***
— Ваши люди пытаются быть вежливыми и учтивыми, но в их глазах горит презрение и высокомерие, — с ходу запричитал Крепус, бегло оглядывая небольшую комнату. Это был рабочий кабинет Джинн, однако сейчас там царил беспорядок: на столе валялось много папок с бумагами, а некоторые документы были небрежно разбросаны. Несколько смятых и исписанных листов покоились в урне, едва в ней помещаясь. За спиной мастера послышался щелчок — Кэйа закрыл тихо дверь и прошёл внутрь следом. Крепус, вспомнив об изначальной цели, рефлекторно исказился в лице. Он и без того был раздражён, а теперь ещё и находился в одном помещении с любовником сына. С тем, кто запятнал собой честь Дилюка. Мастер безумно хотел поквитаться, указав альфе на то, что тот не останется безнаказанным. — Я почтён, что Вы приехали и проявили терпение, но необязательно было отвечать на грубость грубостью, мастер, — мягко сделал замечание Кэйа, сохраняя на лице тень улыбки. Альфа поясницей оперся о край стола, не собираясь садиться, предпочитая вести диалог стоя. Садиться не собирался и Крепус, резко развернувшись лицом к принцу. — Тогда держите их на привязи, как собак, — демонстративно фыркнул он, в раздраженном прищуре впившись в слегка напряженное лицо принца цепким взглядом. — Хотя как?.. Вы, как кобель, как какое-то дикое и необузданное животное, не в состоянии сами себя удержать. — слова слетают с языка быстрее, чем он успел о них подумать. И он не мог сказать наверняка, что сожалел об этом. — Вы за этим сюда приехали? Кидаться обвинениями? — спросил с досадой Кэйа, стойко выдерживая посланный ему взгляд и ряд «комплиментов». — Вы выбрали неподходящее для этого время и место. Альберих выглядел плохо — вот, что заметил Крепус, хоть и не сразу. Прическа принца растрепана и всклочена, под глазом пролегала тень усталости, а белок был покрасневшим, как и веки, возможно, даже из-за пролитых слёз, выделяясь на нездоровом побледневшем лице. В целом изнеможенный внешний вид свидетельствовал о бессонной ночи, о высокой загруженности альфы, о чём-то, что тот тяжело переживал в данном промежутке времени. Но бету состояние Кэйи только радовало. Что бы ни случилось — альфа того и заслуживал. — Вы думали, я спасибо скажу за тот разврат и бедлам, что Вы учинили? — отчитывающим голосом вопросил Крепус и косо ухмыльнулся, пряча за этой реакцией внутреннюю боль от следующих слов: — Мой сын мне чуть ли не угрожает самоубийством, отстаивая чужие, Ваши взгляды. — А Вы не допускали мысль, что он их разделяет? — альфа потянул уголок губ в подобии хищной улыбки. Однако слова мастера болезненно царапнули по израненному сердцу сущности. Самоубийство? Не может быть. Дилюк никогда бы так не поступил. Или же он настолько в отчаянии, а после случившегося совсем упал духом? Кэйа беспокойно сомкнул губы в тонкую полоску, начиная нервничать сильнее. — И не только их, судя по его чистосердечным признаниям, — рявкнул Крепус, отчетливо видя перед глазами, как альфа принуждает его сына, как играется с ним, заставляя подчиняться своим низменным прихотям. Эти видения ложны, бета прекрасно знает, что Дилюк сам пошёл на это, но знание не умаляет его ярости. Он подошёл вплотную к альфе, бесцеремонно и с силой сжал его за подбородок, вынуждая смотреть прямо в глаза, чувствовать на себе всё скопившееся презрение. — Бесстыжий, мерзкий сукин сын. Всё отобрать у меня хочешь? Кэйа пораженно раскрыл глаз шире. — Мне не отобрать то, что Вы уже потеряли сами, — он процедил сквозь зубы и оттолкнул, с отвращением сразу вытерев место, где его только что