отчимом не хотелось. Мы с ним мило сосуществуем, и подобный расклад обоих устраивает. 26 марта начались весенние каникулы. Длились они всего ничего, но за это время я успел погулять в торговом центре с Хару, погонять в футбол с Акаями и Юкико, а также сходить-посмотреть на новую баскетбольную площадку вместе с Исао. Больше всего запомнился тур по магазинам с Хару-чан, так как мы оба решили обновить гардероб перед новым учебным годом, а также сходить в кино на её любимое аниме, которое получило свой первый фильм. Честно, никогда не смотрел аниме на большом экране, да и сюжет знал так себе, но с особо трогательного момента мы ревели в обнимку. Даже немного стыдно стало, что я пронёс в новую жизнь былую чувствительность к тому, что происходит всего лишь на экране с обычными актерами или и вовсе нереальными персонажами. Причём, в любое другое время, у меня и слезу из себя выдавить не выходит. Вот что значит сила кинематографа! Первое сентября, которое так-то не первое, а шестое, и не в сентябре, а в апреле, проходило не в актовом зале, который похоже некому было украшать, а на площадке перед школой. Директор толкнул трогательную, особенно для мамочек первоклассников речь, и отправил всех по классам. Не иначе как удача сыграла свою роль, так как мой класс практически не изменился и все свои остались на месте. В целом только цифра класса поменялась и немного расписание. Неожиданно в мае пришло с утра сообщение от системы. Это было настолько резко и буквально после пробуждения, что я свалился с кровати и чуть не сшиб тумбочку, на которой стоял горшок с красными ликорисами. Кажется, цветы тоже были возмущены такой пробудкой, за пять минут до будильника, потому что с моего ракурса они выглядели как разъяренные пираньи с острыми зубами в виде кровавых лепестков.Квест выполнен! Получена награда: 2000 ЕХР, навык «Стойкость».
— Напомни, Система, это за какие такие заслуги? — как бы я ни старался быть вежливым и спокойным, а нижнее веко пару раз дернулось.Вы смогли привыкнуть к своему телу.
— Да? А почему именно сегодня, а не вчера?Сегодня вам исполнилось 9 лет. К вашему новому Дню Рождения вы смогли привыкнуть к вашему телу.
— Мм… Какое там сегодня… 23 мая? Класс. Я теперь близнец значит. Следует начать смотреть гороскопы на этот знак, а не по привычке слушать всё про рыб, — болтовня с самим собой успокаивала, потому что страшно представить, что было бы, прийди это сообщение за готовкой. Да я бы себе пальцы отчикрыжил! Или нож бы улетел в потолок! Адреналин схлынул и накатила усталость, но выспаться в тепленькой кровати мне уже не дано, так как до подъема оставалась минута. Зато можно было завалиться на парту! И чем раньше выйдешь из дома, тем раньше ляжешь. Гениальный план, надежный как качели. Придя раньше всех, я лег на чистенькую парту — интересно, куда дели мою старую разрисованную? — и благополучно заснув, на автомате сквозь сон здороваясь со всеми, кто проходил рядом. Так я делал, пока мне мягко не прилетело школьным журналом по макушке. — Два! Нет, четыре! — выкрикнул я, пытаясь проморгаться. Снова заснул, а не задремал! Вот гадство! Послышались смешки. Учитель всё так же нависала надо мной, недовольно постукивая пальцем по книжке в руке. — Что даже не близко? — пытаясь сгладить свой прокол очаровательно улыбнулся Минами-сенсей.+1 Харизма
