VANTABLACK

      Элазар Роули являл собой олицетворение Магической аристократии. Его мать — Ликорис Блэк, отец — Сиквдус Роули, — почтенные господа, достойнейшие представители каждый своего рода. Будучи вторым ребёнком, но единственным сыном, Элазар был любимцем в семье. Он рос, окружённый заботой родителей и старшей сестры, но в то же время под стальным давлением и ожиданиями, как от будущего главы рода.       Семья Роули владела большими кусками земли по всей территории Магической Великобритании. В магловском мире они отмечались как непригодные для жизни и земледелия, но то были плодороднейшие и лучшие участки, которые сдавались в аренду, а над некоторыми шёл «хозяйский» надзор: там выращивались зерновые культуры, фрукты и овощи, а также паслись стада. И почти все «плоды» роуливской земли уходили на столы Хогвартса.       Роули заняли эту нишу почти что с самого основания школы. Времена были тяжёлые, земли у тогда ещё не особо знатных Роули — не так уж много, но и студентов в школе училось значительно меньше. Место главного поставщика оказалось не занято и то и дело случались перебои с поставками муки и яиц, а детей кормить надо; ведь, несмотря на наличие огородов у школы, где могли в ограниченном количестве выращивать капусту и разводить кур, требовались ещё молочные продукты, мясо, крупы и много других овощей. С тех пор это «бремя» осталось за родом Роули, который значительно окреп, расширил своё влияние заодно с банковскими хранилищами.       Вскоре после этого Роули начали выкупать земли у фермеров поменьше, и к концу семнадцатого века стали монополистами в Магической Британии. Помимо Хогвартса, который до поры до времени был самым крупным их заказчиком провизии, они стали поставлять продукты для остальных заведений общественного питания по всей стране, затем добрались до Мунго, а в восемнадцатом веке переключились и на недвижимость.       Родом Роули была куплена добрая часть Косого и Лютного переулков, которые они тоже благополучно стали сдавать в аренду, — и это оказалось намного легче и прибыльнее Хогвартса с его постоянными проверками качества, навязчивыми работниками Министерства и прочей волокитой. Дети — святое, и им полагалось всё самое лучшее. Даже над пациентами Мунго не пеклись так, как о студентах Хогвартса. Оно и понятно. В Мунго, слава Мерлину, детишек аристократов было намного меньше, иначе и там бы было не вздохнуть под надзором Совета попечителей.       Род процветал. Молодому наследнику и любимому сыну ни в чём не было отказано.       У Элазара с детства имелись собственные амбиции, и тот факт, что ему рано или поздно придётся взвалить тяжкий груз главенства на свои плечи, не особо его стеснял. Сразу после школы отправился в Министерство, которое, как он посчитал, полностью удовлетворит его запросы. Он любил путешествия и дипломатическое общение. Для него это было сродни спортивному интересу. И его карьера шла в гору. Однако очень скоро умерла его старшая сестра, Верика, а затем — и болезненный кузен, Сельдор; и на Элазара легли заботы о благополучии и процветании их детей.       Элазар разрывался. Его отец стремительно угасал, потрясённый ранней смертью дочери и племянника, и уже не мог брать на себя часть обязанностей главы.       У Верики оставалась дочь — Сабастия. У кузена — малолетний сын, Торфинн, очень слабый и такой же болезненный, как Сельдор, — и никто себя не питал надеждами на его выздоровление… А у Элазара была Эстера, которую он должен был подготовить взамен себя. Крепкая здоровьем, смышлёная — она стала бы идеальным наследником. Но она девочка. А значит, выйдет замуж, и всё наследство достанется её мужу. Поэтому муж выбирался из «своих». Кому не жалко. Кто точно со всем справится и не промотает родовое состояние.       Краучи являлись отличным вариантом. Надёжным, проверенным временем. Но всё взвалить на Аспидиса не получится — у него будут свои обязанности, ведь и у Краучей есть семейный бизнес, а землевладельческими делами будут заниматься они, Роули. До тех пор, пока у Эстеры не родятся сыновья.       Элазара грела мысль о том, что он сможет увидеть внуков. Свадьба должна была состояться в течении трёх лет после окончания школы, и он молил судьбу, чтобы хотя бы одним глазком увидеть отпрысков; успокоиться, что его наследие не канет в лету.       Но в нём боролись три крайности.       Как глава рода, он хотел сделать всё по правилам. В идеале — передать бразды правления сыну, но Альварда умерла, а он оказался слишком предан её памяти, чтобы найти себе новую жену, поэтому у Эстеры не оставалось выхода. Элазару было важно не только сохранить семейное состояние до единого кната, но преумножить его, заставить процветать дальше, пусть и со слиянием с другой семьёй. Он с детства обрёк дочь на брак, хотя, будь у неё брат, он позволил бы ей выбирать мужа самостоятельно. Конечно, с отчего одобрения, но это всё мелочи…       Как амбициозной личности, которой не помешали никакие внешние препятствия, Элазар хотел видеть, как его ребёнок идёт по его стопам — не сгибается под весом семейных обязательств и делает свою собственную карьеру. Влияние в Министерстве — всегда плюс и для дел рода.       Но, как отцу, Элазару хотелось видеть своё дитя счастливым. А Эстера явно такой не была. Послеродовая болезнь Альварды разлучила дочь с матерью, а гувернантки и няни не смогли её заменить, как бы он себя в этом ни заверял. Эстере было одиноко. Периодически к ней приезжала её кузина Себастия, но и та почти всё время проводила со своим отцом во Франции. И у Эстеры оставался один единственный Аспидис.       Элазар его любил как родного сына. Порой завидовал, что Аспидис родился не у него, но тут же спохватывался и винил себя за такие расчётливые и несправедливые мысли. Он любил и Нестора, желал с ним породниться. Но всегда — и в первую очередь — он оставался главой своего рода. И ему хотелось, чтобы их отпрыски поменялись местами: не Краучи поглотили Роули, а Роули — Краучей.       Морской влажный воздух и светлое голубое небо Франции Элазар встретил без особого восторга. Да, виды прекрасные, вилла великолепная, но все эти мирские мелочи давно перестали волновать, и он с нечитаемым лицом перешёл границу антиаппарационного барьера, окружавшего виллу.       Можно было бы воспользоваться летучим порохом и прямым приглашением хозяев, но Элазар любил всё делать официально. Поэтому вернулся не одновременно с Цецилией и Нестором, которые прибыли уже неделю назад, а только сейчас, известив о своём визите заранее и по всем правилам приличия.       Мерно вышагивая по небольшому, но аккуратному саду, он смотрел перед собой — на белое трехэтажное здание в итальянском стиле. Вдоль крыльца, к которому выводила красивая широкая лестница, были рассажены идеально подстриженные клумбы; два маленьких фонтанчика по бокам весело журчали, а пухлые фигурки мраморных херувимчиков, с присущей им грацией, взмахивали крохотными крыльями и кружили над водой.       Авторская рука Цецилии узнавалась в каждой детали всех обиталищ Краучей, и Элазар невольно чуть плотнее сжал губы, в который раз отмечая, что Альварду такие вещи никогда не интересовали…       Образ жены встал перед глазами так же чётко, словно он видел её ещё вчера. Но в его воспоминаниях Альварда делилась на «до» и «после». Это всегда были два разных человека. Первый — живой и интересный, тот, в которого он влюбился ещё будучи школьником, а второй — потускневший, бесцветный, которым она стала сразу после свадьбы.       Элазар шумно выдохнул, так и не определившись, как к этому относиться. Бесспорно, он желал своей возлюбленной счастья, которое она не могла обрести с ним. И в то же время, будучи ревнивцем, не мог допустить, чтобы Альварда досталась другому. Вышло, что оба оказались несчастны; но Элазар успешно отгонял от себя эту мысль все долгие годы брака и не был уверен, что, будь у него возможность вернуться в прошлое, он не поступил бы точно так же…       Из размышлений его вывела тонкая фигурка Альварды в белом платье, мелькнувшая в окне второго этажа. Сердце сжалось, ошибочно восприняв желаемое за действительное. Но то была Эстера, уже скрывшаяся за покачивающейся шторой.       Элазар надавил подушечкой большого пальца на кольцо главы рода, крутанув его немного в бок. Холодный острый камень больно впился в кожу, отрезвляя и выводя его из воспоминаний. Только сейчас он понял, что так на него действовал полуденный зной и удушливый запах каких-то цветов. Он поморщился, отгоняя последнюю тень прошлого, и тут же принял извечное бесстрастное выражение лица.       На губах мелькнула учтивая полуулыбка, когда на крыльцо вышел Нестор с сигарой в зубах. Волосы были уложены в низкий хвост, рукава тонкой рубашки закатаны, а воротник расстёгнут ровно на две пуговицы, не больше. За неделю долгожданных каникул шурин успел немного загореть, лицо больше не казалось измождённым, как во времена наиболее активной тирании Гриндевальда, но за все эти годы осунулось и высохло. И, хотя Нестор по-прежнему был полон сил и так же аристократичен, что-то в нём упорно наводило мысль о дикости. Возможно, дело было в глазах… Они горели огнём; смотрели так цепко и пристально, точно он готовился к прыжку, к нападению, и сгорал от нетерпения почувствовать мягкость и теплоту кровоточащей плоти во рту.       Элазара эти изменения в старом школьном друге не пугали, но вызывали праздное любопытство, заставляющее пристальнее к нему приглядываться. Что-то определённо должно было повлиять на него. Но то, что могло повлиять, повлияло бы по-другому…       За годы войны Элазар увидел массу метаморфоз в человеческих личностях. В основном, люди отчаивались или оставались без сил, надежды, внутреннего стержня — можно называть как угодно. Не столь важно.       Этот год после победы над Гриндевальдом должен был стать последним в карьере многих. Люди заблаговременно подавали в отставку, извещая начальство, чтобы им успели подыскать замену. Они дорабатывали последние полгода, а затем во многих отделах должна состояться смена поколений. И это было понятно — люди устали и хотели покоя. Война унесла огромное количество жертв, и те, кто сталкивался с этим напрямую, или даже видел статистику на письменных отчётах, стали сильнее ценить жизни. Свои и своих родных, с которыми они хотели проводить как можно больше времени.       