трогали. Да, наверное, бете, как отцу, сейчас было нелегко принять факт, что его правильный сын идёт вопреки всему, чему тот учил с младенчества. Спит с тем, кто давно мозолит глаза. Но это проблема только самого Крепуса, никак не его. И он не позволит больше ему становиться их проблемой. — Как смеешь? — не унимался Крепус, чуть не споткнувшись. — Как же я ненавижу всё это, — промолвил бета, тоже брезгливо вытерев свою кожу, которая ещё пару секунд назад соприкасалась с принцем. Он шёл поговорить, но куда больше ему с самого начала хотелось надрать Кэйе зад, поставить на место. Альфа гордо выпрямился, с высоты своего роста посмотрев на раскрасневшегося от гнева бету властным взглядом. Тяжелое, надрывное дыхание Крепуса доставляет ему странное удовольствие, им нравилось смотреть на страдания друг друга — вот, что хорошо осознал Кэйа, позволяя темной стороне сущности упиваться чужим горем, отвлечься от собственного. Так становилось немного, но легче. — Вы ненавидите меня только за то, что я родился не там, где Вам хотелось бы, тогда как я ненавижу Вас за Вашу слепую и безрассудную личность, — на этот раз взгляд Альбериха категоричен, а тон донельзя груб. Бета содрогнулся от пронизывающего мерзкого чувства: банального страха перед разгневанной сущностью. Отсутствие собственного истока энергетики, ментальной воли никак не спасало от примитивного чувства самосохранения. Издревле альфы занимали позиции лидеров и, само собой, не просто так. Крепус, словно загипнотизированный, смотрел в лицо Кэйе и не мог пошевелиться, корчась от каждого им произнесенного слова. — Я люблю Вашего сына, поэтому не перехожу те грани, которые Вы уже оставили далеко позади, — хрипло срывается альфа. — Моё терпение не безгранично. Не вынуждайте меня падать до Вашего уровня и дальше говорить с Вами в таком же тоне. Аристократ судорожно сглотнул скопившуюся во рту слюну, решившись пока ею не брызгать. Но в его глазах была по-прежнему решимость и гнев, несмотря на обстоятельства, складывающиеся против него. — И Вы никогда не давали мне и шанса на реабилитацию в своих глазах, тогда как я даже в ней не нуждаюсь, — Кэйа, уязвленно хмыкнув, осязает страх, который навлёк на бету. Это подначивает, но не настолько, чтобы скатиться до какого-то зверства. — О чём я мог бы Вас просить? Для Дилюка всегда так важно было получить Ваше одобрение, но именно на отношения со мной он знал, что его не получит. Так что нам еще оставалось? — горько спрашивает он, склонив голову вбок. Крепус не отвечает. — Зато сколько Вы даёте шансов другому, весь смысл сущности которого — это брать, порочить и причинять боль, — альфа резким движением указал рукой на стол, вынуждая Рагнвиндра обратить туда своё внимание. — Я сделал за Вас всю работу, долгое время собирал доказательства. Достаточно компрометирующие, — он перешёл на колкий, как битое стекло, шёпот, не скрывая своего возмущения. — А Вам всего-то и нужно было открыть свои чёртовы глаза. — То, что другой альфа повинен в чём-то, не даёт Вам права трогать чужого омегу даже пальцем. Но Вы… — Крепус опасливо запнулся, чуть ли не скрипя зубами от негодования. — Он не чужой, он — мой, — рыкнул на него Кэйа, отстаивая своё. Его слова жесткие, целенаправленные, приобретающие угрожающий оттенок. — У меня моральных прав больше. И Вы самый настоящий деспот, Вас судить надо, — челюсти сводит от нахлынувших эмоций, сущность, минуя ряд блоков, высвобождается, содрогнув воздух своей силой. Покалеченная, она была агрессивна и неуправляема, когда дело касалось Пары. Губ коснулись кончики