— Кхм-кхм, — откашлялась женщина, скрывая легкий румянец и неуместную улыбку. Но что поделать? Я милашка. Хару хорошо помогла мне с одеждой, а уж моя харизма, интеллект, нестандартная внешность и отросшие волосы, которые можно уже можно было собрать в низкий хвостик или убрать с помощью заколочек, делали меня очень привлекательным ребенком. Даже навык «Очарование» не так давно появился. Им я не то чтобы активно пользуюсь, но всё же нередко случается так, что проще положиться на такой вот необычный перк, нежели получать очередной выговор или наказание от сенсея или встревать в какую-нибудь перепалку между одноклассниками, которым принципиально важно, на чьей стороне находиться главный отличник. В остальных же случаях очарование было пока бесполезным или даже опасным, если вспомнить, что существуют педофилы, маньяки и психопаты. — Сейчас урок литературы, а не математики, — вернула меня с небес на землю Минами-сенсей. — Встань и прочти классу то, на чём мы остановились. За спиной у Минами-сенсей Рио жестами показал на какой странице и абзаце мы остановились. Я, не подавая виду, но мысленно благодаря, продолжил читать: — Внезапно на меня снизошло нечто вроде озарения. Мне представилось, что я стою один перед темным миром с широко распростертыми руками. И что весь этот мир — и его майские цветы, и блестящие мундиры, и мои безжалостные одноклассники — в один прекрасный день сам упадет в мои ладони. Мне открылось, что мир крепко схвачен мною, зажат в Моих руках… Откровение не вызвало во мне чувства гордости, слишком уж тягостным было оно для подростка…+1 Восприятие
+1 Интеллект +1 Харизма
Остановился я не скоро, продолжая читать вслух роман «Золотой храм» — чем-то он мне напоминал «Героя нашего времени» только на японский лад. Произношение у меня было прекрасное — не зря учил японский и пел на музыке, — поэтому слушали меня с интересом. В отличие от многих других детишек, мне не было страшно или неловко читать что-то громко, чётко и при всех. А вообще смотрю я на себя и понимаю, что большинство страхов отошли в сторону, сделав меня равнодушным ко многим проблемам обычного человека. — Достаточно, — остановила меня учительница. — Хорошая работа, Шиничи-кун. Можешь садиться. Вот да — ещё одно фишка японских школ — если надо что-то читать классу, то нужно было вставать со своего места. — Спасибо, — снова я растекся по парте довольной лужицей, а потом притворно печально вздохнул. — Сенсей, вы такая строгая. Даже в чужой День Рождения. — У тебя сегодня День Рождения?! — вскочила со своего места Хару, удивлённо уставившись на меня. Многие ребята тоже были в шоке от этой новости, а учительницу я снова смутил своими словами. Без обид, но может после такого меня ближайшие пару недель не будут трогать. Это было бы чудесно! Знаю, конечно, что нарушаю всякую субординацию тем, что сплю на уроках, но когда-то же это надо делать, если днём я только прихожу в себя и сажусь за уроки, а ночью горным козликом скачу по всему городу. Да и не заставляю я никого больше спать. Другие дети не настолько идиоты, чтобы думать, что сон делает меня умнее. Я пару раз говорил о том, как самостоятельно учусь по вечерам. — Ты почему не сказал, что у тебя День Рождения? — спросил Исао. Ребята в классе громко переговаривались, а учительница просто отошла что-то посмотреть у себя на столе — похоже, все были под впечатлением от того, что сегодня мой день. — А должен был? — спросить получилось нейтрально, совершенно не заинтересовано. — Конечно! Это же День Рождения. Тебе же девять исполнилось? — Ага. На самом деле мне был не интересен этот праздник. Да, для многих, особенно для детей День Рождения — это что-то особенное. Ты стал старше на целый год, тебе дарят подарки, всё время поздравляют дома и в школе и весь день звонят те, кто не может поздравить лично. Да, всё это приятно, но я перегорел и к этому дню и давно равнодушен. Дело даже не в моей смерти и в том, что до этого я всё время отмечал этот день в кругу семьи. Всё произошло гораздо раньше, когда