По правде говоря, Элазар сам порядочно устал, но тихая семейная жизнь была не для него. Вернее, она была ему недоступна, невозможна. Более того, он её ни разу не вкусил в связи с холодностью жены и не мог знать, чего лишается, да и лишается ли вообще… Он просто продолжал работать, поддерживая жизнь рода и тех, чьи жизни были ему вверены: своей дочери и невестки с его племянником. Себастия же жила под покровительством отца и его семьи, Гринграссов, и хотя Элазар всё равно регулярно пополнял банковское хранилище юной мисс, забот у него от отсутствия ещё одного подопечного становилось в разы меньше. И на том спасибо.       — Ты как всегда пунктуален, дружище, — Нестор обнажил белоснежные зубы в улыбке.       — Каков есть, — хмыкнул Элазар, бодрым шагом преодолел ступени и протянул руку хозяину дома, которую тот незамедлительно пожал цепкой хваткой.       — Надеюсь, ты останешься хотя бы на неделю. Мы собираемся в Ниццу через пару дней. У Малфоев на следующей неделе праздник. Ну, ты должен знать.       — Гм… — Элазар свёл брови к переносице, силясь вспомнить о приглашении. — Да, пожалуй, — он утвердительно качнул головой. — У Авиора, кажется, юбилей?       — Да, — Нестор повернулся спиной к перилам, на которые опёрся, и затянулся сигарой. — Думается, там же собираются объявить о помолвке Малфоя-младшего, — он выпустил в сторону струю тугого мутного дыма, и воздух наполнила горечь ванили с примесью чего-то восточного.       — Это ведь их однокурсница?       — Да, славная девочка, Тея Флинт, хоть и глуповатая, — Нестор вдруг оскалился. — Ей несладко придётся с нравом Авиора. Он терпеть не может эту черту в людях. Впрочем, Абраксас не далеко от него ушёл — такой же мнительный и придирчивый.       — Ну, в этом случае плохо придётся лишь ей, а будь она умной, у Малфоев бы образовались дополнительные проблемы.       — Н-да-а, — Нестор цокнул языком, снова затянулся, смакуя, покатал во рту дым и с наслаждением медленно выдохнул его через плечо, но вдруг криво ухмыльнулся. — Значит, мне нужно готовиться к проблемам, Роули? — он сощурился, в глазах заплясал огонёк.       — Долго же до тебя доходило, — в голосе Элазара послышались стальные нотки.       Нестор внимательно вглядывался в его лицо, выражающее крайнюю серьёзность и решительность. Сам Нестор смотрел так же, но более хищно, изучающе. Прошло пару секунд, прежде чем они одновременно моргнули. Нестор хрипло, но весело рассмеялся, а Элазар хмыкнул, оценив то искусственное напряжение, царившее здесь секундной ранее. Будь тут зрители, наверняка бы забеспокоились, не поняв причуды старых друзей. Нестор выпрямился и, прочистив горло, спросил:       — Так что, ты останешься?       — Только сегодня. В Бун Холл много дел, и мне нужна Эстера, поэтому её я тоже забираю.       Нестор скривил недовольную гримасу.       — Ты зануда, Роули. Чего ей киснуть в вашем доисторическом склепе, когда здесь солнце и волны? — он развёл руки в стороны, демонстрируя окружающие красоты. — Хотя она такая же бледная, как и до начала каникул. Салазар свидетель, кто-нибудь может подумать, что мы держим её в подвале и выпускаем на улицу только по ночам!       Элазар коротко рассмеялся.       — Что поделать, берёт пример с любимой тётушки.       Нестор фыркнул и снова затянулся:       — Эта дамская мода на бледность однажды сведёт меня с ума. Порой смотришь и не знаешь: привидение ли перед тобой или это очередная девица, которая хочет подражать вампирам? Ну да ладно, лучше скажи, когда праздник будет у нас? — он чуть склонил голову и посмотрел из-под тёмных бровей.       — Признаться, я надеялся, что этот вопрос решится сам собой, — Элазар издал невесёлый смешок. — Малфои, выходит, объявляют о помолвке уже сейчас… — он ненадолго задумался. — Зимой объявят Лестрейнджи, а свадьбу сыграют после стажировки младшего в Министерстве. Думаю, можно ориентироваться примерно в этот период. Через полтора-два года. Лучше — через три, четыре.       — Это слишком долго, Элазар, — Нестор нахмурился.       — Я ещё не закончил обучение Эстеры, — голос звучал бескомпромиссно. — Ей некогда будет заниматься этим после свадьбы. Она уже должна будет всё уметь. Война окончена, Нестор, ситуация налаживается… Да и мы пока не дряхлые старики. Нам некуда спешить.       Нестор хотел было возразить, но в этот момент из дома вышла Цецилия. Она лучезарно улыбнулась и протянула Элазару холёную ручку, которую тот с почтением принял и поцеловал, а затем обернулась к мужу.       — Милый, не заставляй людей стоять на крыльце после дороги! Дурной тон! — и тут же повернулась к Элазару и снова улыбнулась. — Пройдём в дом, дорогой, я уже приказала накрыть на стол.       Мужчины повиновались и вскоре расположились в просторной светлой гостиной, куда были поданы прохладительные напитки. Через минут пять послышались шаги со стороны коридора с лестницей, в зал вошла Эстера.       Элазар по привычке оглядел дочь с ног до головы, подмечая все изменения и детали в своём чаде. Такая же бледная, как и всегда, с заколотыми на затылке волосами, в свободном светлом платье и лёгких туфлях, она казалась младше своего возраста. Возможно, в этом был виноват фасон, а может, всё было из-за цвета. Обычно она предпочитала тёмные вещи и аксессуары. Эстера неспешно подошла к его креслу и Элазар поднялся ей навстречу.       — Здравствуй, папа, — она улыбнулась, взгляд смягчился, но тут же стал прежним, словно она опомнилась.       Его рука легла ей на плечо, а сам Элазар склонился и коротко поцеловал в макушку. Нестор любезно удалился, оставив их одних, и Эстера присела на край соседнего дивана.       — Как ты поживаешь?       — Всё хорошо, спасибо, — её ответ был рефлективный, но Элазар удовлетворённо кивнул себе под нос. — Ты закончил свои дела?       — На какое-то время я свободен. Завтра мы отправимся домой. Надеюсь, ты успела отдохнуть?       Эстера кивнула.       — Замечательно. На торжество Авиора Малфоя отправимся международным порталом. Малоприятно, но дома есть неотложные дела и мне необходимо, чтобы ты присутствовала, — предугадав любопытствующие вопросы, Элазар слабо улыбнулся и добавил: — Всё узнаешь дома.       — Я бы хотела посетить Косой переулок, когда мы вернёмся. У меня нет подходящего платья.       — Конечно, — Элазар хотел ещё что-то добавить, но посмотрел поверх головы Эстеры, она обернулась следом.       — Дядя! — торжественно воскликнул Аспидис, быстро миновав расстояние между ними. — Рад тебя видеть! Надеюсь, ты надолго?       Элазар пожал ему руку и радушно улыбнулся. Со стороны могло показаться, что видеть племянника он рад больше, чем родную дочь, хотя это было не так.       — Увы, дорогой, отбываю завтра и забираю твою сестру с собой.       Аспидис нахмурился, а потом посмотрел на Эстеру. Они встретились глазами, и Элазару показалось, что племянник сконфузился, а затем помрачнел. Это был секундный проблеск, а затем мальчишка придал себе прежний беззаботный вид и начал расспрашивать о работе.       — В отставку подают около трёх моих подчинённых, ещё двое боязливо косятся, видимо, раздумывают, — в голосе Элазара скользнуло раздражение. — У нас дефицит кадров, и если в моём Департаменте не такая большая текучка, то в других работа может прямо-таки встать. Надеюсь, среди твоих однокурсников много способных молодых людей, которые собираются подавать кандидатуры в Министерство, иначе нас ждёт послевоенный кризис.       — Конечно, дядя, — Аспидис обнажил зубы в улыбке. Она получилась немного зловещей, и Эстера незаметно для брата закатила глаза. — Надеюсь, ты примешь и меня под своё крыло?       Элазар вскинул брови.       — Неужели? Разве ты не к отцу?       — Нет, дядя, меня бредни министров не интересуют, а сам я им становиться не хочу и не планирую, поэтому буду надеяться на твоё покровительство.       — Я только рад, но ты уже обсуждал это с отцом?       — Я всё улажу! — на этот раз он улыбнулся очаровательно.       Элазар скривил губы в лёгкой усмешке, наблюдая за наглым юнцом. Никто не ждал, что Аспидис смиренно будет делать то, чего от него ждут, поэтому Элазар не особо удивился нежеланию путаться рядом с отцом. Нестор будет пытаться его подавлять и контролировать, как свойственно всем родителям, а для реализации потенциала нужна свобода. Причём много. Именно по этой причине Аспидис выбрал в качестве своего наставника своего дядю, а не любого другого занудного главу отдела. Элазар был строг, но это касалось ожиданий от результатов, а методы и процесс он мог доверить полёту вдохновения своего протеже, если бы счёл его достойным доверия. Аспидис явно был достойным. И вовсе не по причине их родственных уз.       — А у нас не найдётся ещё одного дяди в Департаменте Тайн? — невинно поинтересовалась Эстера, игнорируя недовольный взгляд кузена. — Знаете, я тоже не против привилегий кумовства…       Элазар хмыкнул, с любопытством посмотрев на дочь. Аспидис был возмущён, но словно удерживался, чтобы ничего не ответить.       — Кумовства? — скептически повторил Элазар. — Сомневаешься в своём брате, Эстера? Думаешь, он не заработает себе честное положение сам?       — Ну, почему же, — она хитро улыбнулась и одарила Аспидиса насмешливым взглядом. — Напротив, я в нём уверена. Это ведь семейное — прирождённый талант ко всему. Абраксас всего за три года прошёл тот путь в Департаменте магического правопорядка, который обычный клерк проходит лет за пятнадцать или двадцать… Конечно же, дело только в его исключительности и одарённости, которыми он честно и заработал своё положение! — сарказм в её голосе был осязаем. — Уверена, ещё через года три Абраксас завоюет место главы Департамента.       Элазар сощурился, пристально глядя дочери в глаза. Она с вызовом посмотрела в ответ, не стесняясь своей дерзости, и у него невольно расползлись губы в усмешке. Юлить смысла не было — никто в здравом уме не стал бы отрицать процветавшую в Министерстве коррупцию. Места покупались и продавались, а какие-то были предоставлены по праву рождения. Опытные работники, отдавшие службе лучшие годы своей жизни, были вынуждены склонять головы, когда очередной Абраксас Малфой или Аспидис Крауч с не обсохшим молоком на губах поступали на службу, сверху вниз глядя на всех не столь родовитых сторожил и ветеранов труда. И последним ничего не оставалось, кроме как смириться и потакать капризам наследников, которые после пройденных стажировок посещали Министерство, чтобы покрасоваться и посоревноваться в остроумии перед своими такими же напыщенными приятелями.       — Я в этом тоже не сомневаюсь, — улыбнулся Элазар. — И юный Абраксас, несомненно, будет достоин места главы…