вытянувшихся клыков. Крепус даже не понимал, как ему повезло, что он является бетой и может лишь наблюдать картину исказившихся черт лица. — Может, ещё и казнить? Вам бы очень этого хотелось! — прошипел мастер, делая шаг назад. Видеть альф в ярости всегда пугало, обезоруживало. Мужчина замолчал, всматриваясь в расширившийся зрачок напротив. На виске аристократа выступила новая капелька пота. — Моя рука бы не дрогнула, будьте уверены, — честно признался альфа и резко отстранился на безопасное расстояние. Он, слыша только хриплое надрывистое дыхание со стороны Крепуса, обессиленно сел и откинулся на спинку кресла, закрыв глаз.***
Ругань и повышенный тон разговора, который должен был быть приватным, заставили прервать и без того не клеющуюся беседу. Обстановка в доме витала разрушительная. Напряженная. Судя по интенсивности и остроте смешавшихся в воздухе феромонов, находиться здесь не хотелось никому. Альбедо и Дайнслейф кидали на Джинн время от времени взгляды, надеясь, что она захочет вмешаться. Но та молчала, сосредоточенно смотря в одну точку. — Я ненадолго отойду, — Альбедо поднялся, когда наверху прозвучало особенно громкое обвинение. Кэйа не захотел, чтобы они впрягались, однако становилось слишком сложно подчиняться его воле. — Свежий воздух после завтрака идёт всегда на пользу. — Мы будем неподалёку, — подхватил его мысли Дайнслейф, тоже встав с места. Когда каэнрийцы удалились, Минчи посмотрела на пальцы Джинн — те взволнованно подрагивали. Лиза накрыла их своими, успокаивая альфу и успокаиваясь сама. — Ты же знаешь этих мужчин, сначала разорутся, а потом всё обсудят. Бестолковые, — утешительно улыбнулась ей библиотекарь, подбадривая. — Ещё и Аякс должен прибыть сегодня, крайний день — завтра, — блондинка уперла локоть в стол и накрыла глаза свободной ладонью. Непрошенные крупные слёзы стекли по её румяным щекам. — Столько договоров было заключено, если он будет в ярости, а он будет, то что останется? Вдруг обозлится и сделает что-то всем нам, не только Дилюку? И Кэйа вот-вот уедет, а столько ещё нерешенных дел. Что произошло там у них в Каэнри’ах? — она едва успевала набрать в рот воздуха, тараторя. — Архонты… я словно занимаю не своё место. Я ужасный предводитель. Я ужасный друг. Я ужасный человек. — Джинн, — обняла сразу свою девушку омега, ментально коснувшись, чтобы та почувствовала, что не одна. Беда давно стала общей. — Ну не будет брака с Аяксом, будут другие возможности, сама же знаешь. И ничего ведь не мешает вести какие-то переговоры с Кэйей издалека. — Я его лучшая подруга… — сквозь горькие и солёные слёзы простонала Джинн, фокусируясь уже на другой проблеме. Для неё сейчас даже более болезненной. Лиза сразу поняла, что та заговорила о Дилюке. — …была ей когда-то, по крайней мере. Я хотела как лучше. Я так хотела что-то изменить, но в итоге изменилась сама, — перед её глазами вставал расплывчатый эпизод из жизни, из далекого детства. Как они, будучи детьми, сидели с Дилюком на кровати, подогнув под себя ноги, и наблюдали за своими любимыми черепашками, устраивали им гонки. Как они вместе готовились к балу, первым выходам в свет. Как она тогда противилась тому, что кто-то хочет использовать праздник, чтобы заключить брак ради выгоды. Как хотела стать кем-то большим, чтобы никому больше не пришлось через это проходить. Чтобы занять высокую должность и там удержаться, ей не раз пришлось поскупиться принципами. Во имя достижения цели. Но теперь, слыша ругательства и чувствуя свою причастность к разворачивающейся трагедии, она могла только винить