мне было 13. Мой День Рождения был испорчен скандалом. Ссора между родными произошла косвенно из-за меня и для одной из сторон я оказался крайним. Короче, неприятная тогда ситуация произошла, а мне как имениннику было особенно обидно. Праздник, на который возлагались большие надежды, был окончательно испорчен, и с тех пор День Рождения стал для меня обычным днём, который может, но не обязан быть приятным. Лучше ничего не ожидать, если не хочешь разочаровываться. — И правда, — тихо и удивленно произнесла Минами-сенсей. Шум поубавился. — День Рождения 23-го мая. — Мне незачем было врать. — Но мог бы и сказать! — Хару точно хотелось меня стукнуть. — Так, класс, тихо! Урок ещё не окончен. Все сели на свои места и успокоились. Ну, да, все прямо-таки успокоились, чтобы на перемене встать и высказать мне… поздравления. Многим было неловко, из-за того, что они не знали, что я сегодня родился. Ну, не говорить же им, что я сам не знал? Впрочем, это было бы более весомым оправданием для обиженной Хару, которая показательно не смотрела на меня. Она была злая как тысяча чертей, и к большой перемене всё-таки не выдержала — затащила в один из коридоров и приперла к стенке для объяснений. — Почему ты не сказал?! Мы же друзья! Или… нет? — Что? Не говори глупостей. Конечно, мы друзья. Я тебя люблю, ценю и уважаю, — на этих словах Хару раскраснелись ещё больше, но обида всё ещё тлела в карих глазах. — Я не сказал, не потому что мы не друзья, а потому что это всего лишь один из других трёхсот шестидесяти пяти других дней в году. Мне в самом деле всё равно на этот праздник. По секрету скажу, что мне просто хотелось, чтобы Минами-сенсей стала более снисходительной к своим ученикам. Мы всего лишь в четвертом классе начальной школы, а дисциплина на её уроках, как в старшей. — Может, и так… Но для меня это важный день! Я бы подготовила подарок! А сейчас… сейчас я… Я чувствую себя дурой из-за тебя, Шиничи! — меня зло толкнули в плечо и убежали. До конца дня Хару дулась на меня. Вот уж не догадывался, что кому-то будет столь важно то событие, на которое я бы толком и не обратил внимания. Или её беспокоило то, что её День Рождение, который прошёл не так давно, мы отметили дружной компанией в кафе с тортиком и свечками, а моё — нет? Что-то вроде «нечестно»? Но ведь дело не в честности. Вернее, мне эта честность по факту не нужна, но Хару… Хару это задело. И похоже, что серьезно. В итоге мне пришлось вылавливать её после школы, из которой ей очевидно хотелось сбежать как можно быстрее и незаметнее. — Хару! — догнал я её у ворот. — Подожди. Она всё же остановилась и быстро развернулась, посмотрев хмуро и требовательно. — Мне стыдно, что так получилось. Честно. Я просто не особо люблю этот день и не хочу его отмечать. Моё желание в этот день не подарок. Он мне не особо нужен. По-настоящему важно внимание родных и близких. И я расстроил тебя — мою лучшую подругу. Мне, правда, стыдно. Прости меня, пожалуйста. Я неловко поклонился, выражая сожаления, и Хару выдохнула и наконец-то расслабилась, перестав смотреть на меня, как на врага народа. Теперь в её глазах было только робкое любопытство. — Ты так правда не любишь День Рождения? — на мой утвердительный кивок она удивилась не меньше, чем, когда я признался в классе, что у меня сегодня за день. — Но ведь это — самый лучший день в году. Круче чем Рождество, Новый год, Фестиваль цветов, Табата и…и… Да круче всего! — Может быть. Но мне больше нравится Новый год. Может быть, следующей зимой отпразднуем его где-нибудь? Например, в караоке. Будем петь песни и есть пиццу с газировкой. — Пицца… — размечталась Хару. — Теперь я хочу пиццу. — Так ты меня прощаешь? — Пф, — фыркнула она, отвернувшись и чуть покраснев. — Как вообще можно злиться на чудика вроде тебя? Улыбка сама наползла на лицо, и я беззаботно рассмеялся. На меня больше не обижались. Как же я рад. — Признай, тебе нравятся мои чудачества. — Не все!***