***

      Обед прошёл замечательно, впрочем, как и весь последующий день, если не считать одной детали, которую почти сразу подметил Элазар.       Аспидис держался на расстоянии от Эстеры. На почтительном, вежливом, не привлекающем внимания. В сущности, именно такие отношения и ожидали от родственников в их кругах, но это было совершенно ему несвойственно. Аспидис всегда таскался за сестрой, звал её на все праздники, мероприятия; в детстве вообще требовал её постоянного присутствия, надоедая всем вопросами: почему они не могут жить вместе? А также закатывал истерики каждый раз, когда после выходных Эстеру забирали домой. В десять лет, когда им заблаговременно сообщили о том, что они помолвлены, Аспидис был крайне горд и доволен, в то время как Эстера впервые показала характер взрослым и разгромила кухню со столовой. Благо, всё это было вдали от Альварды, иначе ту бы непременно хватил удар. В отличие от Элазара, Нестора и Цецилии, она была против этого союза.       Пожалуй, единственным, в чём Альварда выражала несогласие с мужем и семьёй и активно вступала в споры и дискуссии, была только эта тема. Но Альварда ослабла после родов, на её стороне выступал лишь младший брат — Каспер, а с ней были не согласны все остальные; сам Элазар, старший брат, его жена и, что самое важное, её отец. Пожалуй, только благодаря Мабону Краучу, который соизволил собственной персоной навестить бунтующую дочь, Альварда дала своё скупое согласие. И после этого окончательно померкла.       Мабон Крауч имел поистине колоссальный авторитет. Старик вёл затворнический образ жизни в своём особняке и поддерживал связь с семьёй только по переписке, изредка встречаясь со старшим сыном, Нестором, по особым делам. Мабона было не вытащить из дома ни по одному поводу, кроме самых важных, и то он не навещал болеющую дочь, пока она не вздумала сопротивляться воле семьи; не присутствовал ни на одном юбилее ближайших родственников; и даже на первые Дни рождения внуков явился после долгих уговоров, а сами его визиты длились не больше пятнадцати минут, за которые он успевал всем и каждому продемонстрировать своё недовольство происходящим.       Внуки видели его буквально пару раз в жизни, очень боялись в детстве и до поры до времени избалованного Аспидиса можно было усмирить лишь угрозой позвать деда. Потом, впрочем, малыш смекнул, что деда просто так из дома не вытащить, и перестал на это вестись, но Мабона всё ещё боялся. Чего таить, его боялся даже Нестор. Цецилия становилась в его присутствии бледнее мела, да и сам Элазар держался со стариком крайне настороженно и почтительно. Неизвестно, что такого он творил с собственными детьми, раз одного его слова было достаточно для принятия решения, против которого так активно и горячо выступала Альварда…       В итоге она согласилась, хоть и довольна не была. Все остальные были. Кроме, конечно, Эстеры. Она любила Аспидиса, пускай и считала крайне навязчивым и всегда держалась на расстоянии, но а после того, как узнала про помолвку, стала пытаться отдалиться ещё усерднее. Может, даже понимала, что это бесполезно…       А сейчас точно так же вёл себя Аспидис, и это казалось странным. Эстера же демонстрировала непринуждённость, словно в их отношениях ничего не изменилось; передразнивала его, когда он важничал или говорил глупости, но если раньше он поддавался на эти придирки, отнекивался или спорил, то сейчас мрачнел, бормотал что-то невнятное и заминал тему, как если бы одно только напоминание о её присутствии отягощало его жизнь.       Разбираться в причине этих недомолвок в чужом доме Элазар не стал; лучше попытаться выяснить всё у Эстеры, прежде чем делать какие-то выводы. Он сомневался, что она ему хоть что-то да расскажет, но попробовать стоило. В любом случае, даже если эти оба друг друга возненавидят, свадьбе всё равно быть.

***

      Их родовое поместье находилось в округе Поуис, в графстве Брекнокшир, немного западнее маленькой деревушки Сеннибридж. Усадьба носила название Бун Холл и была поистине прекрасным и живописным в летнее время местом. Однако для больной после беременности Альварды такая изоляция не шла на пользу, и она проводила бóльшую часть времени в Италии. А когда Эстера немного подросла, Элазар вместе с ней решил перебраться в Лондон, чтобы быть ближе к Министерству. Да и, как он думал, в огромном особняке Эстере более одиноко, чем в относительно небольшом и уютном городском доме, пусть и на магловской улице. Впрочем, задержаться в Лондоне им тогда не удалось: помешала скоропостижная смерть Альварды, а затем и магловская война. С тех пор они туда не возвращались.       Так что и сейчас, после командировки, длиною в месяц, Элазар решил вернуться домой, прихватив заодно и дочь. Радушие и гостеприимство Краучей было поистине бесконечным, но, как родителю, Элазару всё ещё требовалось соблюдать рамки приличий и хоть иногда проводить время дома со своим ребёнком.       Элазар еле заметно поморщился, когда международный портал перенёс их в просторный холл поместья, а вот его дочь перенесла транспортировку намного хуже. Эстера покраснела, затем резко побледнела, поджала губы и затряслась, стремительно сгибаясь пополам. Её ноги вдруг подкосились и Элазар вовремя подхватил Эстеру под локоть, чтобы она не свалилась на пол.       Раздался слабый треск, и перед волшебниками появилась маленькая эльфийка.       — Рады приветствовать, хозяин, молодая хозяйка, — домовик поклонилась. — Как Хути может помочь?       — Позаботься об Эстере, ей плохо из-за портала. Ужин подай мне в кабинет. Ей передай, что утром после завтрака она должна прийти ко мне, — Элазар указал на полуживую дочь, и после кивка Хути, которая кинулась к хозяйке исполнять поручения, свернул в коридор перед лестницей.       С портретов на него любопытно косились предки, некоторые отсутствовали в рамах, какие-то здоровались и приветствовали нынешнего главу рода. Он сделал поворот направо, где, миновав более узкую лестницу, оказался на втором этаже и вошёл в свой кабинет. Защитные чары, дополнительно охраняющие его главную обитель, пропустили хозяина, и он, ослабив ворот тёмной атласной рубашки, наконец, свободно вздохнул. Мантию скинул на кожаный пуф у входа, игнорируя специально поставленную вешалку, и прошёл к большому отполированному до идеального блеска дубовому столу. Вся комната, включая закрытые стеллажи, расставленные вдоль одной стены, были из того же материала — красного дуба.       По центру комнаты, прямо перед большими зашторенными нынче окнами, и стоял этот стол. Перед ним — два кожаных кресла и диван. Над креслом самого Элазара, в пространстве между окнами, висел портрет расплывшегося в кресле лысого старика с пенсне, который прищурился и хитро растянул тонкие губы в улыбке.       — Долго же тебя не было на этот раз, Элазар, — прогнусавил старик.       — Здравствуй, дедушка, — он устало опустился в одно из кресел и палочкой рассёк воздух. Одна из дверей стеллажа отворилась, на секунду присутствующим открылся вид на мини-бар. На журнальный столик приземлились прилетевшие из шкафа бутылка и стакан. Наколдовав туда льда, Элазар плеснул сверху огденский виски. Отпил, подержал во рту алкоголь и сглотнул, прикрыв глаза. Лоб разгладился.       — Тяжела участь главы рода, сынок? — в словах предка явно сквозила насмешка.       — Какие новости, Сельдор? — игнорируя колкости, осведомился Элазар и сделал второй глоток.       — Не обнадёживающие, — дедушка снова усмехнулся, но в глазах мелькнула тревога. — Юный Торфинн снова болен, его мать в отчаянии.       — Он не отправится в школу в этом году?       — Должен, — Сельдор пожал плечами. — Не знаю, рассчитывать тут не на что, Элазар. Мальчишке не помог ни один целитель. Будет чудом, если он доживёт до окончания Хогвартса…       Молчание воцарилось на добрых пять минут, в течении которых каждый думал о своём. Тишину снова нарушил портрет Сельдора:       — Мой второй сын умер в расцвете сил. Первый не намного пережил его, успев похоронить моих внука и внучку. Остался лишь ты, твоя дочь, да Торфинн, который умрёт от болезни, как его отец и дед. Эстера выйдет замуж. Наш род закончится.       — Да, — сипло согласился Элазар.       — Такая ли хорошая идея была — выдавать её замуж за Крауча? Мы могли найти родовитого паренька, второго в семье, не наследника, он стал бы Роули и мы…       — Исключено! — Элазар поморщился в отвращении. — Я не доверю всё прошлое и будущее Роули какому-то проходимцу!       — Ну да, — Сельдор скривился, во рту блеснули золотые зубы, — пусть лучше всё достанется Краучам, перейдёт под их уютное крылышко, чем мы привлечём болванчика, который сохранит фамилию, пока управлять всем будет твоя дочь!       — Прекрати, дед, мы это уже обсуждали! Марионетка в роли мужа Эстеры — не выход. Это просто видимость существования, которое обречено прерваться! Лучше я гордо сольюсь с другой, достойной семьёй, чем буду изображать что-то, согласившись дать фамилию Роули чужаку! — Элазар впервые за последнее время повысил голос и с силой сжал стакан в руке. — У Краучей не окажется родственничков, которые захотят прибрать что-то к рукам, если с Аспидисом или Эстерой что-то случится. А насчёт болванчика я не смогу поручиться. К тому же, это будет значить…       — Что мы породнимся не абы с кем, а с семьёй твоей милой Альварды, — закончил за него старик, кривляясь.       Элазар в гневе поджал губ.       — Ты…       — Я всё понимаю, мой мальчик, — Сельдор неожиданно смягчился и тяжело вздохнул, устроился в своём кресле поудобнее, а руки сцепил в замок на большом животе. — Это моё стариковское упрямство, не обращай внимание. Я знаю, что твоё решение оптимально, но мне тяжело смириться, что наш род стремится к закату…       Элазар прикрыл глаза и запрокинул голову к потолку.       — Мне тоже, дедушка… Мне тоже.       — Будем надеяться на лучшее. Может, Торфинн окрепнет и успеет произвести наследников, но…       — Будем готовиться к худшему, — Элазар горько усмехнулся. — Скоро это можно будет сделать девизом семьи.       Сельдор грустно улыбнулся и покачал головой.