себя и испытывать жгучий необъятный стыд. Работа, обязанности и амбиции сожрали её, ту самую девочку из воспоминаний. Она, не шибко раздумывая, со временем сама подталкивала друга в пропасть, думая, что действует всем во благо. Потому что Аякс предлагал слишком многое, его слова — не вода, а жидкое золото, струящееся прямиком в карман Мондштадта. Гуннхильдр, думая, что делает всё для города, отказалась слушать этот самый город. Вздрогнув от разрывающей боли в груди, Джинн разрыдалась, потеряв самообладание. — Не нужно винить себя, — попыталась вразумить альфу Минчи, а у самой глаза сразу заслезились. Она, выбрав момент, незаметно стерла их с ресниц. Ей раскисать никак нельзя. — Ты наговариваешь на себя. — Я знаю, о чём говорю, — воспротивилась словам возлюбленной Джинн, но ментальную помощь принимала, не отвергала Лизу, давала себе возможность вдохнуть её феромоны, чтобы не истерить ещё больше. Но это был для неё предел. — Я ведь не поддерживала его открыто никогда, боясь, что аукнется. Как только поняла, какую выгоду представляет Аякс для Мондштадта, я только и думала об этом. Мне было сложно радоваться счастью лучшего друга. Так какая я после этого подруга, Лиза? — Но сейчас же ты на его стороне, — Минчи осторожно переместила свои руки на лицо возлюбленной, с предельной аккуратностью отодвинула прилипшие к мокрой коже светлые прядки. Она нежно погладила по щекам блондинки большими пальцами, собирая слезинки. — Если они сейчас же не прекратят, то я самолично пойду и выставлю их из своего дома. Обоих, — перестав плакать и смотря прямо в глаза, собранным и волевым голосом пообещала ей Гуннхильдр. Лиза заулыбалась. — Милая, дай им выпустить пар ещё немного, — Минчи целомудренно поцеловала девушку в лоб, вдохнув с удовольствием запах, исходящий от альфы. Рядом с ней становилось сразу спокойнее. И разговоры наверху уже понемногу становились тише. — Спасибо. Я люблю тебя, Лиза, — любовно прошептала избраннице Джинн, возвращая себе былую уверенность. Она могла оступиться, даже упасть, но Минчи всегда была рядом, поддерживая и будто направляя на истинный путь. — Обращайся, дорогая, — ласково мурлыкнула ей Лиза. — И я тоже люблю тебя, Джинн.***
— Всё хорошо? — Дайнслейф вышел следом за омегой, примерно понимая, в каких чувствах тот находится. Он и сам наблюдал такого Кэйю впервые, но на него, бету, ситуация оказывала меньшее давление. Он не мог чувствовать всего переполоха и запахов, переполняющих дом. — Да, насколько может быть в нашем положении, — Альбедо, отойдя немного от дома, направил взгляд вдаль, рассматривая домики, находящиеся в легком утреннем тумане. — Кэйа не сказал, когда уезжаем? Мы уже здесь задержались. Дайнслейф покачал медленно головой, хоть и понимал, что вопрос больше риторический. — Они такие… простые, — поделился вдруг размышлениями бета, смотря на вдалеке идущих людей. — Живут и дышат так же, как мы. Ходят, двигаются, смеются. Нет, я знаю, что мы все люди, один вид, просто… так странно. Странно, — повторил мужчина, скрупулезно всматриваясь в лица, кажущиеся расплывчатыми из-за расстояния и погоды. — Беспечны. Наивны. — убежденно продолжил список Альбедо с толикой какой-то обреченности. — И омега Кэйи здесь живёт всю жизнь. Представь, что там у него сформировалось в голове, — отрешенно произнёс он, вздохнув. — Можно ли будет с этим как-то работать? Насколько вообще далеко Кэйа зайдёт? — Сомневаешься в выборе Кэйи? — спросил Дайн и медленно перевёл серьезный взгляд на омегу. — Нет, — отчеканил Альбедо, не задумавшись над вопросом и секунды. — Раз он