Незаметно наступили самые длинные каникулы в году. Лето выдалось очень жарким, разве что асфальт не плавился. Я бы может быть порадовался такому, будь у меня дача с огородом и речка под боком, а не душная квартира, чьи окна, к сожалению, не выходили на север и не продувались всеми ветрами. Кажется, в такой обстановке на шашлык больше походило не маринованное мясо, которому посчастливилось лежать в холодильнике, а я. В июне, в последний месяц первого семестра, уже просто невозможно было находиться в классе и ровно сидеть на парте — припекало так, что на голове можно было жарить яичницу. Все с надеждой и нетерпением ждали, когда же наконец-то закончится учеба. Даже на контрольные стало плевать, в том числе и запарившимся учителям. Вяло сопротивляющуюся Хару родители на всё лето отправили в Окинаву к одной из её бабушек. По правде, она не очень-то хотела ехать туда одна, ещё и к бабуле, которую видит только в июле–августе, но и в пыльном и душном городе, пускай и не многомиллионном, ей делать было нечего. Признаться, был бы у меня свой ребенок, я бы его тоже в такую погоду отправил куда-нибудь, где посвежее, желательно к морю. А на все грустные вздохи и шмыганье носом, я обещал ей обязательно писать и рассказывать обо всём на свете. Наоми тоже в Намимори не сидела. Её родители взяли отпуск, и всей семьёй рванули на пляжи в Камакуру. Говорят, что летом в этом городе особенно хорошо, и он то, что нужно для туристов и всех тех, кто хочет отдохнуть от удушающей жары и выхлопных газов. Исао и Рио остались в городе, хотя часто ездили на Синкансэне — японском Сапсане — в Токио, Ногано и Киото. Парни, наоборот, устали от глубинки и хотели насладиться летними днями в мегаполисах, пошарахаться по кафе, кинотеатрам, а вечером рвануть в какой-нибудь парк аттракционов. На ночь же ребята останавливались у родственников, коих у обоих было много. Когда же они приезжали в Намимори, то мы чаще всего либо гуляли вечером, либо сидели где-нибудь, где есть кондей. Я иногда проводил время с кем-то из одноклассников и друзей — с Юкико ходили в парк или торговый центр, ездили на велосипедах с Акаями (свой я получил за один из квестов), — но в основном сидел дома и не высовывался до самого вечера. Моя морозоустойчивость сыграла злую шутку, когда я перестал чувствовать холод льда, взятого из морозильника, или мороженного. Всё, что могло быть до мурашек холодным, стало лишь приятно-прохладным. Так что приходилось просто лежать на полу и не двигаться до вечера — только по вечерам я мог нормально передвигаться, наслаждаясь лёгким ветерком и отсутствием прямых солнечных лучей. Никакой жароустойчивости за всё лето я так и не получил. Нет, у меня появился квест на приобретение этого навыка, но получить его оказалось сложнее и как по мне гораздо неприятнее. Нужно было не просто ходить под солнышком, надеясь не получить солнечный удар или рак кожи, а ни много ни мало поджечь себя. Нет, не прям воспламениться. Начать нужно было с зажжённой спички и лёгкого ожога. Жечь и шрамировать мне не хотелось — это был мазохизм чистой воды, который даже русским духом не оправдать, — поэтому я забил на этот навык, ожидая наступления осени. Но без приключений моё первое лето в Японии не обошлось. Одним июньским вечером, когда солнце уже было не бело-желтым, а рыжеватым, мы с Куро прыгали по домам, наслаждаясь вечерней суетой. Всё было как обычно — люди спешили домой, обмахиваясь