***

      Элазар ставил на письмо печать с гербом рода Роули, когда в дверь постучали.       — Входи, — отдал распоряжение Элазар, не отрывая взгляд от конверта, на который невербально накладывал заклинания.       Вошла Эстера, ровно после завтрака, как он и требовал, и осталась стоять у двери, ожидая, когда он закончит с делами.       — Хути. — Появился домой эльф, которому было слевитировано письмо. — Когда отправишь, подготовь портрет.       — Да, хозяин, — пискнула эльфийка и исчезла с тихим треском.       — Как ты себя чувствуешь? — наконец, обратив внимание на дочь, осведомился Элазар.       — Всё в порядке. Я готова была зайти ещё вчера, но Хути сказала дождаться утра, — Эстера подняла взгляд выше головы Элазара и он понял, что на портер вернулся старик. — Здравствуйте, — она коротко кивнула в знак приветствия.       — Полно, дитя. — Элазар почувствовал, как Сельдор улыбается. — Можешь обращаться не так официально, пусть ты пока и не глава рода.       — «Пока»? — Эстера изогнула брови.       — Ох, опять я сплоховал, — старик хихихнул, икнул, а его пенсне вывалилось и повисло на груди. — Ты никогда и не станешь настоящей главой, ведь если нет рода — нет главы, — и хрипло засмеялся, прерываясь на икоту.       — Уйди, — в раздражении приказал Элазар, и Сельдор смылся с портрета, всё ещё заливисто смеясь. Эстера сморщила носик. — Не обращай внимание. Он очень расстроился из-за болезни Торфинна. Обычно он не пьёт…       Эстера помрачнела и опустила взгляд в пол.       — Мне жаль, — тихо пробормотала она и сцепила руки за спиной.       — О чём ты?       — Мне жаль, что я дочь, а не сын, — пояснила она, разглядывая мыски своих ботинок.       — Что за глупости, Эстера, — фыркнул Элазар и нахмурился. — Не принимай его слова всерьёз. Наследие Роули продолжит существовать, даже если…       — Это неправда, отец, — резким голосом прервала она. — Всё было бы иначе. И не только для тебя и рода, но и для меня, — Эстера запнулась, но тут же, понизив голос, добавила: — Нет смысла с этим спорить, но и сожалеть о несбывшемся тоже, наверное, не стоит.       Элазар промолчал и вперил взгляд куда-то впереди себя, после чего вздохнул и поднялся с места.       — Пойдём, — он открыл дверь и кивнул на выход, после чего прошёл следом.       Эстера молча шла за отцом вниз по лестнице, пока они не завернули в маленький тупиковый коридорчик в левом крыле поместья. Здесь была одна маленькая дверка в подобие чулана, где хранились дополнительные стулья для торжеств и куча неизвестных коробок, а на стене висела большая картина, которая постоянно пустовала. Старая ведьма вечно где-то пропадала, но сейчас была на месте и сверлила надменным взглядом отца с дочерью.       Несмотря на возраст, в котором её запечатлели на картине, осанка была безупречной; седые волосы собраны в идеальный пучок, а в костлявых руках с невероятно длинными пальцами она держала остроконечную шляпу с широкими полями.       — Наследнички, — старуха скривила рот, — бездарные расхлябанные людишки! Пустили всё коту под хвост! Веками нажитое, веками! И как вам совесть позволяет после этого подходить ко мне, просить о святотатстве!       Эстера в смятении посмотрела на отца, а тот лишь вздохнул.       — Пропустите нас, Деметрия, — покорно попросил он.       Эстера выглядела изумлённой. Конечно, среди предков были разные личности; какие-то умудрялись дерзить и высказывать недовольства, но стоило Элазару один раз дать приказ, они подчинялись. Такова была Магия рода. А сейчас Элазар не приказывал, как поступил бы в любом другом случае. Деметрия была, наверное, самым древним из известных предков, и самым своенравным.       — Чего ради я буду пропускать вас в святилище дома Роули? — рявкнула старуха, презрительно поморщившись. — Вы все были обречены с момента рождения Артура! Род Роули был обречён! Вырожденцы! — она буквально выплюнула это слово по слогам. — Из поколения в поколение становитесь всё слабее, а сейчас дошло до того, что не осталось наследников!       Элазар заметил, как Эстера побледнела и сжала руки в кулаки, и снова вздохнул:       — Прошу вас, Деметрия, я должен показать ей.       — Ей?! — изумлённо протянула ведьма, а затем мерзко расхохоталась. — Этой соплячке, которая только и знает, что читать книжки по углам и ходить с несчастной физиономией?! Не смеши меня, Элазар! — Деметрия визгливо и в то же время хрипло прикрикнула. — Этот ребёнок никак не сгодится! Я согласна похоронить род с тобой, но ей не стать заменой. Я жду, когда она выйдет замуж и перестанет быть Роули, а наше наследие растворится в дикарстве Краучей! Позорники и подпевалы!       Элазар хотел было возразить, но Эстера, всё ещё белая, как мел, вышла вперёд.       — Я никогда не перестану быть Роули, злобная ты старуха! — процедила она, игнорируя возмущённое лицо Деметрии. — Я не откажусь от своей фамилии даже после вступления в брак, и мои дети тоже будут носить её, поэтому, как наследница рода, я приказываю тебе пропустить нас, иначе сожгу твой портрет!       Старуха прищурилась, внимательно вглядываясь в лицо потомка, а затем весело рассмеялась.       — Глупая ты девка, Эстера! Если сожжёшь меня, весь фамильный особняк превратиться в руины и пыль, ведь именно моя магия поддерживает тут жизнь! Иначе стал бы твой высокомерный папаша так распинаться передо мной?! Будь его воля, он давно вынес бы мой портрет из дома, — она злобно хохотнула. — Но твой настрой мне нравится, дитя, наконец, ты показала характер. Можете пройти… На этот раз…       Портрет со скрипом съехал чуть в сторону и перед ними оказалась деревянная полукруглая дверь без ручек и замков. Элазар прошёл вперёд, развернул руку тыльной стороной и два раза стукнул фамильным перстнем по дереву. Та растворилось в воздухе и открыла узкий тёмный проход. Эстера прошла следом. Дверь за ними снова закрылась. Они молча шли какое-то время, прежде чем Элазар не сказал:       — Не одобряю твоего хамства по отношению к предкам, но ты молодец.       Эстера еле заметно улыбнулась. Похвала от него была крайней редкостью и всегда находились свои «но» — она к этому привыкла и давно перестала обижаться. Он это тоже знал.       — Ты поссорилась с Аспи? — вдруг снова прервал молчание Элазар, но на этот раз остановился и внимательно посмотрел на дочь.       Она, кажется, удивилась его вопросу.       — Нет. С чего ты взял?       Элазар плотнее поджал губы и чуть сощурил глаза, прежде чем сказать:       — Он странно себя вёл, когда ты заговаривала.       — Я такого не заметила, — Эстера пожала плечами и собралась уже идти дальше, но Элазар ухватил её за плечо и не позволил сдвинуться с места.       — Ты обучилась Окклюменции? — Он заметил, как она замялась, и, не дожидаясь ответа, без церемоний попытался проникнуть в её сознание.       Эстера вскрикнула от резкой головной боли, но, как только он подобрался к первым размытым образам, грубо вытолкнула его из своей головы.       — Значит, да, — Элазар задумчиво почесал подбородок. — Полагаю, ты всё равно не расскажешь, кто тебе помог… Я планировал сам тебя учить, но раз ты уже это умеешь, времени на всё остальное у нас будет больше. Идём.       Эстера озадаченно посмотрела на него, прежде чем, придя в себя, отправилась следом. Его голос выражал определённую степень довольства, так что это была вторая похвала за короткий промежуток времени. Очень на него не похоже.       Они спустились по спиралевидной узкой лестнице вниз и оказались в огромном помещении. Потолок был невероятно высоким, наверное, в пять этажей, и по изумлённому выражению лица Эстеры стало понятно, что она не понимала, как всё это время не знала о таком большом подвале. Стены, пол и потолок были из камня, по углам и вдоль стен горели факелы, которые стали ярче, как только спустился хозяин дома.       — Что это? — вопрос был задан громко, но эхо не последовало из-за специальных чар.       — Родовое святилище, кладезь нашей магии и силы. Место, где ты всё обретаешь или теряешь, — загадочно протянул Элазар и прошествовал в центр.       — В каком смысле? Что я могу потерять?       — До этого момента ты использовала лишь собственный запас магической силы, Эстера. И получала её из предметов и среды, которая тебя окружала. Но теперь ты можешь обращаться к Магии рода, к магии твоих предков. Конечно, если ты справишься с заданием…       — Я стану сильнее? — неуверенно поинтересовалась она.       — Если захочешь, — уклончиво ответил Элазар, но, встретив требовательный взгляд, еле заметно усмехнулся. — Сила — это не то, что даётся тебе в награду просто за хорошие результаты. Ты можешь иметь большой запас магической энергии, отточенные движения и талант ко всем дисциплинам, но оставаться слабой. Сила — это то, что ты выгрызаешь собственными зубами. И не один единственный раз, а всё время держишься за неё, как голодное дикое животное, и с каждым новым укусом стараешься отхватить побольше, пока, наконец, не задохнёшься от собственной жадности… кхм, — он кашлянул и отвёл взгляд в сторону. — В общем, быть сильной или нет — зависит только от тебя. То, через что ты пройдёшь сегодня, просто определит, сможешь ли ты пользоваться родовым магическим источником, увеличишь ли собственный запас или нет. Ну и, конечно, изучишь родовые заклинания…       — И что или кто будет определять, достойна я или нет? — скепсис в её голосе позабавил Элазара, но он ограничился лишь:       — Ты сама. Начнём.