так решил, значит, всё продумал. Он бы не стал рисковать всеми нами ради кого-то, кто внимания не стоит и не внушает доверия. И тем не менее из-за этого омеги Кэйа страдает ещё больше. Поэтому я настроен к нему… не положительно, — уклончиво ответил он и отвёл поникший взгляд. У домика Джинн были расположены шикарные клумбы, за которыми явно трепетно и с душой ухаживали, да и цветов таких Альбедо ещё не видел, поэтому сосредоточил внимание на них, отвлекаясь и понемногу успокаиваясь. Не спуская внимательного взгляда с Альбедо, Дайнслейф плотно задумался. Друзья заслуживали лучшего. Спокойно на душе ему было только тогда, когда они встречались, ведь все было таким естественным, таким, каким и должно быть. После расставания он был всегда рядом с Альбедо и, конечно, поддерживал Кэйю, считая, что разлад минует и время расставит всё снова на свои места. Надежда угасала с каждым новым месяцем. К тому же на Альбедо тогда обрушилось и негодование родителей, всегда хотевших видеть хотя бы одного из своих сыновей около Кэйи, будущего короля. Впрочем, они не настаивали, но на них всё и не закончилось. Новые знакомства с альфами для омеги оборачивались стабильно плохо: в глазах общества было весьма вероятно, что принц рано или поздно захочет возобновить с ним отношения, поэтому никто не хотел встревать и вызывать немилость, что омегу, конечно же, сильно задевало, хоть он и не показывал, фыркая и изредка отпуская по этому поводу шутки. Дайнслейф над ними никогда не смеялся. Однако время шло, а Альбедо не сдавался, решив то ли забыться в случайных связях, то ли просто отвлечься. В общем, свои самые тёмные ночи блондин предпочитал проводить не один, ещё и уезжал от дворца подальше, чтобы не ловить косых взглядов и не провоцировать ненужные слухи. Во дворце, однако, всё равно знали о похождениях, не особо осуждая, но и не поддерживая разгульный образ жизни бывшей пассии наследного принца. Если говорить о Кэйе, то Дайнслейф был уверен, что тот обо всем знал, но почему-то решил не встревать, разрешая бывшему делать то, что он захочет. Так продолжалось, наверное, полгода. Потом омега резко переключился на свои исследования, снова принялся активно учиться и, можно сказать, встал окончательно на ноги, оборвав с пылкими любовниками все связи. И всё бы ничего, если бы не один маленький секрет, который они совместно хранили от Кэйи. Секрет, про который Дайн не собирался молчать вопреки просьбам омеги. Но бета понимал, что в нынешней ситуации пока лучше держать язык за зубами. Но совесть давила на рыцаря в большей степени, чем на Альбедо. — Мне это всё не нравится, — бета пнул небольшой камешек с дорожки, хмурясь. Омега, нагнувшись и наклонив почти распустившийся бутон какого-то цветка ближе к себе, замер. — Ты должен занимать место подле Короля. Все будут сравнивать его с тобой, говоря, что он не дотягивает. Он тебе не может быть даже соперником. Ты сделаешь всем одолжение, если вразумишь Кэйю сейчас. — почти с просьбой произнёс Дайнслейф. — Ты его даже ещё не видел, — Альбедо, сохраняя на лице и в голосе завидный флегматизм, присел все же на корточки, чтобы наклониться ещё ближе и оценить аромат цветка. При влажном климате и так пахло от клумб за километр, но то было амбре. Омега же хотел понять, что и как пахнет по отдельности. — Зато я знаю тебя, — угрюмо озвучил факт мужчина, не понимая, как омега может быть так беспечен. — И мне этого достаточно. Ты — лучшая кандидатура. Всем это известно. Все ждут вашего воссоединения, особенно сейчас. Может, поговоришь с Кэйей? Пока не стало слишком