какой-нибудь брошюркой или веером, мечтая снять себя пропитанную трудовым потом одежду; собаки тянули за поводки своих хозяев, стараясь показать двуногим что-нибудь интересное; кошки лениво сновали между домами и людьми, иногда клянча что-нибудь вкусное у случайных прохожих. В лёгкой и приятной обстановке ничто не предвещало беды. Но вот в одном из переулков послышались непривычные звуки — кто-то вёл разговоры, прерываясь на противный смех и ругательства в сторону поскуливавшего зверя. Куро насторожилась. Она не любила влезать в разборки между людьми или между животными, часто оставаясь сторонним наблюдателем, но при этом не была против моего вмешательства в чужие дела — она никогда не скрывала что что-то происходит и сообщала мне обо всём. Если же происходил какой-то конфликт, то она вставала на сторону своего «котенка», то бишь меня. Такая вот у неё жизненная позиция. Очень кошачья, надо сказать. Мимо я пройти не мог — тут и совесть не позволяла, так как кого-то обижали, так и праздное любопытство. Куро-сан это быстро поняла, и мы с ней поспешили в нужную сторону. Дело было между двумя высокими домами, в подворотне, которая оканчивалась тупичком, через который при желании можно было перелезть. Группа из четырёх подростков окружили большие магазинные мусорные баки, зажав между ними и стеной двух щенков. Они бросали в мелких банки и бутылки и смеялись над беспомощными скулящими животными. Какой-то особо борзый засранец даже пнул одного из малявок ногой, откинув в стену. — Бедные создания: одни побитые жизнью, а другие — обделенные мозгами. Причём обделены мозгами не собаки. Моё достаточно громкое замечание не осталось не услышанным. Хулиганы сначала заозирались по сторонам, а потом какой-то из них задрал голову, дав наводку остальным глянуть в ту же сторону. С высоты эти человеки были похожи на муравьёв. — Э?! Ты кто такой, на? — Чё ты там базаришь? — Ооо — удручающе протянул я. — Какой высокий слог. Я поражён вашими разговорами до глубины души. А хотя… Маловероятно. Я не издевался над убогими, даже мысли не было, но, видимо, даже констатация фактов могла выбесить не блещущих мозгами индивидов. Честно, не ожидал столь бурной реакции. — Спускайся сюда! — Да! Сейчас мы наваляем тебе, говнюк! — Как им? — уточнил, показывая рукой на щенков, забившихся в угол, а затем встал с корточек и в припрыжку пошёл вдоль крыши балансируя на грани, как учила моя нэко-сенсей. — Что-то не хочется. Вы такие скучные и глупые. Мне с вами не интересно. И что-то мне подсказывает, что и другим вы не особо нравитесь. Всего лишь кучка… просто кучка. Даже непонятно чего. Мяса? Отходов? — Ах, ты уродец! За ним, парни! Мне оставалось только закатить глаза и криво ухмыльнуться, когда хулиганы скрылись за домом, чтобы поскорее залезть по лестнице на крышу, на которой я стою. Для верности проследил как за последним человеком, захлопнулась дверь подъезда. Интересно, как они сюда попадут? Выломают дверь? Ведь даже полный тупица догадался бы закрыть вход на крышу. Не, они, разумеется, не знают, что у меня нет ключей и сюда я попал, прыгая по многоэтажкам, но всё же… Видимо, думать некоторым просто не дано. — Если все люди на земле были такими тупыми, ваша раса завоевала бы мир, Куро-сан. — Мяу! — довольно согласилась кошка, которую позабавило то, как людишки резво сбежали. Дальше она показала, как надо пропрыгать по подоконникам, чтобы удачно спуститься вниз. Пришлось перед этим надеть ботинки, но только потому, что я боялся ходить без обуви рядом с помойкой. Как бы японцы хорошо ни убирались, а от битого стекла в пятку никто не застрахован. Я, конечно, крут и ноги давно привыкли к ходьбе босиком практически