***

      Прежде, чем Эстера успела что-либо сказать, со всех сторон послышался лязг цепей. Словно змеи, они в мгновение ока сделали бросок, и кандалы обвили её руки. Цепи натянулись. Эстера подвисла в воздухе, а когда попыталась сопротивляться, заметила, что её ноги тоже были обездвижены. Металл впивался в кожу, но болтаться в воздухе оказалось не больно. Цепи только лишали возможности двигаться, а висела она благодаря магии. Очень заботливо.       Отец тем временем с будто из ниоткуда взявшейся чашей в руках подошёл к Эстере и начал еле слышно шептать какие-то заклинания. Прислушиваться было бесполезно, потому как различить слова мог лишь тот, кто их знал, и взгляд лишь скользили по красивой золотой чаше с резным изображением герба рода.       В центре щита — чёрные горы, достопримечательность Поуиса; тонкая диадема венчала щит, а над ней взлетал коршун, — вымершая во всей Великобритании, кроме Поуиса, птица, — в чьих когтистых лапах была крохотная золотая овца — символ важности разведения и плодородия, чем род Роули и занимался с незапамятных времён. Внизу была выгравирована лента с крохотными буковками, которые Эстера не могла видеть с такого расстояния, но девиз рода знала наизусть.       Отец направил на неё свою палочку из красного дуба, чем отвлёк от созерцания семейной реликвии. Эстера тихо вскрикнула, когда Режущее заклятие отсекло кусок материи с предплечья и там образовался порез. Отец подставил чашу под довольно обильную струю крови, которая стремительно наполняла сосуд. Эстера зажмурилась, когда голова начала кружиться, но продолжила молчать. Чаша наполнилась наполовину, и только тогда порез затянулся и отец отошёл.       Посреди зала возник небольшой пьедестал, на который водрузили сосуд. Отец отошёл на несколько шагов, затем окунул кончик своей волшебной палочки в кровь Эстеры, вывел незнакомый ей символ в воздухе, а затем тряхнул рукой, и несколько капель брызнули на каменный пол.       — Novus sanguis ad locum tuum! — пробасил он и отошёл ещё на пару шагов.       Секунд десять, пока кровь не начала исчезать и впитываться в камень, ничего не происходило. Затем послышался противный скрежет. Эстера поморщилась. Но не могла определить источник шума, но вскоре на том месте, где только что стоял отец, стало подниматься ещё одно возвышение. Прошла минута, прежде чем прямоугольный каменный пьедестал полностью показался из-под земли. В ту же секунду его верхушка раскололась и с неё посыпались камни. Взору открылась точно такая же чаша, в какую была набрана кровь, но намного больше. Рядом стоял совсем маленький чёрный кубок, которым отец зачерпнул содержимое чаши и вернулся к Эстере.       — Пей, — приказал он и поднёс кубок ко рту.       Эстера только сейчас смогла увидеть содержимое — что-то густое и тёмно-красное… Но противиться и задавать вопросы было не время и не место, и она покорно примкнула губами к сосуду. Замерла на мгновение, борясь с отвращением и шоком от того, что это и вправду оказалась кровь, но по бескомпромиссному лицу отца поняла, что выпить придётся всё… Вязкость во рту была нестерпимой, от кислого вкуса железа хотелось откашляться и напиться воды. Эстера с трудом сделала последние два глотка и откинула голову назад, чтобы её не вырвало.       — Accipere aut perdere! — отец коснулся кончиком палочки её лба, и в месте соприкосновения древка с кожей ударил слабый разряд молнии.       Эстера отключилась.       Сквозь сон без сновидений понимала, что только что выпитая кровь, вместо того, чтобы идти к желудку через пищевод, рассасывалась по всему организму. Проникала в органы, мышцы, кожу. Какое-то время Эстера ничего не чувствовала. Затем ощутила дикое жжение по всему телу — будто что-то чужое и инородное захватывало её, но тело сопротивлялось. И начиналась агония.       Эстера жадно ловила губами воздух, но понимала, что задыхается. Хотелось расчесать кожу до мяса, чтобы остановить это, но она не знала, где её руки и не могла ими управлять. Все внутренности сводили болезненные судороги, и ей поневоле захотелось опорожнить содержимое — не только желудка, но и всего тела. Чтобы осталась просто оболочка. Без мозга, который пульсировал, раз за разом ударяясь о черепную коробку. Язык и гортань высохли, и по ощущениям покрылись толстой шершавой корочкой. Ни один членораздельный звук, как думала Эстера, больше никогда не будет ей подвластен… Ещё один сиплый вдох дался огромным трудом, и она резко распахнула глаза. Хрипела, тяжело дышала и чувствовала, как пот скользит с виска, а дрожащие руки впиваются во что-то холодное и твёрдое.       Посмотрела вниз, на свои руки, расставленные по бокам красивой мраморной столешницы и успокоилась… пока не поняла, что они не её. Слишком длинные пальцы. Словно паучьи лапы, с острыми когтями на концах. Эстера в ужасе оторвала от них взгляд и столкнулась с собственным, но не своим, отражением, — безумными глазами из зеркала на неё смотрела Деметрия. Зрачки были расширенные — буквально чёрные блюдца, перекрывающие всю радужку; узкие хищные ноздри раздувались то ли от ужаса, то ли от гнева, а тонкие губы кривились, готовые выкрикнуть самые скверные проклятия. Лицо ещё не испещрено морщинами, относительно молодое — Деметрии было не больше сорока, но всё происходящее приводило Эстеру в ужас.       Она отпрыгнула от зеркала, споткнулась о длинный для неё подол средневекового платья и упала на пол. Вскрикнула от болезненного удара, который пришёлся на копчик и волной прошёлся по всему телу вплоть до мозга. Но когда оказалась на полу, замерла. Услышала чьи-то шаги. Дверь скрипнула, в проёме появился взволнованный темноволосый юноша:       — Матушка, что с вами?!       — Я в порядке, Роули, — глухо отозвалась Эстера, приподнимаясь на локтях. Она не узнала собственный голос, но отчётливо знала, что перед ней стоял её сын, которого так и звали — Роули.       Он кинулся к ней, встал на колени и мягко придержал за спину. Встретившись с ним взглядом, Эстера вдруг поняла, что сейчас будет, и уже не удивилась, когда смотрела глазами Роули, но теперь уже на «свою» мать — всё ту же Деметрию.       Женщина растерянно моргнула, видимо, позабыв, как и почему оказалась на полу. Ведомая чутьём, Эстера поднялась, оставив Деметрию на полу, и, попутно оглядываясь, снова подошла к зеркалу. Теперь она узнала комнату — это была самая просторная спальня на втором этаже, в которой никто никогда не жил и не останавливался. Поменялись лишь обои и портьеры. Мебель стояла та же, в первозданном виде, без единой царапины, как и изначально.       Зеркало отразило острое лицо юноши с таким же ястребиным носом, как и у его матери. На лбу, несмотря на молодой возраст, уже стали проступать залысины, но он был по-своему красив. Серые глаза не казались Эстере такими же бесцветными, как её собственные. В облике Роули угадывалась сила и мудрость. Она чувствовала это, как если бы знала наверняка, на что он был способен. В конце концов, ему суждено было увековечить своё имя в качестве фамилии древнейшего и благороднейшего рода…       Эстера моргнула. И на неё посмотрели уже не серые, а бледно-голубые глаза какой-то девушки. Смутный ряд воспоминаний пронёсся в голове, но для обработки всей информации не хватило времени. Она точно поняла, что эта девушка — превосходная целительница из обедневшей, но древней семьи. Через ещё мгновение вместо неё показался юноша постарше, который был почти что полной копией своего отца, Роули, но унаследовал глаза матери. Ещё один взмах ресницами — и перед Эстерой женщина чисто блэковской наружности, а сама она — в теле того голубоглазого парня. Лица и тела начали сменяться один за другим, но вместе с детальным рассмотрением внешности своих предков, Эстера слышала и отрывки их мыслей и переживаний; погружалась, пусть и на доли секунды, в их проблемы, и в какой-то момент поняла, что может этим управлять…       Так она узнала об искусственно созданном неурожае в двенадцатом веке, в результате которого семья Роули окончательно заняла главенствующую роль в поставках продовольствия в Хогвартс и избавилась от мелких фермеров. Ещё, чуть позже, единственный наследник чуть было не сбежал с маглой, но ту подставили: продемонстрировали толпе зевак волшебство, и те её сожгли на костре; а неудавшегося предателя крови посадили под замок, обманом заставили жениться, после чего он покончил с собой… Ещё один предок, Гракк Роули, увлёкся охотой на людей. Порой он сжигал целые поселения, но по наставлению более мудрого отца стал целенаправленно отрабатывать на маглах различные проклятия, пока им не был разработан первый вариант Круциатуса. Менее болезненный — но только потому, что жертва погибала почти сразу; кости буквально ломались и взрывались внутри тела, осколки попадали в мышцы, разрывали артерии и органы и, хотя проклятие было крайне впечатляющим, добивались другого — возможности продолжительно пытать, но без причинения смерти. Вскоре попытки Гракка увенчались успехом, но, по иронии судьбы, им же придуманным Круциатусом, его до полоумия запытал собственный внук…       Следующие предки были менее кровожадные, чем Гракк, но не менее изобретательны. Одна из них открыла способ убийства драконов для изготовления из их жил волшебных палочек. Кожу, мясо и остальные части тела давно придумали, как использовать, но жилы добавляли лишь в зелья или обереги. Так в реликвиях рода Роули появилась первая собственноручно созданная — и первая в Великобритании — палочка с драконьей жилой, которую, однако, никто после смерти создательницы не использовал — слишком уж она была нестабильной.       Пожалуй, на Средние века пришлись самые яркие и выдающиеся представители рода. Не всегда уравновешенные и миролюбивые, но, бесспорно, талантливые и яркие.       История семьи Эстера не обошлась без убийств, предательств, жертвоприношений, трагедий и слёз, но в ней так же имела место быть верность, любовь, преданность роду, собственным идеалам и принципам. Поначалу некоторые поступки и личности ужасали и вызывали омерзение, но вскоре и Гракк Роули стал казаться не таким уж безумным и свирепым… И даже его праправнучка, принёсшая свою новорожденную дочь в жертву, чтобы спасти мужа, — а вместе с ним и весь род, который мог остаться без наследника, — вызывала только сочувствие и восхищение.       