поздно. — Дайн… — голос Альбедо стал более мягким, нежным, можно сказать, уступчивым. — Мы же уже это обсуждали. Меня устраивает всё так, как оно есть сейчас. Не больше, не меньше. Я ровно в той золотой середине, в какой и хотел всегда находиться. — Ты сам убеждаешь себя в этом, — не принял ответ за правду рыцарь и скрестил на груди руки. Ему, как бете, всегда не хватало чуткости и эмпатии, он, если и причинял сейчас неудобство или даже боль омеге своими словами, не понимал этого. Зато это понимал Альбедо, снисходительно цокнув языком и вздохнув. — Я всегда буду любить его, пусть уже и совершенно другой любовью, — омега с тоской посмотрел в сторону дома, вспоминая изнуренное от последних событий лицо Кэйи. — Мои чувства достаточно глубоки, чтобы отпустить его к тому, к кому он стремится. Я надеюсь, что ты тоже отнесешься с уважением к его выбору, — Альбедо сказал это так, что сомнений не оставалось: разговор окончен. Дайнслейф, может быть, ждал другого ответа, но, получив этот, обезоруженно возвел глаза к небу. Спорить с Альбедо бессмысленно, как и всегда. — Соберу пока ещё пару образцов, раз уж магистр Гуннхильдр оказалась не против, — Альбедо вынул небольшой металлический пинцет из карманчика на груди. — Думал, генетикам растения не так уж интересны, — поддался ему Дайн, снова посмотрев тому в спину. Вот уж странные у друга увлечения. — Это для гербария, — улыбнувшись, поделился омега. — Сам потом будешь умолять меня показать, а я, так и быть, позволю тебе посмотреть. Только не трогай, это дело хрупкое, — будто уже заранее озвучивая диалог в будущем, Рэйндоттир прикрыл ненадолго глаза. Из-за порыва теплого ветра пшеничные локоны омеги слегка растрепались на макушке, но тот совсем не обратил на это внимания, уже полностью увлекшись делом. До молча наблюдавшего за ним Дайнслейфа донёсся сладковатый аромат спелых персиков. Бета не разбирался, какие ещё там были нотки, знал лишь, что Альбедо специально наносит на себя парфюм, почти идентичный своему собственному запаху феромонов. Он когда-то сказал с улыбкой на губах, что беты в его окружении не должны быть обделены знанием, как именно он пахнет. Тогда Дайнслейф только посмеялся, но сейчас, понимая, что омега взял духи с собой даже в такую дальнюю и важную поездку, ему становилось горестно. Наверное, потому что из близкого окружения у Альбедо был только один бета. И это он.***
Шум затих полностью. В разных углах комнаты, не смотря друг на друга, застыли две фигуры. Шокирующим для обоих было, пожалуй, то, что они всё ещё здесь. Оба. — Вы повели себя очень недальновидно, крутя роман с моим сыном за моей же спиной, — уже более расслабленно подытожил Крепус, морщась от ощутимого дискомфорта после словесной перепалки. — Я не мог иначе, Вы меня никогда бы не приняли, — рационально объяснил Кэйа и медленно приоткрыл глаз. Голова просто нещадно раскалывалась, а сущность разрывалась на части, не зная, куда деться от терзающей боли. В её сердце будто втыкали зараженные иглы, причём постоянно, не давая передохнуть. Он был разбит, возможно, полностью. Всё держалось только на оболочке, как думал про себя Кэйа, скорее всего, обесценивая собственные силы. — И сколько? — настырно спросил Крепус, его иногда сложно было понять, но сейчас принц уловил суть вопроса. — Около года, — без обмана ответил Кэйа, пристально глядя на мастера. — Но всё завязывалось между нами ещё раньше. Мы осмысленно подошли к отношениям. — Архонты… — почесав бороду, выдохнул обреченно аристократ. — Как Дилюк? — спросил принц после недлительной паузы