по любой поверхности, но порезать стопу в столь негигиеничном месте мне не улыбалось. — Так-так, кого же мы спасли? Щенки не гавкали, но и не скулили, пытаясь позвать на помощь. Они только внимательно смотрели на нас с Куро, своими чёрными, как у нерпы, глазками. Милашки. Да, очень похожи на красивых чёрных тюленят, только если бы они были собаками. Странное сравнение, но оно больше всего походило чернышам. — Я вас не трону. Я не те люди. Где-нибудь болит? — Уу… Уу… — Лапка болит. Это плохо… Надо бы вас доктору, но уже поздновато, и доктор осмотреть не сможет. — Мяу. — Куро, я живу не один, если ты не забыла. — Мяу. — Да, заберу я их, но в дом тащить… Придётся лезть через окно. А вам сидеть тихо, ясно? — Уф! — Вот и отлично. С щенками на руках я неспеша дошёл до дома, опасаясь пользоваться быстрым перемещением в прихожую квартиры и осторожно, в несколько заходов, забираясь с живой ношей на второй этаж через открытое окно. Грабителей я не боялся, оставляя ставни нараспашку, потому что брать в доме нечего, а убить кого-то… Далеко не каждый на это способен. Особенно на убийство ребёнка. И не самый известный факт — хорошие воры зачастую хреновые убийцы, в обратную сторону это также работает. Но на всякий случай я проверил, есть ли кто дома, обнаружив на диване только спящего отчима, в обнимку с миской салата. Время 22:05. Скорее всего, он снова пил, иначе бы после дневного сна так быстро не отрубился. Но оно и к лучшему. — Вымыть вас надо. В уши лить воду не буду. Так что не дергайтесь. — Уф! Уф! — ответили мне двое безымянных. Даже система не выдавала имён этим малявкам. Про маму мелкие ничего не знали, даже запах не могли вспомнить, да и не дворовые они. Скорее всего, кто-то выкинул, не став нести в приют. Почему только? Ньюфов, то есть ньюфаундлендов, пристроить куда-либо вроде бы не проблема. Хотя… они же большими вырастают. Не каждый сможет потянуть в доме или квартире здоровую собаку, которая, если встанет на задние лапы, может оказаться выше взрослого человека, особенно низкорослого японца. А тут сразу две собаки, щенки за которыми нужен глаз да глаз. Но это только моя версия событий, основанная на нашем знакомстве и отсутствие ошейников на маленьких. Быть может, всё было иначе, сложнее. — Как водичка? Не слишком горячо? — Уф. Уф. — Хорошо. Так лучше? Мне кивнули. Как же всё-таки хорошо понимать животинок. И самое классное — на меня сейчас ни одна в здравом уме собака или кошка не набросится. Даже по приказу хозяина. В округе многие животные знают меня и говорят обо мне как о хорошем человеке и помощнике. Это хорошее звание. Я как бы получил неприкосновенность от братьев наших меньших, что не могло не радовать. После ванны я разморозил и отварил куриную грудку, и дал её пожевать мелким. Осматривать лапу того, кому досталось от тех парней, не стал, потому как не знаю, как лечить раненое животное. Чай не ветеринар, вдруг хуже сделаю. Так что хромающего просто осторожно посадил на мягкий футон. Конечно, псы остались у меня в комнате. — Завтра будем лечить твою лапу. Сегодня поспите, хорошо отдохните. — Уф. Уф! — В этом доме я живу не один, я… я не смогу вас оставить у себя. Да, в нашем доме разрешалось содержать животных — большинство соседей либо с кошками, либо с собаками, — но я не знаю, как отреагирует Хиросэ, если в нашей квартире окажутся собаки. Даже не что он сделает со мной, а что он сделает с ними. С него станется придушить малышей. «А если уж напьется перед этим, то рука точно не дрогнет», — неудачно пошутил про себя. Засыпал я с тяжёлым сердцем. На следующие утро первым делом пошёл к ветеринару, у которого получилось пройти без записи, держа на руках пока ещё