Тёмные времена тогда нависли не только над маглами, но и волшебниками. Тут и там свирепствовали дикие существа всех мастей, драконы встречались уж больно часто и безудержно терроризировали простой люд. Кругом царили страх и раздор. Смертность была огромная и, чтобы защищаться от врагов и нечисти, которой из года в год становилось всё больше из-за непрекращающихся магловских войн в Европе, волшебники шли на крайние меры…       Тёмная магия процветала. Свободно практиковались все её виды и направления, в том числе и некромантия, пока сплотившейся общественностью из магов не было принято решение начать гонения на воскресителей мертвецов (они никому никогда особо не нравились). По мере изгнания злых духов, разработки и расшифровки древнейших Защитных заклинаний и рун, которые отчасти стали возможны благодаря эпохе Возрождения, Тёмная магия постепенно сходила на нет — в ней переставали так отчаянно нуждаться. Жизнь налаживалась. Благодаря гильдиям истреблялись особо опасные волшебные существа. И хотя войны на Островах периодически вспыхивали, с их последствиями маги научились заблаговременно справляться; сразу после битвы навещали поле брани, дабы упокоить души павших и очистить место скверны и кровопролития. И даже несмотря на продолжающиеся гонения на ведьм и колдунов, люди становились всё менее отчаянными,       Грязь и тьма, которую творили пращуры, бесспорным следом отразились и на всех их потомках. В том числе и на самой Эстере. А вместе с тем всё хорошее; все чудеса и добродетели вроде тайных исцелений несведущих маглов и хорошего урожая в плохие времена, тоже занимали значительное место в истории семьи. Оставалось это лишь принять.       Лица продолжали меняться. Когда Эстера дошла до прапрадедушки, Артура Роули и его жены, Элладоры Блэк, на чужих — но её — глазах выступили слёзы. Сельдор Роули, ещё не тот пузатый старик, каким его изобразили на портрете, его строгая жена Гмерта, урождённая Яксли; их сын Сиквдус Роули, которому было суждено похоронить двоих детей, и его жена, Ликорис Блэк; пришла и очередь отца, Элазара Роули, он был совсем молод, может, младше самой Эстеры, и, наконец, мать, Альварда Крауч, встреча с которой отозвалась ноющей болью в сердце. И вот — сама Эстера. Смотрела на себя от лица того, кто ещё не был рождён. Кто, возможно, точно так же пройдёт ритуал и отследит практически всю свою генетическую линию до самой основательницы, Деметрии, подарившей миру юношу по имени Роули. Слёзы обожгли — на этот раз её собственные — щёки, и нужные слова сами пришли на ум:       — Accipio!       — Et dabo tibi donum! — Сотня образов и лиц возникли перед Эстерой в один миг; сотни чужих голосов, таких родных и знакомых, зазвучали в унисон, и среди них она услышала свой собственный, примкнувший к ним, принятый ими, как и она приняла их; и в этот момент почувствовала, как чужая — нет, её собственная — магия усилилась многократно, тёплыми волнами понеслась по кровотоку, наполнила волокна мышц и воздух.       Эта магия не сделает всесильной — Эстера это знала и не надеялась. Но понимала, как важно было прочувствовать всё наследие Роули, заключённое не в десятках тысячах галеонов и красивых особняках, а в единстве Магии рода, в её тайнах, которые теперь Эстера сможет открыть. Она счастливо рассмеялась от своей принадлежности к чему-то столь древнему и великому! Это было доступно не всем и каждому, в том числе и чистокровным семьям, которые, как сказал Реддл, позволили себе забыть.       Она открыла глаза. Всё то же подземелье. Отец стоял чуть поодаль и молча наблюдал. Цепи всё ещё удерживали запястья и щиколотки, но, словно зная это всегда, Эстера чуть пошевелила пальцами руки, и цепи с кандалами растворились в воздухе. Колени предательски подогнулись, когда она коснулась ступнями пола, но чудом смогла устоять.       Отец с довольным видом влил её кровь в чашу с кровью предков. На мгновение их ослепило красное свечение. Затем всё померкло: даже факелы не разгорались, пока пьедесталы с уже привычным скрежетом не исчезли под землёй.       — Я рад, что всё получилось, — отец ободряюще улыбнулся и, положив ладонь на голову Эстеры, слегка потрепал.       — А могло не получиться?       — Конечно. Ты не могла увидеть такие случаи в истории рода, ведь их не приняли и они не дали потомства. Когда кто-то начинал сопротивляться, не принимал прошлое и пращуров, он сходил с ума. Магия крови забирала его собственную магию, разум, а зачастую и тело. — Эстера шокировано распахнула глаза, но отец лишь пожал плечами. — Такова цена. Чтобы что-то получить, ты должен что-то отдать взамен. Равноценное. А если не можешь, то в любом — и не обязательно родовом — ритуале рискуешь крупно поплатиться.       — Значит, все погибшие были просто недостойны?       — Получается, так.       — А не было варианта не проходить обряд, если сомневался?       — Конечно, можно было сбежать, но в таком случае ковен медленно, но верно забирал твои силы. Сквибом бы человек не стал, но это однозначно имело плохое влияние… — отец тяжело вздохнул. — Понимаешь, Эстера, это риск. И он может крупно вознаграждаться, если на него уверенно идти с холодной головой. И мы, Роули, в большинстве своём не сбегаем от своей судьбы.       — Я не могла сбежать, ведь ничего не знала об этом ритуале…       — Ты знала, что после того, как тебе исполнится семнадцать, тебе предстоит пройти что-то опасное для жизни. Для труса это было бы достаточно, чтобы сбежать, поджав хвост. Ты так не поступила. В любом случае, давай перейдём к практике, пока у тебя ещё есть силы. Все интересующие тебя вопросы разберём потом.       Эстера покорно кивнула и встала напротив отца.       — Я покажу тебе несколько родовых заклинаний. Некоторые из них ты могла видеть в воспоминаниях. Может, какое-то тебя заинтересовало? Можем начать с него, но изучим все, включая семейные Защитные чары. Они особенно важны для охраны наших территорий и наших секретов.       На секунду Эстера растерялась, но слова сами пришли на ум:       — Я бы хотела выучить то, которое использовал Гракк Первый.       — Что ж, — отец выразительно кашлянул, — не думал, что первым ты выберешь его, но он в любом случае входит в «программу», поэтому начнём… Итак, название первой версии Круциатуса, но со смертельным исходом — Круцекрепитус…

***

      Они занимались около часа, пока потерянная кровь не дала о себе знать неприятными подташниванием и головокружением. Кровь предков, частично восполнившая собственный запас, сохраняла бодрость всё это время, но силы кончались и эффект спадал. Эстере следовало научиться поддерживать такое состояние самостоятельно. Отец сказал, что они будут заниматься всё время, которое потребуется для освоения. Но первый урок вышел достаточно коротким, поэтому уже через час они сидели в кабинете отца.       Какое-то время Эстера молчала. Приходила в себя и пила Крововосполняющее зелье, пока отец перебирал какие-то пергаменты за столом. И как только почувствовала себя лучше, уточнила уж больно волнующую её вещь:       — Раз открытая во мне Магия рода не может сделать меня сильнее без моих же усилий, не значит ли это, что она лишь помогает сильнее раскрыть потенциал и увеличить его? — Дождавшись утвердительного кивка, она спросила следом: — А что насчёт людей без рода?.. Допустим, полукровка, который точно не проходил таких обрядов, но он… невероятно силён и талантлив. Его потенциал — огромен. За счёт чего это возможно? Врождённое это или приобретённое?.. Например, благодаря другой магии… особенно Тёмной?       Отец, озадаченный неожиданным вопросом, нахмурился. Пытливо посмотрел на неё, но Эстера не поддалась его настойчивой осторожности и не смутилась. Спустя минуту изучающего взгляда всё-таки заговорил:       — Я не могу сказать, не увидев подобный случай лично. Раз ты используешь такие громкие слова, вроде «таланта» и «огромного потенциала», полагаю, дело правда феноменальное, не так ли?       Эстера лишь кивнула.       — В таком случае, как ты и предположила, это может быть просто природный гений, — продолжил отец, отставляя пергаменты и облокачиваясь на спинку кресла. — Данные, усиленные и улучшенные грамотным подходом. Но если всё кардинально отлично от простого таланта и усердия, то дело и вправду в иной магии. Она не обязательно Тёмная… Всё в этом мире построено на взаимообмене. Ты получаешь что-то лишь взамен чего-то другого. Этот принцип работает не только в Тёмной магии. И хотя многие составляющие «привычной» и «разрешённой» магии имеют общие корни с Тёмной, об этом не принято говорить, — он презрительно скривил губы. — По сути, не только использование составляющих животных, типа лягушачьих лап или крови дракона, но и лепестков или корней растений, всё это — так называемый ритуал жертвоприношения. Но завуалированный… — отец задумчиво провёл костяшками пальцев по губе. — Если рассматривать нашу магию без посторонних ингредиентов и того, что из них готовят, то есть вне зельеварения, это всё равно остаётся своего рода обменом. Да, даже в искусстве Чар или Заклинаний. Ты выпускаешь свою магию, тратишь энергию взамен на, как бы это назвали маглы, чудо. То же самое, как если бы ты тратила время на чтение и изучение, получая взамен знания. Но, как ты знаешь, при неправильном подходе можно потратить энергию и не получить результата… В магии всё то же самое. Однако есть лазейки. Которыми тоже не все могут пользоваться правильно.       — Получение мной доступа к Родовой магии — это и есть лазейка? — неуверенно осведомилась Эстера.       — Верно, — отец утвердительно качнул головой. — Ты не получила силу. И даже не увеличила запас собственной магической энергии. Ну, разве что самую капельку. Это несущественно, но, грубо говоря, ты улучшила её качество. Сделала её «роднее» и податливее. У человека есть мышечная память. И точно так же у нас есть память крови. Крови, которая текла, течёт и будет течь в наших потомках. Этим ритуалом мы лишь закрепляем и укрепляем и без того существующую связь. Но мы снова отвлеклись… — он прочистил горло. — Магия рода — одна из лазеек для более глубокого изучения и самопознания, но не единственная и даже не обязательная. Если ты полукровка или маглорождённый, у тебя тоже есть шанс примкнуть к усиливающим твою магию источникам. И в Тёмной, и в Светлой магии всё это будет строиться на обмене и взаимовыгоде. Просто ты будешь обращаться к разным вещам.       — Как это понимать?       — Можно черпать силу, заключая договоры или совершая ритуалы со Светлыми существами, вроде единорогов. Однако… специфика такой магии в том, что всё должно быть добровольно. Ты не можешь прийти и заставить единорога или другие Светлые силы к сотрудничеству. К тому же, спектр того, где ты сможешь использовать полученные преимущества, — конечно, при условии, что тебя сочтут достойным, — довольно узок. Светлая магия прекрасна в созидании или восстановлении разрушенного. Но если ты попытаешься её очернить, она станет не менее опасна, чем самая Тёмная магия. Светлая вполне способна на проклятия тех, кто её не чтит. Потеря разума, магической силы, вечные неудачи — небольшой перечень того, что может с тобой произойти. Стоит вспомнить, какое проклятие грозит человеку, который вздумает использовать кровь единорога… Поэтому к Светлой магии обычно не прибегает никто, кроме целителей и глубоких моралистов, убеждённых, что им никогда не придётся делать неоднозначный выбор в своей жизни, — в глазах и словах отца читалась насмешка. — Что касается Тёмной магии, то спектр её применения намного шире…       Отец какое-то время помолчал, а затем заговорил намного твёрже и выразительнее:        — Ты можешь убивать, разрушать, сводить с ума, пытать, оживлять и даже исцелять. Если ты не дурак без опыта, и не будешь переходить в крайности, а останешься в трезвом уме, то сможешь умело пользоваться ею всю жизнь. Но чаще всего люди или вовсе опасаются к ней приближаться, боясь обезуметь, или ныряют в омут с головой: прощупывают рамки дозволенного и собственных принципов, и в какой-то момент достигают точки невозврата. Не знаю, называть их безумцами или храбрецами, но, благодаря таким немногочисленным людям, мы и получили много открытий в магии… Поэтому большинство использует Нейтральную магию. Ею тоже можно убить, покалечить или разрушить, но чаще всего это выходит ненамеренно. К нейтральной магии относится также Магия стихий и, каким бы странным это ни было, Родовая магия, или Магия крови. Более Светлые или Тёмные оттенки придаёт ей лишь сам ритуал — а их великое множество, так что изначально она Нейтральная. Вот почему, обращаясь за силой, человеку, вне зависимости от статуса его крови, не обязательно сразу прибегать к Тёмной.       — Но если это однозначно что-то Тёмное?       Отец чуть приподнял брови и с минуту вглядывался в лицо Эстеры. Она не представляла, о чём он подумал, но почему-то была уверена, что он размышлял: о том, откуда и почему у неё возникли такие вопросы; и о том, что сама она не нашла никакой информации по этому вопросу. Ни в школьной, ни в домашней библиотеках. И даже у Краучей ответов не было. Оставалось надеяться, что отец не станет допытываться о причинах её любопытства… Эстера и так крайне редко обращалась к нему с просьбами или вопросами и предпочитала справляться сама.       — В таком случае, если мы исключаем Родовую магию, это обращение к Тёмным сущностям, — наконец заговорил отец. — Заключение договоров, чаще всего построенных на жертвоприношениях. Разумеется, недобровольном со стороны жертвы, — он хмыкнул себе под нос. — Хотя этот пункт не всегда обязательный… Раньше довольно популярной была Гоэтия. Практика обращения к бесплотным сущностям, сгусткам энергии, отчасти с самосознанием, которых принято называть духами или демонами.       Отец на секунду прикрыл глаза. У Эстеры создалось впечатление, что он упорядочивал мысли.       — «Ду́хи» — более нейтральный и правильный термин, так как «демон» придаёт ей лишний моральный и религиозный окрас, делит на добро и зло, а это просто энергия. Как ты знаешь, энергия не берётся из ниоткуда и не исчезает в никуда. Она оставляет следы, может рассеиваться, приобретать другую форму; проникать во что-то или в кого-то, появляться в другом месте, трансформироваться или сгущаться в одной точке. Именно благодаря «сгущению» похожих по своим структурам энергий и образуются так называемые ду́хи. Их тоже делят на Светлых и Тёмных, но это лишь следы использованной магии — её выброса, или воли человека, покинувшего этот мир. Как правило, самые «сильные» ду́хи — самые древние, но и самые нестабильные, непонятные человеческому разуму. Воля или дух какой-нибудь древней ведьмы Эрихто имела бы по-настоящему колоссальный и чудовищный потенциал. Не знаю, оставила ли она после себя что-то такое вольно или невольно, но если предположить, что да, то представь, как на протяжении многих веков, как к магниту, к её духу притягивалась похожая энергия… Тёмная магия, которую практиковали маги после неё… И, возможно, такие же ду́хи, более слабые, которые были поглощены ею. К нашему времени это был бы вполне сформированный источник огромной силы. Вполне вероятно, с самосознанием, так как впитал в себя волю и замыслы людей — а отпечатки этого всегда остаются в магии. Но сам по себе этот сгусток энергии ничего не может. Ты знаешь, почему?       Эстера прикусила губу и задумалась, спустя полминуты неуверенно ответила:       — Потому что это источник?       — Верно, — отец удовлетворённо кивнул. — Конечно, если представить, что такой сгусток хаотично гуляет по свету, он может «заражать» предметы, места или людей, но зачастую это слабые жертвы. Какой-нибудь полоумный магл или обезумевший волшебник, а часто просто ребёнок могут ощутить присутствие духа, поддаться влиянию, стать одержимыми. Предметы, уже когда-то проклятые, или со следами магии могут впитать в себя частичку энергии, что усилит проклятие. И места, где есть неупокоенные души, где совершались Тёмные дела, как убийства и жертвоприношения, тоже уязвимы, чтобы стать проклятыми… Но сам по себе источник безвреден. Он не может причинить вред здоровому человеку в трезвом уме, вне зависимости от того, магл он или волшебник. При большой концентрации сгустка рядом может стать немного неприятно, но и на долю не так, как это было бы с дементорами, которых могут чувствовать даже маглы. И хотя дементоры имеют намного меньший потенциал, они что-то вроде живых существ, в то время как сгусток — просто источник, и тебе решать, обращаться к нему или нет… По этой причине возможны договоры и сделки. Источник имеет некое подобие самосознания: он хочет взаимодействовать с реальными миром, но ему нужен проводник. И именно таким проводником может стать волшебник. Чем сильнее и древнее сгусток, тем больше потенциала и могущества может получить маг, но и тем выше вероятность, что не справится «с управлением», сойдёт с ума и погибнет. Таким образом, источник получит для себя тело, удобный инструмент, который какое-то время будет проводить магию источника в реальный мир, а затем, после смерти волшебника, заберёт часть его сил или души обратно. Конечно, чем более опытный и умелый волшебник, тем ниже шанс плохого исхода… Существует возможность даже под конец жизни «расторгнуть» договор и не дать собственной воле или силе примкнуть к источнику, но вне зависимости от нашего желания, когда происходят всплески магии, в том числе и в детстве, мы уже не можем контролировать, что станет с этой энергией. Она может развеяться, трансформироваться, влиться во что-то другое. И когда умирают волшебники, часть их магии, не сдерживаемая более телесной оболочкой, покидает её и начинает существовать сама по себе или же примыкает к чему-то более сильному. Поэтому такие сгустки были, есть и будут всегда.       Все волоски на теле Эстеры встали дыбом.       — Получается, сила, взятая благодаря договору с таким источником, увеличивает твой потенциал? Но что конкретно происходит? Мощность какого-нибудь Экспеллиармуса у такого человека будет намного больше, чем моя?       — В том числе. Также источник даёт практически неисчерпаемый запас магической силы. Конечно, при условии, что всю проводимую через себя силу человек выдержит морально и физически. Поэтому, если ты слабый или нестабильный, особых преимуществ не получишь. Лишь быстрее умрёшь от истощения, безумия или чего похуже… — отец еле заметно улыбнулся. — Помимо этого, источник позволяет тебе лучше защищаться. Он обволакивает тело, словно дополнительный защитный слой из магии. Надёжнее, чем броня из драконьей кожи, улучшенная самыми сильными заклинаниями. Но везде свои «но». Чтобы поддерживать «защиту» вокруг собственного тела, нужна чуть ли не идеальная концентрация и стойкость. Говорят, что Мерлин держал защиту даже во сне; настолько он мог её контролировать, но наверняка мы этого никогда не узнаем… В этом, по сути, и заключаются отличия между Нейтральной и Тёмной магией. Твой родовой источник не даст тебе таких преимуществ. Он лишь поможет лучше чувствовать свою магию, магию рода и её волю, сделает магию податливой и более управляемой; он также даст тебе небольшую защиту, но не более. Родовые заклинания и тайны полагаются, но в сравнении с источником сгустка Тёмной магии — это ничто. Но и «побочных» действий от Родовой магии много меньше. В конце концов, на то она и Родовая… Что касается Светлых источников, так называемых чудес, божественных исцелений или даже воскрешений, — если ты понимаешь, о чём я, — это те же самые сгустки, но с энергией другого толка. Они не такие хаотичные и разнообразные, как Тёмные, а более податливые, но узкие в применении. Даже какие-нибудь маглы или сквибы, движимые благими намерениями, могут использовать частички этой силы, просто чаще всего это выходит неосознанно. Оттого и все чудеса, ставшие известными маглам. Но и их они списали на божью волью, — отец насмешливо изогнул губы.

***

      Прошла почти неделя, как они вернулись домой, и каждый день отец проводил с Эстерой не меньше четырёх часов, посвящая в дела рода и его тайны, а также обучая заклинаниям. Поднимать навыки боевых заклинаний не требовалось, поэтому бóльшую часть времени он помогал осваивать Защитные чары. Те, которым обучил Эстеру Том, выходили у неё когда как, поэтому чаще всего их накладывал сам Том или Аспидис с Норбаном. И почему-то только сейчас поняла, какими важными чары оказались. И как плохо ей давались… Не так плохо, как Окклюменция, но такая дотошная концентрация и последовательность в действиях являлись для Эстеры тяжёлым испытанием. А чары, передававшиеся у Роули из поколения в поколение, были особенно сложными из-за древних и малознакомых сигилов, в запоминании которых теперь приходилось проводить всё свободное время. Помимо этого, отец постепенно вводил в курс дел семейного дела. Всё это навевало на Эстеру тоску и уныние, и она определённо бы отчаялась, если бы то и дело не ныряла с головой в собственные мысли и переживания — они как нельзя лучше отвлекали от повседневной рутины и тоски…       Эстера могла похвастаться насмотренностью в дуэлях. Бывало, что и в детстве на торжествах она проскальзывала на такие зрелища вместе с Аспидисом. По правде, это считалось дурным тоном. Особенно, в присутствии дам. Поэтому, когда уже было за полночь, подвыпившие благородные мужи тайком ускользали по приглашению хозяина дома в подвалы или на окраины их имений, где каждый желающий мог «тряхнуть стариной»; вспомнить, как выполнять не только повседневные заклинания, но и боевые. Конечно, и в ту пору существовали Дуэльные клубы для волшебников (даже подпольные, где сражались насмерть), но тогда Эстера об этом не знала, так что, не упуская возможности, украдкой пробиралась вместе с братом «посмотреть одним глазком». Тогда всё казалось красивым фейерверком. Изредка — с брызгами крови, но всё равно красивым. Однако, решив пересмотреть их в Омуте памяти после реддловского клуба, Эстера убедилась, что ни один из тех взрослых и более опытных волшебников не сравнился бы с Томом. И дело, как она теперь поняла, было не в его природном таланте. Опыт взрослых разбивался о его нескончаемый запас энергии, которым едва ли мог похвастаться кто-то из тех, кого она видела в бою — им это было ни к чему. Без надобности. Дуэли для них — просто баловство, и всерьёз никто ими не занимался. А Том словно не видел (или не хотел видеть) никаких ограничений, никаких предостережений с огромной надписью «ОПАСНО».       Том Реддл сражался редко, но от того более эффектно. И хотя против него стояли такие же школьники, а не взрослые признанные волшебники, он держался так, будто знал каждый следующий шаг оппонента. Эстера только сейчас осознала, что за все дуэли, которые ей довелось увидеть, его толком никто и не ранил, хотя часто он сражался с пятью или семью противниками подряд.       Мысли о том, что Том мог черпать свои силы из источника, ужасали… Но хотя бы объясняли его нечеловеческую выносливость и запас магической энергии. Когда он успел узнать об этом? Когда он успел этим овладеть? Года два назад Эстера бы подумала, что это всего лишь странно для школьника, пусть и такого талантливого. А сейчас это лишь в очередной раз убеждало в серьёзности его намерений.       