ровным, размеренным тоном. Это то, что было для Кэйи действительно важно. Несмотря на все обиды и недопонимания. И даже если Дилюк захочет прекратить с ним отношения, то он любить омегу от этого не перестанет. Им следовало поговорить, но сейчас навалилось слишком много, чтобы ехать и выяснять отношения, к тому же следовало окончательно остыть от минувшей ссоры, отойти от шока, факта разорванных ментальных нитей. Огорчало и разочаровывало, что омега решил поступить именно так, не посчитавшись с его чувствами, поставив низменные проблемы выше уз Истинных. Альберих винил Дилюка, ещё больше винил себя, сгорая от испепеляющих его чувств снова и снова. Он чувствовал себя брошенным, ненужным, незначимым. Кэйа не считал, что сделал что-то настолько плохое, чтобы заслужить быть полностью отверженным, стать сразу менее любимым. Наверное, лучше было бы сейчас им разойтись, чтобы облегчить эту боль, отгородиться хотя бы на время, ведь время лечит подобные раны надежнее всякого лекарства. Но Кэйа от одной только этой мысли вздрагивал каждый раз, боясь даже рассматривать такой вариант. Однако если Дилюк так хочет, то что он может сделать?.. Хотелось верить, что омега просто поступил не подумав, будучи на эмоциях, но Кэйа сомневался. Он любил Дилюка, а Дилюк любил его, но… что, если этого оказалось недостаточно? Кэйа мог бы назвать произошедшее самой большой и горькой потерей, но и это было не так. Когда вчерашним днём он получил письмо из порта Ли Юэ, написанное почерком Дайнслейфа, он сразу почувствовал, как безвольно немеет тело. В письме не было ничего конкретного, только просьба дать свои точные контакты. Друзья были здесь, приплыли издалека, но это не означало ничего хорошего. Они не сказали заранее, видимо, не было времени, а в письме о таких вещах не пишут. И в этом месяце не пришло письмо от дяди, в одночасье его регента и единственного близкого родственника, отношения с которым были не просто тёплыми, они были именно родными. Это его семья. Горячо любимая, бесценная. Несколько часов проведя в неведении, Альберих открыл дверь друзьям дрожащей рукой. Он надеялся, так надеялся, что ему скажут не то, о чём он уже и так догадывался. Как назло, Альбедо и Дайнслейф были одеты в тёмное, почти черное — они бы не стали рисковать конфиденциальной информацией и своим одеянием выдавать положение в стране, однако… «…Его больше нет с нами» — первое и последнее, что помнил Кэйа, не слыша больше собственного дыхания, не видя ничего, кроме одолевающей его тьмы. Боль утраты затмила собой всё, он, не сдерживая судорожных всхлипов, принял объятия друзей. Он был безутешен. Было много слёз, шептаний в звенящую пустоту, Альберих отказывался верить. Это невозможно, этого не может быть. Слёзы текли и текли, струясь по щекам, впитываясь в ткань на плече Дайнслейфа. Кэйа, уткнувшись в него, чуть не сошёл с ума от горя, ощущая, что рассудок, как и сознание вот-вот покинет его. Он отказываясь верить, что человека больше просто нет, а ведь он даже не смог попрощаться. Его боль была остра, ярка, а боль друзей — притуплена прошедшими неделями из-за поездки, и этот факт наносил ещё больше мучений, ведь он узнал самым последним. Он должен был быть там, на родине, когда дядя умирал, как оказалось, из-за болезни, о которой он долго никому не рассказывал. И сейчас, когда его народ нуждается в правителе больше всего, Кэйа стоял здесь: надломленный, потерянный и убитый горем. Альберих, лихорадочно глотая слёзы, почти не почувствовал, как холодная игла пронзила кожу. Конечно же, Альбедо взял с собой всё