маленьких ньюфов. Тоширо Оосава-сан осмотрел щеночков, а потом уже полез с вопросами ко мне. — Значит, вы ответственный за них? — Да, — ответил, не отрывая взгляда от виляющих хвостиков. — Отец сказал, что эти двое полностью моя ответственность. — Угу, — кивнул доктор, записывая, скорее всего, моё имя в документы. Нужно же было как-то оформить щенков. Паспорта их и справки мне достанутся. — Как их получили? У кого? Есть ли ещё какие-то документы на них? Как зовут малышей? — Документов нет. Мне подарил их друг, перед отъездом. Его Умэ разродилась прямо перед переездом в Далянь. Это в Китае. Нужно было оформлять все эти загранпаспорта для щенков, либо кому-то отдать их… В общем у меня они теперь. Я попробую связаться с Рё, но не знаю, когда придут документы. Вообще надо было сразу к вам идти, а не пока какой-то придурок решил пнуть моего щенка.Навык «Красноречие» повышен до 26
— Да, не хорошо получилось. Дети… они порой бывают жестокими. — Согласен, Оосава-сан. Особенно подростки. — Ну с документами мы разобрались. Друга вашего всё же попросите отправить что-нибудь. Хотя бы данные его собаки. А вот имена ваших псов?.. — Тот, у которого лапу повредили, — Хэй, его брат — Бим. — Необычные имена. Но звучит. Мне оставалось только с улыбкой небрежно пожать плечами. Я не очень-то и оригинальный. Одного пса назвал черным только на китайский мотив, а другого Бимом как из фильма «Белый Бим Черное ухо». «Черныш» на русском в Японии просто бы не звучал. Только я смог бы обращаться по имени к собаке. Японский же «Черныш» достался Куро и что-то мне подсказывает, что она бы не оценила, что один из псов ходит с таким же как у неё именем. Выходил я из ветеринарки с документами и двумя щенками: один раненый боец — в руках, другой — на купленном у врача поводке. До дома я шёл неспешно, думая о том, что дал имена безымяшкам и теперь, как и Маленький Принц, должен понести ответственность за тех, кого приручил. Но Хиросэ… Впрочем, у меня было достаточно времени подумать, и мне не нравилось, что я живу с постоянной оглядкой на отчима. Да, я его побаиваюсь — есть за что, — но не могу же я бояться всю свою жизнь. Это неправильно. Он не тот человек, ради которого можно пожертвовать собственным счастьем. Комфортом — да, но не счастьем. Поэтому мне предстоял сложный разговор с отчимом. Он ещё, как назло, сидел за столом и пил холодное пиво. Тоже хочу пива, но глядя на Хиросэ подобное желание быстро пропадает. — Я… Мы вернулись. — Мы? — повернулся в мою сторону отчим, увидел двух хвостиков и отставил бутылку в сторону. — Это что ещё за хрень? — Щенки. Очень милые, нежные и красивые. Им требуется любовь, забота и уход. Я могу и хочу их этим обеспечить, Хиросэ-сан. — Хочешь оставить их здесь? Мало забот с чужими дворнягами? — Мне не в тягость гулять с соседскими собаками, — всё равно большая часть заботы лежит не на мне, а на хозяевах. — У нас нет места в доме, — припечатал Хиросэ, отпивая немного. — Они вырастут, начнут везде гадить и лаять на всё подряд. — Не та порода. Эти двое спокойные и не будут беситься из-за чьей-то таксы или чихуа-хуа. Я поселю их у себя в комнате. Я уважительно поклонился, ожидая ответа. Меня просверлили тяжёлым взглядом, недобро нахмурив брови так, что глаза отчима превратились в две тонкие полоски. Я бы может и посмеялся над такой одутловатостью и узкоглазостью, но мне было не смешно. Тревожно. — Чтоб не единого звука. За дерьмо и шерсть вышвырну всех. — Понял. Спасибо, Хиросэ-сан, — ещё раз поклонился, скрывая даже не счастливую улыбку, а вздох облегчения, и подхватив щенков спешно ушёл в свою комнату. Так началась новая глава в моей жизни, вместе с двумя маленькими ньюфами.