Но несмотря на то, что от этих мыслей неизбежно пробегал холодок по спине, Эстера старалась не думать ни о чём другом. События двухнедельной давности дамокловым мечом висели прямо над ней, и она всё оттягивала момент, когда её прорвёт. Воспринимая это как вызов самой себе, она испытывала собственную выдержку и хладнокровие и откладывала момент душевных терзаний. Хоть и знала, что это неизбежно. Что рано или поздно пожалеет и ей будет так стыдно и гадко, что захочется навсегда избавить мир от себя. Но Эстера упорно продолжала заниматься самовнушением: уверяла себя, что так было нужно, что рано или поздно это даст свои плоды. В конце концов ей жутко хотелось проучить Аспидиса!       Столько лет Эстера терпела его подобострастное обожание, его преклонение перед Томом, словно перед божеством! Её невероятно раздражало, какую картину мира для себя выстроил Аспидис и как слепо в это верил! И Эстере хотелось ткнуть его лицом во все многочисленные «но»! Показать, что не всё так идеально. Ничего не могло быть идеально, когда дело касалось Тома! Он ведь другой… Он не похож на остальных… он словно слеплен из другого теста и даже мыслил иначе. И Эстера с садистским предвкушением ждала, когда её кузен начнёт прозревать…       Его напускной холод никак не задевал. Она знала, что Аспидис займётся отрицанием. Будет злиться. И пускай злится! Ему полезно! Порой казалось, что его эмоциональный диапазон рассчитан лишь на две категории вроде «хорошо» и «нехорошо». Он так легко всё воспринимал: то, что место короля, о котором он мечтал, занял не он, и то, что этот самый король диктовал свои условия и раздавал поручения. Том хочет, чтобы Аспидис пренебрёг семейной традицией ездить на каникулы во Францию и остался в школе? Легко! Том хочет, чтобы Аспидис стащил или купил определённые ингредиенты для ритуалов и зелий? Проще простого! Том хочет, чтобы всё свободное время Аспидис посвящал его планам и тренировкам? Только в радость! Хочет, чтобы изменил своим планам и пошёл в другой Департамент? Прекрасно! И Эстере до нетерпения хотелось узнать, как же Аспидис поступит; примет ли то последнее, чего его лишает Том и что хочет забрать себе?       Эстера не считала себя вещью. Не считала, что кто-то мог иметь на неё какие-либо права. Но и не тешила себя фантазиями, а воспринимала мужское собственничество как данность. В каком-то смысле она ведь тоже была собственницей… Её до сих пор корёжило, когда Гелла Гэмп, которую она однажды превратила в курицу, ходила рядом с Эрионом или что-то говорила ему на ухо! Но Эстера не считала себя вправе что-то за это предъявлять. Она была никем. Никто не знал про её отношения с Эрионом, кроме его самых близких друзей. Для остальных она была реддловской подстилкой — так её в тайне называли многочисленные поклонницы Тома и немногочисленные его неприятели. Эстера не обижалась. В конце концов, подстилок у Тома была половина Слизерина, среди которых особенно выделялись и Норбан с Аспидисом. Она была лишь одной из многих…       Но Эстеру не переставали сжирать мысли, что на самом деле и Эрион считает её такой. Слабой, безвольной, податливой любому влиянию. Она ощущала свою грязь, толстым слоем покрывающую с головы до пят, и не понимала, как это нельзя было не заметить… Эрион наверняка заметил. Но ничего не говорил. Порой Эстера начинала думать: а вдруг он с ней только из-за секса? Вдруг просто использует её? А затем корила себя за гнилые мысли, за собственную испорченность, через призму которой воспринимала и его. Эрион был красивым и популярным парнем. Не таким популярным, как Том и, может, не таким красивым. Но ему точно не было нужды морочить себе голову и тратить время на обучение Окллюменции, если он хотел просто секса…       Эстере хотелось верить, что Эрион нашёл в ней что-то, чего не видела она сама, чего не замечали другие. Она знала, что была желанной. Из-за своей внешности, но бóльшей частью из-за своего приданного. Единственная наследница рода Роули. Идеальная невеста, способная своим состоянием поправить положение любого загибающегося семейства. Поэтому внимание Тома не виделось таким уж значимым. Она подозревала, каким расчётливым он мог быть и не видела в нём искренности. Остальных вожделеющих она не замечала вовсе. Но Эрион… Он был другим. И Эстера отчаянно хотела узнать, как и почему он её полюбил. Хотела, но боялась узнать. Он ведь мог ошибиться. Придумать что-то, наделить теми качествами, которых она на самом деле была лишена… Это виделось по-настоящему страшным — узнать, что на самом деле всё это время любили не её. Не тот романтизированный образ, выстроенный в голове. И в то же время в Эстере жила уверенность, что всё так и было. Что это лишь видимость. И что Эрион, узнав о всех её тайнах, тотчас же побрезгует к ней прикоснуться…       Отчасти поэтому её измена с Аспидисом не казалась хоть сколько-нибудь значимой. Эстеру давно испортил Том, а она сама давно запятнала свои руки кровью, а душу — Тёмной магией. Едва ли сдержанность в ту ночь поправила бы положение или обелила её личность…       — Отчего печалишься, милая? Пути назад нет…       Хриплый, слегка насмешливый голос вывел Эстеру из мыслей. Но когда она подняла голову, ожидая увидеть в каком-нибудь портрете Деметрию, никого не обнаружила. Все четыре картины, что висели в этом крыле коридора, были пусты. Эстера тряхнула головой, избавляясь от наваждения, и быстро спустилась по боковой лестнице в гостиную на первом этаже. Мельком взглянув на себя в зеркале и убедившись, что выглядит вполне сносно, забралась в камин и разборчиво произнесла:       — Косой переулок!

      Середина лета — отличное время для посещения этого места без толпы и сопутствующих неудобств, поэтому, выходя из «Твилфитт и Таттинг», Эстера сразу заприметила высокую шатенку. Та, почувствовав на себе даже кратковременный взгляд, сразу обернулась, вскинула брови от удивления и тут же, улыбнувшись, помчалась к ней.       — Oh, Esthera, quelle joie! — воскликнула красавица, схватив Эстеру за руки, и расцеловала её в щёки.       — Bonjour, Sebastia, — Эстера улыбнулась, когда её кузина отстранилась достаточно, чтобы ту можно было разглядеть. — Я ожидала увидеть тебя у Малфоев, но никак не здесь…       Себастия Гринграсс была удивительно красивой. Высокая, почти шесть футов ростом, с невероятно тонкой талией и миниатюрными для такого роста ножками, она выглядела поразительно эффектно и всегда привлекла к себе внимание. Она была на три года старше и закончила Шармбатон, а потому почти всё время проводила во Франции, где работал её отец. Впрочем, как полагала Эстера, живи Себастия в Великобритании, ближе бы они не стали, хотя отношения у них, можно сказать, хорошие.       Возможно, дело было в легкомыслии Себастии… Она ненавидела всё серьёзное. И была рождена, чтобы стать светской львицей. С детства обожала моду и семейные торжества, а когда впервые вышла в свет, больше никогда его не покидала. Дождавшись совершеннолетия, Себастия стала сама разъезжать по всем интересующим её мероприятиям; будь то выставки, аукционы, благотворительные вечера, приёмы и балы, или же просто международный шоппинг. Мода вообще являлась её главной страстью с детства и, стоило отдать Себастии должное, она преуспела не просто как главная модница в своей школе, а как новоявленный модельер. Она не брезговала магловскими идеями, адаптировала их под запросы волшебников и получала что-то новое. До Великобритании её слава пока не дошла, но маленький бутик, который ей помогли открыть её отец и отец Эстеры, пользовался большой популярностью у француженок. Даже сама Эстера, которой кузина любезно отсылала свои новинки, признавала её талант и с радостью принимала подарки. Однако, несмотря на творческие таланты, хорошее образование и весёлый нрав, проводить время в компании Себастии она не очень любила…       Себастия была умной, но упорно это прятала, не желая влезать в не поверхностные разговоры или отношения. Это, пожалуй, отталкивало больше всего, ведь, будь она глупой по-настоящему, ей бы прощались все шалости и дурость. Возможно, это показалось бы даже очаровательно, но Эстера видела в этом лишь притворство, потакать которому ей не хотелось, а насильно вытаскивать Себастию из всей этой мишуры вроде наигранного французского акцента она не собиралась, так что держалась учтиво и радушно, но на дистанции. Кузину, кажется, это тоже вполне устраивало.       — Ах, я была бы счастлива, но в Лондоне в это время будет выставка шубок! А поскольку я пока не представлена, будет не очень невежливо не прийти, — Себастия игриво подмигнула.       — Давно ты приехала? Дядя с тобой?       — Bien sûr que non! Он слишком занят, но ты увидишь его на торжестве. А я прибыла вчера вечером. Хотела попроситься к вам с самого утра, но у меня тут дела в банке. Papa совсем не щадит! Велел разобраться за него с этими уродцами в Гринготтсе, — Себастия чуть поморщила носик, но тут же позабыла о столь неприятных для неё существах и расплылась в улыбке. — Ах, cheri, я так рада тебя видеть! — она примкнула к Эстере, взяла её под локоть и они неспешно отправились гулять вдоль улицы.       — Ну, скоро мы начнём видеться чаще. Когда ты вернёшься в Британию окончательно…       — О, я жду не дождусь! Papa сказал, что мне здесь откроют бутик, представляешь! Мы возьмём помещение у дяди Элазара, будет огромная витрина и вывеска! А Норбан! — мечтательно пропела она. — Oh, c'est un ange! Мне кажется, я буду так счастлива!       — Он тебе и вправду понравился?       — Oh, oui! Он настоящий джентльмен! — воодушевлённо воскликнула Себастия. — И такой красивый! Правда, иногда мне кажется, он бывает так странен… Пару раз рассказывал о своём лучшем друге, с которым «обязательно следует познакомиться» и что я «буду в восторге». И он говорил об этом так странно, явно волновался, как если бы знакомил меня с родным отцом. D'ailleurs monsieur Лестрейндж просто душка! — если секунду назад её лица коснулась лёгкая тень озабоченности, то при перескоке на более приятные воспоминания оно вновь радостно засияло.       — А что он ещё говорил о своём друге? — любопытство взяло верх, и Эстера решила ему поддаться, игнорируя информацию о Растабане Лестрейндже, которой Себастия с охотой бы поделилась.       — Почти ничего. Даже имени не назвал. И ни фамилии! Только говорил, как он умён, какие у него блестящие идеи и прочую чепуху, — она снова сморщила носик и изящно махнула рукой. — Глупости! Норбан ещё мальчишка, только оканчивает школу! Главное, что он высок, — Себастия хихикнула и потянула Эстеру вперёд. — А ты уже купила платье для торжества? — Мысли и темы для разговоров сменялись с бешеной скоростью, а в частности — те, которые ей не нравились, и Эстера решила не напрягать ими свою кузину. — Я думаю, будет здорово, если мы посмотрим вместе! Отправимся ко мне в апартаменты и я помогу тебе с образом! Что скажешь, cheri? — глаза Себастии лучились восторгом.