необходимое, чтобы максимально облегчить его мучения, те самые, которых Кэйа так страстно и безрассудно желал. Он хотел страдать, потому что правда думал, что заслужил. Но, видя обеспокоенных друзей, ему становилось ещё более горестно: он обязан жить, быть в здравии и ясном рассудке. Потому что он некогда наследный принц, а сейчас автоматически стал… королем. У него больше нет права тратить свои силы на такие вещи, как самоуничижение. Полностью опустошенный, он только ближе к вечеру связался с Джинн, сразу же давая понять, что скоро уедет. Альфа сам не понимал, как держится ещё на ногах и может даже улыбаться, будто бы не рухнул весь его мир. Гуннхильдр, хмурясь, предложила переночевать у неё и решить все незаконченные дела. Среди них было и дело Дилюка, но до него они не успели ещё добраться — Крепус опередил. Уже было утро, но Кэйа совсем не хотел спать. Он притупленно всё ощущал и чувствовал, до него доходила только часть эмоций, но и те не были хоть немного утешающими. Сидя перед бетой, он сам не знал, какая дозировка препаратов сейчас циркулирует в его крови, но знал наверняка, что пора уезжать. Окончательно. Так что да, ему было жизненно важно знать, что с его омегой всё в порядке. И что это не изменится, когда он уедет, покинет эти места. И, если им суждено, то они ещё встретятся. Обязательно встретятся. — Дилюк? Справляется вроде, — буркнул недовольно Крепус и заприметил в шкафу за стеклом знакомую бутылку. Одуванчиковое вино пришлось бы сейчас очень кстати. — Не найдётся выпить? Возмещу Джинн убытки. — нет, он не сменил гнев на милость, просто требовалось уже наконец во всём разобраться. Переметнув взор туда, куда смотрел бета, Кэйа хмыкнул. — А это моё, — отметил Альберих, сверкнув уставшим взглядом. — Тогда не возмещу, — бета скривился. — Тогда я не налью, — парировал принц, бессильно усмехнувшись. Крепус взял бутылку и открыл сам, подцепил с полки бокал. Кэйа, видя неминуемость ситуации, молча отодвинул бумаги со стола. Аристократ поставил бутылку на стол и, чуть подумав, взял ещё один бокал и плеснул туда немного напитка, считая, что этим положит начало результативным переговорам. Принц выгнул бровь в изумлении. Сделав глоток и смочив горло, он заговорил первым. — Документы прочтёте? — казалось, беспристрастно спросил альфа, в ожидании уставившись на нахмуренное лицо мастера. — Грязное белье Аякса? Мне это неинтересно, — Крепус напускно улыбнулся и подлил себе ещё напитка. Кэйа на него посмотрел выразительно, с каким-то нехорошим предчувствием. — У меня информации достаточно для того, чтобы разорвать помолвку. Либо поставить на «стоп» на очень длительное время, — продолжил настаивать альфа, не понимая, как можно отвергать его помощь сейчас. — Странные связи, я бы даже сказал, для общественности вопиющие. Люди Вас поддержат. Он, конечно, может в ответ пустить тоже слухи. Хотя бы о нас с Дилюком. Репутация пострадает, возможно, — не стал скрывать вероятность убытков Альберих, посчитав, что Крепус и без того о них догадывается. — Я бы и так уже не допустил этого брака, — с явной неохотой отозвался аристократ и опустошил очередной бокал, кинув озадаченный взгляд на полупустую бутылку. Кэйа себе ни разу не подливал. — К чему тогда это всё? — спросил раздраженно Кэйа и снова откинулся на спинку кресла, явно не зная, что ещё можно сказать по этому поводу. Ситуация напрягала даже больше, чем в самом начале. — Я пришёл к Вам, когда уже принял решение на его счёт, — Крепус, будто в неверии, хмыкнул и покачал головой. — Мне осталось принять решение только насчёт Вас.